— Сынок, — произносит мой отец, когда открывает глаза и видит меня рядом с кроватью. Как бы дерьмово я себя сейчас ни чувствовал, от одного этого слова я улыбаюсь. Он помнит меня. Даже если эти моменты длятся несколько секунд, я ценю их. Пока идёт время, они случаются всё реже, что расстраивает меня больше, чем я признаю, особенно учитывая то, что происходит с Джем.
— Привет, пап. Как ты себя чувствуешь?
— Немного больно.
Когда он пытается сесть, я быстро поднимаюсь с места и помогаю ему. Ужасный синяк на его лбу потемнел за день, и опухоль ещё не сошла.
— Это понятно, — говорю я, поправляя его подушку. — Ты упал и ударился головой.
— Да?
Я ненавижу этот взгляд замешательства на его лице, когда он не может вспомнить то, что я ему говорю.
— Да. Врачи сделали несколько анализов, и не считая нескольких швов и синяков, ты будешь в порядке.
— У меня есть швы?
Он поднимает свою дрожащую руку и проводит ею по забинтованному лбу.
— Всего чуть-чуть.
Я проверяю часы и вижу, что уже пятый час. Последний раз ему давали лекарства как раз перед полуднем.
— Я найду медсестру и возьму тебе что-нибудь от боли.
Рентген показал, что его череп не повреждён, и это облегчение. Хотя у него ужасное сотрясение, а также большая шишка и шесть швов на лбу. Персонал дома для престарелых сказал мне, что он споткнулся в общей столовой и ударился головой о стол, когда падал. Я чувствую себя виноватым за то, что не был рядом, хоть и знаю, что ничего бы не смог сделать.
— Ты хороший мальчик, — говорит он, мягко хлопая по моей руке. — Ты всегда был таким хорошим мальчиком.
Я снова улыбаюсь, пока иду к посту медсестёр. Я отдал бы что угодно, чтобы вернуть его таким, каким он был, но, как и Джемму, я приму его любым, каким смогу. Он здесь, и за это я благодарен.
Первые несколько лет после смерти моей матери было тяжело. Мне было всего одиннадцать, когда она умерла, но я пытался поддерживать отца как мог. Его такой разбитый вид только усиливал моё чувство вины. Мы никогда не говорили о том, что произошло. В то время я был благодарен, но часть меня всегда хотела поговорить. Он никогда не винил меня за мои действия в тот вечер, когда она умерла, но часть меня всегда желала, чтобы он всё равно озвучил своё прощение. Я знаю, что теперь этого никогда не будет, так что я остался с нескончаемым сожалением.
Я ухожу из больницы около шести часов. Я задержался, чтобы убедиться, что отец немного поест свой ужин, но теперь, когда он снова заснул, я тихо ускользаю.
Я проведу ночь в больнице. Иронию я не упустил. Всего несколько коротких месяцев назад я делал то же самое для Джем.
Мне нужно съездить домой, принять душ и переодеться. Но более важно, мне нужно увидеть Джемму. Хоть Кристин оповестила меня, когда Джемма в безопасности вернулась домой после реабилитации, как я попросил, я всё равно должен увидеть её собственными глазами. Я чувствую, будто подвёл её, раз сегодня не был с ней рядом.
— Привет, приятель, — говорю я, ставя мисочку свежей воды в клетку Самсона. Спрыгнув со своей жёрдочки, он клюёт кончик моего пальца. — Прости, что в последнее время редко здесь бываю, — он подскакивает вверх-вниз, когда я почёсываю его между пёрышками на загривке. За последние несколько недель он едва ли сказал хоть слово, и я знаю, это потому, что он скучает по Джемме. Она стала его спасением, когда отцу пришлось его отдать. — Я пойду встречусь с красоткой.
Я научил его так её называть, когда он только попал к нам.
— Красотка, — повторяет он, подскакивая на месте. Одно упоминание её имени оживляет его. Мы оба знаем, что это место без неё не то.
Пока я поднимаюсь по ступенькам к дому Кристин, у меня в желудке смешивается нервозность и восторг. Я не знаю, как меня примут, когда стучу в дверь.
— Я открою, — кричит с другой стороны Джемма. Один звук её голоса успокаивает меня. Её лицо светится, когда она открывает входную дверь и видит на крыльце меня, и в ответ это вызывает у меня идиотскую улыбку. Я уже давно не видел такую реакцию. — Брэкстон.
— Привет. Я еду обратно в больницу, но просто хотел проверить, что ты в порядке.
— Как твой папа?
— Он нормально.
— Я рада, — говорит она. — Ты зайдёшь?
— Надолго я не останусь, но конечно, если хочешь.
Я не упущу шанс провести с ней время.
— Конечно, я хочу, чтобы ты зашёл, глупый.
Я перестаю дышать, когда на её губах появляется игривая улыбка. Эта улыбка всегда была моей слабостью.
— Прости, что я не смог отвезти тебя на приём сегодня утром. Как всё прошло?
— Не извиняйся. Мне пошло на пользу в качестве перемены постоять на своих двоих. У меня был интересный день.
Она бросает на меня краткий взгляд через плечо, пока я иду за ней по коридору к кухне.
— Я смогу отвезти тебя завтра.
— Оу.
Она останавливается и поворачивается лицом ко мне.
— Что? — спрашиваю я, когда она хмурится. — Ты не хочешь этого?
Счастье, которое я чувствовал несколько мгновений назад, быстро улетучивается.
— Просто чуть раньше звонил Стефан, и я договорилась поехать с ним. Я не видела его с тех пор, как закончилась реабилитация.
— Конечно, хорошо. Я счастлив слышать, что ты проведёшь немного времени со своим отцом.
Я натягиваю улыбку, пытаясь скрыть своё разочарование. Отвозить её на реабилитацию было моим гарантированным способом видеться с ней.
— Он только отвезёт меня. Ты можешь меня забрать, если хочешь.
И вот так мой восторг возвращается. Я не уверен, что произошло, что она так изменилась, но мне это нравится.
— Я бы с удовольствием.
— Отлично.
— Смотри, кто здесь, — говорит она Кристин, когда мы заходим, и от тона её голоса моё сердце поёт. Она действительно рада видеть меня здесь. — Садись, я сделаю тебе кофе. Ты ведь любишь кофе, да? Я могу сделать тебе чай, если не любишь.
— Кофе подойдёт, — усмехаюсь я.
Мой взгляд двигается к Кристин, когда она подходит ко мне. Она подмигивает, когда мои глаза удивлённо расширяются.
— Она такая весь день, — шепчет она, когда я слегка наклоняюсь, чтобы поцеловать её в щёку. Я не уверен, что произошло за последние двадцать четыре часа, но жаловаться определённо не буду. Это маленький проблеск моей прежней Джеммы. — Как твой отец?
— Он в порядке.
Кристин мгновение наблюдает за мной и нежно улыбается; она понимает, что я не хочу сейчас вдаваться в эти подробности.
— Дай мне знать, если я могу что-нибудь сделать.
— Спасибо, — говорю я.
Кристин для меня ближайший человек к роли матери. Она действительно вступилась и заботилась обо мне после смерти моей мамы. Она всегда была рядом со мной, и я по-настоящему люблю её за это.
Я сажусь за кухонный стол, за которым сидел тысячи раз за все годы.
— О боже, ты никогда не угадаешь, с кем я сегодня столкнулась! — восторженно говорит Джемма, ставя передо мной кофе, прежде чем сесть рядом. Я предпочитаю чёрный кофе, но ни за что не буду жаловаться из-за молока, которое она добавила.
Меня сразу ошеломляет энтузиазм, который я слышу в её голосе. Это моя Джем, беззаботная, болтливая, полная жизни женщина, в которую я безнадёжно влюбился столько лет назад. От одного наблюдения за ней у меня колотится сердце. Вот такие моменты заставляют меня по-настоящему верить, что настоящая она спрятана где-то там.
— С кем?
— С Мародёром, — смеётся она. — С Ларри Уилсоном.
— Не может быть, — говорю я, выпрямляясь на стуле. — Где?
— Он работает в бургерной в городе. У Каллагана. Он не сильно изменился. По-прежнему такой же грубый.
Я смотрю на неё.
— Ты помнишь его?
— Только по твоим письмам, — отвечает она. — Он по-прежнему толстый и лысеет.
— Джемма, — хмурится Кристин. Она бросает краткий взгляд на свою мать, прежде чем вернуть внимание обратно ко мне.
— Я не помню, какие у него были зубы в школе, но сейчас они все гнилые. Между каждым зубом ужасные тёмно-коричневые линии, — говорит она, наклоняясь вперёд, приближаясь. — Ты никогда не поверишь, что я ему сказала.
Я снова улыбаюсь, когда она закрывает рот ладонью, чтобы заглушить смех.
— Что ты сказала?
Я делаю глоток своего кофе с молоком, стараясь скрыть собственную радость.
— Я сказала ему, что у него между зубов грязь, — шепчет она.
Я откидываю голову назад и смеюсь. Этого я не делал очень давно. И это приятно.
— Как твой папа? — спрашивает Джемма, когда я помогаю ей сесть в машину.
— Сегодня чуть лучше. Он достаточно поправился, и врачи говорят о том, чтобы завтра его выписать.
Я провёл ночь у его кровати, и это было худшее дежа вю. Совсем недавно я делал то же самое с Джем. У меня действительно в голове всё смешалось… мир ускользает сквозь пальцы, и я не в силах это остановить.
— Как получилось, что я никогда не встречалась с твоими родителями? — спрашивает она, как только я сажусь за руль. — Когда они переехали?
— Дом был продан несколько лет назад.
— Оу.
Надеюсь, этого достаточно, чтобы удовлетворить её любопытство, потому что я устал и вымотался из-за всего, что происходит. Ничего хорошего не выйдет из этой темы.
— Куда они переехали? — невинно спрашивает она. — Это далеко?
Я медленно выдыхаю, выезжая с парковки реабилитационного центра. Полагаю, мы поднимем эту тему.
— Моя мама умерла, когда мне было одиннадцать.
Я не отвожу взгляда от дороги впереди, когда включаю поворотник и выезжаю на дорогу. В такие времена мне больше всего нужна моя прежняя Джем. Она всегда знала, что сказать, чтобы успокоить меня. Я никогда не чувствовал одиночества рядом с ней, потому что мы со всем разбирались вместе.
— Ох, Брэкстон, — говорит она, на мгновение кладя руку мне на бедро. — Мне жаль это слышать.
— Спасибо.
Я наклоняюсь вперёд и увеличиваю громкость радио. Она принимает это как намёк, потому что замолкает, но я чувствую на себе её взгляд, пока мы едем.
Когда мы приближаемся к дому Кристин, Джемма наконец снова говорит.
— Что ты знаешь о моём времени в деревне? Я когда-нибудь ездила обратно туда?
Потянувшись, я выключаю радио, облегчённый от возможности снова общаться с ней.
— Да, ты часто туда ездила. Твои бабушка и дедушка жили в том же самом городе, пока не умерли. Твой дедушка был фермером. У них был яблоневый сад.
— Мои бабушка и дедушка умерли? — в шоке спрашивает она.
— Да.
Мне вдруг приходится подумать, куда может привести этот разговор. Это был такой тёмный период в наших жизнях. Её бабушка и дедушка были отличными людьми и огромной частью моей жизни во время взросления. Их внезапные смерти были шоком для всех нас. Отчасти я рад, что Джемма не помнит. Она тяжело восприняла их смерти, но не так тяжело, как Кристин. Для неё это был поворотный момент, который оказал огромный эффект домино на её жизнь. После этого ничего не осталось прежним.