Долгие ночи

6

Становилось все холодней, Элис била дрожь. Она обхватила себя руками за плечи, кутаясь в пальто, но оно нисколько не грело. Мэтью приходилось еще хуже: пока он пытался выяснить, что произошло с мотором, куртка промокла насквозь, а пальцы буквально заледенели. Ко всем прочим неприятностям сел аккумулятор, и ни свет, ни обогрев нельзя было включить.

— Мы же замерзнем! — Элис только теперь начала понимать, в какое серьезное положение они попали. — Надо что-то делать!

— У тебя есть предложения? — спросил Мэтью. — Выход только один: дождаться спасателей.

— Но никто не знает, где мы! — воскликнула она.

— А твои родители? Ты же звонила им.

— Мама, наверное, думает, что я осталась в Лондоне, — растерянно сказала Элис.

Леденящий ужас затопил ее сознание: неужели она погибнет здесь, на пустынной дороге? Но это невозможно! Кто-нибудь обязательно придет на помощь, иначе и быть не может. Она успокаивала себя, но сердце замирало от страшного предчувствия.

— Главное — не паниковать. — Мэтью, во всяком случае внешне, оставался спокойным. — Для начала давай выясним, что у нас имеется из съестных припасов.

Он достал из кармана плитку шоколада и, отломив себе крохотный кусочек, остальное протянул Элис. Она отрицательно покачала головой: как можно думать о еде, когда смерть стоит совсем близко, так, что ее холодное дыхание овевает лицо.

— В воде недостатка нет, — продолжил Мэтью. — Но вот как быть с теплом? Если мы заберемся на заднее сиденье и прижмемся друг к другу…

Элис не выдержала: тонкие ниточки нервов, напряженных и натянутых до предела, словно порвались. Она вдруг громко рассмеялась, хотя в глазах стояли слезы.

— Прижмемся? У тебя вечно одно на уме! — крикнула она.

— Успокойся, пожалуйста.

— Тебе только этого и надо! Ты нарочно затащил меня сюда!

Мэтью покачал головой: сейчас не самое лучшее время для истерики, но он не представлял, что делать. Любое движение могло вызвать еще худшую реакцию.

— Ты хочешь убить меня, да? Меня и моего ребенка!

Он вздрогнул и отшатнулся: о чем она говорит?

— Ребенка? Ты беременна?

Элис расхохоталась, запрокинув голову. Растрепавшиеся волосы падали на плечи, на щеках выступил нездоровый румянец. Она никак не могла остановиться, злой смех просто разрывал ей грудь.

— Да! Да! И мы все здесь погибнем!

Мэтью казалось, что он сходит с ума, реальность оборачивалась тягучим черным кошмаром, мысли в голове смешались. Он попытался обнять Элис, но та с неизвестно откуда взявшейся силой оттолкнула его и, прежде чем он успел шевельнуться, выскочила из машины. Уже через мгновение ее скрыла мутная пелена метели.

Элис бежала, проваливаясь по колено в снег, но уже не замечая холода. Ветер толкал ее в спину, как будто подгоняя, обрушивался на плечи, пробирал до самых костей. Впереди ничего не было видно, и она вытянула перед собой руки, бредя в сугробах, как слепая. Сознание постепенно возвращалось, наступало отрезвление, а вместе с ним приходил и страх. Что она сделала?

Остановившись, Элис обернулась, но не смогла различить даже собственных следов. Куда идти? Она закричала, надеясь, что Мэтью услышит, но голос утонул в шуме ветра. Она снова побежала, не разбирая дороги, падая в снег, вставая, опять падая. Одежда промокла насквозь, руки и ноги казались чужими: она почти не могла управлять своим телом.

Шаг, еще шаг… Ладони уперлись во что-то твердое. Наверное, это стена или каменная ограда. Значит, здесь должны быть люди. Элис попыталась стучать, сбивая пальцы в кровь, но ответом была тишина. Теряя последние силы, она двинулась в обход стены, но ноги увязли в снегу, и Элис, застонав, упала. Подняться она не могла, страшная слабость не давала шевельнуться.

Постепенно ей начало казаться, что тепло разливается по телу, и уже не хотелось ничего, никаких движений. Лечь, закрыть глаза, и пусть метель укроет белым пушистым покрывалом, согреет и успокоит. Краешком сознания Элис понимала, что если не заставит себя встать, то замерзнет в этом сугробе, но сладкая истома завладела ею.

Мэтью шел медленно, пристально вглядываясь в темноту. Уже почти час он искал Элис, охрип от крика, но все безуспешно. Безумная женщина, что она натворила! Мысли о ребенке он временно отодвинул на второй план: возможно, это просто выдумка, чтобы побольнее задеть его.

Откуда-то, как показалось, справа, послышались странные звуки: словно кто-то шепотом пел колыбельную. Мэтью тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, но звуки стали немного громче. Он бросился туда, споткнулся и упал лицом в снег, при этом стукнувшись локтем обо что-то твердое. Рядом жалобно застонали.

— Элис? — Он вскочил и принялся разгребать снег.

Так и есть, она лежала на боку, обхватив колени руками, щеки заливала матовая бледность, губы едва заметно шевелились.

— Вставай! Ну же, вставай! — Мэтью подхватил ее подмышки и попытался поставить на ноги. — Держись, девочка!

— Не хочу… — пробормотала она сонно.

Он усадил ее на свою куртку возле стены, а сам двинулся вперед, ведя рукой по шершавой каменной поверхности, чтобы не заблудиться. Добравшись до двери, Мэтью постучал и, не дождавшись ответа, пошел дальше, увязая в снегу. Окно! Не раздумывая ни секунды, он локтем что есть силы ударил в стекло: с громким звоном оно осыпалось, мелкие осколки впились в кожу.

Мэтью забрался в окно и спрыгнул в комнату. Ища дверь в кромешной темноте, он проклинал все на свете и одновременно благодарил бога за это убежище. Справиться с замком оказалось не сложно, и через десять минут он уже внес Элис в гостиную и осторожно опустил на диван.

Хозяева дома, уезжая, отключили электричество, но Мэтью удалось найти карманный фонарик. В бледном свете можно было разглядеть деревянные стены, увешанные шкурами, книжные полки, но главное — камин. По счастью, в ящике оказались сухие дрова, а на каминной полке — спички. Пламя жарко вспыхнуло, запахло смолой и дымом.

Мэтью протянул к огню озябшие ладони, с наслаждением чувствуя, как разливается тепло по онемевшим пальцам.

— Где я? — послышался с дивана приглушенный стон. — Здесь есть кто-нибудь?

— Все нормально, девочка. — Он медленно приблизился. — Согревайся, а я поищу что-нибудь съестное.

— Как мы сюда попали? — Голос Элис звучал невнятно, потому что из-за озноба зуб на зуб не попадал.

— Потом все объясню. Сможешь дойти до камина?

Освещая путь фонариком, Мэтью обошел первый этаж, где были библиотека, гостиная и кухня. К его огромной радости в шкафчике нашлись консервы и крекеры, а в маленьком встроенном баре бутылка виски. Теперь стоило позаботиться об одежде: он обнаружил на втором этаже, где находилась спальня хозяев, пару старых, грубой вязки свитеров, одни поношенные джинсы и теплые носки. Что еще людям надо для счастья?

Спустившись вниз, Мэтью увидел Элис у камина: присев на корточки, она пыталась согреться у огня.

— Так, немедленно переодевайся.

Она недоверчиво посмотрела на свитер, провела ладонью по колючей шерсти.

— Но это же чужое! Я не хочу участвовать в краже!

— А ты хочешь заболеть пневмонией? Нет? Тогда не спорь.

У Элис и не было на это сил. Встав, она обернулась к Мэтью.

— Отвернись.

Он усмехнулся, но промолчал и вышел из гостиной. Следовало заняться ужином, пусть не богатым, но в их положении и сухая горбушка хлеба пригодилась бы. Положив фонарик на стол, Мэтью принялся вскрывать консервы: ветчина, сардины, маринованные помидоры. Потом налил в пластмассовые стаканчики виски, поставил все это на поднос, пакетик с крекерами спрятал в карман.

Голод мучил его, но не стоило набрасываться на еду: неизвестно, как долго им придется пробыть в этом доме. Так что припасы надо расходовать экономно.

Элис, переодевшись, — длинный, почти до колен свитер и шерстяные носки, — почувствовала себя немного лучше, но озноб не проходил. Она уселась перед камином и подбросила в огонь несколько поленьев. Задумчиво глядя на алые искры, улетавшие в трубу, она пыталась понять, что заставило ее выбежать из машины. Это было какое-то помрачение рассудка — от усталости и страха.

Она приложила ладонь к животу, словно надеясь уловить шевеление жизни там, под тонкой кожей.

— Как ты, маленький? — прошептала она, сама удивляясь нежности, прозвучавшей в голосе.

И только в это мгновение вспомнила, что Мэтью обо всем знает. Элис едва не застонала: ну зачем, зачем она призналась? Это было настолько ужасно, даже верить не хотелось. И тем не менее, это правда: она, не контролируя себя, выкрикнула те слова, которые так долго хранила в тайне.

— Прошу к столу. — Мэтью вошел в комнату, осторожно неся на вытянутых руках поднос. — Думаю, глоток виски тебе не повредит, хотя…

Элис молча смотрела на него: о чем он сейчас думает? Но на спокойном лице не отражались эмоции, разве что улыбка была немного неестественной, словно Мэтью пытался что-то скрыть. Но что — насмешку, презрение? Он вел себя так, будто ничего особенного не произошло, и это еще сильней раздражало Элис. Хотя она не могла бы сказать, какой именно реакции ожидала.

— Держи. — Он протянул ей бутерброд и устроился рядом. — Нам повезло, что ты нашла этот дом.

— А если хозяева вернутся?

— В такую погоду? Вряд ли. В конце концов, у нас просто не было другого выхода: или замерзнуть в машине, или забраться сюда. Я оставлю им свои координаты и деньги за причиненный ущерб, не волнуйся.

Элис сердито хмыкнула: какая предусмотрительность! Все просчитано заранее, этот человек не умеет иначе. Она одновременно и боялась разговора о ребенке, и желала его. Ведь появится отличный повод высказать Мэтью все, что она о нем думает, все, что так долго копилось в душе — обиды, муки ревности, боль от предательства…

— Ты себя нормально чувствуешь? — спросил он.

— Да, вполне. А почему это так тебя заботит?

Мэтью внимательно посмотрел на Элис: она была сейчас похожа на колючего ежа, который недоверчиво встречает любой жест и угрожающе топорщит иголки, готовясь к защите.

— Потому что я беспокоюсь о тебе и о нашем ребенке.

Элис вздрогнула: вот эти слова и прозвучали. Но так просто и обыденно, будто это было само собой разумеющимся делом: ты, я, наш ребенок. Она не собиралась сдаваться без боя… Обещание все держать в тайне она уже нарушила, но в запасе оставалось еще несколько отходных вариантов.

— С чего ты взял, что это твой ребенок? — холодно спросила Элис.

— Значит, ты все-таки беременна, — констатировал Мэтью.

— Да, но к тебе это не имеет никакого отношения. — Заметив, как исказилось его лицо, она торжествующе улыбнулась. — Поэтому можешь не волноваться за нас.

— Не стоит этим шутить, — сказал он очень серьезно. — Если ты намеренно хочешь причинить мне боль…

Элис отвела взгляд, стараясь скрыть смущение. Что она, в самом деле, ведет себя, как девица, шантажирующая кавалера возможной беременностью? Это стыдно и недостойно, но все же Мэтью получил по заслугам.

— Хорошо, извини, — начала она после недолгого молчания, нарушаемого лишь завыванием ветра и потрескиванием поленьев в камине. — Просто я еще не решила… В общем, я не знаю, готова ли я стать матерью.

— Что? — Мэтью буквально подскочил на месте. — Но ты же не собираешься…

В его голосе звучал неподдельный ужас: он перевидал за время работы в лондонской клинике сотни женщин, которые из-за ошибок ранней молодости потом уже не могли завести детей. Они соглашались на любое лечение, на любые операции, лишь бы исправить положение. Но чаще всего было слишком поздно, и он не мог им помочь.

И вот Элис так спокойно произносит эти страшные слова, будто речь идет не о живом существе, связанном с ними обоими кровным родством, а о никому не нужной кукле.

— Не понимаю, из-за чего ты так нервничаешь? — Она вызывающе посмотрела на Мэтью, но, не выдержав пристального взгляда, отвернулась. — Это мой выбор, и я сделаю его сама.

— Ты… Ты не имеешь права…

Элис с недоумением покачала головой.

— Интересно, если не я, то кто должен решать мою собственную судьбу? Уж не ты ли?

— Послушай, — негромко сказал Мэтью, — ты, наверное, просто устала. Ничем другим я не могу объяснить твое поведение. Будет лучше, если мы поговорим об этом завтра.

— Не вижу смысла в подобных беседах.

Она придвинулась еще ближе к камину, потому что никак не могла согреться: словно где-то внутри застыл ледяной осколок. Протянув руки к огню, Элис молча наблюдала за алыми языками пламени, отбрасывающими на стены теплый розоватый отблеск. Если бы можно было все изменить… В который раз она представила, как чудесно сложилась бы жизнь: любящая семья, покой долгих вечеров, светлые солнечные дни…

Ее родители были прекрасным примером: отец до сих пор относился к матери с нежностью, которую скрывал за притворно сердитым ворчанием. И Джоан, которая ради него оставила когда-то сцену, отвечала взаимностью. Вот она не испугалась перемен, не поставила на первое место свою карьеру, а ведь подавала большие надежды и могла бы стать известной актрисой.

Элис вздохнула: для нее выбор был намного сложней. На одной чаше весов возможность чего-то добиться, стать по-настоящему независимой и свободной, на другой — крохотный плод одной-единственной ночи любви, оборвавшейся так ужасно. Но ведь ребенок не виноват в ошибках родителей, в том, что два человека, соприкоснувшись на мгновение, разлетелись в разные стороны.

— Ты вся дрожишь. — Голос Мэтью вывел ее из задумчивости. — Тебе стоит лечь и поспать. Я попробую найти одеяла.

— Мы здесь надолго? — спросила Элис. Погруженная в безрадостные размышления, она на время забыла, зачем вообще прилетела в Англию. — Я беспокоюсь, как там Элизабет.

— Ты все равно ничем не можешь ей помочь, — ответил Мэтью. — Утром, если метель стихнет, я попробую добраться до какого-нибудь городка. В конце концов, мы ведь не в пустыне и не на необитаемом острове, поблизости должно быть жилье.

Светя себе фонариком, он снова поднялся на второй этаж, в спальню хозяев. На огромной двуспальной постели лежали подушки и большое пуховое одеяло. Собрав все это в охапку, Мэтью спустился вниз и принялся застилать диван.

— Мы будем спать вместе? — Наблюдая за ним, Элис насторожилась.

— Да, — коротко ответил он.

Это никак не входило в ее планы: несмотря на усталость и волнение, Элис понимала, что разум — разумом, но тело может потребовать свое. И не была уверена, что найдет силы сопротивляться, если Мэтью попытается овладеть ею. Тем более что желание, не утоленное, горячее, похожее на голод, мучило ее все эти два месяца, стоило лишь вспомнить вкус его губ, сладость объятий и подаренное блаженство, которое ни с чем на свете нельзя было сравнить.

— Раздевайся и ложись. — Мэтью взбил подушки и отвернул край одеяла.

Элис растерянно кивнула.

— Отвернись, пожалуйста, — попросила она смущенно.

Сняв свитер, она осталась в кружевном бюстгальтере и тоненьких трусиках. Ступая на цыпочках, поеживаясь от холода, она подошла к дивану и легла. Простыня, казалось, была сделана из куска льда, одеяло неприятно скользило по коже, и озноб только усилился.

Мэтью присел рядом и положил прохладную ладонь на лоб Элис.

— Похоже, ты все-таки простудилась, — озабоченно констатировал он. — В нашем положении это по-настоящему опасно.

— Но что же делать? — Ей вдруг стало очень страшно: на километры вокруг все погребено под снегом и помощи ждать неоткуда.

— Будем справляться собственными силами. Массаж и растирание, крепкий сон. — Мэтью взял свой бокал и капнул на руки виски. — За неимением прочего сгодится и это. Перевернись и постарайся расслабиться.

Она открыла глаза, словно очнувшись от дурмана. Мэтью стоял у камина, высокий, красивый, даже мешковатый свитер не мог скрыть его атлетической фигуры, сводившей с ума стольких женщин. И Элис не была исключением.

— Почему ты не ложишься? — спросила она, приподнимаясь.

— Я подумал, тебе будет не слишком удобно в одной постели со мной. — Он обернулся на звук ее голоса.

— Но где ты собираешься спать?

— В кресле. Завернусь в плед, усядусь поудобней…

Элис подавила вздох разочарования: все шло так хорошо, а теперь ей самой придется уговаривать Мэтью разделить с ней постель. Неужели в нем не осталось ничего от прежней страсти, или это умелое притворство?

— Не говори глупостей, ты замерзнешь. — Она решительно отбросила в сторону одеяло и, подвинувшись к стене, похлопала ладонью по простыне. — Иди сюда.

— Но… — Он явно не находил нужных слов. — Послушай, я ведь живой человек и могу не сдержаться.

— О чем ты? — с притворным удивлением спросила Элис.

Он внимательно посмотрел на нее, пытаясь понять, что скрывается за этим вопросом: насмешка или равнодушие. Если предположить, что Элис действительно больше не желает иметь с ним ничего общего, то это — прямое подтверждение его опасений, и шансов вернуть ее расположение нет никаких. Но ведь не послышался же ему стон наслаждения, сорвавшийся с губ Элис.

— Ладно.

Мэтью медленно снял свитер, обнажив смуглый торс. Элис и не подумала отворачиваться: когда еще представится возможность увидеть такое захватывающее зрелище.

— Послушай, здесь все-таки не стриптиз-бар, — немного раздраженно сказал он.

— Неужели ты стесняешься? — Элис недоверчиво покачала головой. — Вряд ли я увижу что-то новое, поэтому не смущайся и продолжай.

Мэтью пожал плечами и, отвернувшись, расстегнул ремень на джинсах. Он не мог понять, что с ним происходит: никогда прежде, раздеваясь перед женщинами, он не испытывал подобной неловкости. Не хватало только покраснеть и доставить этим Элис несказанное удовольствие: словно перед ней подросток, не знающий, что с собой делать, а не тот, кого еще пятнадцать лет назад прозвали Казановой. Эти мысли придали ему решимости.

Но когда обнаженный Мэтью обернулся к дивану, Элис лежала, свернувшись клубком и закрыв глаза. Значит, он не представлял для нее интереса. Что ж, ладно. Скользнув под согретое ее телом одеяло, он осторожно вытянул ноги, стараясь не задеть Элис. Внезапно она вскрикнула.

— Что? — Мэтью от неожиданности едва не подпрыгнул.

— Ты ужасно холодный!

— Извини. — Он отстранился, благо ширина дивана это позволяла.

— Так ты не согреешься. Нам надо как следует закутаться, иначе к утру превратимся в две ледышки.

Элис придвинулась, прижавшись к Мэтью, и натянула одеяло до подбородка. Они лежали, глядя в глаза друг другу, и уже через несколько минут обоим стало жарко.

— Это невыносимо, — пробормотал Мэтью. — Я…

Он прижал Элис к себе, готовый к сопротивлению. Но она только глубоко вздохнула, когда его лицо приблизилось. Поцелуй, долгожданный, как ливень в душный день, был долгим и сладостным. И его хватило для того, чтобы желание вспыхнуло с новой силой.

Мэтью коснулся ладонью груди Элис, чувствуя, как твердеют соски, и припал к ним губами, едва касаясь кончиком языка, словно пробуя на вкус. Нетерпеливо лаская ее стройное тело, он жалел лишь об одном — что у него всего две руки. Ощущая под пальцами бархатистую кожу, вдыхая запах волос, он терял голову от желания и уже не мог больше сдерживаться.

Элис полностью расслабилась: любовь, как всегда, оказалась лучшим из лекарств. Поцелуи Мэтью несли в себе столько жара и опаляли губы, но что могло быть более сладостным? Она вытянулась на спине, запрокинув руки за голову, и развела бедра.

— Я хочу тебя…

Когда Мэтью проник в ее сокровенную глубину, Элис застонала. Она так долго ждала этого мгновения, что сейчас наслаждалась каждой клеточкой тела. Свет в ее глазах померк и снова вспыхнул, расцвел ярчайшим белым цветком. Не размыкая объятий, они лежали, приникнув друг к другу, объединенные и связанные общим наслаждением.

— Ты согрелась? — прошептал Мэтью, касаясь губами рыжих завитков волос.

— Да, милый. — Элис улыбнулась.

— Тебе хорошо?

— Да, очень.

— Скажи это еще раз.

— Мне очень хорошо…

И это было правдой. Как бы ни сложилась жизнь потом, ради этих секунд восторга, пронзающих душу, можно было выдержать многое. И дело не только в физическом удовлетворении: у Элис были и более искусные в науке страсти мужчины. Но сердце замирало лишь с Мэтью, и это, наверное, судьба, уйти от которой невозможно.

Так стоит ли самой возводить стену между ним и собой, если сейчас есть шанс признаться в затаенной любви? Она приподнялась, опираясь на локоть, и внимательно всмотрелась в спокойное, слегка осунувшееся лицо любимого.

— Я… — Она уже почти готова была сказать самые важные слова, но что-то помешало.

— Что? — Мэтью словно подбадривал ее, как будто знал, что таится за этим замешательством.

— Я хочу пить, — закончила Элис.

Мэтью разочаровано вздохнул и встал.

— Сейчас принесу воды.

Она проводила его печальным взглядом: мгновение откровенности было безвозвратно утеряно. И прежний страх возвращался: оказалось, избавиться от него гораздо трудней. Элис решила, что обдумает все утром, когда выспится и отдохнет. В этом-то и состояла ее слабость: она старалась все трудные решения отложить на потом, не думая, что может опоздать и кто-то сделает выбор за нее.

Когда Мэтью вернулся, она уже спала, сложив ладони под щекой, как спят дети. Он присел на край дивана, все еще сжимая в руке стакан с водой. То, что произошло между ними, было ли это победой или поражением, сблизило их или отдалило? Губы Элис едва заметно шевелились, будто она пыталась что-то сказать, дыхание было едва слышным, тени от длинных ресниц падали на бледно-розовые щеки.

Она так прелестна и беззащитна! Мэтью покачал головой: это ощущение обманчиво, под хрупкой оболочкой скрывается несгибаемая воля современной амазонки, готовой пройти через все преграды, лишь бы достигнуть цели. Но неужели для Элис карьера важнее семьи, ребенка, счастливой и спокойной жизни? Если это так, то нет никакой надежды…

Мэтью осторожно прикоснулся ладонью к ее животу и замер. Он до сих пор не мог поверить, что там, под тонкой кожей, зреет, как плод, его ребенок. Но в одном он был точно уверен: он не позволит Элис совершить ошибку, чего бы это ему ни стоило.