Дик (СИ)

Глава 7. Увольнение

«… ты влюбишься в меня, а тебе нужен не такой, как я…»

Когда тебе говорят прямым текстом, что ты влюблённая дурочка, а к тебе не испытывают ничего кроме желания трахнуть — не просто обидно, чудовищно. Я не влюблена в Дика, он жестоко ошибается. Но я никогда не унижалась перед мужчиной, не просила его проявить ко мне теплоту и ласку. Они всегда сами вились вокруг меня. Слова Дика прошли по мне катком, раздавливая и оставляя только жгучую боль и злость.

Сан Саныч смотрел на меня подозрительно, широко раздувая ноздри и напряжённо сминая белый лист в руках. Меня всегда поражала его свежесть и собранность.

— Ты хорошо подумала? — спросил он, как будто Кто-то другой повторял, что я обуза и от меня только одни проблемы. Пусть теперь возрадуется. Желания сбываются.

— Да. — голос все же предательски дрогнул. Решение родилось утром, когда я варила кофе. Все стало просто. Очевидно. В одно мгновение. Я оказалась не права — работа следователем не для меня. Мое место в офисе за кипой бумаг. Может быть мне действительно пора выйти замуж и нарожать детишек, заниматься семьей и не экспериментировать. Зачем мне все это?

Стоило мне выйти из зоны комфорта, как вокруг все посыпалось, я стала меняться и не в лучшую сторону. История с Диком вообще выбила меня из колеи.

Может быть он прав, и я влюбилась? Впервые в своей жизни, вот так, до одури, что не могу ни о ком думать кроме него. Засыпаю с мыслями о его пальце, выписывающем узоры внутри меня.

Полковник отложил моё заявление в строну и сцепил руки.

— Послушай, давай так. У тебя будет время подумать, день — два. Если ничего не изменится, то я подпишу, передумаешь — я его выброшу, как будто и не было. Знаю, что бываю резок, я ничего не имею против тебя. Не принимай мои слова близко к сердцу. Я вижу, что с Диком Вы сработались, я поражён. Обычно он сжирает людей, рядом с ним никто не может продержаться более минут десяти, но ты… молодец.

Если бы он знал, как мы сработались, то так не говорил бы. После его слов мне становится только хуже. Теперь хочется реветь.

С Диком я не смогу дальше работать, дня не проведу рядом. А с кем еще? Якудовым? Лучше сдохнуть. Буду второй делопроизводительницей? Буду сшивать документы до пенсии?

— Вряд ли я передумаю.

— Значит дело в Дике. — говорит он, глядя мне в глаза. А мне стыдно признаться обо всем этому взрослому человеку. Скорее всего он, итак, обо всем догадывается, может не в деталях, но точно может все представить.

На его лице нет осуждения или разочарования, он лишь хмур и лоб испещрили морщины.

Просто встаю, оставляя его в замешательстве, стараясь смотреть куда угодно, но не на него. — Я пойду. — мне хотелось поскорее убраться из этого кабинета, завершить уже начатое. — До свидания.

— У тебя два дня на размышления. — вдогонку мне бросил Полковник. Закрыв дверь, прислонившись спиной к двери в его кабинет, я посмотрела на стул у стены, на котором я сидела несколько дней назад в ожидании знакомства со своим рабочим местом и коллегами. Тогда я была воодушевлена и полна надежд, крутила в голове громкие дела и мечтала тоже отличиться на службе.

Это место принесло мне только боль и разочарование, разворошило прошлое.

Даже если «Жемчужный берег» как-то причастен к происходящему, Дик разберётся. Это его работа.

Я просто устроюсь туда, куда меня пристроят и буду тихонечко сидеть.

У входа меня ждет Дима в идеально выглаженной рубашке и брюках, человек который точно знает чего он хочет. Утром он приехал ко мне, не выдержав тишины, которая образовалась между нами. Он был зол и озабочен, он волновался и его тянуло ко мне. Он был не Дик, во всех смыслах, от его прикосновений в моей голове не раздавался салют, и он всегда был заботлив и надёжен.

Мама постоянно говорила, что он прекрасная партия. Так, может она была права? Любовь и желание придет со временем.

— Я все. — тихо прошептала я, утыкаясь носом в его грудь и вдыхая его запах. Когда мы были маленькие, родители заставляли его приглядывать за мной, и его это сильно злило, а теперь он оберегает меня на добровольных началах. — Отвезёшь меня домой?

Мне очень хотелось сбросить с себя всю одежду и забраться под одеяло.

После вчерашнего я не могла протрезветь даже утром, прийти в себя. Меня тошнило, бросило из стороны в строну. Я клялась, что это был последний раз, когда я пила алкоголь.

В таком состоянии мне нельзя было садиться за руль и пришлось попросить Диму помочь.

Он кивнул, поглаживая меня ласково по волосам, Дима старался быть со мной осторожным, чтобы не спугнуть. За это я была ему благодарна, он заботился обо мне и переживал за мои чувства. Еще я была очень благодарна ему за то, что он не стал задавать глупых вопросов: почему я ему не отвечала все эти дни. Он интуитивно понимал, что со мной что-то происходило, и я сама расскажу, если захочу.

— Поехали. — он так лучезарно улыбнулся.

Я почувствовала ЕГО интуитивно, еще до того, как смогла увидеть. Просто за несколько секунд до того, как его машина въехала во двор моё сердцебиение участилось, разгоняя с шумом кровь по венам. Во рту пересохло и мне пришлось ухватиться за Диму, чтобы не упасть.

Машина Дика остановилась всего в трех метрах от нас.

Перед глазами все расплывалось и мне трудно было различить выражение лица Дика на таком расстоянии. Было не выносимо даже смотреть на него после вчерашнего, я испытывала только жгучий стыд и удушливое чувство унижения. А еще злость. Обиду. Хотелось стереть его в порошок. Вернуть время спять, отрезать мне язык и не дать наговорить глупостей в машине. Как жаль, что нельзя вернуть время.

Я непроизвольно прижалась к Диме, обнимая его руками, он не мог видеть, что позади нас Дик. Он не знал, что было вчера, не знал ничего о нашем разговоре, не мог видеть, как Дик на руках тащил меня домой.

Подняв голову я уперлась носом в его подбородок. Дима был так близко, его руки покоились на моих бёдрах, он мог провести ими по моему телу, но лишь напряжённо сжимал, потому что не хотел торопить, давал мне шанс самой разобраться в своих чувствах. Любая другая бы на моем месте чувствовала бы себя самой счастливой, что такой мужчина был рядом и терпел странные выходки.

Многие девушки мечтали завоевать его сердце, привлечь внимание успешного юриста. Романов был лакомым кусочком для многих, но вот внутри меня была лишь пустота и дружеская симпатия.

К Дику же я чувствовала разный спектр эмоций, меня съедало необъяснимое желание доказать Дику, что он мне нужен, что я ничего не чувствую к нему.

Я неловко прижимаюсь губами к Диминым, легонько просовываю язык в его рот, привставая на носочки. Он воспринимает это как зелёный свет, раскрепощается и берет все в свои руки. Его язык сплетается с моим, руки перемещаются на мои ягодицы, сминают их. В его движениях нет той наглости и безумия, которыми пропитан весь Дик: его взгляд, речь и любое движение.

Я лишь заставляю себя закрыть глаза и не смотреть на своего бывшего напарника, который направлялся к нам. Мне хочется обмануть саму себя, своё тело. Заставить влюбиться в парня, который будет идеальной партией для меня. Но разве сердцу прикажешь?

— Майорова, лучше бы ты научилась работать головой, чем ртом. — ледяное шипение Дика, заставляет все моё тело напрячься, словно в него воткнули множество иголок. Дима отстраняется и злобно, не скрывая раздражения, смотрит на Дика, который смотрит только на меня. А я не реагирую на него, прячусь в объятиях друга детства.

— Дик, исчезни. Тошно при виде твоего пропитого лица.

— Напарницу свою заберу и пойду, а ты можешь идти — дрочить.

— Ангелина здесь больше не работает. — Дима смакует каждым словом, бросает вызов Дику. Они напоминают двух собак, которые кружат вокруг друг друга, но никак не могут поделить территорию. Я все таки поднимаю глаза, чтобы посмотреть на него. Закусываю губу, хочу увидеть его эмоции. Надеюсь уловить недосказанность, расстройство, но ничего…

— Что значит, не работает? — голос Дика меняется, звенит. За весь этот разговор он ни разу не посмотрел на Романова, даже бровью не повёл в его сторону. Не моргая смотрит на меня, сверлит взглядом.

— Я уволилась. — делаю над собой усилие, заставляю говорить безразлично. — Извини, Дик, нам нужно ехать. Пока.

Он реагирует безразлично. Ни одной эмоции. Даже рад, потому что уголки губ дергаются.

Урод. Скотина. Тварь.

— Димочка, смойся, нам нужно поговорить. — он улыбается, отражая олицетворение спокойствия, голос приторнее заворного крема. Дик принимает обманчивую, дружескую позу, но я знаю — он никогда не бывает таким, образ душки — не его. Дима же наоборот напрягается и становится в стойку, готовый биться с ним, потому что чувствует неладное в напускной доброте. Дик примирительно добавляет: — Это по работе, конфиденциально.

— Все в порядке. — уверенно говорю я ему, мне не хочется обнародовать вчерашние события, и, чтобы успокоить Диму и заодно насолить Дику, целую его в губы легко и мимолетно, еле касаясь его губ, как обычно, целуют супруга после долгих лет совместной жизни. Умиротворенно. Уверенно.

Романов расслабляется после моего поцелуя и, смерив Дика взглядом полного отвращения, садится в машину, оставляя нас наедине у входа в участок. К моему счастью в эти минуты никого больше нет, все заняты работой.

Я стараюсь оставаться спокойной и непринуждённой, хотя внутри меня происходит апокалипсис.

— Значит вчера ты просила быть с тобой поласковее, а сегодня уже просовываешь свой язык в рот этому гандону? — и хотя лицо Дика остается спокойным и даже улыбчивым, голос становится холоднее айсберга, им только лёд колоть. Но какое он имеет право так говорить со мной?

— Решила воспользоваться твоим советом. — пожимаю плечами и улыбаюсь во все тридцать два зуба. Жизнь научила меня держать марку, играть роль богатенькой девочки, в жизни которой нет проблем. — Ты прав, алкоголь и усталость странно на меня подействовали. Ты точно не тот, кто мне нужен!

Я даже выдавливаю из себя правдоподобный смех, заставляю себя светиться. Не знаю, верит ли он мне, но я сама начинаю верить, что вчерашний порыв — алкогольное безумие, а не крик души.

Дик кивает самому себе и подходит ближе, становится спиной к машине, закрывая Диму в машине, он специально становится к нему спиной, чтобы закрыть Романову весь обзор. В его глазах горит адское пламя. В нем проснулась гончая, способная загнать любого до смерти.

Я смотрю на него с жадностью, желая запомнить его образ, его непослушные волосы и хитрые глаза, его непринуждённость и похотливость. Таких на этой планете всего двое, если бы в мифах Древней Греции был Бог секса, его звали бы Дик.

— Можно дружеский совет на прощание?

— Да. — мне невыносимо трудно даётся наш разговор, щеки даже сводит от наигранной улыбки, а внутри все готово разорваться от напряжения. Я играю свою роль, не доставлю ему удовольствия вытереть об меня ноги в последний раз.

Если бы на его лице проступила бы тень сожаления или он бы сказал хоть одно добро слово, я бы может сломалась, признала себе и ему, что ухожу потому что работать с ним невыносимо, быть рядом и понимать, что я готова на любые его условия.

— Купи смазку. С ним ты даже не станешь влажной. — бросает он. — А вообще я рад, тебе здесь не место. Пока!

Он ушёл, не дожидаясь ответа, оставляя меня со своей улыбочкой и скребущим осадком в душе. Специально или нет, но только что Александр Дик насрал мне в душу, оставляя на сердце глубокий шрам.

К моему счастью я не жила с родителями с девятнадцати лет. Они купили мне уютную квартиру ближе к центру на таком расстоянии от себя, чтобы до них всегда можно было быстро добраться. Родители любили меня, но не понимали. Они хотели, чтобы я блестела в дорогом платье и бриллиантах, цепляясь за руку выгодной партии, была олицетворением шика и воспитанности. А кем была я? Меня не интересовали все эти вечеринки, на них я скучала и хотела поскорее сбежать. Постоянно отвергала мужчин, с которыми меня знакомили родители, причём так поспешно и бескомпромиссно, что Папа потом промывал мне мозг:

«Что он не воспитывал меня такой хамкой.»

Все мои парни доводили родителей до припадка, все они были бедные и талантливые, по моему мнению. Отец даже отказывался с ними знакомиться, мама хотя бы делала вид, что пытается пойти мне навстречу. Единственный кто им нравился — Дмитрий Романов. Он и мне нравился, но не так, как, чертов, Дик, которого я бы точно никогда не привела домой, он бы отправил моего отца в больницу с инфарктом своим поведением. Дик заставлял меня быть собой и не стесняться при этом моих желаний.

Я была разочарованием родителей. Выбрала странную мужскую профессию и одиночество. И еще я постоянно их позорила. Все началось в лагере и дальше покатилось, как снежный ком, делая наши отношения все прохладнее. Со временем все наши семейные ужины скатились к сплошным формальностям. Как бы я не скучала по ним и не хотела бы найти общий язык, у меня ничего не получалось.

Дима отвёз меня к родителям, потому что они на днях жаловались ему, что я давно у них не была. Уверена, что Мама просто нашла повод позвонить ему и выведать как у нас, общаемся ли мы.

Может и к лучшему, мне совсем не хотелось оставаться одной дома.

Сидя на кухне огромной квартиры с чашкой китайского чая, я чувствовала себя неуклюжей бродяжкой, попавшей на чайную церемонию к царице. Эти маленькие фарфоровые чашечки, в ушко которых невозможно было даже палец просунуть, меня раздражали, чтобы напиться чаю нужно выпить чашек десять, если не больше.

Мама всегда ходила дома в одежде, которую обычные люди одевали в театры или рестораны. И сейчас она сидела в широких белых брюках с завышенной талией и шелковой блузке. С идеальной укладкой и макияжем она напоминала героиню какого-нибудь сериала о домохозяйках. Как же мы были не похожи.

Она определенно выглядела лучше и элегантнее, чем я.

— Как у тебя с Димой, ну рассказывай! — она похлопала меня по колену, для нее это был жест вселенской ласки. — Я так рада, что ты решила уволиться! С Димочкой, конечно, у тебя стали мозги вставать на место.

Я отставила чашку и убрала ее руку, похлопывания меня только раздражали. Ее убежденность в том, что я с Димочкой, впрочем, тоже.

— Мам, я не чувствую ничего к Диме. Для меня он как брат, что ли… Мне бы хотелось, чтобы к нему проснулись чувства, он и вправду хороший, но ничего… — я хочу, чтобы она дала мне хороший совет, один из тех, которые матери дают дочерям, чтобы они были счастливыми. Чтобы она вразумила меня, сказала как будет правильно. Я хочу найти душевного спокойствия.

Мама делает театральный вздох и хлопает руками. Несколько месяцев назад она сделала новую подтяжку и теперь выглядела слишком молодо для своего возраста. На ее лице не было ни одной морщинки, но вместе тем у нее появилась постоянная полуулыбка на губах, которая не всегда вписывалась в ситуацию.

— Доченька, ты думаешь, что когда я выходила замуж за твоего отца — я любила его? Хорошие браки не рождаются на страсти, они строятся на уважении и доверии, тогда рождаются сильные союзы. Дима любит тебя, уважает и принимает такой какая ты есть, со всеми твоими тараканами. А их у тебя рой в голове!

Ее слова приносят мне практически физическую боль. И трудно понять от чего большее, от того, что родители никогда не любили друг друга сказочной любовью или от того, что она считает меня бракованной. Акцент на том, что я не подарок, и что мало кто захочет быть с такой, как я, ставился каждую встречу.

— Не делай такое лицо, Ангелина! Мы обе знаем, что я родила тебя настоящей красавицей! Но что ты творишь сама? Ходишь как чучело! Не накрашена, волосы не уложены! — она начинает нервничать и цокать языком. — А твоя манера речи?

— А как же две половинки, любовь с первого взгляда, мужчина моей жизни…

— Чушь. — она отмахивается, строя гримасу. — Знаешь, с такими мужчинами ты всегда чувствуешь себя ущербной, зависимой от их мнения и эмоций. Женщина — цветок, ее должны поливать любовью и лаской, тогда она цветёт. А со всеми этими мужчинами жизни… скачешь как хорёк.

— Мам… — я пытаюсь сделать еще одну попытку поговорить с ней по душам, достучаться, но в последний момент ко мне приходит мысль — а что если она права?

Я постоянно стараюсь сама доказать, что я какая-то другая, но какая я? Я шла в университет, желая выучиться на следователя и прославить свою фамилию, а по факту сделать за неделю. И все же говорили мне — это не моё. Значит они были правы, так может и в остальном они были правы?

Беру телефон в руки и отправляю Диме сообщение: «Приезжай ко мне в восемь.»

Мама следит за моими пальцами и текстом сообщения, она остается довольна. Порой мне кажется, что если бы она могла она бы сама вышла за него замуж.

— Тебя нужно подготовить к встрече, уложить волосы и выщипать брови. — она хватает меня за руку и тащит в комнату, чтобы сделать из меня принцессу, все как она любит. Впереди маски, коррекция бровей, эпиляция ног и многое другое. Нет, Мама не готовит меня, как десерт для любимого мужчины, она также марафет наводила бы на меня, если бы даже отправляла выбросить мусор. — Поверь мне, когда через лет пятнадцать ты будешь смотреть на своих подружек, которые разводятся и ревут в подушку, потому что муж ушёл к молоденькой, ты поймёшь, что я права! Страсть мимолётна. Вообще, секс это искусство, он никак не связан с любовью. Главное, чтобы партнёр был опытен. Думаю, что Дима будет прекрасным любовником.

— Ты уже протестировала? — не удерживаюсь от колкости. Странно говорить о сексе с мамой, когда она выщипывает тебе брови, как маленькой девочке. Мне вообще не хочется обсуждать тему секса с мамой.

— Ангелина, не ёрничай! Я желаю тебе счастья.

С гладкими ногами и идеальными бровями в платье-комбинации я накрыла скромный стол в ожидании Димы. Готовить не было времени, поэтому я заказала грузинскую кухню под бутылочку красного вина и быстро нарезала закуски: сыр, фрукты, хамон и орехи.

Никаких свечей и напускной романтики, я никогда не понимала этого.

Осмотрев стол, я поняла, что мне будет мало одной бутылки и достала вторую. Я не решила, как закончится этот вечер. Сердцу не прикажешь, но я попробую использовать совет мамы — рассмотреть Диму, как хорошего парня, способного сделать меня счастливой. Это просто дружеская встреча. Может быть алкоголь поможет мне раскрепоститься и стать смелее, немного сотрёт в моей голове рамки дозволенного и я смогу принять правильное решение или, наоборот, поддамся течению.

После отправки сообщения я выключила телефон, чтобы не было соблазна отменить встречу из страха. Так я пыталась объяснить свой поступок самой себе, но на деле внутри меня зудила мысль, напишет ли мне Дик? Может быть он позвонит?

— У тебя дверь не закрыта! — Дима показался на кухне, вдыхая ароматы шашлыка и хинкали. У меня у самой последние минут десять текли слюнки. За хинкали я готова душу Дьяволу продать.

— Я же ждала тебя… — оправдываюсь я, отодвигая стул и непринужденно садясь, приглашая его занять второй. — Садись, кушать охота так. Нет сил терпеть.

— С удовольствием, малышка. — но Дима не торопится садиться, он подходит ко мне и целует, проникая глубоко языком. В его поцелуе столько нежности и любви, что я невольно замираю. Утром я сама сигналила ему об изменения статуса наших отношений, так что я теперь мечусь туда обратно? — Как прошёл твой день?

— Скучно. Терпела маму, она сегодня проводила надо мной косметические процедуры. — я показала свои новые брови, и мы рассмеялись. — А твой?

— Рабочая рутина. — отмахнулся Дима, заглатывая хинкалину. — Сегодня был в суде, у них есть вакансия — помощника судьи. Хотела бы рассмотреть?

— Я пока не готова думать о работе… — ухожу от ответа, не готова обсуждать.

— Лина, все знают, что Дик — редкий урод, не стоит принимать все близко к сердцу. Ни одна девушка, если она не шлюха, не выдержит рядом с ним. Хороший следак и мент, но непорядочный человек, он наркоша. Его терпят только из-за его папаши.

Мне очень хочется спросить у Димы про отца Дика, узнать о нем побольше, но если я начну спрашивать о нем, то продолжу думать, не смогу прогнать из своей жизни. Даже не замечаю, что так и не отвечаю Диме, просто зависаю, предаваясь своим мыслям.

— Может поедем на море? На Сицилию, например. Приведёшь мысли в порядок, отдохнёшь и по возвращению ворвёшься в бой.

Все же Дима очень хороший, заботливый и внимательный. Мама права, он никогда не обидит меня и не скажет, что ему от меня нужен только секс.

— А поехали! — говорю я, бросая вызов этому миру.

Мы пьём вино, много шутим и танцуем под любимые песни. Вспоминаем детство, нам хорошо вместе. Тревоги и внутренние терзания отступают. Я чувствую себя счастливой.

Не замечаю, как Дима подхватывает меня и прижимает к своему разгоряченному телу, я чувствую его возбуждение каждой клеточкой. Внутри меня же сумбур, война между праведной девочкой, продолжающей ждать ту самую любовь и той, которая хочет стать женщиной, провести черту между настоящим и страхами прошлого. Может быть я совершаю ошибку, но я хочу ее совершить, хочу сгореть как мотылёк, подлетевший к огню.

Я хочу быть любима, хочу чтобы рядом со мной был надежный мужчина, а не тот, кто просто лезет мне в трусы в поисках наслаждения и утехи своего самолюбия. Мама права, Романов будет со мной до глубокой старости в горе и радости, будет гладить по волосам, когда я столкнусь с неудачами, он будет внимателен и не пропадёт никуда.

Движения Димы становятся напористыми, он нетерпеливо пытается избавить меня от одежды. Мне становится немного страшно, пусть у меня никогда не было секса, но я все знаю о нем. Перед глазами стоит картина из лагеря, как меня держат и принуждают… Дыхание спирает, меня сковывает и я замираю.

— Дим… Дима… — пытаюсь остановить его, завладеть его вниманием. — Не торопись, пожалуйста, у меня это … в первый раз.

Он смотрит на меня недоверчиво, будто оценивает — вру ли я ему. Становится даже обидно, Дик это почувствовал своим звериным чутьем, а Диме придётся доказывать кровью на простынях.

Ругаю себя за то, что в моей голове снова этот сноб, который уже не вспоминает обо мне. Я для него лишь небольшой эпизод из жизни, прошёл и забыл, одна из тысячи.

— Прости, я даже подумать не мог.. У тебя же были парни… Теперь это многое объясняет, почему ты так закрылась после клуба и не говорила со мной. Ты испугалась. — ему не удаётся скрыть своего удивления, я краснею и совсем теряю волшебное наваждение после вина и музыки. Он нежно целует меня и немного отстраняется. — Если тебе нужно время, я готов ждать.

Меня подкупает его благородство. Сегодня я попробую начать новую жизнь. Вместо ответа я тянусь к ремню на его брюках.

Дима берет меня на руки и несёт в спальню, укладывая на кровать и избавляя от платья. Я остаюсь только в нижнем белье, ужасно хочется прикрыться руками и не показываться ему в таком виде, приходится сделать над собой усилие, чтобы руки оставались вдоль тела, даже сжимаю покрывало.

— Тогда нужно начать все с начала, ангел мой. Первый раз должен быть особенный.

Слово «особенный» раздаётся эхом внутри моего сознания.

Становится страшно до жути, даже немного коченею. Наверное, не стоило ему говорить, теперь он ведёт себя слишком театрально и бережливо, ванильно. Меня сильно смущает отношение ко мне, как к фарфоровой вазе. Меня это не возбуждает. Хочется, чтобы он вёл себя, как брутальный самец, который знает чего хочет, чтобы действовал и не спрашивал, даже указывал. Его легкие поцелуи не доводят до желаемого.

Мысленно снова возвращаюсь к Дику. Черт. Слишком много Дика в моей голове.

Дима разделся до белых боксеров и аккуратно подхватил мою ногу, поцеловал ее и закинул себе на плечо. Он невыносимо медленно покрывал ее поцелуями, растягивая удовольствие, прировненное к пытке. Когда он добрался до сокровенного местечка, я судорожно сглотнула, стараясь побороть желание прикрыться руками. Чтобы немного успокоится и унять дрожь я закрыла глаза.

— Отвратительное зрелище.

— Не поняла? — я резко открыла глаза, глядя на Диму, который также удивленно застыл надо мной, оттягивая резинку моих кружевных трусов. До меня не сразу дошло, что голос принадлежит не ему, а кому-то третьему.

Романов оторвался и обернулся, а я даже вскрикнула, отказываясь верить в происходящее.

— У Вас дверь была не заперта. А Вы так тихо занимаетесь сексом, что я бы никогда не догадался, что Вы тут… шпилитесь. — мне пришлось хорошо поморгать, чтобы убедиться, что передо мной Вениамин Дик, собственной персоной. В джинсах и рубашке, стоит и не краснеет.

— ВЫ кто? — голос Димы гремит на всю комнату, я отчетливо чувствую как в нем закипает злость, а мне неожиданно становится смешно до слез. Приходится прикусить щеки, чтобы не рассмеяться. Ну почему жизнь играет со мной?

— Я Дик. — представляется Веня, а мне все больше хочется смеяться, потому что над головой Димы нависло уже паровое облачко, из его ушей так и прет пар. Он ничего не понимает. — Ты не поднимала телефон и я испугался.

— Лина, их что, двое? — на Диму даже становится больно смотреть. Я поправляю платье, спохватившись, что так и сижу в трусах на кровати.

— Веня, все хорошо, я специально отключила телефон, чтобы никто не мешал. — я поднимаюсь с кровати и обхватываю свои плечи. Подаю Диме одежду, чтобы он мог одеться и пытаюсь объясниться: Это старший брат Дика.

— А какого хера он к тебе пришел? — Романов пытается прожечь во мне дыры своим взглядом. Он винит меня в этой ситуации, чувствую это. Веня же наслаждается ситуацией, прямо-таки упивается злостью незнакомого ему мужчины.

Действительно, зачем он пришел? Ну не отвечаю я ему, и что? Мы не в тех отношениях, чтобы я вообще вела с ним общение. Меня это настораживает. Даже если он подкатывает ко мне свои яйца, он имеет право вот приходить ко мне домой.

Перевожу взгляд на Дика, но тот лишь ухмыляется, я знаю эту пошлую улыбку. Визитную карточку их дикого семейства. Хотелось бы мне посмотреть на отца, который зачал таких деточек, сам Дьявол, наверное.

— Веня, ты немного не вовремя. — все же произношу я, стараясь понять охватившее меня чувство. Разочарование или радость? Выяснять отношения сейчас не уместно и не правильно, нужно просто выставить Веню и успокоить Диму.

— Немного, блядь? Немного? — Романов переходит почти на крик. Даже кривлюсь от высокий нот в его голосе. Его член так и оттопыривает трусы, мне даже неловко смотреть на него. — Пошёл вон, такой же неадекватный, как и его братец. Просто семейство извращенцев!

— Мы гордимся этой семейной чертой. — спокойно отвечает Веня, он, как и младший брат любит язвить и шутить на грани, доводить человека до бешенства. — Я бы оделся на Вашем месте, девушка явно не настроена на интим. И вряд ли была.

Мне хотелось провалиться, исчезнуть и не участвовать в этом разговоре.

— Ах ты, с…

За столько лет дружбы я ни разу не видела Диму раздражённым и не подозревала, что он может быть таким. Он кинулся на Веню, как разъярённый бык, просто сбивая его с ног и переворачивая вазу на своём пути. Мужчины с глухим грохотом упали на пол, перекатываясь по осколкам, не чувствуя боли и не замечая моих воплей.

Мои попытки их разнять были безуспешны. Они как два льва вцепились в друг друга и наносили неумолимые удары, круша все в моей комнате. Мне оставалось только умолять их прекратить, пытаясь оттащить друг друга.

— Дима… Веня… — я только и делала, что кружила вокруг них и причитала.

— Интересный тройничок.

От этого голоса у самого уха у меня потемнело перед глазами, на лбу тут же образовалась холодная испарина. Его запах меня парализовал.

Пьяный Дик стоял позади меня, у него был ясный взгляд и насмешливое выражение лица, только запах виски и лайма выдали его состояние. Рассмотрев моё выражение лица и, судя по всему, удовлетворившись увиденным, Дик младший быстро вклинился между мужчинами, которые даже не заметили его присутствия. Ему не составило труда их разнять и между делом заехать Диме по рёбрам, как бы случайно.

У Вени была разбита губа и порвана рубашка, но в остальном он держался бодро. Для айтишника он вообще был слишком красивым и мускулистом, просто исключение из правила. Дима, который так и стоял в трусах, от чего он выглядел более жалко, был цел и не вредим. В его глазах я читала неукротимую ненависть и презрение. Он одарил меня таким взглядом, что я задохнулась от чувства вины. Из-за меня он был втянут в этот цирк. Не хватало верблюдов и клоунов с шариками. Был бы полный комплект.

Мне было стыдно перед ним за происходящее, но моей вины в этом не было. Я никого не звала сюда, не организовала эту оргию.

Глаза Дика искрятся, в них что-то нездоровое. Он нюхом ищейки разгадывает загадку, словно знает что-то чего не знаю я. От него ничего не укрывается, даже на брата он смотрит с некоторым осуждением. При этом он стоит впереди меня, немного укрывая от мужчин.

— Граждани мужчины, все свободны. — командует он так, словно имеет право приказывать им. Будто он муж, который застал жену с любовниками, и теперь прогоняет их, чтобы наказать ее. При мысли о наказании я предательски увлажняюсь. Мой пошлый мозг все коверкает и вырисовывает фильм «Пятьдесят оттенков серого» и Дика с плеткой в главной роли. Моя реакция на этого человека низменная и неправильная.

Дима, который далёк от событий этой недели, уже вообще не может понять что происходит. Он так жалок и потерян, унижен и покинут. Еще несколько часов назад, он, успешный столичный юрист, шёл к девушке, чтобы хорошо поужинать и может быть потрахаться, а сейчас его выставляет вон противный ему мужик в трусах.

Я бы вставила хотя бы слово, но Дик ведёт себя так, словно мы у него дома, не дает и шанса открыть рот. Испепеляет. Он превращается из веселого Дика в опасного и раздражённого, такому страшно перейти дорогу.

— Веня, давай завтра поговорим, спасибо что проверил Лину. — он говорит это так буднично, так просто, а я ничего не понимаю. Словно в сербском арт хаусе. Остановите события, я не успеваю за сюжетом. — Димочка, еще раз снимешь штанишки в присутствии Майоровой, я тебе член отстрелю.

— Дик! ТЫ…

— Рот закрой. — резко обрывает он, и я закрываю рот, клацая зубами, обрывая моё возмущение. В его глазах мелькает что-то недоброе, чего я не замечала раньше и мне от этого совсем становится не по себе. Дик снова переводит глаза на Романова и рявкает: Вон, я сказал!

Дима ошалело выпучивает глаза и поворачивается ко мне, чтобы я, как хозяйка квартиры, приняла решение и сама определила кому находиться в этой квартире, а кто пошёл вон. Но в этот момент, когда наши глаза встречаются, я отчаянно краснею и язык прилипает к небу, не могу выдавить и слова. Мне трудно говорить, когда рядом стоит этот отвратительный алкоголик, чьи руки уже были во мне. И они прекрасны. Только от его этого «рот закрой» трусы стали не просто влажными, они стали абсолютно мокрыми, словно я в них плавала в речке.

Если в душе еще и происходила борьба, то на моем лице уже отобразились все эмоции. На лбу все написано. Я плохой и человек, и чувствую себя отвратительно.

Дима разочаровано покачал головой и стал одеваться.

— Прости. — прошептала я, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить ему все. А что я могу ему объяснить, как рассказать все свои чувства? Если говорить коротко, то получается отвратительно пошло. Вчера мне отказал Дик и сегодня я решила переспать с тобой?

Чтобы достучаться до него мне придётся начать с чертового лагеря и рассказать, как все мои отношения заканчивались из-за того, что парни тупо хотели секса, а я не хотела их. И только от одного мужчины я схожу с ума и кусаю губы до крови, от одного его «Рот закрой». И сегодняшней день подтверждение, в моем мозгу что-то сломалось и я испорченная. Извращенка. Такая же, как Дик.

— Ты просто двуличная. — прошипел он, совершая резкие движения, пропитанные злобой. Он натягивает брюки и рубашку, которые недавно откидывал в сторону с блаженным видом. — Шлюха в маске праведной монашки.

Дик достаёт из кобуры пистолет и снимает его с предохранителя, щелчок заставил всех присутствующих вздрогнуть. Дима замер и уставился на дуло пистолета, направленного на него.

— Ну беги, сука. — прорычал Дик с оскалом на лице. Другу моего детства не нужно было повторять, он подхватывая остатки своих вещей и бежит в коридор, как трусливая гиена. Мне оставалось только провожать его взглядом и молить Бога, что мне представиться шанс объясниться перед ним.

Мама убьёт меня. Не простит этого.

— Спасибо, что помог. — сказал Дик. Веня с улыбкой же отсалютовал брату и пошёл на выход, бросая у самой двери:

— Не забудьте дверь потом закрыть!

Все это время я стояла рядом с ним, ощущая исходивший от него жар, не касаясь. С уходом Вени и Димы образовалась звенящая тишина и гнетущее напряжение. Мне было неловко и странно. Сердце болезненно выбивало чечётку. Мне хотелось чтобы он первый заговорил, но он лишь молча убрал пистолет и оттолкнул обломки пуфика.

— В чем тебе помог брат? — не выдержав молчания, спросила я.

— Не дал Диме тебя трахнуть.

— В смысле?

— Ну ты предложила ему встретиться и отключила телефон. Ясен хер, ты с ним не хинкали есть собралась. — на его губах заиграла самодовольная улыбка. Так и хотелось стереть с его лица это чувство превосходства. Его брату хакеру не составляет труда следить за моим телефон, и это пугает, что еще он читает и смотрит? — Я не успевал к тебе, попросил подстраховать брата. Вдруг ты не купила смазку, а на сухую секс отвратителен. Он бы отбил у тебя желание трахаться на всю жизнь. Я не мог этого допустить!

— Дик. Ты охренел? — я взвываю, ударяв его. Клянусь, убью. Нет сил больше терпеть его выходки. Он лишь смеется надо мной. Этот человек не бывает серьезным. Перехватывает руки и притягивает себе, его лицо меняется и становится серьезным, как несколько минут назад.

— Я решил, что твоя девственность принадлежит мне.

— Моя девственность принадлежит мне! И я сама решу с кем заниматься сексом, а с кем — нет! Дима мне вот нравится больше. — кидаю вызов Дику, хочу потрепать ему немного нервы. Хотя внутри меня все ликует. Он пришел ко мне, он ревновал меня, чтобы он не говорил.

— Может быть мне его догнать? Вернуть, чтобы он закончил начатое? — прикосновения Дика совсем не нежные и не похожие на Димины. Он не осторожничает и не церемонится, запускает руку под платье, разрывая платье по шву, оголяя мои ноги, бедра и попу. Треск ткани заполняет всю комнату, от этого звука каждая мышца моего тела напрягается.

Дик силой переворачивает меня спиной к себе, прижимает к себе, целуя в шею и поглаживая внутреннюю сторону бедра. После чего он отстраняет меня, перехватывает руки и шлепает по попе. Звонкий хлопок меня выводит из состояния эйфории, я пытаюсь отодвинуться, но Дик продолжает удерживать и шлепать. Его шлепки отнюдь не игривые, не похожие на шутливые.

— Догони! — хриплю я, из моих глаз брызжут слезы больше от обиды, чем от боли. — Я соскучилась по нему.

— Не дождёшься, маленькая сучка. Даже не шути так! — холодно чеканит Дик, нанося новый удар, от чего мои ноги подгибаются и я животом ложусь на кровать. Мои руки сдавлены его сильной рукой, тело зажато между ног. Не могу пошевелиться, это унизительно. — Сразу же побежала раздвигать ноги перед другим? Как ты вообще до сих пор девственница?

Пальцы Дика отодвигают в сторону кружевную ткань трусов, грубо проникая пальцами в меня. Я отчаянно пытаюсь отодвинуться, но Дик перемещает руку с моих рук на волосы, накручивает пряди вокруг своей кисти, заставляя прогнуться.

— Девственницы так не мокнут… — его голос забирается мне под кожу. У меня не хватает сил устыдиться своему развратному возбуждению, то как моё тело реагирует на него. Я и вправду теку слишком обильно, измазывая плед.

Я поражаюсь сама себе, меня не обижает его грубость, наоборот, как шлюха завожусь, кусаю губы, всхлипывая, балансируя на грани, готовая потерять сознание. Ягодицы горят, вибрируют от его прикосновений.

— Так мне догнать его… — Пальцы Дика замирают, не доставляют мне желаемой разрядки. Он хочет, чтобы я подключилась к его игре.

— Нет. Нет, нет! — почти кричу я, не желая, чтобы он останавливался.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Ммм. — трудно сосредоточиться, формировать мысли, когда тебя заполняют три пальца, повторяющие ритмичные фрикции. — Тебя…

— Меня сегодня ты не получишь, ты наказана!

Даже вздрагиваю от его заявления, что он придумал, какое наказание? Он шантажирует меня сексом?

Внизу живота все сжимается, я почти готова к оргазму, издаю протяжный стон.

Но Дик отстраняется от меня, напоследок последний раз шлепая по попе. Я оборачиваюсь, разочаровано глядя на него. Глаза Дика лихорадочно блестят, на губах играет улыбка, ямочка на щеке придаёт ему даже милый вид, а мне придушить хочется этого самодовольного мужлана. Он демонстративно облизывает свои пальцы, которые побывали во мне. Ему доставляет особое удовольствие моё раскрасневшееся лицо, полное желания.

Сглатываю от этого зрелища, мне становится нехорошо. Между ног все пульсирует и требует заполненности. Облизываюсь, глядя на него. Хочется опустить руку с разбухшему бугорку и завершить начатое.

— иди в душ, смой с себя прикосновения своего дружка. — спокойно говорит он. — Чтобы я не чувствовал на тебе его запаха. Потом оденешься и поедешь ко мне.

— Зачем? — ничего не понимаю, поднимаюсь на непослушных ногах, пытаюсь удержаться прямо.

— Во-первых, я не буду тебя здесь трахать, мне противно. А во-вторых, если твои мозги вообще расплавились — по Москве ходит маньяк, желающий поиметь тебя. Может быть, это даже твой Димка Романов!

Дик снова шлепает меня и я послушно лечу в ванну, торопливо снимая с себя обрывки платья и становясь под тропический душ. В зеркало напротив душа видна моя красная попка, которая продолжает жечь от его прикосновений. Все тело горит, словно его натерли красным перцем. Ледяная вода не успокаивает, только разжигает, подстёгиваете еще больше.

Я еле удерживаюсь от мастурбации, мне невыносимо хочется разрядиться. Прислоняюсь лбом к холодной плитке, сжимая ноги.

Из душа я вышла в махровом халате, который мне подарила Мама на Новый год, не разу его не надевала, слишком жаркий для меня. Но разгуливать перед Диком голой совсем не хотелось, было стыдно, даже несмотря на то, что его пальцы побывали во мне дважды. Вспоминая его пальцы, я тут же вспыхиваю до корней волос.

Дик сидит у меня на кухне, налив себе кофе, чувствуя себя хозяин и ни чуть не стесняясь. Я все еще чувствую пары алкоголя вокруг него. Запах кофе не перебил перегар.

— Почему ты передумал? — спрашиваю я, неожиданно даже для себя собой, осознавая, что мне хочется услышать правду. — Ты же не любишь девственниц?

— Решил изменить своим принципам, узнать, что это такое, — Дик хватает за поясок халата и рывком усаживает меня к себе на колени, развязывая тугой узел и обнажая меня.

— Нет, я …

Дик накрывает мою грудь шершавой ладонью, не сжимая, а лишь демонстрируя, что он может это сделать, что я оголена и доступна для него.

— Тебя никогда не тискали? Не верю… — он продолжает поглаживать моё распаренное тело, местами еще мокрое после душа. Ему с легкостью удаётся вновь завести меня, вернуть ощущение неконтролируемого желания.

Бывшие парни забирались мне под лифчик, пытались ласкать, но я всегда уворачивалась, не давала себя. Никогда не трогал меня так, словно у него на это было на это разрешение. Дик был необуздан, его дыхание опаляло мою шею и щеку, я отчетливо чувствовала запах кофе с коньячком.

Чувствую, как его орган тоже приходит в боевое действие и упирается мне в попу. Даже специально еложу на нем, в надежде спровоцировать этого мужчину на секс. Даже опускаю руку, провожу по его джинсам, поглаживаю бугор.

Дик хрипло смеется.

— Нет, Лина, я не буду трогать то, что готовилось для другого… Это будет твой урок. Тебе придётся хорошенько потрудиться, чтобы загладить свою вину передо мной.

— Я не в чем ни виновата!

— Женщины всегда ни в чем не виноваты! Иди собирайся, а то я кончу сейчас прямо себе в штаны. — Я снова остаюсь разочарованной и не удовлетворённой. Приходит слазить с него. Дик решил свести меня с ума. — Твоё заявление кстати порвано и выброшено, завтра ты возвращаешься на работу.

Так чего я хочу? В голове все спуталось, все чувства смешались, ничего не разобрать.

Всю ночь и утро я обдумывала свой уход и, как буду работать в душном кабинете офиса, как выйду замуж за парня, которого выбрали для меня родители. Проживу долгую и унылую жизнь… Могла ли я предположить, что Дик, холодный и бесчестный упырь, ворвётся ко мне домой, чтобы защищать мою девственность, как самый настоящий рыцарь. Даже дуется теперь как ребенок.

Раскатывать губу рано, поддаваться мечтам, что с этим человеком могут быть какие-то отношения, не просто секс, от этого человека можно ожидать что угодно. Он может гнаться за мной, а когда догонит и получит желаемое — потеряет интерес.

— И мы поедем сейчас к тебе? Будем спать рядышком, подоткнувшись одним одеялом? — я подтрунивала над Диком, обуваясь и рассматривая его идеальный пресс, прорисовывающийся даже через ткань футболки. Все таки во многом он оставался для меня загадкой.

Я никогда не спала с мужчиной в одной постели, какого это — засыпать и просыпаться рядом? По-моему, я уже поплыла, растеклась перед ним, поддалась своим фантазиям.

Дик в ответ лишь двусмысленно усмехается, не говоря ни слова. У него явно своё видение этого вечера и ноги, и зная Дика, ночь обещает быть томной.

Комната наполняется знакомым рингтоном, мой телефон разрывается, кто-то очень хочет поговорить со мной. Мне совсем не хочется нарушать наше единение с Диком, но абонент и не думает прекращать вызов, приходится все же открыть рюкзак и достать из него телефон.

Неизвестный. Поднимать совсем не хочется, но мало ли что.

— Алло, да! — в моем голосе столько раздражения. Кто может додуматься звонить в это время? На подсознании даже возникает образ недовольного Димы, выкрикивающего проклятия мне.

— Ангелина? — мелодичный женский голос немного успокаивает меня. Приятный московский говор.

— С кем я говорю? — прижимаю телефон к уху и трясу ключами, показывая Дику, что я готова, уже можно выходить. Он открывает входную дверь.

— Не важно, милая. У меня есть кое-что для тебя, пусть твой друг возьмёт коробочку у двери… — я замираю, не решаюсь даже звука издать. Сначала мне кажется, что я ослышалась, у меня галлюцинации, но Дик, увидев что-то у входа, неторопливо наклоняется и хмуро смотрит на небольшую подарочную коробку с красным бантом у входной двери. Он не слышит разговора, не знает, что кто-то следит за нами.

У меня холодеет внутри все, зрачки расширяются. На той стороне телефона томно смеются.

— Кто ВЫ? — кричу я, чувствуя нехорошее. Дик поднимает на меня глаза и показывает на телефон, я догадываюсь, что нужно увеличить громкость, чтобы он мог слышать говорящего. Как настоящий следователь Дик быстро ориентируется, чувствует неладное.

— Это сейчас не важно, ангелочек. Открой подарочек, тебе понравится его содержимое. — у женщины очень необычный голос, таким голосом обычно говорят в службе секса по телефону. Каждый звук наполнен томностью. Он обволакивает, от него пахнет развратом. Трудно определить сколько этой женщине лет, она не девочка уже, может быть ей за тридцать, может быть больше.

Дик достал свой телефон и поставил аудиозапись, чтобы сохранить разговор. Одной рукой он срывал бант, чтобы увидеть содержимое коробки.

— Что Вам от меня нужно? — мне хочется продлить наш разговор, выудить побольше информации.

— Чтобы ты исполнила своё предназначение, Девственница. Не забывай, мы следим за тобой. — с этими словами она отбилась. Вместо гудков я услышала противный голос автоответчика «Данные абонент не обслуживается.»

Руки дрожали, в них телефон ходил ходуном. Казалось, что я вот-вот его уроню. Я смотрела на коробочку в руках Дика, желая выбросить ее не открывая, сбежать отсюда. Какой из меня получится следователь, если я такая трусиха?

Дик откинул крышку, открывая нашему взору содержимое коробки. В ней лежала пухлая пачка фотографий и красный лифчик, тот самый, в котором я была в свой первый рабочий день и который был на жертвах в цветочном магазине.

Дыхание сперло. Я кинулась в комнату к комоду, чтобы найти такой же, мой. Я была в шаге от истерики, выбрасывая вещи на пол, пытаясь удостовериться, что мой на месте.

Все моё нижние белье было разбросано по полу квартиры, тонкие стринги и хлопковые трусики валялись повсюду.

— Лина! — голос Дика был достаточно напряжённым, он все еще был в коридоре, разглядывал фотографии.

— Дик! Его нет! Слышишь, лифчика нет! — меня трясло и я отказывалась верить в происходящее. Эта история набирала обороты, и уже не оставалось сомнений, что они придут за мной. Они ищут меня.

Он подошёл ко мне, продолжая держать в руке пачку фотографий. Его лицо не вселяло в меня уверенности, оно было растерянное. Дик обвёл комнату взглядом, словно проверяя — могла ли я пропустить красную ткань.

То, что в коробке был именно мой лифчик могло значить только одно — они были здесь, они были в моей квартире, копались в моих вещах. Маньяк, разгуливающий по улице и убивающий женщин, был в доме, где я чувствовала себя защищённой… Мне не хотелось находиться тут и минуты…

Дик обнял меня, прижимая к себе и передавая своё тепло. Меня это успокаивало, нервная дрожь стала постепенно отступать.

— Бояться, это нормально. Слышишь? — тихо сказал он. — Нам придётся вызвать сюда криминалистов.

— Не хочу, пожалуйста… Не хочу чтобы кто-то знал… Не хочу, чтобы кто-то еще рылся в моих вещах!

— Тебе нужно взглянуть. — Дик протягивает стопку фотографий, на которую мне совсем не хочется смотреть. Если это напугало его, то что почувствую я, глядя на них?

В стопке было больше пятидесяти фотографий. Перед глазами все стало расплываться.

— Невыносимо здесь находится! — я отодвинулась от Дика, отходя от него на несколько шагов и вытирая тыльной стороной руки слезы. — Умоляю, давай уйдём из этой квартиры.

Меня трясло и мне было душно, казалось, что одежда сдавливает тело, вытесняя кислород. Меня знобило. Бросало в жар. Я впадала в истерику. Казалось, что из любого шкафа может выбраться Некто, чтобы нанести по мне удар.

Дик согласно кивает и помогает мне выйти в коридор, закрыть дверь на ключ, он перехватывает пачку фотографий, который валятся из моих непослушных рук.

Только на улице мне становится легче, удаётся вздохнуть полной грудью. Кровь поступает к голове, и я начинаю лихорадочно соображать.

На фотографиях была я на протяжении последних девяти лет, с самого чёртого лагеря. Там была я в розовом купальнике с Ритой, той самой, с которой я была в лагере. Другие фотографии относились к более позднему времени: я на выпускном в школе, в университете, на свидании… их было много и все они снимали меня в самые интимные моменты. Последние из них были сделаны сегодня, на них была я и Дима, танцующие. Кто-то сделал эти фото в моей квартире меньше часа назад.

— Я попрошу Рената приехать, мы обыщем все сами. Никто ничего не узнает. Тебе нужно сейчас успокоиться и подумать, кто мог пробраться к тебе домой, не взламывая дверь. Ты давала кому-нибудь ключи?

Мозг лихорадочно перебирает все возможные варианты. Ни у кого кроме меня и родителей нет ключей от квартиры. Соседям я никогда не оставляла дубликат. Ни одного подозреваемого.

Дик набирает номер Рената в телефоне и звонит ему, он бросает ему три предложения, одно из которых состоит из моего адреса и отбивается. После чего он подходит ко мне и обхватывает ладонями лицо, невыносимо долго всматривается в него и вгрызается в мои губы. Его язык проникает все глубже, заключает мой рот в плен, подчиняет разум, дурманит. Разве может быть поцелуй таким развратным и возбуждающим?