Дитя погоды

Глава 9. Ясная погода

В ту ночь я увидел сон.

Приснилось кое-что из прошлого: я бешено крутил педали велосипеда, надеясь, что будет меньше болеть то место, куда меня ударил отец. И в тот день на острове шёл дождь. Небо заволокли кучевые облака, но из щели между ними падали несколько широких лучей. Я гнался за ними. Хотел догнать этот свет, оказаться под ним, и отчаянно мчался к нему на велосипеде.

«Догнал!» — с ликованием подумал я, но внезапно понял, что стою на самом краю обрыва, а солнечный свет ушёл далеко за море.

В тот момент я и решил, что когда-нибудь отправлюсь туда, где он есть.

А оказалось, что там была ты.

В ту ночь я увидела сон.

Мне приснилась первая встреча с тобой.

Ты один сидел в «Макдоналдсе» поздней ночью и был похож на заблудившегося котёнка. А оказалось, что именно ты, потерянный и одинокий, подарил мне смысл жизни.

После встречи с тобой началась моя работа, и каждый раз, когда я прогоняла дождь, на чьём-нибудь лице расцветала улыбка. Я радовалась и охотно играла роль Солнечной девушки. Я сама так решила, винить здесь некого. А когда поняла, чем за это расплачиваюсь, было уже слишком поздно, но я всё равно считаю встречу с тобой подарком судьбы. Ведь повернись всё иначе, я бы до сих пор жила, не в силах полюбить себя и мир вокруг.

Сейчас ты спишь рядом со мной, устав плакать, и на твоих щеках видны дорожки от слёз. За окном стучит неугомонный дождь, а гром гремит, как барабан, где-то вдалеке. На моей левой руке маленькое кольцо — твой подарок. Наверное, первое и последнее кольцо в моей жизни. Я осторожно накрываю этой рукой твою ладонь, и она тёплая, как ночное солнце.

От наших рук будто исходят волны, и удивительное чувство единения охватывает всё тело. Я сливаюсь с миром, горечь и странное счастье переполняют меня.

«Нет», — думаю я через накатившую эйфорию. Я пока не хочу. Я ведь ещё ничего не успела тебе сказать — ни «спасибо», ни «люблю». Я изо всех сил стараюсь удержать уплывающее сознание, собрать чувства и мысли.

Мне нужно подать голос. Я мысленно ищу горло и вспоминаю, как воздух проходит через него.

Ходака.

— Ходака...

Голос слабый и хриплый, он лишь слегка колеблет воздух в комнате.

— Ходака, Ходака, Ходака... Ну же...

Теперь и горло онемело. Я вот-вот исчезну, меня не станет. Из последних сил я стараюсь до тебя докричаться...

— Так что не плачь, Ходака.

Я открываю глаза.

Я спала. Я видела сон.

Я медленно поднимаюсь. Всё вокруг покрыто белым туманом; мелкий дождик моросит, шурша, как тонкая бумага.

Что со мной было?

Не могу вспомнить. Внутри только слабая, еле уловимая горечь.

Рядом летают прозрачные рыбки. Рассеянно поглядывая на небесных рыбок, я вдруг кое-что замечаю. На моём теле, полностью лишённом температуры, находится тёплый участок.

На безымянном пальце. Я подношу палец к глазам. На нём сверкают маленькие серебряные крылышки.

— Ходака... — вдруг произнесла я.

Ходака? От этого слова стало чуть теплее.

Шлёп.

Дождевая капля падает на левую руку с громким всплеском, немного напугав меня. Моя рука, состоящая полностью из воды, колышется, впитывая крупные капли.

Шлёп, шлёп, шлёп.

Капли падают одна за другой, и дрожь пробегает по моему силуэту. Рябь идёт по всему телу, волны сталкиваются друг с другом, образуя новые. Столько волн моё тело не выдержит, оно разобьётся. Меня охватывает тревога.

И тут дождевая капля падает на мой безымянный палец. Кольцо проходит сквозь него, будто его вытолкнули. Я ойкаю и поспешно подхватываю его правой рукой. Но тщетно: оно проскальзывает и сквозь неё, падает на землю и исчезает. Отчаяние охватывает меня, и в этот момент я вспоминаю о тебе. Чувства вспыхивают с новой силой, но ненадолго: в мгновение ока они блёкнут и постепенно стираются, остаётся только слабая печаль.

Я уже не понимаю, отчего мне тяжело на душе, и просто пла́чу. Я всё плачу и плачу, а вокруг меня беззвучно плавают рыбки.

Наконец дождь прекратился, а туман рассеялся.

Я стою на равнине. Надо мной невероятно ясное небо, а трава вокруг шелестит и сверкает под ослепительным солнцем. Синее и белое, вода и ветер — всё это я. Слившись с миром, я больше не чувствую радости или печали — просто плачу, не в силах остановиться.

Я резко пришёл в себя.

Сердце бешено колотится, а в висках стучит, будто они вот-вот взорвутся. Я весь в поту, а в ушах звенит: кровь в жилах бурлит как неистовый поток.

Надо мной нависает незнакомый потолок. Где я?.. Шум в ушах постепенно стихает, и я различаю сквозь него другие звуки. Чириканье воробьёв, грохот машин, негромкие голоса людей — шум утреннего города.

Хина...

Внезапно я всё вспоминаю и бросаю взгляд в сторону: там должна была лежать Хина.

Я подпрыгнул, обнаружив на кровати только банный халат — пустую оболочку. Сама Хина исчезла.

— Хина! Где вы, Хина!

Я пулей соскочил с кровати, заглянул в туалет, ванную, даже в шкафу проверил, но Хины нигде нет.

— Ходака, ты чего? — Наги проснулся и обеспокоенно обратился ко мне, потирая глаза.

— Хины нигде нет! Нигде!

— Что?! — вытаращился на меня Наги, а затем вдруг болезненно поморщился. — Мне только что приснилось...

— Что?

— Приснилось, как сестра молится о хорошей погоде и взлетает в воздух... А потом исчезает в небе.

Я затаил дыхание. В голове возник чёткий образ: Хина поднимается в небо от тории у заброшенного здания. А ведь мне приснилось то же самое...

Вдруг в дверь громко постучали.

— Откройте! Открывайте! — раздался низкий мужской голос.

Он был мне знаком, и, пока я отчаянно пытался его вспомнить, до слуха донёсся скрежет ключа, проворачиваемого в замочной скважине, и дверь распахнулась.

В номер прямо в верхней обуви ворвались полицейские: мужчина и женщина в форме и рослый человек в деловом костюме и с волосами, зачёсанными назад так, что это было похоже на утиный нос.

— Ты ведь Ходака Морисима?

Мужчина с «утиным носом» встал передо мной, окинул холодным взглядом и показал удостоверение полицейского.

— Наверное, ты уже знаешь, что тебя объявили в розыск. Кроме того, тебя подозревают в хранении огнестрельного оружия и взрывчатых веществ. Не мог бы ты пройти с нами в полицейский участок?

Я лишился дара речи. Бежать некуда. Рядом раздался громкий голос Наставника:

— Отпустите! А ну, отпустите меня!

— Не бойся, просто пойдём с нами. — Женщина-полицейский поймала Наставника, когда он пытался сбежать по кровати.

— Наги! — Я бросился ему на помощь, но тут резкая боль пронзила руку, и меня прижали к кровати лицом вниз.

— Не дёргайся, — осадил недовольный голос над головой.

Детектив с «утиным носом» заломил мне руку за спиной.

Из отеля нас вывели как арестантов. Меня на мгновение ослепило.

Яркий солнечный свет заливал городские улицы. Я будто смотрел на фотографию, которую передержали при экспонировании: вокруг было слишком светло, а тени казались насыщенного тёмного цвета, как дыры в земле. Наверху раскинулось ярко-голубое небо без единого облачка. Солнце безжалостно било в глаза, они слезились от боли. Цикады стрекотали как бешеные. Казалось, меня атакуют со всех сторон.

— Шагай давай, — обернувшись, бросил человек с «утиным носом».

Два полицейских шли за мной вплотную. Меня вытолкнули на асфальт, и я оказался в воде по самые лодыжки: дорога была полностью затоплена, огромные лужи заполняли весь город.

— Говорят, вода в центре города будет сходить несколько дней, — мягко проговорил полицейский за моей спиной.

— Поезда сейчас не ходят, и вообще в Токио настоящий хаос, но небо ясное — это замечательно. Впервые за последние три месяца в Канто ни облачка.

Превозмогая боль, я вгляделся в синее небо. Я пытался высмотреть в безупречной синеве девичью фигурку, разрываясь между пониманием, что ничего там не увижу, и мыслью, что я с самого начала знал: так оно и будет.

— Шагай шустрее! — окрикнул меня мужчина с «утиным носом», стоя около патрульной машины.

Тут надо мной промелькнуло что-то блестящее. Я прищурился и снова уловил блеск. Что-то маленькое с шлепком упало к моим ногам, подняв брызги. Я присел на корточки и опустил ладонь в воду.

— Ты что делаешь? — раздражённо спросил человек с «утиным носом».

— А! — По коже побежали мурашки: я увидел кольцо с серебристыми крылышками — то самое, которое я надел Хине на безымянный палец.

Хине пришлось пожертвовать жизнью?

— Хина, не может быть!..

Я вскочил на ноги. Полицейский криком осадил меня и схватил за плечо. Я не обратил на него внимания и попытался вырваться, но он заломил мне руки за спиной.

— Хина, вернитесь! Хина, Хина!.. — сопротивляясь, крикнул я в ясное небо, но оно было невозмутимо, и мой крик растаял в синеве.

— Ну... — глубоко вздохнув, недовольно заговорил человек с «утиным носом». — Успокоился?

Патрульная машина, в которую меня усадили, ехала по залитой водой дороге.

— Мы в участке тебя расспросим поподробнее, но первым делом хочу кое-что уточнить.

Я сидел, глядя себе под ноги, но мужчина продолжал, не обращая на это внимания:

— Хине Амано — девочке, сбежавшей с тобой прошлой ночью, — пятнадцать лет, правильно?

— Что?.. — Я машинально поднял голову.

Мужчина смотрел на меня скучающим взглядом.

— Ты знаешь, куда она могла уйти?

— Хине пятнадцать?.. Не восемнадцать?

Мужчина поднял брови:

— Она указала в резюме другой возраст, когда нанималась на работу, — видимо, очень были нужны деньги. Так или иначе, Хина Амано сейчас в девятом классе и даже ещё не получила обязательного образования. Ты не знал?

— Да что же это... — пробормотал я. — Выходит, я тут самый старший...

Мужчина цокнул, и тут я заметил, что по моим щекам текут слёзы.

— Эй... — заговорил детектив, не скрывая раздражения. — Я вообще-то спрашиваю, знаешь ли ты, где она сейчас.

В груди у меня вдруг стало жарко, и я знал, что это от гнева. Происходящее привело меня в бешенство.

— Хина... — Я бросил на мужчину злой взгляд. — Её забрали в обмен на ясное небо! А вы ничего не знаете, только радуетесь как дураки!

Слёзы душили меня. Я плакал и ничего не мог с этим поделать. От унижения я обхватил свои колени и уткнулся в них лицом.

— Это же нечестно... — выдавил я, как капризный ребёнок, и заплакал ещё горше.

— Вот морока.

— Потребуется психолог?

Детективы перешёптывались, а за окнами проносились городские улицы, ярко освещённые солнцем.

Боль стучит в висках в такт пульсу.

В последнее время мне не удаётся протрезветь даже после ночи спокойного сна. Я только проснулся, а уже чувствовал себя довольно усталым. К тому же в окно бил яркий свет, и я не мог сфокусировать взгляд. Но всё-таки уставился в телевизор и, потирая глаза, переключал каналы. Репортёры бодро докладывали, как будто не новости передавали, а комментировали спортивную игру: «Впервые за несколько месяцев над Канто светит солнце!»

По телевизору показывали центр города: скопления зданий были раскрашены светом и тенями. На другом канале дети бегали по улицам с блестящими пятнами луж.

«Как будто не было вчерашнего дождя. Температура воздуха в восемь утра превышает двадцать пять гра...»

«Бо́льшая часть территории около реки Аракава затоплена. Глубина воды на них около десяти сантиметров, на низменностях доходит и до пятидесяти...»

«На JR и частных железных дорогах в черте города в настоящее время проводятся восстановительные работы. Пока что полный масштаб нанесённого вчера ущерба неясен, но, по общему прогнозу, на восстановление транспортной инфраструктуры должно уйти несколько дней...»

«Тем не менее люди радуются тому, что видят ясное небо, ведь такого не было уже давно...»

В самом деле, прохожие на экране все до одного улыбаются.

«Неужели настроение людей так сильно зависит от погоды?» — рассеянно размышляю я. Почему-то я не чувствую особой радости. На душе какой-то неприятный осадок, как будто я нечаянно убил насекомое.

«У тебя тоже так?» — хотелось мне спросить Нацуми, но она куда-то ушла.

Я сделал глубокий вдох, понимая, что нет никакого смысла слушать оживлённые голоса незнакомых людей и думать о том, чего всё равно не объяснишь. Выключил телевизор, встал с места и подошёл к окну. За стеклом воды набралось, как в бочке. Между окном, расположенным наполовину ниже уровня земли, и внешней бетонной стеной собралась дождевая вода на один метр в высоту. На тонкой оконной раме виднелись трещины, через которые сочились капли.

Я бездумно положил ладонь на раму, но окно, придавленное снаружи водой, не открывалось. Я чуть-чуть надавил, и тогда стекло вдруг треснуло, вода хлынула прямо в офис. Поток обрушился на стопку книг, лежащих на подоконнике, и смыл документы, лежавшие сверху, в центр комнаты. Я растерянно оглядывался, а вода тем временем залила весь пол в офисе и остановилась, только когда поднялась мне до лодыжек.

— Папа, ты видел, что на улице? — Мне позвонила Мока. Когда я её слышал, каждый раз думал, что голос маленького ребёнка — это сама жизнь. — Там такая классная погода! Давай опять сходим поиграть в парк!

Её радостный голос звонко бил мне в уши. Она думает, что всё на свете существует именно для неё, и уверена, что весь мир смеётся, когда смеётся она, а если она плачет — значит, мир на неё ополчился. Пожалуй, это удивительно счастливый период жизни, и я задался вопросом, когда же он для меня закончился. А мальчик... Ходака, кажется, до сих пор из него не вышел.

— Да, — ответил я. — Папа может пойти в парк хоть сегодня. А ты попроси бабушку, чтобы отпустила.

— Да! Ой, а ещё я такой сон видела, пап!

— Мм? Какой же? — спросил я, а руки тут же покрылись гусиной кожей.

Чёрт, я ведь старался убедить себя, что это ничего не значит...

— Сон о том, как Хина призывала ясную погоду!

Я смирился и позволил себе вздохнуть. Ночью мне приснилось то же самое. Солнечная девушка поднималась в небо с крыши здания, на котором стояли тории.

«А что, если это приснилось всем жителям Токио?» — вдруг подумал я. Тогда они в глубине души понимают, что ясное небо появилось не просто так, а в обмен на чью-то жизнь.

— Да уж. Наверное, — хрипло откликнулся я, но сам твердил про себя, будто яростно строча по бумаге ручкой, что этого не может быть.

Патрульная машина остановилась у полицейского участка рядом со станцией Икэбукуро.

Меня почти силком вытащили из машины и затем под конвоем полицейских привели к узкому тёмному коридору с дверями по обеим сторонам. На дверях висели таблички: «Кабинет для допроса».

— Простите... — решительно обратился я к детективу.

— Чего? — Мужчина с «утиным носом» обернулся и окинул меня холодным взглядом.

Я сделал глубокий вдох, чтобы набраться храбрости, и выдал речь, подготовленную в машине во время поездки:

— Мне нужно найти Хину. Пожалуйста, отпустите меня. Раньше она постоянно меня выручала, теперь мой черёд прийти ей на помощь. Я найду её и сразу вернусь сюда, обещаю вам. Честное слово...

Мужчина даже бровью не повёл и открыл дверь перед собой:

— Это всё мы внутри обсудим. Иди уже!

Он подтолкнул меня ладонью в спину, и я, машинально сделав шаг вперёд, оказался в маленькой комнатке для допросов — точь-в-точь такую я видел в сериалах: с маленьким столом и настольной лампой, по обе стороны стоит по пластиковому стулу.

Детективы тихо переговаривались за моей спиной:

— А Ясуи где?

— Раскалывает этого, из квартала Ямабуки.

— Передай ему, что я буду в комнате для допросов.

— Понял.

И тут я решился. Склонил голову, прошмыгнул в щель между детективами и дверью и выскользнул из комнаты. Изо всех сил я припустил по коридору в ту сторону, откуда меня привели.

— Что!.. А ну стой! — крикнули мне вслед чуть погодя.

Я не обернулся, только бежал по лестнице, прыгая через несколько ступенек. Приземлившись на лестничную площадку, не удержал равновесие и упал на ладони, быстро вскочил на ноги и стремительно спустился на первый этаж.

— Ловите его!

Несколько человек удивлённо обернулись в мою сторону. Участок маленький, выберусь из лобби — сразу окажусь у выхода.

Откуда-то сбоку выскочил охранник с палкой в руке и загородил проход:

— А ну, стой!

Я попытался прошмыгнуть мимо него, но поскользнулся.

— Ай! — Я упал, проехался по полу и каким-то чудом проскочил между ногами охранника.

Не медля ни секунды, я поднялся и припустил по дороге, не обращая внимания на машины. Вокруг завизжали клаксоны, и из грузовика, завернувшего влево, кто-то заорал: «Дурак!» Мне было наплевать — не оглядываясь, я нёсся вперёд сломя голову. Бежал и сам не верил, что всё это происходит со мной. Ну надо же — сумел улизнуть из полицейского участка! Только этак меня очень быстро поймают, вот бы сесть в машину или ещё как-нибудь ускориться!

На углу улицы я заметил оставленный кем-то велосипед и одним прыжком преодолел расстояние до него. Пинком убрал стопор и двинулся вперёд, но тут со стуком за что-то зацепился. На колесе висел тросовый замок.

— Чёрт!

Меня охватила паника. Обернувшись, я увидел мужчину с «утиным носом», он приближался, и выражение его лица не сулило мне ничего хорошего. Другие полицейские бежали ко мне с двух сторон обочины.

— Ходака! — вдруг раздалось где-то рядом.

Я удивлённо обернулся на голос. Ко мне приближался розовый мопед, на нём сидела женщина, и концы её жёлтого платка развевались на ветру.

— На!..

Это была Нацуми. Она остановилась, чуть не сбив меня, и встревоженно крикнула:

— Что ты натворил, а?!

— Мне нужно к Хине!..

Нацуми удивлённо вытаращилась на меня, а затем... Возможно, я ошибся, но, кажется, уголки её губ радостно приподнялись.

— Садись!

— Эй вы, а ну стойте!

Как только я уселся позади Нацуми, мопед рванул с места прямо на глазах у полицейских.

— Ах ты, сопляк!.. — Крик детектива с «утиным носом» доносился мне в спину.

Нацуми влетела в узкий переулок. Он пестрил лужами, и мопед пронёсся по нему, поднимая брызги. Я заметил, что солнце, раньше больно слепившее глаза, светило чуть менее ярко, привычно глазу.

— Нацуми, откуда вы... — спросил я, вцепляясь в мопед, чтобы не упасть: Нацуми лихо вела его по переулку.

Она ответила, глядя вперёд:

— Наги позвонил! Сказал, что Хина пропала, а тебя увели в полицию!

— А он сам?

— Его держат в центре опеки.

Тут пронзительно завыли сирены на патрульной машине. Я слышал, как она приближается сзади.

— Неужели они за нами...

— С ума сойти! — Нацуми захлебнулась смехом, надела мотоциклетные очки, крепившиеся к шлему. — Теперь мы с тобой преступники! — сказала она и нажала на газ.

— Ну, и куда тебе надо? — весело спросила она.

Становилось всё жарче, и оглушительный вой патрульных машин приближался к нам, прорезаясь через неумолчный стрекот цикад.

Далеко впереди я видел небоскрёбы, и они качались перед глазами, словно отражаясь в воде.

Нужное здание (я даже удивилась: не думала, что оно на вид совсем обычное) находилось у большого парка.

В приёмной у меня спросили цель визита, затем вручили книгу для регистрации посетителей и велели записать свои адрес и имя. Как только я её открыла, в глаза сразу же бросилась последняя строка над пустым полем — «Кана Сакура».

«Вот паршивка», — подумала я. Взяла и присвоила чужую фамилию. В отместку я вывела: «Аянэ Ханадзава» — и добавила придуманный адрес.

— А он популярный, ничего не скажешь, — восхитился седой дяденька в приёмной. — Только оказался здесь, а ты уже вторая пришла его навестить.

— Ой, правда? — Я улыбнулась и вежливо поклонилась, убрав за уши упавшие на щёки пряди.

Как же мне надоели длинные волосы: с ними столько возни!

— Ну, ступай, — с улыбкой обратился ко мне приятный дяденька.

— Аянэ, это ты? — улыбнулся Наги, когда я открыла дверь в комнату для посещений.

«А он всё такой же жизнерадостный», — подумала я, и мне стало легче. И правда, не стоит переживать за Наги. Хотя ему достаётся больше всех, всё равно он самый добрый и самый умный. Уж я-то это знаю. Рядом с ним сидела Кана; она бросила на меня быстрый взгляд и натянуто улыбнулась. Я тоже приподняла уголки губ в ответ. Наги быстро представил нас друг другу:

— Кана, это Аянэ. Аянэ, это Кана.

Знаю. Мы чуть не столкнулись в автобусе пару раз. Кана Ханадзава, девочка с мягкими длинными волосами, младше меня на год и учится в четвёртом классе. А ещё теперь именно она встречается с Наги, и меня это ужасно злит. Но нужно же показать, кто здесь старший, поэтому я улыбаюсь и вежливо говорю:

— Привет.

Кана очаровательно кивает и отвечает тем же. Затем Наги указывает на молодую тётеньку, сидящую у стены с каменным лицом. Она моложе, чем я себе представляла, только из-за густых бровей кажется, что она упрямая. Понятно, то есть она...

— Это мой охранник, Сасаки. Она привела меня сюда. Говорит, что сегодня весь день будет со мной!

— Ух ты, здо́рово, ты прямо как ВИП-персона! — нарочно громко заявила я, подпустив в голос ноток враждебности к женщине. — Здравствуйте!

Мы с Каной на счёт «три» склонили головы, а женщина-полицейский молча кивнула в ответ. Хоть бы улыбнулась, что ли.

— Спасибо вам обеим, что пришли! Вызвал вас внезапно — вот вы удивились, наверное, — сказал Наги, сидя на детском стуле.

Комната была маленькая, на полках выстроились книги с иллюстрациями, как в библиотеке, а ещё я заметила игрушечные блоки и деревянные брусочки для конструктора. На стене висел постер с надписью большими буквами: «Защитим детство вместе!»

— Да уж! — ответили мы в один голос.

— У меня чуть сердце не остановилось, когда ты сказал, что тебя задержали!

— Да, правда! А у меня и сейчас сильно стучит. Вот, Наги, потрогай, чувствуешь? — Кана придвинулась к нему.

Потрогать грудь? А девочка времени не теряет. Женщина-полицейский изумлённо смотрела на нас.

— Ничего себе! И правда стучит! — Я тут же схватила Кану за грудь.

Она надулась и сверкнула глазами, а Наги звонко рассмеялся. Женщина-полицейский озадаченно следила за нашими играми. А у Каны в груди и правда сильно стучало: она тоже волновалась.

Тут Наги обернулся к Кане и быстро подмигнул, она еле заметно кивнула. Это знак. Она медленно встала и подошла к женщине.

— И... извините... — робко проговорила Кана, а женщина подозрительно уставилась на неё:

— Что такое?

— Просто... я первый раз сюда пришла, и я так волнуюсь...

— Да...

— Можно мне... в туалет?..

— Ах, в туалет! — Женщина-полицейский с облегчением улыбнулась. — Да-да, пойдём со мной.

Дверь со щелчком закрылась, и мы с Наги остались одни. Наконец-то!

Мы сели рядом и начали раздеваться.

— Прости за это, буду должен! — Наги стаскивал с себя парку и уже не улыбался — тоже нервничал.

— Ну ещё бы. Что у тебя вообще творится? Взял и вызвал к себе бывшую девушку. — Я стянула с плеч платок, сняла парик с длинными волосами.

На самом деле стрижка у меня была почти такая же короткая, как у Наги.

— Прости, что втянул тебя в это. Но я мог положиться только на тебя!

Я это понимала. Если честно, я была рада, что он ко мне обратился.

— Держи! — Я нарочито нахмурилась, чтобы скрыть собственное смущение, и сунула Наги парик, а затем развязала пояс платья. — Отвернись, я разденусь!

«Пусть у Наги получится сбежать», — мысленно взмолилась я и сняла платье.

И когда он стал таким тяжёлым?

Ухватив Дождика под брюхо, я прижал его к своему боку. Он и не думал сопротивляться, а расслабленно повис на моей руке. Свободной рукой я попытался открыть дверь офиса. Та не поддавалась из-за давления накопившейся воды, я с силой толкнул, и она наконец распахнулась. В уши ударил надоедливый стрекот цикад, а глаза ослепило солнцем.

Когда я поднимался по узкой лестнице, где-то наверху раздался голос:

— И снова здравствуйте, Кейске Суга.

Я поднял голову и узнал детектива, который вчера приходил в офис: он стоял передо мной, загораживая выход.

— Опять вы? — Я глубоко вздохнул.

— Ну наконец-то вернулось настоящее лето, — проронил пожилой детектив (кажется, его звали Ясуи), не обратив внимания на мою пику.

Он вытащил платок и вытер лоб, блестевший от пота.

За его спиной молча стояли молодые полицейские в форме.

— Вчера я рассказал вам всё, что знаю, — заявил я и опустил Дождика на асфальт.

Котёнок вопросительно посмотрел на меня, я взглядом ответил ему, что, мол, хозяина у тебя больше нет — ступай куда хочешь.

— Разрешите взглянуть на ваш офис? — осведомился детектив Ясуи.

Он и его коллеги протиснулись мимо меня и спустились по лестнице.

— Ох, вас затопило. Жалость какая, — пробормотал он, но я не услышал особого сочувствия в его голоса.

— Эй, погодите! Пожалуйста, не трогайте там ничего. Никого там нет! — крикнул я.

Детективы остановились перед прихожей.

— Видите ли, тут такое случилось, что и рассказывать неловко... — заговорил Ясуи и, выжидательно взглянув на меня, продолжил: — Беспризорный мальчик, о котором мы вас спрашивали, нашёлся этим утром. Мы его привели в участок, а затем...

Я подавил свои чувства и постарался притвориться, что меня это ничуть не интересует. Детектив сделал длинную паузу, будто желая меня подразнить, и озабоченно заключил:

— Он взял и сбежал. Прямо из участка! В первый раз такое!

Теперь я сомневался, что сумел сохранить невозмутимое выражение лица. Рядом обеспокоенно мяукнул Дождик.

— Заброшенное здание в Ёёги? — переспросила я у Ходаки.

Он сидел у меня за спиной, а где-то без умолку выли сирены. Патрульных машин я не видела, но вой то приближался, то отдалялся.

— Да, Хина говорила, что именно там она стала Солнечной девушкой! Якобы там возникла её связь с небом!

Я вскинула голову: полузабытый образ вчерашней ночи вспыхнул в памяти. А ведь мне приснилось, как Хина поднималась в небо, сложив руки в молитвенном жесте. И место из сна как раз недалеко от Ёёги.

— Поэтому мне нужно туда, тогда я точно смогу...

— Пригнись! — крикнула я, наклоняя голову.

— Ай!

Накренившийся электрический столб перегородил проулок, и мопед еле проскользнул под ним. При одном взгляде на дорогу становилось ясно, что вчера прошёл сильный дождь: повсюду разбросанные ветки, поваленные деревья, брошенные машины. Мы ехали по тротуару, огибая все эти препятствия, и наконец перед глазами открылась широкая улица, а сирены вдруг завыли гораздо громче.

— Чёрт!

Мы вылетели на четырёхполосную дорогу прямо перед патрульной машиной, и теперь она гналась за нами.

— Двое на мопеде, остановитесь! — прокричали в мегафон резким голосом.

Разумеется, слушаться я не собиралась.

— Это тот самый детектив! — сказал Ходака.

Мы приближались к большому перекрёстку, за поворотом должна быть станция Мэдзиро. А ведь там...

Я обернулась и крикнула в воздух:

— Держись! — А затем надавила на газ.

Мы наискосок пересекли дорогу и успели пролететь прямо перед грузовиком, который поворачивал направо на перекрёстке.

— А-а-а! — заорал Ходака.

Чуть не врезавшись в грузовик, мопед угодил прямо на узкую лестницу между двумя зданиями. Он подскочил в воздух и, застыв на мгновение, приземлился на лестничную площадку, а затем по инерции скатился вниз, подпрыгивая на ступеньках. Краем глаза я уловила изумлённые лица прохожих, а мопед тем временем выпрыгнул на узкую дорогу вдоль железнодорожных путей.

— Ух... Ну мы даём, правда? Чуть не померли! — крикнула я, не в силах сдержать возбуждение.

Я будто спрыгнула с самолёта: адреналин зашкаливал, наружу рвался хохот. Ходака вцепился мне в живот и испуганно спрашивал:

— Нацуми, вы чего?

Вой сирен стихал за нашими спинами, а я рассмеялась:

— Ух ты, как же это круто! Кажется, я нашла. Это моё!

Тут мне пришла в голову замечательная идея. Вот же оно, вот какая профессия мне по душе!

— А... а не пойти ли мне в мотополицию?!

Ходака закричал, чуть не плача:

— Они вас теперь не возьмут!..

А, и правда.

Ну да ладно, не время думать про будущую карьеру. Нас ждёт Ёёги! Приободрившись, я крепко сжала ручки мопеда.

— Судя по всему, мальчик сбежал, чтобы найти девочку, которая была вместе с ним...

Я прислонился поясницей к барной стойке и наблюдал за детективом Ясуи: он осматривал офис. Я надеялся, что покажу ему пустое помещение и выпровожу, но уходить этот человек не собирался.

— И вы мне не поверите, конечно, но... — Детектив посмотрел в окно. — По словам мальчика, исчезновение девочки — своего рода плата за хорошую погоду.

Я выдавил усмешку:

— Вы это серьёзно? Вы же полицейский...

— Ну да, небылица — и только, — рассмеялся детектив в ответ.

Он дотронулся до колонны и что-то на ней рассматривал. На этой колонне...

— Вот только мальчик-то сейчас пускает под откос свою жизнь...

Детектив сел на корточки и, прищурившись, уставился на колонну:

— Скажу честно, я ему даже завидую. Это же надо: есть в жизни человек, ради встречи с которым он готов на всё.

На этой колонне отмечали рост Моки в то время, когда она здесь жила, — вплоть до трёхлетнего возраста. Отмечала Аска, и цифры, а также воспоминания о том, как их рисовали, ничуть не поблёкли, будто им было всего несколько дней.

— Ну, мне этого не понять... — рассеянно ответил я детективу.

Значит, у Ходаки есть такой человек. Человек, ради встречи с которым он готов на всё. А у меня? Есть ли у меня человек, ради встречи с которым я пожертвовал бы всем на свете? Такой, что я желал бы встречи с ним, даже если бы весь мир смеялся надо мною и твердил мне, что я не прав?

— Простите, вы... — пробормотал детектив.

Когда-то и у меня был такой человек. Аска. Если бы... На что бы я пошёл ради того, чтобы ещё раз с тобой увидеться? Я бы тоже...

— Вы в порядке? — спросил детектив, поднявшись на ноги.

Почему-то он удивлённо смотрел на меня.

— Что? В смысле?

— Просто вы плачете.

И тогда я наконец заметил, что по щекам у меня текут слёзы.

Окна безлюдных неподвижных поездов проносились мимо нас, ослепляя солнечным светом, отражавшимся от стёкол. Сирены невидимых патрульных машин вновь завыли через некоторое время. В летний день под шлемом я умирала от жары. Жар исходил и от тела Ходаки, прижимавшегося к моей спине. Но голова была ясная, будто её обдувал равнинный ветер. Я посадила на мопед мальчика, сбежавшего от полиции, мы устроили глупую гонку с патрульными машинами и мчались к заброшенному зданию. Чтобы спасти Хину, мы нарушали закон (а то, что мы творили, не назовёшь иначе как преступлением), при этом зацепка у нас была всего одна — какой-то сон. Смех, да и только. Однако...

Я чувствовала небывалую лёгкость, словно сбросила с себя промокшую насквозь одежду. Ни поиски работы, ни закон не имели к этому никакого отношения. Я знала, что поступаю правильно. Несомненно, сейчас я стояла на стороне справедливости, плечом к плечу с протагонистом истории. Подумать только, сколько лет я не испытывала такого чувства.

— Нацуми, смотрите! — воскликнул за спиной Ходака.

Я вздрогнула: пологий спуск, по которому мы катились, заканчивался огромной лужей размером с настоящий пруд. Я огляделась по сторонам. Дорога вдоль железнодорожной платформы была с односторонним движением. Лужа тянулась метров на десять, затем снова начиналась дорога. Сирены выли всё ближе. Мы должны пробиться. Деваться некуда.

— Держись! — крикнула я, а Ходака изумлённо воскликнул:

— Что?!

И тогда я нажала на газ.

Вода приближалась. Оказавшись у самого края пруда, я слегка крутанула ручку мопеда, и сопротивление дорожной поверхности резко пропало.

— А-а-а!

Мопед легко заскользил по воде, будто в насмешку над кричащим от страха Ходакой. Брызги взметнулись в стороны. Мне вдруг показалось, что где-то рядом с нами есть камера, а все люди, кроме нас двоих, — персонажи второго плана. Всё в этой жизни предназначено для меня, я стою в самом центре мира, и когда сияю я, сияет и весь мир. До асфальта на другой стороне пруда оставалось совсем немного... Да, мир удивительно красив.

И тут колёса забуксовали под толщей воды. Всё ещё скользя по воде, мопед поднимал пузыри и тонул.

— Всё! — резко сказала я Ходаке, имея в виду, что моя роль сыграна.

На самом деле я знала, что так будет, ещё до того, как решила переплыть на мопеде эту лужу... И всё же...

— Ходака, иди!

— Да!

Ходака встал на заднее сиденье мопеда, как на подножку, и ухватился руками за крышу утопленного в воде грузовика.

Он оттолкнулся ногой от мопеда и взобрался на крышу кабины. Мопед полностью скрылся под водой, и я слезла с него, оказавшись в луже по пояс.

Не мешкая ни секунды, Ходака взобрался на заграждение из проволоки.

— Спасибо, Нацуми! — сказал он, оглянувшись всего лишь на мгновение, затем спрыгнул на пути и помчался прочь.

Я сделала глубокий вдох и закричала что есть мочи:

— Беги, Ходака!

Он больше не оборачивался, только убегал всё дальше. Я улыбалась, а сирены патрульных машин завывали уже совсем рядом.

«Всё, мальчик. Для меня всё кончилось», — повторила я мысленно.

Кончились моё детство, юность и отсрочка от жизни.

Мальчик, я ещё повзрослею. Стану таким взрослым человеком, что Хина будет мною неудержимо восхищаться и считать примером для подражания. Я буду супервзрослой — не чета Кею. Такой взрослой мир ещё не знает.

Я смотрела в спину удалявшемуся подростку — самому олицетворению юности, и на душе было удивительно ясно. Я от всего сердца пожелала, чтобы ребята вернулись домой целыми и невредимыми.