— Доброе утро, — говорит Кристин, когда я прохожу на кухню и присаживаюсь за стол.
— Доброе утро.
Она наклоняется и целует меня в макушку.
— Эта улыбка на твоём лице делает меня такой счастливой.
— Я вчера отлично провела время.
Я всё ещё в восторге от дня на ферме с Брэкстоном.
Не ответив, она поворачивается, идёт к плите и начинает готовить мне завтрак. Даже после стольких времён, я могу сказать, что ей всё ещё больно от смерти родителей.
Она странно отреагировала, когда я первый раз сказала ей, что мы с Брэкстоном поедем туда, и через несколько минут она плакала на кухне. После того, что Брэкстон рассказал мне вчера, я понимаю, почему она так себя чувствует.
Я слышу, как мой телефон сигналит о сообщении, и я не могу сдержать улыбку. Время от времени я получаю сообщения от Рэйчел или от Стефана, но уже надеюсь, что это от Брэкстона. Внизу моего живота трепетное чувство, когда я вижу на экране его имя.
«Доброе утро. Надеюсь, тебе хорошо спалось. Я просто хотел поблагодарить тебя за вчерашний день. Я отлично провёл время».
Я сразу же отвечаю.
«Я потрясающе провела день. Спасибо тебе. Я до сих пор улыбаюсь».
Через несколько мгновений мой телефон снова сигналит.
«Я счастлив это слышать. Мне всегда нравилась твоя улыбка».
Кристин перебивает мои мысли, когда ставит передо мной чашку кофе.
Прежде чем я получаю шанс ответить, приходит ещё одно сообщение.
«Я провёл некоторые исследования, когда приехал домой вчера вечером, насчёт тех сумасшедших коз. Они называются миотонические „обморочные“ козы. Оказывается, у них есть врождённый мутирующий ген, и когда они взволнованы или ошеломлены, их мышцы временно застывают, заставляя их падать».
Одна мысль о том моменте заставляет меня хихикнуть.
— Что такого смешного? — спрашивает Кристин.
— Брэкстон, — отвечаю я. — Он просто напомнил мне о кое-чём смешном, что произошло вчера, вот и всё.
Я не вдаюсь в подробности. Кристин была очень тихой, когда я пришла домой вчера вечером. Обычно она спрашивает у меня подробности дня, но не о моём путешествии на ферму. Очевидно, слышать что-либо о родителях для неё по-прежнему слишком тяжело.
— Приятно видеть, что вы двое снова ладите.
Я киваю и делаю глоток кофе. Я и правда наслаждаюсь проведённым с ним временем. Мы ещё далеки от того, что, видимо, было раньше, но не тяжело увидеть, как я когда-то любила его.
Поставив кружку, я печатаю ответ.
«Должно быть, именно это и случилось вчера, когда ты напугал их».
«Я напугал их только потому, что ты меня заставила».
Его ответ вызывает у меня смех. Не знаю, почему я так испугалась каких-то глупых коз, но испугалась.
«Спасибо, что был моим рыцарем в сияющих доспехах».
Его ответ приходит практически мгновенно.
«Мне это было в радость».
Следом за этим быстро приходит следующее сообщение.
«Я собираюсь уходить, у меня планы. Наслаждайся своим днем».
«Ты тоже».
Ответив, я кладу телефон обратно в карман своей куртки, и хоть я по-прежнему улыбаюсь, я задумываюсь, какие у него планы. Помимо случаев, когда он отводит меня к врачу, или его визиты время от времени, я понятия не имею, что он делает в своё свободное время.
Кристин ставит на стол две тарелки с яичницей и тостами, прежде чем сесть рядом со мной.
— Ты вчера поздно вернулась домой.
— Да, поздно. Уже стемнело к тому времени, как мы уехали с фермы, — я вижу, как она ёрзает на месте. — Это место выглядит отлично. Стефан… в смысле папа, платил кому-то, чтобы за всем приглядывали, — то, как расширяются её глаза, говорит мне, что она ничего об этом не знала. — Брэкстон сказал, папа хочет, чтобы ферма была идеальной на тот момент, когда ты решишь вернуться.
— Это мило с его стороны, — говорит она резким тоном, — но ему не стоило утруждаться. Я не намереваюсь туда возвращаться.
В свете того, что Брэкстон рассказал мне вчера о смерти бабушки, у меня такое ощущение, что я понимаю её намного лучше. «Особенно перемены в настроении».
— Что случилось между тобой и папой?
Кристин протяжно выдыхает, прежде чем встать.
— Я не хочу говорить об этом, — огрызается она, забирая свою тарелку, и идёт к раковине. Она даже не доела свой завтрак.
Хоть она стоит ко мне спиной, я вижу, как она поднимает руку, чтобы вытереть глаза, и понимаю, что она плачет. Очевидно, что бы ни произошло между моими родителями, ей по-прежнему из-за этого больно.
Поднявшись со стула, я иду к ней. Её тело замирает, когда я сзади обвиваю руками её талию.
— Что бы там ни было, мне жаль, мам, — я чувствую, как она расслабляется, когда я прижимаюсь щекой к её спине. — И мне жаль насчёт бабушки и дедушки.
Я чувствую, как в горле появляется ком, когда говорю это, я с трудом пытаюсь всё это осознать. Хотелось бы мне их вспомнить; ну, может не эти части, а хорошие времена.
— Прошлое в прошлом, и там ему и место, — шепчет она.
Я сижу на задней веранде большую часть утра, наслаждаясь солнечным светом. Во мне произошли определённые изменения, и я на самом деле чувствую благодарность, что жива. Мне больше не хочется запереться и спрятаться от мира.
Сегодня воскресенье, так что мне негде быть. Странно больше не иметь карьеры в моём возрасте. Я часто задумываюсь об этом и о том, какой была моя жизнь до аварии.
Я оставила Кристин одну; очевидно, ей нужно время побыть наедине с собой. У Брэкстона планы, так что я останусь одна, пока днём не приедет в гости Рэйчел.
Мои мысли возвращаются к Брэкстону. В последнее время я много о нём думаю. Я была удивлена своей необходимостью растянуть наш день на ферме как можно дольше. Я определённо чувствовала связь с этим местом, оно было красивым, но думаю, дело было скорее в компании.
Поставив чашку с кофе на маленький столик рядом с собой, я беру стопку писем Брэкстона и убираю эластичную резинку, которой связала их. Я открываю первое, начиная с самого начала. Я перечитываю их при каждой возможности. Это всё, что осталось у меня от прошлого, и я надеюсь, что если прочту их достаточно раз, воспоминания станут постоянными в моей голове. Они стали моей спасительной нитью.
Как только последнее письмо прочитано, я осторожно складываю его и кладу обратно в конверт. С моих губ срывается сдержанный вздох, когда я откидываюсь на спинку кресла. Мой взгляд сосредоточен на большом дереве во дворе. Оно единственное, так что, должно быть, именно с него Брэкстон и упал. Внезапно мне становится интересно.
Я подхожу к нему и смотрю на ветки наверху. Они слишком высоко, чтобы я залезла. Не думая, я разворачиваюсь и иду к гаражу. Я помню, что видела большую раскладную лестницу у стены, когда однажды зашла туда. Я осторожно беру её и ставлю на бетонный пол. Она намного тяжелее, чем я ожидала. Я пытаюсь вести себя тихо, когда беру её и выношу во двор. Если Кристин узнает, что я делаю, она может выйти из себя. Её излишняя опека от меня не скрывается. Если честно, наверное, я была бы такой же, если бы дело касалось моего ребёнка.
Положив её на траву, я трачу несколько минут, чтобы выяснить, как разложить её на полную высоту, прежде чем поставить на место. У меня вырывается маленький стон, когда я поднимаю её и переношу к стволу дерева.
Я убеждаюсь, что она прочно стоит на месте, прежде чем начать залазить. Я не чувствую никакого страха, о котором в письме упоминал Брэкстон. Очевидно, высоты я не боюсь. Чем выше я залажу, тем больше чувствую разочарование. До сих пор я не увидела на стволе ничего. Лезть ещё было куда, и я почти добралась до конца лестницы.
Тогда я замечаю сломанную ветку. Она почти в метре над моей головой. В моём животе порхают бабочки, пока я поднимаюсь на ступеньку выше и медленно пересаживаюсь с лестницы на большую ветку, которая расположена под сломанной. Надеюсь, она выдержит мой вес.
Было бы логичнее просто спросить у Брэкстона, что он вырезал на дереве, но мне хочется увидеть это своими глазами. «Я вырезал своё сердце на том стволе. Мой глубочайший, темнейший секрет». Мне нужно знать, что это было.
Мои ногти впиваются в кору, пока я двигаюсь направо, прежде чем потянуться телом вверх. Поначалу я ничего не вижу, но затем замечаю сердце, которое за годы въелось в кору. Внутри этого сердца буквы и слово: «БС любит ДР». Один взгляд на это трогает меня до глубины души.
Он озвучил это вскоре после того, как я вышла из больницы, что заставило меня чувствовать себя крайне неудобно, но с тех пор между нами всё изменилось. Наша обновлённая дружба начинает расцветать.
Я не уверена, то ли это потому, что молодой Брэкстон не пожалел времени на это, несмотря на свой страх высоты. Или, может быть, я просто испугалась, что никогда не почувствую то, что раньше, и не испытаю снова ту незабываемую любовь. Тем не менее, я совершенно переполнена эмоциями. Я скольжу руками вокруг дерева, обхватывая его со всей силой, и делаю то, что не делала с тех пор, как очнулась от комы. Я рыдаю навзрыд.
— Привет, пап, — говорю я, когда он поднимается со своего кресла и целует меня в щёку. Он звонил мне прошлым вечером и пригласил на ланч. Всё получилось хорошо, потому что Брэкстон подвёз меня после физиотерапии, и я не хотела задевать чувства Стефана и говорить ему, что Кристин не хочет видеть его вблизи своего дома.
— Привет, тыковка. Хорошо выглядишь.
Я улыбаюсь от его клички для меня. Я бы не узнала этого, если бы не письма.
— Спасибо. Чувствую себя отлично.
Ну, в любом случае намного лучше, чем раньше. Теперь у меня есть желание жить, и как бы мне ни хотелось стать человеком, которым я когда-то была, я начинаю мириться с тем фактом, что этого может никогда не произойти. Но это не значит, что я должна перестать жить, или что я не могу насладиться будущим, которое лежит впереди. Я уже начинаю создавать новые воспоминания.
— Как идёт реабилитация?
— Довольно хорошо. Начиная со следующей недели, нужно будет ходить только два дня, а не пять.
— Это замечательные новости.
Это замечательные новости, но отчасти я разочарована, потому что это значит, что я могу перестать видеть Брэкстона каждый день.
— Как идут дела в банке?
— Отлично… много дел.
Я улыбаюсь, прежде чем заговорить снова.
— Можно попросить тебя об услуге?
— Конечно. Что угодно, — отвечает он.
Я тянусь в свою сумку и достаю конверт, в котором лежит мой браслет памяти и кулоны.
— Можешь прицепить мне это? — я открываю конверт и высыпаю всё себе на ладонь, чтобы показать ему.
— У меня нет инструментов, чтобы сделать это самой.
— Я определённо могу для тебя это сделать, — говорит он.
Я думала попросить Брэкстона это сделать, но хочу увидеть выражение его лица, когда он заметит браслет на моём запястье.
— В конверте есть список, где указан порядок, в котором они мне нужны. Надеюсь, к ним добавится ещё больше. Мы можем оставить для них место?
— Всё, что захочешь, тыковка, — и снова я улыбаюсь, когда он так меня называет. — Откуда эти подвески?
— От Брэкстона.
Он кивает, берёт конверт и кладёт его в карман своего пиджака.
— Готова сделать заказ?
— Да. Я проголодалась.
— Я тоже, — говорит он, улыбаясь. — Я взял продлённый обеденный перерыв, так что спешить некуда. Провести время с моей малышкой намного важнее.
Я беру со стола меню, и меня внезапно тревожит количество выбора.
— Здесь вкусные клубные сэндвичи, — добрым голосом говорит Стефан.
— Звучит отлично, — я кладу меню на стол. — Я возьму его.
Я понятия не имею, что такое клубный сэндвич, но рискну.
— Брэкстон на выходных возил меня на ферму, — говорю я, как только мы делаем заказ. — Спасибо, что поддерживаешь там порядок, это очень мило с твоей стороны.
— Нет ничего, что я не сделал бы ради твоей матери, — просто говорит он. — Или ради тебя.
Я опускаю взгляд на белую льняную скатерть, пока обдумываю свои следующие слова. Это кажется идеальной возможностью спросить о том, что я до смерти хотела узнать.
— Ты можешь сказать мне не лезть не в своё дело, но что между вами произошло?
Мой отец прочищает горло, пока его взгляд опускается на стол. Я внезапно становлюсь не уверенной, готова ли я к его ответу, но отчасти мне нужно знать. Я не понимаю, как вся эта горечь могла прийти на место когда-то замечательного брака.
— Полагаю, это сказать нелегко, — он делает паузу, затем вздыхает. — Я изменил твоей маме.
Я не могу контролировать вздох, который срывается с моих губ.
— Что ты сделал? — я чувствую, как мои глаза расширяются.
— Прости, что тебе приходится проходить через это снова. Было достаточно плохо, что я разбил сердце твоей матери, но я разбил и твоё. После этого ты не разговаривала со мной больше месяца. Последние несколько лет нам всем было тяжело.
— Что произошло?
— Нет оправдания тому, что я сделал, но чтобы ты полностью поняла, лучше я начну сначала.
У меня кружится голова, пока я жду от него продолжения. «Бедная Кристин».
Он тянет за галстук вокруг своей шеи, слегка ослабляя его.
— Твоя мама была опустошена после смерти её отца, и это правильно, но потерять обоих родителей за такой короткий промежуток времени было невообразимо, — я убираю руки со стола и кладу их на колени. — Когда мы приехали на ферму после смерти её матери, она была безутешна. До той степени, что её забрали в больницу и накачали успокоительными.
Я наблюдаю за ним, неуверенная, что могу сказать.
— Видеть такой любимую женщину было тяжело, — продолжает он. — Очень тяжело.
— Если ты так сильно её любил, как ты мог ей изменить?
Он опускает голову, прежде чем ответить.
— Последующие недели, месяцы — и год были тяжёлыми. Смерть твоих бабушки и дедушки изменили твою маму. Она погрузилась в глубокую депрессию. Она больше не улыбалась, едва ела или спала, раз на то пошло, и через время она полностью закрылась от меня. Она закрылась ото всех нас, — он делает паузу и проводит рукой по лицу. — Она отказывалась принять помощь. Я никогда не переставал любить её, но тебе нужно понимать, что мне тоже было тяжело. Ты уже жила с Брэкстоном. Я чувствовал себя невероятно одиноко.
— Значит, ты нашёл кого-то другого, кто даст тебе то, чего ты не получал дома? — мои слова звучат более агрессивно, чем я хотела, но кажется, что он бросил мою маму, когда она больше всего в нём нуждалась.
— Нет. Всё было не так. Карен была моим секретарём. Она работала на меня больше пятнадцати лет. Она заметила перемену во мне… Думаю, все заметили, я был ничтожен. После долгих убеждений, она, наконец, уговорила меня открыться. Правда в том, что мне нужно было с кем-то поговорить… Я определённо не мог поговорить с твоей мамой. В итоге между нами завязалась близкая дружба. И на этом всё. Пока однажды вечером мы не пошли выпить после работы, — он выдыхает, и мне не нравится, к чему это идёт. — Мы вместе поехали на такси домой. Водитель высадил её первой, так что я проводил её до двери… В итоге я поцеловал её на прощание. И это был не просто поцелуй в щёку.
— Понятно, — я не могу скрыть своего разочарования. — И?
— И на этом всё. Она пригласила меня зайти, и я отказался. Тот поцелуй был ошибкой. Я любил твою маму и по-прежнему люблю. Я сразу же уехал, и всю дорогу домой меня съедало чувство вины. Твоя мама перебралась из нашей спальни за несколько месяцев до этого. Она спала в твоей старой комнате. Той ночью я крутился и ворочался, а утром во всём признался. Твоя мама была расстроена, и не без причины. Она дала мне пощёчину, а затем сказала уходить.
Несколько мгновений я позволяю его словам впитаться.
— Значит, ты просто поцеловал её? И дальше этого не зашло?
— Нет. Но это было достаточно плохо, — когда его голос затихает, у меня болит сердце. Я не прощаю того, что он сделал, но в какой-то степени понимаю его. — Я допустил самую большую ошибку в своей жизни и потерял лучшее, что у меня когда-либо было.
— Ох, папа, — потянувшись через стол, я накрываю его руку своей.
— Я так сильно по ней скучаю, — признаётся он, опуская голову и вытирая глаза тыльной стороной ладони.
Ему так же больно, как и ей. Я могу мало что знать о них обоих, но любой дурак увидит, что они несчастны друг без друга.
После нашего долгого ланча отец предлагает отвезти меня домой, но я решаю сесть на автобус. Во-первых, потому что не хочу расстраивать Кристин тем, что папа будет рядом с домом, а во-вторых, потому что мне нужно время обдумать всё, что он мне рассказал. Я не знаю как, но я найду способ, чтобы мои родители хотя бы поговорили. Стефан сказал, что она отказывалась говорить с ним с тех пор, как выгнала его. Я не занимаю ничью сторону — я сочувствую им обоим — но думаю, им пора простить друг друга и двинуться дальше. Жизнь слишком коротка.
К тому времени, как я выхожу из автобуса, я решаю ничего пока не говорить. Мне нужно время обдумать это и придумать план.
— Ты припозднилась, — говорит Кристин, когда я прохожу через входную дверь.
— Я решила ненадолго остаться в городе.
— Это хорошо. Хочешь сэндвич?
— Нет, я уже поела, — отвечаю я, проходя за ней на кухню.
— Это недавно пришло тебе, — с улыбкой говорит она, поднимая конверт и передавая его мне.
Наклонившись, я целую её в щёку. Её глаза освещает удивление. После сегодняшнего ланча со Стефаном мне ещё больше жаль её. Она прошла через тяжёлые времена. Сначала потеря родителей, затем её муж… в каком-то смысле, возможно, она считает, что потеряла ещё и единственного ребёнка.
— Спасибо, — говорю я, поднимая вверх письмо, но моя благодарность ей лежит намного глубже этого.
Дорогая Джемма,
Четвёртое июля 2004 года. Это были школьные каникулы, и это означало наш последний долгий визит домой к твоим бабушке и дедушке. К тому времени, как наступят следующие каникулы, ты будешь работать на своей первой работе. Но тогда мы этого не знали.
Июль означал, что была зима, и первые несколько дней наших каникул на ферме принесли дождь. Большую часть времени мы играли в настольные игры и помогали бабушке печь сладости. Она сделала нас своими официальными дегустаторами, и от меня она не получала никаких жалоб. Можно сказать, что я всегда был сладкоежкой.
На третий день дождь, наконец, стих, так что мы встали пораньше и час провели в саду, ловя червяков. Закончив, мы схватили свои удочки — бабушка и дед подарили их нам на предыдущее Рождество — и направились к реке. Мне всегда нравилось, что ты не боялась брать червяков и насаживать их на свой крючок, в отличие от большинства девочек. На самом деле, тебя мало что пугало.
В тот день из-за дождей земля превратилась в грязь, так что дед посоветовал нам не брать с собой Малышку Тилли. Ты была разочарована, потому что хотела покататься на ней, так что мы пошли к реке долгой дорогой, мимо её пастбища, чтобы ты могла её видеть.
У берега реки дед оставлял свою белую деревянную лодку, пока мы у них гостили. Было слишком холодно, чтобы плавать, так что мы часто пользовались этой лодкой зимними месяцами. Ты помогала мне перевернуть её и затолкать в речку. Я закатывал штаны, прежде чем зайти в морозную воду, и нёс тебя на спине от берега к лодке, чтобы ты не промокла.
Мы гребли к своему обычному месту и бросали якорь. В какие-то дни мы сидели там часами и ничего не ловили, но в других случаях у нас всё выходило хорошо. Если нам удавалось принести домой немного рыбы, дедушка чистил её, а бабушка готовила на ужин, во вкуснейшем лимоновом соусе.
Этот конкретный день оказался одним из самых медленных. Мы просидели несколько часов, и ничего даже не клевало.
— Чёрт возьми, — вдруг выпалила ты, вскакивая на ноги. — Ты это видел?
— Полегче, — ответил я, пытаясь удержать лодку, когда она резко качнулась из стороны в сторону.
— Подай мне сеть!
— Ты что-то поймала?
— Нет, но думаю, я только что видела Лохнессккое Чудовище.
Я рассмеялся, когда ты завизжала от восторга.
— Ты сумасшедшая. Такого не существует.
— Я не вру, Брэкстон. Я только что его видела.
— Ты могла что-то увидеть, но это был не он.
— Я его видела, чёрт тебя побери, — огрызнулась ты, дёргая ногой, попадая мне по лодыжке. Твой тон вызвал у меня смешок, что только больше тебя разозлило. — О боже, мы будем знаменитыми. Нас покажут по новостям и всё такое.
Я не сомневался, что ты что-то увидела, но знал, что это было не то, что ты подумала.
— Вон он снова! — завизжала ты. На этот раз ты не потрудилась просить у меня сесть, ты резко развернулась и схватила её сама. Это было за гранью моего понимания, как ты могла подумать, что поймаешь гигантское существо глубин такой маленькой сетью, но я отпустил тебя. Ты была чертовски упрямой, когда что-то решала, и всё равно не стала бы меня слушать.
Я высунул голову за край лодки и увидел, что твоё так называемое чудовище — это на самом деле утконос, скользящий вдоль поверхности воды.
Ты дёрнулась вперёд в попытке захватить его сетью. Это было не самое мудрое твоё движение. От этого лодка не просто наклонилась, а скинула нас обоих в ледяную воду.
Я вырвался на поверхность первым, и моя голова завертелась из стороны в сторону, пока я искал тебя.
— Джемма! — как можно громче позвал я. — Джемма, где ты?
Я собирался нырнуть обратно, чтобы найти тебя, когда ты выплыла. Ты хватала ртом воздух, и твои губы уже стали слегка синими.
Я немного проплыл, чтобы добраться до тебя, и обхватил рукой твою талию.
— Удочки! — крикнула ты, когда я потащил тебя к берегу.
— Я за ними вернусь, — моим первым приоритетом была ты. Всё твоё тело дрожало, когда мы наконец-то добрались до сухой земли. Уверен, я тоже дрожал, но не помню, потому что слишком переживал за тебя. — Тебе нужно дойти до дома и снять эту мокрую одежду. Я вернусь за удочками.
— Хорошо, — твои зубы стучали, и движения были медленными, так что я подхватил тебя на руки и побежал. Я прошёл всего несколько метров, когда поскользнулся на какой-то грязи, из-за чего мы оба рухнули на землю.
При любых других обстоятельствах мы оба смеялись бы до безумия, но холодный ветер не шёл нам на пользу. Моё беспокойство за тебя только усилилось.
На удивление, от бабушки и дедушки не было никаких строгих лекций, когда мы вернулись на ферму. Они только беспокоились. Отвели нас в разные комнаты и велели снять мокрую и грязную одежду, прежде чем закрутить нас в одеяла. Дед усадил нас перед открытым камином в гостиной, пока бабушка побежала на кухню, что приготовить большие кружки горячего какао.
Дед пошёл к реке, нашёл лодку и выловил наши удочки, которые нашёл дальше по течению.
Об этом больше не было сказано ни слова, но бабушка заставила нас сидеть дома следующие несколько дней, чтобы убедиться, что мы не подхватили простуду от своего неудавшегося приключения. Моё восхищение ими после того дня стало только сильнее. Они действительно были удивительными людьми.
За вечер до того, как нам нужно было ехать домой, бабушка приготовила нам огромный пир. Я мог сказать, что она любила, когда мы там оставались. Она всегда немного плакала, когда нам пора было уезжать домой.
После этого, мы вышли на переднюю веранду. Бабушка накрыла ноги деда разноцветным вязаным покрывалом, прежде чем сесть рядом с ним. Я с улыбкой наблюдал, как он потянулся за её рукой и обвил её своей. Когда она улыбнулась ему в ответ, я ясно увидел, как в её глазах отражается любовь.
Ночь была прохладной, но в небе не было ни облака, так что мы решили вместо этого лечь на траву. Ну, на самом деле, зимой мы лежали на брезенте, потому что земля была холодной и мокрой. У тебя был твой розовый вязаный плед, а у меня мой голубой.
— Сегодня так много звёзд на небе, — сказала ты.
— Ммм. В городе так много не увидишь.
— О боже, ты видел, что только что мелькнуло на небе? — спросила ты, внезапно встревожившись.
— Да, звезда упала.
— Ох. Мне всегда было интересно, на что похожа падающая звезда.
— Я хочу… — ты сделала краткую паузу, и мне хотелось сказать тебе, что нельзя говорить желание вслух, иначе оно не сбудется. Тогда я всё равно в это не верил, но сейчас я не так уверен. — Я хочу, чтобы ты навсегда остался моим мальчиком, Брэкстон Спенсер.
Ты скользнула рукой под мой плед и переплела свои пальцы с моими. Когда ты повернулась ко мне лицом, наши взгляды встретились, и то, как ты посмотрела на меня, отличалось от всех предыдущих раз. От этого мое сердцебиение ускорилось, потому что если я не ошибался, именно так бабушка смотрела на деда несколько минут назад.
Для меня в этом мгновении было больше вопросов, чем ответов. Было ли возможно, что мы когда-нибудь станем больше, чем просто лучшими друзьями? Я знал, что ты любишь меня, потому что ты мне говорила, но это дало мне надежду, что, может быть, только может быть, ты любила меня так, как я тайно любил тебя.
Я крепче сжал твою руку, когда во мне зажегся луч надежды.
— Я тоже этого хочу, Джем.
То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.
Навсегда твой мальчик,
Я вздыхаю, прижимая письмо к груди. Он вообще понимает, какие чудесные эти письма? Мне нравится, как он подписал это — «навсегда твой мальчик». Я не уверена, что нас ждёт впереди, но знаю, что мне нужно, чтобы он был частью моей жизни.
В тот день моё желание могло зажечь луч надежды в его сердце, и именно это делают со мной его слова. Моё желание при первой падающей звезде было похоже на самое недавнее. Можно подумать, что я пожелала бы вернуть свою память, но нет. Я хотела, чтобы снова могла полюбить Брэкстона, так же глубоко, как когда-то раньше.
Я достаю телефон и ищу номер Стефана, чтобы послать ему сообщение. «Мы можем завтра снова встретиться за ланчем или в любой день на этой неделе? У меня есть ещё две подвески, чтобы добавить на мой браслет».
Я раскрываю ладонь и улыбаюсь, глядя на крошечного рыбака в лодке и серебряную падающую звезду.