Карен Маккьюла-Лутц Девичник

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Не было в штате Калифорния, на планете или во всей Вселенной человека, который хотел смотреть «Дни нашей жизни» меньше, чем Зейди Робертс. Но она застряла в комнате ожидания в автосервисе «Джиффи Льюб» на бульваре Вентура, и волей-неволей ей пришлось смотреть на Джека Кавано в роли Нэйта Форестера, плохого парня с золотым сердцем. Она понаблюдала, как он снимает мотоциклетный шлем и встряхивает своими густыми черными волосами, все время, играя глазами, а потом встала, чтобы переключить на другой канал, но встретила отчаянное сопротивление со стороны средних лет негритянки, красившей ногти в два разных, чередующихся между собой цвета: на одном пальце — розовый, на другом — красный.

— Даже и не думай. Этот мужчина — единственное, что помогает мне пережить день.

Зейди вздохнула и снова села. У нее не было ни малейшего желания объяснять этой женщине, что когда-то она была помолвлена с Джеком Кавано. Что однажды она стояла перед алтарем в церкви в длинном белом свадебном платье и ждала, когда появится Джек Кавано. Что ей пришлось услышать, как сидевшая на колесах мать Джека Кавано сказала:

— Ну, дорогая, думаю, он не придет.

Зейди, черт возьми, ненавидела Джека Кавано.

Они познакомились с Джеком, когда он еще не был звездой мыльных опер, в те далекие времена, когда он работал скромным официантом в «Чин-Чине». Официантом с глазами, говорившими: «Будет делом нескольких секунд снять с тебя трусики и доставить тебе удовольствие, о котором ты могла только мечтать». Благодаря этим глазам он получил работу в «Днях». А благодаря работе в «Днях» у него образовалось большое и толстое эго. И Зейди перестала получать удовольствие.

С Джеком она впустую потратила два года. Два года и много тысяч долларов. Она заплатила за несостоявшуюся свадьбу. Она заплатила за театральную школу, где его научили играть глазами. Она, зарабатывавшая сорок семь тысяч долларов в год в городе, где большинство людей, разъезжавших по бульвару Сансет на своих «эскаладах» и «51,500», зарабатывали столько за месяц. По меньшей мере. Так что Джек был последним человеком, на кого она хотела смотреть в ожидании, пока в ее «камри» меняют масло. Разве что его герою уготовано умереть ужасной смертью.

Она вздохнула и взглянула на часы. Ей по-прежнему еще много времени нужно убить до встречи с Греем. Он никогда не уходит из офиса раньше семи, потому, что работает в Индустрии. Индустрия — индустрия развлечений — работала ежедневно с десяти до семи. Хотя если позвонить Грею на работу в девять, ответит его помощник и скажет, что у того совещание. У юристов из индустрии развлечений всегда или какое-нибудь совещание, или они разговаривают по телефону, или проводят время на ленче в каком-нибудь дорогом ресторане со своими высокооплачиваемыми клиентами.

Для парня из Индустрии Грей был удивительно хорошим. Когда Джек так жалко и постыдно бежал, именно Грей просидел с ней всю ночь, поил ее текилой и кормил сырными палочками. Грей позволил ей стошнить на свой ковер из морской травы. А теперь Джек водил ее по четвергам на ритуальные картофельные шкурки и светлое «Корз» в ресторанчик Барни на бульваре Санта-Моника. Еда тем была дешевая, а музыкальный автомат играл песни Рика Спрингфилда. Чего еще могла желать девушка? Не считая мужа и уютного домика в Беверли-Хиллз.

Зейди посмотрела на список сочинений на своем ноутбуке, пожалев, что они не написаны на какую-нибудь более интересную тему, чем «Риторические приемы в творчестве Фредерика Дугласа», — но таков предмет изучения на уроках английского языка в двенадцатом классе Йель-Истлейк, частной школы для очень умных и очень богатых подростков. Когда она была помолвлена с Джеком, ее ученики подарили ей ночную рубашку «Ла Перла» для медового месяца. Когда она снова вышла на работу в понедельник после свадьбы — незамужняя, — они так ей сочувствовали, что отогнали ее машину на мойку, где ее вылизали снаружи и изнутри до последней пылинки, и оплатили ей день спа-процедур в «Берк Уильяме». Ее ученики ее любили. Джек почему-то нет, это ясно.

До Джека у нее было немало мужчин, именно столько, сколько должно быть у нормальной, привлекательной женщины тридцати одного года. Она достаточно ходила на свидания. И достаточно блудила. И целовалась с незнакомцами у подъезда. Но она больше не хотела целоваться с незнакомцами. В данный момент она вообще ни с кем не хотела целоваться. Она хотела, черт возьми, пива и тарелку картофельных шкурок с кусочками бекона и расплавленным швейцарским сыром.

Как раз в то время, как Джек (в роли Нэйта Форестера) собирался разыграть любовную сцену с какой-то рыжей анорексичной бабой с чересчур сильно выщипанными бровями, пришел мастер и сказал Зейди, что ей нужно заменить какой-то сальник. В ее машине все время что-нибудь нужно было заменить. Как только она расплатилась за покупку, ежемесячно на ремонт какой-нибудь случайной поломки ей стала требоваться точно такая же сумма, которую она выплачивала по кредиту.

— Мне нужно менять его немедленно?

— Нет. Но вам следует сделать это в ближайшие две недели. — Он бы меньше беспокоился, если б ее машина сломалась. Она это чувствовала. Но она, ни секунды больше не могла просидеть в комнате ожидания, поэтому понадеялась на авось. Она предпочла бы сломаться на Малхолланд-драйв, нежели смотреть, как Джек изображает страсти.

Она добралась до ресторанчика Барни рано и села в одну из красных кабинок из кожзаменителя «ногахайд». Дешевая табличка с лицензией и всевозможное дерьмо, развешанное на стенах в качестве декора, остались прежними. И надписи на стенах тоже. Сколько она сюда ходила, на двери женского туалета все время красовалось чернильное признание: «Я лизала яйца Винса Бона».

Грей должен был прийти, но крайней мере еще через полчаса. Она заказала кувшин светлого «Корз» и направилась к музыкальному ав томату. Играли «Дэф Леппард». Она опустила доллар и поставила «Летние ночи». Потом «Девушку Джесси». Когда сладкий голос Джона Траволты донесся из колонок, она бросила взгляд на байкеров, сидевших у стойки.

— Простите, ребята. У меня был дерьмовый день.

Они сердито повернулись к своему пиву. Зейди было все равно. Ей нужно было найти себе утешение. Ей невольно пришлось смотреть на Джека, и все подробности ее Дня Унижения набросились на нее: как она объясняла родителям, что свадьбу отменили, потому что Джек «отсутствовал». Она видела сочувствие на лицах двоюродных сестер, вспомнила, как родители Джека, заикаясь и глядя в пол, пытались изобрести для него оправдание. Она осознала, что ни один из свидетелей жениха не явился, следовательно, он принял решение достаточно рано и дал знать им, но не ей. Значит, мужчина, которого она любила, столь мало ценил ее чувства, что не побеспокоился о том, чтобы избавить ее от этого кошмара.

Зейди допила свое пиво и налила себе еще. Ей было все равно, если она напьется к тому времени, как появится Грей. Грей видел ее и в худшем состоянии: когда по лицу текли сопли, тушь для ресниц размазалась по подбородку и когда ее рвало на ковер. Грей видел все ее уродливое, жалкое, отвратительное, и поэтому он был ее лучшим другом. Парень, который может смотреть, как тебя тошнит сырными палочками «Чиз дудлз», — это просто клад. А когда они поехали в Тихуану на вечер безумного пьяного веселья, он позволил ей проиграть весь саундтрек к фильму «Бриолин» и танцевал вместе с ней под «Скользящую молнию», высунувшись через люк в крыше машины. Такие друзья на улице не валяются.

Они познакомились с Греем на вечеринке в честь дня рождения одной из ее учениц. Это была одна из тех раздутых голливудских вечеринок, когда отец-протестант посчитал необходимым не уступить ни в чем своему лучшему другу, отмечавшему бат-митцва дочери [1], поэтому он нанял «Кей-Си энд саншайн бэнд», чтобы те играли на заднем дворе его дома в Бель-Эйре, и пригласил всех знакомых своей дочери и всех своих знакомых, на которых хотел произвести впечатление. Грей был его адвокатом. А Зейди — любимой учительницей дочери. Поскольку ни один из них больше никого там не знал, они, в конце концов, оказались в бельведере, сидели и пили там «Йегермайстер», придумывая всем биографии. Жена занималась торговлей оружием и притворялась светской львицей из Сан-Марино. Партнер по бизнесу был порнозвездой и делал вид, что у него есть диплом МБ А. Все это было неправдой, но от этого они все становились только интереснее.

После вечеринки они отправились в «Мэлздайнер» поглощать чизбургеры. В два часа ночи они ездили туда-сюда по бульвару Сансет, показывая пальцами на проституток. У нее в жизни не было такой веселой ночи. В то время она была помолвлена с Джеком, а Грей жил с Анджелой, агентом из «Уильям Моррис». Две недели спустя он застал ее с хипхопером-азиатом, певцом из клуба «Вайперрум», а восемь недель спустя Джек бросил Зейди у алтаря.

Если б они были совсем безнадежны, они бы, в конце концов, переспали. Но поскольку они были только наполовину безнадежны, они, в конце концов, стали вместе пить и есть. Много. И жаловаться и стонать. Много. В этих занятиях они отличались большими умениями. Кроме того, Грей был человек с заскоками. Он был помешан на правильном произношении. Для серфера в его машине царил безупречный порядок. Если вы осмеливались бросить на пол пустую бутылку из-под воды, он останавливался у обочины. Однажды он порвал с девушкой из-за того, что та пила слишком много кофе. Заскоки. Она больше не спала с «заскоками». «Заскоки» были делом прошлого.

Когда Грей вошел, у него был такой вид, словно он готов кого-нибудь убить. Настолько, насколько, скажем, у Ричи Каннинхэма мог быть такой вид, словно он готов убить кого-нибудь. Он выглядел слишком благоразумным, чтобы источать настоящую злобу. Он плюхнулся на стул в кабинке, бросил на пол свой портфель, потянулся за пивом Зейди и осушил его одним глотком, со стуком поставив стакан обратно на стол.

— Почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь? — Его синие глаза сузились, как будто он всю дорогу по пути сюда обдумывал этот вопрос.

— Потому что за это хорошо платят.

— Недостаточно хорошо, чтобы выслушивать, как актер говорит мне, что должен получить полтора миллиона, в то время как получил только триста пятьдесят тысяч за прошлый проект, который провалился и за который его надо было бы застрелить. Ненавижу актеров. — Он сделал знак официантке, чтобы та принесла еще кувшин пива. — И при этом я их раб. В моей жизни что-то неправильно.

— Если ты ждешь от меня аргументов в пользу того, что актеры — люди пристойные, то ты не с той девушкой разговариваешь.

— Это все моя вина. Я мог бы стать юристом, работающим в сфере охраны окружающей среды. Но тогда у меня не было бы дома. Или машины. Только миленькая однокомнатная квартира и проездной на автобус. Почему в выборе между добром и злом замешаны личные удобства? Я люблю свой DVD. Мне нужен мой бассейн. Однако чтобы оплатить все это, я вынужден выслушивать, как типы, которых выгнали из старших классов школы, которые не могут правильно произнести слово «шербет», рассказывают мне, что они должны получать по двадцать миллионов за фильм.

Когда принесли пиво, Зейди заказала двойную порцию картофельной кожуры и наполнила стаканы. Это явно будет долгий вечер. Ей много на что надо было пожаловаться, но если у Грея своя повестка дня, то они просидят до закрытия. И это на самом деле удачная мысль. Все-таки лучше, чем ехать домой и смотреть «Скорую помощь».

— Я тут сегодня фантазировала насчет одного моего ученика. — Она любила начинать разговор с шокирующего известия.

— Что?!

— Ему восемнадцать. Это законно. Кроме того, он — модель «Эберкромби энд Фитч». По правде говоря, я мастурбировала при мысли о нем.

Грей уставился на нее, потом подвинул к ней свой стакан. Они чокнулись, он снял пиджак и ослабил галстук.

— Мне нужны подробности.

— Его зовут Тревор. Он изображен на обложке каталога без рубашки и в шортах хаки, так низко сидящих, что видны эти маленькие V-образные мышцы, обрамляющие промежность. Как я могу на это не смотреть?

Грея это все, кажется, очень забавляло.

— Ты кокетничаешь, когда разговариваешь с ним на занятиях?

— Нет, я же профессионал. Сегодня я отдала ему его сочинение и предложила прочесть «Бродяг Дхармы», если ему понравилось «На дорогах». Потом я поглядела на его задницу, когда он уходил. — Она отхлебнула пива. Холодное светлое «Корз» и развратные сплетни. Отличное сочетание.

— Когда имела место вышеупомянутая мастурбация?

— А где, ты думаешь? В моей машине. По дороге домой.

Грей ухмыльнулся:

— Я перед тобой преклоняюсь. Я тебе когда-нибудь говорил это? Ты единственная женщина, способная мастурбировать за рулем, на Колдуотер-каньон.

Она закатила глаза:

— Попридержи свои похвалы. Я сегодня смотрела «Дни нашей жизни». Случайно.

— И?

Грей выглядел обеспокоенным. Зейди нравилось, когда он беспокоился за нее. Его беспокойство было только проявлением дружеской заботы, в отличие от беспокойства родителей, которое ощущалось как тяжелая ноша, ослаблявшая в ней волю к жизни.

— Я смотрела, как Джек целует другую женщину с таким же масленым взглядом, какой у него был, когда он целовал меня, а это значит, он играл на протяжении всех наших отношений, — не то чтоб я этого не знала…

Джек играл и после окончания их отношений. Когда он, наконец, позвонил через две недели после их сорванной свадьбы, то сказал, что сидел в мексиканской тюрьме. Потом вдруг сознался, что испугался и остался в Вегасе со своими приятелями по мальчишнику. Ему казалось, что он заслуживает снисхождения за то, что признает свои недостатки, но Зейди думала, что единственное, чего он заслуживает, — так это пинка под зад. С тех пор она с ним не разговаривала. Они с Греем однажды проезжали мимо его дома и бросили к его двери бутылку из-под пива, но она этим не гордилась. Как и тем, что она пользовалась веб-сайтом, рассылающим людям по почте картинки с собачьими какашками. Яростная злоба и глубокое, болезненное горе обычно заставляют человека поступать неправильно.

Грей накинулся на картофельные шкурки, как только они появились на столе. Зейди уважала человека, способного есть углеводы после пяти часов. Такого очень трудно найти в Лос-Анджелесе.

— По крайней мере, ты не заставала его с другой. — Он намекал на все еще мучивший его случай в «Вайпер рум».

— Ты встречаешься с самой совершенной девушкой в мире. Почему тебя вообще беспокоит, что Анджела тебе изменяла? Она осталась далеко в прошлом.

Зейди полила свою картошку соусом «Рэнч». С соусом «Рэнч» все лучше. Ее жизнь была дерьмом, но поскольку она была дерьмом с соусом «Рэнч», Зейди смогла выжить.

— Те, кто предает тебя, застревают у тебя в голове, должен тебе сказать.

Совершенно верно. Но Зейди не хотела допустить, что Джек еще имеет над ней какую-нибудь власть. На самом деле никакой. Во всяком случае, не над ее сердцем. Только над ее самолюбием, которое начало разрушаться с тех пор, как она сняла свою фату и «надела» выражение лица «У меня все в порядке».

— Кстати, ты говорила с Хелен? — Он спросил это как бы невзначай, но лицо его напряглось, как будто он старался то ли скрыть от нее что-то, то ли, наоборот, рассказать.

— Не говори мне, что вы порвали.

Хелен была ее двоюродной сестрой. Когда сестра Хелен, Дениз, выходила замуж прошлой осенью, Зейди притащила Грея с собой на это счастливое празднество. Прошел всего месяц с ее не свадьбы. Он был нужен Зейди, чтобы облегчить боль. Однако облегчить боль не удалось, поскольку Грей во время приема целовался взасос с Хелен на танцплощадке. Люди не должны были выходить замуж, раз она не вышла, и они не должны флиртовать, раз она этого не делает. Но это был не просто флирт. На самом деле Грей с Хелен стали встречаться. И влюбились друг в друга. И съездили в Напу. А девушку просто так не возят в Напу, если только у тебя нет серьезных намерений.

— Хотя если тебя бросают на винной дегустации — это не самый худший вариант, — произнесла Зейди. — По крайней мере, ты можешь утопить свое горе в неплохом мерло.

Она шутила, но потом поняла, что именно это, возможно, и произошло, и пожалела, что сказала так. Грей был влюблен, а она никому не желала разбитого сердца, хотя Хелен и не принадлежала к числу ее любимых родственников. Для этого имелось несколько причин, и самая главная из них заключалась в том, что Хелен никогда в жизни не совершала ни одного плохого поступка и никогда не позволяла никому забывать об этом.

— Мы помолвлены.

Он сказал это, отправляя в рот вилку с расплавленным сыром. Как будто объявлял, что только всего лишь продал свой «сааб» и купил «вольво».

Зейди вылупила на него глаза: — Прости, мне послышалось, ты только что сказал, что вы с Хелен помолвлены. Но этого не может быть, потому что ты бы позвонил мне в ту самую секунду, когда это случилось, а не ждал бы четыре дня, чтобы сообщить мне об этом, пока мы слушаем «Так сладко болит» на этом чертовом музыкальном автомате.

— Я не мог позвонить тебе из Напы, это было бы слишком нелепо. Она бы услышала, а я не могу говорить с тобой в ее присутствии. Она всегда хватает трубку и странно смотрит на меня, когда я называю тебя «неудачницей».

— Вы помолвлены. Ты и Хелен. Собираетесь пожениться.

— Да.

У Зейди гудело в голове. Как будто вся кровь из ее тела устремилась спасать мозги от такой новости.

— И когда свершится это благословенное событие?

— Скоро. Она сказала мне, что заказала отель в тот день, когда я признался ей, что люблю ее. Она уже купила платье.

— Хелен? Уверена, она купила платье, когда ей было восемнадцать. У нее свадебный альбом лежит с двенадцати лет, в ожидании, пока заполнится фотографиями.

Грей нахмурился:

— Ты говоришь зло.

— Как я могу злиться? Мой лучший друг женится на моей двоюродной сестре, а для меня единственное подобие любви — это ласкать себя, вожделея к подростку, которого мне положено учить. Почему это должно меня огорчать? — Зейди потерла виски.

Грей снова наполнил стаканы.

— Ты преувеличиваешь. Кроме того, я хочу познакомить тебя со своим другом Майком. Хочу попросить его быть одним из моих свидетелей. Думаю, он тебе понравится.

Теперь Зейди действительно опьянела.

— Если ты еще раз упомянешь в моем присутствии Майка…

— А что? Он отличный парень.

— Ты говорил, — сказала она.

— Так почему бы тебе с ним не встретиться?

— Потому что мне не нужны суррогаты из жалости. Я не собираюсь встречаться с твоими убогими друзьями только потому, что ты думаешь, будто я никогда не найду никого сама.

Она подозвала официантку, чтобы получить еще кувшин. Вечер превратился из очень долгого в очень короткий. Ей достаточно просто много выпить, чтобы к десяти часам отрубиться прямо тут, в кабинке. Она представила себе, как Грей будет нести ее к своей машине. А потом тащить ее вверх по лестнице в ее квартиру в Шерман-Оукс. И бросит ее, потому что она слишком тяжелая. Потом снова взвалит ее на себя и протащит в дверь, уложит лицом вниз на кушетку, поставив у изголовья маленькую ивовую корзину для мусора от «Бед, Бат энд Бейонд». Нельзя тошнить в плетеную корзину. Из нее течет. Ей была невыносима мысль о полупереваренных картофельных шкурках, вытекающих на пол ее квартиры, в то время как Грей и Хелен сидят, прильнув, друг у другу, возле огня, у него дома. Хелен, черт возьми, была такой рассудительной. Она даже будто слышала ее слова: «Почему Зейди разрушает себя? Джек бросил ее полгода назад. Она должна с этим справиться. Он всего лишь актер из мыльной оперы. Из второстепенной сюжетной линии. Что тут особенного?»

— Я пытаюсь устроить твою судьбу не из жалости. Я пытаюсь устроить твою судьбу потому, что хочу, чтоб ты была счастлива.

— Если ты хочешь, чтоб я была счастлива, избавь меня от свиданий вслепую.

В музыкальном автомате заиграли «Славные деньки», и она начала плакать. Она была уже не молода. У нее уже не был шестой размер. Она уже не была той девушкой, которая способна встречаться с мужчиной, если есть вероятность, что он ее бросит. И она уже не была той девушкой, у которой есть лучший друг, готовый о ней позаботиться. Теперь у него будет жена, и он будет занят ею. Жена-совершенство. Двадцативосьмилетняя жена, чьи волосы даже не нужно подкрашивать.

— Мы больше с тобой не увидимся, да? Грей покосился на нее:

— Ты о чем, черт возьми?

— Ты будешь занят покупкой мебели в «ИКЕА», предварительной записью в детский сад и овуляциями. Мы сюда больше никогда не придем, не так ли? Это моя последняя картофельная шкурка. Это мой последний кувшин пива. Это мой последний славный денек.

— Ну, хорошо, ты пьяна. Обычно это неплохо, но учитывая, в каком ты настроении, у меня возникает вопрос, наилучший ли это расклад.

— Пошел ты в задницу, Грей. Я не пьяна. Сказав это, Зейди встала, схватила свою сумочку и направилась к двери. Не то чтобы она не была пьяна — просто она не хотела, чтоб ей об этом говорили. По крайней мере, не лучший друг, только что предавший ее, объявив о своей помолвке, в то время как она не была помолвлена. Она прошла мимо байкеров.

— Счастливы? Я ухожу.

Они мутно посмотрели на нее, когда она со стуком поставила свой стакан на стойку.

После того как она вышла на улицу, швейцар вызвал ей такси. Утром она позвонит в «Трипл-Эй», потребует решить проблемы с сальником, и они отгонят машину обратно в Шерман-Оукс. Может быть, это счастье, что она увидела Джека по телевизору в комнате ожидания в «Джиффи Льюб» и это заставило ее спасаться бегством. И может быть, это счастье, что она по-прежнему одинока. И может быть, девушка, лизавшая яйца Винса Вона, все еще в городе, так что ей будет с кем пообщаться, в то время как все, кого она, черт побери, знает, женятся или выходят замуж.

Загрузка...