Девятнадцать писем

Дорогая Джемма,

Девятое августа 2002 года. Это был твой тринадцатый день рождения, и потому, что он был таким важным, твоя мама организовала кое-что особенное — чаепитие со всеми твоими подружками из школы. Это должен был быть большой праздник. Приглашения были сделаны вручную и выглядели как приглашения на свадьбу, а не на именинную вечеринку девочки-подростка.

Она купила тебе красивое, нарядное розовое платье — оно было всё атласное, с оборками, бантами и кружевами. Она поставила большой белый шатёр на заднем дворе, и столы украшали связки розовых гелиевых шаров.

Твоя бабушка приехала помочь с приготовлением еды. Меню состояло из крохотных пирогов, тарталеток с джемом, причудливых кексов и бутербродов с огурцом, нарезанных на маленькие порции. Они были разложены на многоярусные подставки. Всё было шикарно.

Твоя мама даже записала тебя в местный салон красоты в то утро, чтобы тебе сделали причёску и маникюр. Тринадцать — означало, что ты становишься юной леди, и она хотела, чтобы праздник был стильным.

Ты не была пацанкой, но не была и неженкой, так что давай просто скажем, что тебя довольно раздражали все её планы.

— Я не хочу дурацкое чаепитие! — сказала ты мне. — Я даже не пью чай. Видел бы ты нелепое платье, в которое она хочет меня нарядить, Брэкс, — я стараюсь не смеяться, когда ты засовываешь палец в рот и притворяешься, что тебя тошнит. — Я буду выглядеть как та уродливая вязаная кукла, которую ба садила на запасной рулон туалетной бумаги, — я должен был согласиться, что кукла была ужасная и пугала меня до чёртиков, но ещё я знал, что невозможно, чтобы ты выглядела уродливо. — Я хочу надеть джинсы и футболку и пойти с тобой в «МакДональдс» и есть чизбургеры, пока не затошнит, и торт-мороженое. Много-много тортов-мороженого.

Мне было тебя жалко. Ты всегда с нетерпением ждала своего дня рождения. Каждый год первого января начинался твой отсчёт времени. Мне приходилось ждать до декабря, так что я не трудился считать свои дни.

— Уверен, всё будет не так плохо, — сказал я тебе. Я понятия не имел, что вообще включает в себя чаепитие, но знал, что твоя мама всегда шла ради тебя на всё, так что, что бы она ни планировала, это будет особенно. Ещё она всегда устраивала большую суету на мой день рождения после смерти моей мамы. Вот такой она была замечательной.

— Я знаю, это не твоё, тыковка, — сказал чуть позже твой отец, когда вышел искать тебя. Он всегда называл тебя тыковкой. — Но твоя мама приложила много усилий, чтобы устроить эту вечеринку. Она планировала её месяцами. Ты не можешь просто согласиться на это? Это всего на несколько часов. Она будет от этого так счастлива.

Когда он обвил тебя руками и поцеловал в макушку, я понял по угрюмому выражению твоего лица, что эта вечеринка состоится.

Твоя мама пригласила всех девочек из твоего класса. Конечно, я тоже был приглашён, но я был единственным мальчиком. Я ни за что не собирался сидеть там и попивать розовый лимонад и есть огуречные бутерброды с кучей девочек, напоминающих кукол для туалетной бумаги у твоей бабушки. Для практически четырнадцатилетнего мальчика это был кошмар. К счастью, твой отец чувствовал то же самое — хоть он не смел предлагать не проводить вечеринку; он сделал бы ради тебя что угодно, но любовь, которую он чувствовал к твоей матери, была чем-то иным — так что мы придумали план быть официантами дня. Твоя мама даже взяла нам на прокат смокинги, чтобы мы вписались в вечеринку.

Я месяцами выполнял странные работы по дому, чтобы заработать дополнительные карманные деньги, чтобы купить тебе подарок. Я купил тебе воздушного змея. Ты любила играть с моим, когда мы ходили на пляж. Твой был разноцветным, как радуга, в форме бабочки.

Я был на заднем дворе, помогал твоему отцу наполнять кувшин для напитков со льдом, когда ты вышла во двор через задние двери.

— Брэкстон, ты раскидываешь лёд, — сказал твой отец, но его слова не вызывали реакции. Я был полностью очарован тобой. Никогда не было момента, чтобы я не думал, что ты красива, но это был первый раз, когда ты украла весь мой воздух и оставила меня совершенно бездыханным. Будет ещё столько подобных моментов за все годы, но первый раз всегда запоминается больше всего.

Твои длинные каштановые волосы были распущены, прямо как мне и нравилось. Парикмахер мягко завил их и завязал красивый розовый бант, подходящий к твоему платью. Ты ничем не была похожа на куклу для туалетной бумаги. Ты была самым прекрасным созданием, которого я когда-либо видел, и такой взрослой. В тот момент мои настоящие чувства к тебе подтвердились. Я не просто любил тебя, я был по уши в тебя влюблён.

— Теперь можешь закрыть рот, сынок, — весёлым тоном сказал твоей отец.

Его заявления было достаточно, чтобы вернуть меня в реальность. Тогда я понял, что пакет в моих руках уже пустой, а его содержимое, лёд, собрался в маленькую горку вокруг моих ног.

Вечеринка шла хорошо, и тебе, казалось, даже было весело. Ну, до тех пор, пока Соня Митчелл не прицепилась ко мне. Она была вредной девочкой из твоего класса, и она никогда тебе не нравилась.

Я был у бара, наполнял стаканы розовым лимонадом и ставил их на поднос, изо всех сил стараясь игнорировать её. Это было грубо с моей стороны, но она ходила за мной больше часа, и это начинало действовать мне на нервы. На вечеринке была только одна девочка, которая меня интересовала, и это была ты.

Через несколько минут ты подошла к нам, схватив один из стаканов с подноса. Я был одновременно доволен и облегчён, когда ты встала рядом со мной. Ты небрежно смотрела на Соню, попивая свой розовый лимонад. Но это никак не остановило её попытки.

— Должно быть, тебе скучно постоянно тусоваться с Джеммой, — сказала она стервозным тоном, оглядывая тебя сверху вниз. Я услышал, как ты ахнула рядом со мной, но прикусил язык. Я не хотел говорить или делать что-то, что разрушит твою вечеринку. Это был твой особенный день, и твоя мама через столько всего прошла.

Мой ответ прозвучал незамедлительно.

— Никогда! Тусоваться с Джем — моё любимое занятие.

— Ха, — нахмурилась она, сузив глаза в твою сторону, прежде чем вернуть внимание обратно ко мне. Улыбаясь, она невинно накрутила свои длинные светлые волосы на палец, что было иронично; она была какой угодно, но не милой, и ни на секунду меня не одурачила. — Тебе стоит как-нибудь прийти в ресторан моего папы, Брэкс. Мы можем сделать тебя нашим особым гостем.

Её глаза снова сузились, когда переместились обратно к тебе, и я с трудом пытался сохранить спокойствие.

— Хочешь пойти со мной, Джем? — спросил я.

— Я имела в виду только тебя… одного, — огрызнулась Соня. Сказать, что я не ожидал от тебя последующей реакцией, было бы преуменьшением. Ты дёрнулась вперёд, притворяясь, что споткнулась, что было довольно-таки невозможно, потому что ты стояла на месте.

— О боже, мне так жаль, Соня, — сказала ты, когда розовый лимонад из твоего стакана впитался в её белое шёлковое платье.

— Ааа! Ты сделала это специально, — кричала она, разворачиваясь и в слезах убегая в дом.

Я старался не засмеяться, честно, старался, но в тот момент, когда мой взгляд переместился к тебе, и я увидел, что ты борешься с улыбкой, я сорвался. Это было самое забавное, что я когда-либо видел. Как раз пришла пора кому-нибудь поставить Соню Митчелл на место.

Через десять минут за ней приехал её отец. Вечеринка, казалось, только стала лучше, когда она ушла. Соня никогда особо не разговаривала с тобой после того дня, но тебя это нисколько не беспокоило.

На следующее утро ты рано постучала в мою дверь. Я был ещё в пижаме, ел «Коко Попс», пока смотрел телевизор.

— Можешь помочь мне собрать воздушного змея? — взволнованно спросила ты. — Папа предложил помочь, но я хочу, чтобы это сделал ты.

В тот год на день рождения тебе дарили драгоценности, одежду, духи и множество девчачьих вещей, но ты сказала мне, что воздушный змей был твоим любимым подарком. Ты не представляла, как я был счастлив этому.

Мы собрали его в мгновение ока, и ты нетерпеливо сидела на моём диване, ожидая, пока я побежал наверх переодеться.

Это был мрачный, пасмурный зимний день, но ветра было достаточно, чтобы запустить змея в воздух. Я наблюдал, как ты бегаешь кругами по заднему двору, змей летел за тобой. Когда я видел тебя счастливой, моё сердце всегда улыбалось. До сих пор это оказывает на меня тот же эффект.

Всё шло идеально, пока не поднялся большой порыв ветра, и змея не сдуло к большому дереву во дворе, цепляя его на одну из веток. Я пытался снова и снова распутать его для тебя, но это было бесполезно.

Твоя нижняя губа начала дрожать, пока ты боролась со слезами, и моё сердце вдруг начало болеть. Единственным способом спустить змея было кому-то залезть и достать его. Он был так высоко, и я молился, чтобы этим кем-то был не я.

— Я пойду проверю, сможет ли нам помочь твой папа, — сказал я и побежал в дом. Можешь представить, как я себя чувствовал, когда твоя мама сказала, что он ушёл за воскресной газетой.

Мои ноги еле тащились, пока я выходил обратно, чтобы рассказать тебе плохие новости.

— Я залезу и достану его, — сказала ты.

— Нет, Джем. Слишком высоко.

Я схватил тебя за локоть, чтобы попытаться остановить.

— Отпусти, — огрызнулась ты, вырывая руку из моей хватки. — Я залезу туда.

Ты была такой упрямой, и как бы меня ни ужасала идея залезть на то дерево, у меня особо не было выбора. Я ни за что не собирался позволить тебе сделать это.

— Ладно. Я залезу и достану.

Я чувствовал подступающую тошноту, забираясь на первую ветку. «Не смотри вниз… не смотри вниз», — скандировал я в своей голове, поднимаясь выше.

— Будь осторожен, Брэкс, — крикнула ты снизу.

Клянусь, всё моё тело дрожало, когда я поднял ногу и подтянул тело на последнюю ветку. Я сидел там долгое время, парализованный страхом. «Не смотри вниз… не смотри вниз», — продолжал я повторять мысленно снова и снова.

— Ты в порядке? — крикнула ты.

— В норме.

Это было не так, но я ни за что не собирался признаваться тебе в этом.

Потянувшись в задний карман, я достал свой швейцарский нож. Он принадлежал моему дедушке. Он подарил его моему папе на его тринадцатый день рождения, и тот поддержал традицию, передав нож мне. Я носил его повсюду, кроме школы.

— Что ты делаешь?

Я медлил, вот, что я делал. В тот момент я не мог найти смелости двигаться.

— Я вырезаю своё имя на дереве.

Я соврал. Я вырезал своё сердце на том стволе. Мой глубочайший, темнейший секрет — мой страх потерять тебя останавливал меня от того, чтобы когда-либо рассказать тебе это.

На самом деле, возможно, прошло всего десять минут, но мне казалось, что прошла вечность. И у тебя заканчивалось терпение.

— Давай, Брэкс. Я хочу своего змея.

— Ладно.

Я убрал свой нож и положил его обратно в карман. Затем я сделал глубокий вдох и заставил себя двигаться, ложась на ветку. «Не смотри вниз… не смотри вниз».

Я продвинулся всего на метр, когда услышал первый хруст. Моё сердце билось так быстро, что я слышал гул в ушах.

— Пожалуйста, будь осторожен, — снова крикнула ты.

Я слышал страх в твоём голосе, и это только усилило мою панику. Я сделал ещё один глубокий вдох и продолжил ползти вперёд, один ужасающий сантиметр за другим. Моя хватка на ветке усилилась, и прежде чем я вообще понял, что происходит, я уже падал.

— Брэээээкс! — услышал я твой крик за мгновения до того, как с силой ударился о землю.

После этого я мало что помню.

Мой отец был на работе, но твои родители отвезли меня в больницу. Мои травмы не были серьёзными, но рука была сломана в двух местах. С позитивной стороны, твой змей упал вместе со мной.

В больнице меня оставили на несколько часов для обследования, потому что при падении я ударился ещё и головой. Ты сидела у моей кровати в неотложке и держала мою ладонь, пока мне гипсовали руку. Я сбился со счёта того, сколько раз ты извинилась.

Мой отец закрыл магазин и приехал прямиком ко мне, когда ему позвонили твои родители. Я чувствовал себя плохо, когда видел мучения на твоём лице. Ты отказывалась уходить с родителями, как и я несколькими годами ранее, когда тебя ужалила медуза. Ты всё время оставалась рядом со мной.

Как только мы приехали домой, мой отец велел мне пойти прилечь. Не считая тупой боли в руке, я чувствовал себя нормально, но сделал так, как он сказал. Я мог сказать, что он злится на меня за то, что я безответственно залез на дерево, но ещё он был невероятно облегчён тем, что я в порядке. Теперь я это понимаю; после всего, что произошло с моей мамой, у него остался только я.

Ты пошла за нами в мою комнату, и когда мой отец предложил тебе пойти домой, чтобы я мог отдохнуть, ты отказалась. Я был благодарен, что он разрешил тебе остаться. Ты сидела на краю моей кровати, пока отец суетился вокруг меня, но как только он вышел из комнаты, ты откинула моё одеяло и забралась в кровать рядом со мной. Ты никогда раньше не делала ничего подобного.

— Мне так жаль, Брэкс, — сказала ты в стомилионный раз, обвив рукой мою талию и прижавшись к моей груди. Когда я услышал твой всхлип и понял, что ты плачешь, я притянул твоё тело ближе к своему.

— Перестань извиняться, Джем. Это не ты виновата, это была случайность.

— Когда ты упал с того дерева… я… я… я думала, что потеряю тебя, — рыдала ты. — Мне никогда в жизни не было так страшно.

— Не плачь.

Я водил рукой по твоей спине, в попытке успокоить тебя.

— Я не могу представить свою жизнь без тебя, Брэкстон Спенсер, — прошептала ты.

Я тоже не могу представить свою жизнь без тебя, по-прежнему не могу. Ты моя жизнь, Джем.

Я крепко обнимал тебя, пока ты не уснула. Это был первый раз, когда ты спала в моих руках. Прежде чем закрыть глаза, я нежно поцеловал твои волосы и только тогда посмел сказать слова, которые никогда раньше не мог озвучить:

— Я люблю тебя всем сердцем, Джемма Изабелла Розали Робинсон.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон