Дик (СИ)

Глава 10. Страх

— Сиськас… — яркий свет режет глаза. Веки стали тяжелее, распухли до невероятных размеров. — Впервые дотрахался до такого состояния, что не могу шевелиться.

И я бы продолжил. Только при одном воспоминании медовой кожи и пышной груди Лины у меня начинают дергаться причиндалы.

— Кхе…. Кхе… Александр Георгиевич… — отдаленно знакомый голос заставил меня резко встать. Голова раскололась надвое будто кто-то заехал топором по ней.

— Блядь! — пытаюсь сдавить двумя руками трещащую черепушку. Ударяю несколько раз по голове, чтобы картинка в глазах стабилизировалась, потому что сейчас все двоится. Трудно сфокусироваться и прийти в себя. — Что за…

Лина сильно потолстела и облысела и… когда она успела надеть форму?

Меня сильно пошатывает, приходится держаться за капот машины, чтобы не упасть. Когда ко мне возвращается зрение, удается рассмотреть внимательнее человека стоящего передо мной. Того самого Ермолаева, местного следователя, лицо у него озабоченное.

Трудно собраться с мыслями, когда на тебя смотрит пристально сеньор помидор, лупает глазами.

Что за…

— Где Лина? — хватаю его за воротник, отрывая погоны.

Я все еще в трусах на съезде. Один. Я ничего не понимаю.

— К-Ка… А…не видел. — мужчина бьется в конвульсиях от страха, пытаясь вырваться из моего захвата.

Все же выпускаю его. Олень рогатый. Как ему вообще погоны выдали.

Осматриваюсь. Стараюсь охватить картину с места.

Ее лифчик и футболка все также висят на дереве. Джинсы покоятся на заднем сиденье.

Вряд ли Майорова умудрилась бы далеко уйти в одних трусах. А значит…

Желудок скручивается от неприятного спазма. Горечь подступает к горлу. Мышцы сводит судорогой.

Замечаю ярко-желтый дротик на земле, такими обычно стреляют по животным, чтобы усыпить их.

— Как нашёл меня? — из меня вырывается безумный крик, поворачиваюсь к горе-человеку. Если он солжет — придушу руками.

Кто-то похитил Сиськастую. Усыпил нас и выкрал ее. Забрал ее у меня из-под носа. Чувство такое, что кусок мяса оторвали. Когда я успел так прикипеть к девчонке?

Сначала меня манила ее красота, геометрическая совершенность, а сейчас физически больно от того, что ее нет. Въелась под кожу. Основательно еще до сегодняшней ночи. Маленькая дрянь завладела моими мыслями.

— Так дальнобойщик остановился, чтобы сходить по делам, увидел Вас без сознания и позвонил в полицию.

— Лжёшь. — мурлычу я, уже представляя, как раскрошу его тупорылую черепушку о камень позади него. — прямо-таки и набрал в следственный отдел.

— подумали, что Вас убили… — пролепетал он, проседаю на землю. — Он как упомянул про кабриолет, сразу Вас вспомнил… Суда кабанчиком и метнулся.

Ермолаев не лжёт, слишком трусоват. Кабанчиков он метнулся. Жаргонизм фольклорный.

Сажусь на капот, судорожно глотая уже нагревшийся воздух. Это пиздец. Натуральный. Полный.

Соображай, Дик! Заставь черепушку разогнаться. Давай. Давай, сука. Думай!

За нами следили, скорее всего вели целый день, поджидали нужного момента. Стрелять могли только с трассы, а значит останавливались прямо на шоссе.

— Это же Таврида? — спрашиваю я больше себя, чем недоумка. — Значит тут должны быть камеры! Трасса федеральная!

Кабанчик Ермолаев ничего не отвечает. Понятно, почему у него гора висяков.

Мобильный почти разряжен, осталось всего десять процентов. Маловато времени на звонок другу.

Единственный человек, которому я могу помочь и довериться — брат.

— Давай, Веня, возьми трубку. — шепчу я, гипнотизируя экран телефона на котором тают проценты зарядки.

— Дик, ты время видел? — сонный голос брата вызывает во мне детскую радость.

— Мне нужны записи камер с Тавриды. Все машины, которые ехали за синим кабриолетом! — говорю быстро, не желая потерять ни минуты.

— Какой Тавриды? — взывает Веня.

— Трасса Севастополь — Керчь. — ору я в ответ. У меня нет времени объяснять ему, вместе с моей зарядкой тает и время. — Лина у них.

Мой телефон отключается. Веня не должен подвести, он умный. Догадается.

Пока я найду зарядку, он все найдёт. Должен. Обязан.

Ангелина.

— Дик. — зову я, пытаясь пробраться сквозь темноту. Ничего не вижу в этой кромешной тьме. Вроде бы вытягиваю руки, но не вижу кончики пальцев.

Голова болит так словно я пила вчера всю ночь. Облизываю пересохшие губы, которые успели потрескаться от жажды.

Дотрагиваюсь до своего тела. Я все ещё голая, на мне только надорванные трусики. Грудь припухла после этой ночи. Тело еще пронизано сладостной истомой, оно не проснулось.

Ужас начинает постепенно охватывать меня, осознание реальности наваливается бидонной плитой.

Дика бессмысленно звать. Его нет тут.

К памяти возвращается, как он осел на землю, упал почти замертво. Не знаю, чего боюсь больше — что с ним случилось что-то страшное или за себя. Сердце покрывается коркой льда при мысли, что Дик мог… нет, об этом нельзя думать. Такого не могло случиться.

Пытаюсь аккуратно исследовать левой рукой местность. Если рядом есть стёкла или ржавые гвозди — я могу пораниться. Лучше все сделать левой рукой, чтобы в случае чего правая функционировала полностью.

Я сижу на матрасе, который постелен поверх ламината и паркета, не могу определить. Рядом с матрасом стоит стул, на котором стакан с водой. Долго принюхиваюсь к содержимому, пытаюсь различить запахи. Макаю мизинец в воду, и смачиваю губы. Если там какая-то отрава?

Выжидаю долгое время. Или мне только кажется, что прошло много времени — делаю маленький глоток.

В комнату не попадает ни одного лучика света, кромешная темнота. Она давит на меня. Пугает до чертиков.

Не могу даже оценить большая или маленькая это комната. Страшно даже исследовать ее.

Одними губами повторяю: «Дик. Дик. Дик…» я надеюсь, что он услышит меня и придёт за мной.

Он лучший из лучших. У него получится меня найти. Гончая учует мой запах…

Невольно усмехаюсь проскользнувшей мысли в сознании — ну, хоть, девственницей не умру.

Когда где-то вдалеке раздаются тяжелые шаги, меня начинает знобить, а желудок скручивать болезненными спазмами. Поджимаю ноги и заставляю себя собраться. Нельзя паниковать раньше времени.

За дверью слышится женский и мужской смех. Они совсем рядом.

Лязг металла вызывает приступ новой головной боли. Открывается дверь и комнату заполняет яркий свет, приходится зажмуриться…

Дик.

Я приезжаю в участок в трусах, даже не удосуживаюсь одеться. Мне так похуй на мнение работников этой шараги. Меня интересует только одно — Лина.

Ангелина. Майорова. Сиськастая.

Согласился ее взять себе в напарники из одолжения, успокаивая себя тем, что это только на месяц. И по окончанию этого срока дитя богатых родителей покинет меня. А что получилось? Я обрёл геморрой, большой такой с грудью третьего размера. И никак не хочу с ним расставаться.

Прикипел.

Сам вокруг своего горла затянул петлю.

— Зарядка для айфона есть? — рявкаю еще на пороге, готовый сожрать любого из них. Стадо деградирующих Баранов. Я научу их, как нужно работать. Сидят тут, пинают хуи, пока там убивают, грабят и калечат людей.

— Держите. — все тот же несуразный Петрушка протягивает белый провод, который я выхватываю и спешу к розетке.

Меня раздражают их перепуганные и растерянные лица, таращатся как камбалы. Пока они передвигаются медленнее улиток, с Линой могут сделать что угодно. В таких случаях время идёт на часы.

Со стороны я конечно выгляжу комично, в белых боксёрах и кроссовках. Вижу как на меня смотрят и обсуждают, ну и пусть смотрят. Мне нечего стыдится. Тело выкованное долгими тренировками. В трусах тоже не пупырышек, есть чем гордиться. Ни одна женщина не уходила от меня недовольной.

Телефон капризничает и нехотя включается. От нетерпения меня аж подбрасывает. Кажется, что любая мелочь заставит меня взорваться. Я поубиваю их всех, поперестреляю к чертям.

— Александр Дик — кто? — на пороге показывается парень в джинсах и желтой корпоративной футболке DHL. Курьер. — Вам посылка.

— Задержите его! — ору я как псих, кидаясь на испуганного парня. Выхватываю из его рук коробку, стискиваю ее с замиранием сердца. Обычная упаковка DHL. Стандартная и ничего ничего не обычного.

Курьер вряд ли причастен, но он может что-то знать относительно отправителя.

Посылка была отправлена вчера, а значит они предполагали это заранее.

Коробка совсем небольшая, десять на десять.

Хочется содрать упаковку, разодрать в клочья, но я заставляю себя надеть перчатки, бережно стащить ее и положить на стол. Возможно на ней есть отпечатки пальцев.

Внутри оказываются фотографии и клочок бумаги — записка. Начинаю с фото. На них я и Ангелина.

Мы у цветочного магазина, рядом с участком, у моего дома… в БДСМ клубе. Они ходили за нами повсюду.

Этими фотографиями они хотели показать мне, что у них все под контролем, что они на несколько шагов впереди меня.

Странно смотреть на нас со стороны, раньше я не замечал, точнее не думал, как мы смотримся вместе. Она просто была и все. Ангелина всегда следовала немного позади меня. На всех фотографиях она была немного слева. Мы никогда не держались за руки, но на фото мы были так близко и создавалось впечатление, что мы пара. На них на всех я старался ее прикрыть собой.

Сиськастая на всех фотографиях даже в самых невыгодных ракурсах была настоящей красавицей. Ей не нужен был макияж и откровенное шмотьё, чтобы быть самой сексуальной из всех женщин, которых я знал. А я перепробовал почти весь московский бомонд. При всей порочности внешне, внутри она все еще оставалась непорочной.

У нее была совершенная фигура, аппетитная попка, бездонные глаза. Ангелину можно было тискать сутками, нет — годами. Такая она была медовая. В руках разогревалась и становилась ещё слаще. Создана для греха.

Внутри нее было тесно. Даже слишком. Это сводило с ума.

Они следили за нами все это время. Пока я, как пубертатный подрост, разрывался, думая: вдуть или не вдуть… они подкрались так близко, а я даже не заметил.

Записка была адресована мне. Ничего лишнего. Лаконично и информативно.

«Можешь не искать ее.»

Это моя последняя капля, твари. Вызов принят.

Мой мобильный ожил.

Веня нашёл ее.

Ангелина.

Мужчина заходит в комнату.

Мой взгляд падает сразу же на его ноги, ботинки на нем — дорогие броги огромного размера. Я видела такие в магазине. Не дешевая вещь, не каждый сможет себе такие позволить.

Мужчина великан. Исполинских размеров.

На нем металлическая маска, он в ней напоминает железного человека. Устрашающе. Вместо глаз чёрные дыры.

На руках чёрные кожаные перчатки, они завершают образ монстра.

Я прислоняюсь спиной к холодной стене, прикрываясь руками, не издавая ни звука. Облизываю пересохшие губы.

— Оденься. — хрипло приказывает мужчина, бросая в меня бесформенное белое платье. Я отчаянно пытаюсь узнать голос. Слышала ли я его раньше? Мог ли это быть Рома?

Послушно надеваю платье, которое напоминает ночнушку. Я рада, что могу прикрыть своё тело от чужих глаз.

Кроме мужчины никого нет, но я отчетливо слышала женский голос. Значит он не один. Сколько их?

В голове всплывают картины из прошлого, вся их компания.

— Встань. — приподнимаюсь, стараясь рассмотреть его. Понять какого он роста, сколько ему лет. Скольжу глазами по его мощной фигуре пытаясь найти хоть что-нибудь, что позволит мне выбраться отсюда.

При таком освещении это было трудно сделать. А еще у меня создавалось впечатление, что мужчина изменил свой голос. Он старался говорить односложно. — Твоё время пришло…

— какое время? — я говорю слишком громко, голос срывается и я выдаю себя. Показываю ему мой страх. Сглатываю, презирая себя за слабость.

— Исполнить свой долг. — его голос режет меня без ножа. Он не грубый, просто липкий и скользкий, пронизывающий все тело.

— И в чем мой долг?

Я не могу через маску увидеть его лицо, но чувствую как он хищно скалится.

— Веня, быстрее! — покрываю телефон слюнями, не годуя и выходя из себя. Для Ангелины сейчас каждая минута вечность, не до церемониальности сейчас.

В участок приходит женщина, чтобы написать заявление на пропажу мужа, якобы утопился. Она смотрит на меня с нескрываемым интересом, буравит своими пошлыми глазками выпуклость моих трусов. Веселая вдова. Пожалуй сама и потопила своего муженька.

— Все записи с камер стёрты. — глухо говорит брат. — Ничего. Был системный сбой и ничего не сохранилось. Все серверы полетели.

А вот это уже круто.

За всем этим стоит не любитель извращенец, а очень влиятельный человек. Такую акцию провернуть. За деньги такое не купить, нужна власть.

— прошерсти счета, кому-то должны были заплатить за такое.

— уже. Это хакер извне. Ни единой зацепки, Саш. — голос брата отвратителен. В нем безнадёга и отчаяние и меня это бесит.

— Окей, давай. — отбиваюсь. Желания разговаривать с ним нет.

Он пытается перезвонить мне, но даже слышать не хочу этот траурный тон. Я найду Ангелину, достану ее из-под земли, если это потребуется.

Не дай Бог кто-то хотя бы коснётся ее, я бензопилой отрежу им руки. Эта мысль не даёт мне покоя.

Перед глазами крутятся сцены жертвоприношения и массовых изнасилований.

Закрываю глаза.

Нужно выпить. Унять страх. Это мешает делу. Расследование приобретёт личный характер. Такого никогда не было.

Когда ты спокоен, твоя голова чиста и работает как машина, анализирует события. Когда же дело касается лично тебя — все по другому.

— Достаньте мне все, что у Вас есть на лагерь «Жемчужный берег» — рявкаю я, подгоняя нерасторопных идиотов. — Я в гостиницу одеться и обратно. Если к моему возвращению не будет готово, будете на набережной камушки собирать. У безработных много времени.

И все равно не получается успокоиться. Не удается думать о деле.

В голове только Ангелина со своими шикарными сиськами, которые бомбически колышутся во время секса. С каждым толчком они радостно подпрыгивают и так и просятся в руки. Спелые дыни.

Почему я не трахнул ее раньше и не остался в Москве? Нужно было приставить к ней охрану и закрыть в подвале, сидела бы там и все было бы чики-пуки, а теперь ее узенькую дырочку могут раздолбать до размера ведра.

Твою мать.

Такую сладкую дырочку нельзя портить. Если кто и растянет, то это должен буду быть я.

Она меня удивила. Действительно похожа на дорогое вино, пробуешь и никак не распробуешь. Хочется еще бокал, чтобы разгадать состав. Секс с ней только распаляет, хочется еще.

Сука.

В чем я нагрешил, что меня так карают?

Только собирался стать на путь истинный и на тебе.

Одеваюсь находу, натягиваю новую футболку и джинсы, которые купил по дороге. Даже не смотрел, что купил. Какая-то белая футболка и джинсы с дырками. Главное, чтобы было удобно.

Наливаю в стакан виски и выпиваю его залпом, гоняю немного горечь во рту.

Есть только один путь получить информацию. Нужно действовать напролом. Времени нет церемониться и соблюдать закон.

Алкоголь немного расслабляет.

Сейчас бы еще потрахаться. И жизнь бы действительно заиграла новыми красками.

Снова звоню братцу. Он поднимает сразу же, не дожидаясь гудков.

— Какой там был адрес у этого врача? — язык заплетается. Я пьян. Не мудрено, выпить натощак столько. Не заметил, как выдул пол бутылки натощак.

Брат диктует адрес, стараясь не комментировать моей несуразной речи. У меня нет проблем с алкоголем. Проблемы у тех, кто пьёт и не может остановиться. Я не хочу останавливаться. Состояние легкой дымки меня раскрепощает и позволяет работать качественнее и быстрее. Под влиянием спиртного серая жидкость в моем мозгу работает только лучше. Так зачем бросать?

________________________

Терентьев В.И.

Василий? Валерий? Виталий? Ваня может? Вариантов много, так как зовут его?

Это все, что есть о человеке, который возглавлял лагерь разврата и порока. Ни имени ни отчества, никакой информации ни в одном источнике. Просто серый кардинал.

Веня нашёл одну фотографию с ним, очень старую и плохого качества. Еще в сети есть парочка его работ и исследований. Ни о чем.

Что-то про рефлексы и привычки. Даже читать не стал эту чушь.

Директор лагеря живет в очень скромном доме. В небольшой пятиэтажке на краю города в богом забытом месте. Дом видимо построили еще до войны, может быть в советские времена тут было хорошо: детский двор, магазин и лес, но с того времени тут так ничего и не ремонтировали, инфраструктура не менялась.

Место было безлюдным. Молодые и обеспеченные пары не стали бы покупать тут жилье. Скорее всего жильцы — одни пенсионеры.

Квартира Терентьева оказывается на первом этаже.

В нетерпении звоню в старый звонок, который уже на соплях держится. Надеюсь, что светило науки дома.

За дверью слышится шарканье.

Слава Богу!

Дверь медленно открывается и передо мной предстаёт мужчина в прекрасной форме для своих лет. На нем синяя рубашка в клеточку и чёрные брюки. За толстыми стёклами очков прячутся очень умные и хитрые глаза, которые с интересом меня рассматривают. Типичный профессор.

— Терентьев? — не дожидаюсь ответа, захожу в квартиру, отталкивая его в сторону. Ордена на обыск у меня нет и никто бы не дал при отсутствии улик, но меня это сейчас мало волнует.

— Да. Чем обязан?

— Не стройте из себя идиота. Где она? — пытаюсь пронять его, прощупать, как он реагирует.

Он не удивлён, но и не напуган. Просто смотрит на меня и молчит. Слишком долго для невиновного.

Ангелина.

Мужчина крепко связывает мои руки веревкой за спиной. Жестко фиксирует их, проверяет свою работу. Неприятно, когда тебя касаются холодные перчатки, жалит кожу. Страшно. Отвратительно.

После чего он достаёт из заднего кармана запакованный пакет. По мере его распаковки я несколько раз меняю гипотезы, что там, и ни одна из них не оказывается верной.

Это латексная маска. Такие продают в секс-шопах для разных извращенцев.

Меня передергивает и я даже не произвольно отползаю при виде нее. Ничего хорошего этот аксессуар мне не обещает.

Жуть.

Чёрная без выреза для глаз, дырка только для рта, застегивается на шее.

Он тянется ко мне, чтобы надеть ее.

Я лишь качаю головой, не веря, что это происходит со мной.

Столько лет я бежала от этого проклятого лагеря и теперь практически сама приехала к ним, подписала себе смертный приговор.

— Тшш… — это все, что он говорит. Силой притягивает меня за волосы и одним движением, как презерватив, натягивает мне на голову. Ощущения омерзительные. Сначала кажется, что я задохнусь.

Теряю сразу же ориентацию. Меня охватывает паника. Жадно ловлю воздух ртом. Не выдерживаю и прошу:

— отпустите… снимите… помогите…

Постепенно мне удается успокоиться. Сквозь ткань маски мне удается различать звуки и голос мужчины. Все происходит словно где-то вдалеке. Я заставляю себя приноровиться к ней, у меня нет выбора. Нужно потерпеть.

Он берет меня под локоть и заставляет встать. Мне ничего не остаётся, как подчиниться. Теперь я в кромешной тьме абсолютно беззащитная.

Единственная Надежда на которую я уповаю — Дик. Он должен найти меня.

Мужчина ведёт меня через весь дом, один раз мы поднимаемся по лестнице. Он идёт медленно, не торопится, чтобы я не упала. Можно было бы даже сказать, что он проявляет так заботу по отношению ко мне.

Когда мы останавливаемся, даже через синтетическую ткань до меня доносится аромат еды.

— Тебе нужно поесть. — его голос так тих. Мне приходится сильно сосредотачиваться, чтобы различать его слова. — Я буду кормить тебя с рук.

Не успеваю переварить информацию, как он тут же усаживает меня на стул, и моих губ касаются кожаные перчатки с чем-то мягким, по вкусу это плов. Он буквально проталкивает в меня рис с морковкой, которые оказываются очень вкусными.

Желудок предательски урчит.

Дик.

— Я не знаю. — он отвечает тягуче, не хотя, снимая с переносицы очки и потирая нос.

— У меня нет времени играть в прятки. Зачем она Вам?

Мужчина выглядит слегка озадаченным, смотрит на меня щурясь. И меня это начинает раздражать. Тянусь одной рукой к кобуре с пистолетом.

— Я не имею никакого отношения к девчонке. — повторяет он. — Они забрали ее?

Сжимаю холодную рукоятку, вглядываясь в морщинистое лицо, пытаясь понять — врет он или нет.

— Что Вы знаете о них? Кто они?

Я уже готов достать пистолет и пустить его в ход.

Мужчина вздыхает и направляется на небольшую кухню. Мне только и остается, как последовать за ним.

Я удивлён.

Терентьев живет скромно. Не то, чтобы без излишеств, мебель в его квартире очень старая, как и ремонт. Складывается впечатление, что обстановка не обновлялась лет тридцать, если не больше.

Он ставит на стол две рюмки, чистота которых подвергается сомнению, после чего достаёт из холодильника бутылку водки.

Не торопливо разливает белую жидкость, проливая часть на стол, застланный цветастой скатертью.

Он залпом выпивает рюмку, поджимая губы. Когда я не притрагиваюсь к его угощению, он выпивает и вторую.

Все в доме немного запущено, чувствуется, что не хватает женской руки, а Терентьевские не предназначены для работы по дому.

— Я не знаю их адресов, и где они сейчас. Только имена некоторых из них. — мужчина стареет практически на глазах, становится более усталый; лицо приобретает серый цвет. — Я надеялся, что они успокоятся…

— Вы можете говорить точнее? — С шумом отодвигаю стул и усаживаюсь напротив него, широко расставив ноги. — Начните с самого начала…

Лагерь «Жемчужный берег». Девять лет назад.

Здание пахло только что распакованной коробкой. Все такое новенькое и красивое.

Мужчина смотрел на лагерь с замиранием сердца, он очень долго к этому шёл. Долгие годы он стучался в закрытые двери, чтобы ему открыли и вот…

Лагерь для подростков, которые могут сбиться с пути.

Несколько лет назад у Владлена Терентьева дочь умерла от передоза. Шестнадцатилетняя девочка связалась просто с не той компанией. Она начала встречаться с сыном местного политика, очень образованным и приличным парнем. При свете дня. Ночью же он баловался кокаином и жестко имел Лизу Терентьеву. Так часто и много, что у совсем молоденькой девочки заиграли гормоны и стал появляться маленький животик, который должен был привести ее через девять месяцев к маленькому ребёнку.

Проблема, которую нужно было решать: рожать или делать аборт? И с ней никак нельзя было обратиться к отцу, строгому психологу, моралисту первой категории — как она его называла.

Кому нужны шестнадцатилетние беременные девушки? Никому.

Было бы правильнее все рассказать отцу, получить наказание и жить дальше с этим. Он бы скорее всего заставил бы ее рожать, потому что аборт это не выход, но тогда бы вся жизнь испортилась?

Какой шестнадцатилетний подросток сможет самостоятельно здраво все обдумать и принять правильное решение?

Она просто впала в депрессию, подсела на героин и умерла от передоза.

Банально. Глупо. Ничего нового. История повторяющая из раза в раз, и никто не учится на чужих ошибках. Грабли расставлены так, что раз за разом юные девушки наступают на них.

Владлен Терентьев долго думал, почему так случилось, и пришёл к выводу — нынешняя молодежь сексуально одержима. Очень часто по миллиону причин, многие их них сексуально не образованы. У них нет правильного понимания, им ничего не нужно, они только и думают, что о сексе и как быть круче. Что с одной стороны естественно, с другой — это ведёт к тому, что уже к двадцати их заводит только жестокий секс, напоминающий больше изнасилование, чем акт любви. Они не думают о последствиях и надеются только на технологии.

У него развилась своя теория, что если бы подростки получали должное сексуальное образование, то сократилось бы количество абортов, половых болезней и разбитых сердец.

А еще, возможно, это уменьшило бы количество психических отклонений на сексуальной почве.

Терентьев решил открыть лагерь для подростков, который направлял бы их в нужное русло. Все складывалось чудесно, его работа стала его детищем и он болел за нее всей душой. Он хотел протягивать руку помощи тем, кто может быть не находит ее дома.

Мог бы он подумать, что все его планы и желания превратятся в пыль? Жизнь сыграет с ним в шутку, и он породит чудовище?

Согласно замыслу воспитателями в лагере должны были быть его самые лучшие студенты. Они должны были вкладывать в головы детей по крупице нужные, правильные мысли. Делать это шаг за шагом, наблюдать — есть ли результаты. Их цель взрастить уровень ответственности в сознании детей, вложить в их пустые головы, что мир вертится не вокруг мужских членов. Секс — не смысл жизни. Самое прекрасное — любовь. И с нее нужно начинать путь во взрослую жизнь.

Поначалу все было прекрасно. Дети были в восторге от лагеря, они развлекались и ничего не выходило за рамки дозволенного. На одной из бесед с парнем Терентьев был приятно удивлён его осознанностью. Хороший мальчик. Ему казалось, что все идет замечательно, он достигает цели.

Но на самом деле все неслось на бешеной скорости в ад. Он и не подозревал, что происходит в его лагере, пока он спал и видел прекрасные сны.

Один из его студентов, наиболее подающий надежды, организовал подпольный клуб в лагере. Чертов, клуб для извращенцев. БДСМ-клуб, как называют такие места сейчас. Он делал все наоборот. Он развращал сознания маленьких детей каждый день. Как настоящий Сатана он взращивал в них одержимость, ту самую, с которой хотел так бороться Терентьев. Навязывал раскрепощённость, уродовал их сознание.

Он ломал границы дозволенного. То, что для обычных людей было нормально, для них — слишком скучно. Они приучали их к жестокому сексу, подсаживали на иглу, делали из них одержимых рабов. И это было под носом у Терентьева.

Отдать должное ученику, психолог из него получился блестящий. Он умело дергал за нужные ниточки… Находил как переманить каждого на свою сторону.

Так скромная девочка была готова умолять сделать минет пожилому мужчине, потому что только то ее возбуждала, она хотела делать что-то постыдное.

Возможно, Владлен бы так ни о чем и не узнал. Жил бы иллюзиями. Но в один из летних дней, в медпункте девочку из лагеря нашли привязанной к кровати, она была абсолютно голая. Хорошо, что Терентьев нашёл ее случайно сам, а никто из других детей. На камерах было видно, как Его студенты пытаются ее изнасиловать. Терентьеву пришлось поднять все записи с камер.

На всех них было множество оргий, экзекуций и насилия. Их невозможно было даже смотреть.

Всех виновных нужно было наказать, исправить содеянное. Чертового гения, Сатану в овечьем обличие, нужно было засадить за решетку. Роман Бурков заслуживал наказания, как минимум за совращение малолетних.

Как и полагается в таких ситуациях, Терентьев вызвал полицию, девчонка должна была все рассказать, а он подкрепил бы ее слова доказательствами. Им бы не сошло это все с рук.

Если бы не одно, но…

В тот день Роман Бурков пришел в его кабинет сам. Он не был напуган, даже наоборот. Слишком радостен и возбуждён. У него были очень расширены зрачки. Словно он был под кайфом.

Сосунку было всего двадцать, а он вёл себя так, словно владел этим миром. Слишком самоуверенный.

Он расселся в кабинете, широко расставив ноги, и показывая всем своим видом — хозяин положения он.

— Ты чего такой грустный, Владлен?

— Для тебя Владлен Иванович!

— Расслабься, Влад. Ты слишком напряжен.

— Ты, по-моему, немного перепутал берега, мальчик. У тебя проникает крыша и ее нужно лечить. Когда тебя арестует, то быстро сбросят спесь с твоего наглого лица!

— С моей крышей все в порядке. Секс — самое прекрасное, что существует в природе. Животные не заморачиваются, они не выбирают партеров. Просто самцы берут самок. Самым сильным самцам достаются самые красивые самочки… Так чем люди отличаются от животных? Ничем. Стоит выебать один раз телочку и из ее головы вылетает напрочь вся дребедень, она становится шелковой и послушной, просто образцом воспитания. Я считаю лицемерием отрицать тот факт, что девяносто процентов мечтают вести разнузданный образ жизни…

Вы строите теории о правильных в воспитании методах… Лучший метод — выдолбить из головы все напрочь! Вам же нравится трахаться, Владлен! Признайтесь, Вы любите кончать внутрь, накачивать телку спермой, кому вы лжёте. Вы старый проныра!

— Я люблю трахаться! Но любимым должны осознавать последствия, что после того, как вы выразились, накачать телку спермой, рождаются дети! Я готов понести ответственность, а другие? Секс должен происходить между двумя людьми, пусть то будет мужчина и женщина, или же между женщиной и женщиной, двумя мужчинами… Не важно… а не так, что толпа насилует одну бедную девушку до потери сознания! Это не секс, это долбежка! Это не норма, это болезнь!

— Только через боль и унижение познаётся истинное наслаждение. — когда он улыбается, Терентьев понимает — перед ним псих, шизофреник. — И я бы не советовал передавать в полицию записи с камер. Ну, во-первых, на них есть очень влиятельные люди, и им это не понравится. А во-вторых, месяц назад вы трахались с одной любительницей «Унесённых ветров», очень красивая девушка, не правда ли? Выглядит взрослой, но ей всего шестнадцать. Я все устрою так, как будто Вы знали сколько ей лет, что Вы заставили ее лечь с Вами. Она все подтвердит…

Здание все еще пахло только что распакованной коробкой. Все такое новенькое и красивое. Только внутри не все было так прекрасно.

Мужчина смотрел на лагерь с замиранием сердца, он очень долго к этому шёл. Долгие годы он стучался в закрытые двери, и когда открыли — пожалел.

— Где сейчас Роман Бурков? — на старика даже противно смотреть. Идеалист и пуританин с несбыточными мечтами, который довёл свою дочь до того, что с ней случилось и не смог досмотреть за чужими детьми, теша своё самолюбие

— Не знаю. У него своё сообщество, практически сеть. Многие из лагеря примкнули к нему, приумножая его состояние своим капиталом. Местные органы власти у него на игле, он снабжает их на все готовыми рабами. У него на каждого есть компромат. Я слышал, что у него много приспешников.

— Он сейчас в Крыму?

— Я не знаю!

— Вы не были удивлены, когда я спросил про девчонку!

— Он всегда к ней не ровно дышал, был одержим ей. Она была первая — кто отказала, не отдалась и отвергла его мышление. Он помешался на ней. — мужчина наливает еще одну рюмку и выпивает ее залпом. — Жаждет мести, хочет показать своим единомышленникам, что рано или поздно получает желаемое и даже Дева Мария была шлюха.

От этих слов меня передергивает. Внутри растекается злоба на этого непутевого мужика и гения-извращенца, который хочет превратить всех в сексоголиков. У него явны проблемы на тему самоудовлетворения.

— Ту бабу он подослал ко мне специально, чтобы получать информацию… да и психолог, судя по всему, из него лучше, обманул, надавил на больное. Я же всю жизнь виню себя…

— Лагерь еще действующий?

— Нет…он…

— Собирайтесь, он может повезти ее туда, где все началось.