Долгожданный рейс

Глава 8

Сквозь полудрему Памела слышала звуки просыпающегося города. Приглушенные высотой в двадцать шесть этажей, бархатными шторами и шелковыми простынями, до нее доносились гудки автомобилей и судов на Гудзоне, шуршание колес и скрежет тормозов — этот шум возвещал о начале нового дня.

Памела взглянула на часы, лежащие на тумбочке у кровати, — уже восемь. Ей удалось поспать совсем немного. Оставалось всего семь часов до того, как Роджер Карсон полетит в Чикаго за новым самолетом.

Она старалась убедить себя, что за это время можно сделать очень много. После завтрака она попробует уговорить миссис Харлингам встретиться с врачом. Тогда, если окажется, что все в порядке, она попрощается с американкой. А если повезет, то, может быть, удастся встретиться с Роджером Карсоном в отеле. Конечно, это совсем не то, что целый день кататься на лыжах в горах Святого Лаврентия, но все-таки хоть что-то.

Памела сбросила с себя простыни, накинула халат, который купила в Каире, и немного с опаской прошла в кухню посмотреть, что можно приготовить на завтрак.

Миссис Харлингам уже встала. Поспав всего несколько часов, она выглядела гораздо лучше. На гигантской плите жарился омлет.

Несмотря на уверения, что она в полном порядке, миссис Харлингам согласилась вызвать своего врача. Тот пришел после десяти, осмотрел ее и выразил удивление по поводу того, как хорошо она перенесла полет через Атлантику.

— Понимаете, я была в очень хороших руках, — благодарно сказала миссис Харлингам, с любовью глядя на Памелу.

Уходя, врач посоветовал своей пациентке не волноваться и не напрягаться, обещал зайти завтра утром. Когда они остались вдвоем, Памела не очень уверенно сказала, что ей тоже лучше вернуться к своим делам, если, конечно, хозяйка хорошо себя чувствует.

Но у миссис Харлингам были другие планы. Она уверяла, что прекрасно себя чувствует, что ей гораздо лучше, поэтому небольшой круиз по Нью-Йорку в автомобиле доставит ей огромное удовольствие.

— Вы были так добры, и мне очень хочется показать вам город, где я живу. Пообедаем в «Рице» и, может быть, днем… — щебетала миссис Харлингам, продолжая строить планы для них обеих.

Памела мягко напомнила, что врач советовал ей не напрягаться. Но американка и не собиралась напрягаться, ведь большую часть времени они будут сидеть в машине.

Памела понимала, что таким образом миссис Харлингам старается выразить ей свою благодарность. Она постоянно посматривала на часы, видя, как улетают драгоценные минуты. Но если в душе девушки и возникла легкая паника и разочарование, то это никак не отразилось на ее личике, озаренном улыбкой.

— Можно позвонить от вас? — спросила она. — Лучше, чтобы в аэропорту знали, где я.

— Конечно, дорогая. Телефон в вашей комнате. Звоните когда хотите.

— Если потребуется, то мисс Хагис будет по номеру: Мэдисон 8652, — сообщила Памела дежурному, тот равнодушно повторил все, что она сказала.

Итак, она позвонила в аэропорт.

Прежде чем еще раз снять трубку, Памела, взглянула на свои ногти, потом нервно осмотрела яркие портреты на стенах, которые, казалось, высокомерно наблюдали за ней, пробежала глазами по вершинам небоскребов, вырисовывавшихся в окне. Затем, собравшись с духом, нашла в огромном сером телефонном справочнике номер отеля «Баррингтон»: Сентрал 2364.

Девушка произнесла номер вслух, потом с отчаянной решимостью набрала его и стала ждать.

— Доброе утро. Это отель «Баррингтон». Пожалуйста, кому вы звоните? — приятным мелодичным голосом спросила оператор.

— Мне нужен бортинженер Карсон, — торопливо ответила Памела. — Авиакомпания «Скайуайд». К сожалению, я не знаю номер его комнаты.

В ответ последовала продолжительная пауза, потом послышались длинные гудки.

— Простите, мистер Карсон не отвечает, — произнес мелодичный голос. — Что-нибудь ему передать?

«Что я могу ему передать? — спрашивала себя Памела. — Что вообще можно передать?» А вслух грустно ответила:

— Ничего, спасибо.

— Извините, — продолжал мелодичный голос, — позвоните позже.

Итак, Памела оказалась в огромном черном сверкающем «кадиллаке», какого она никогда в своей жизни не видела. Рядом с ней сидела миссис Харлингам. Где-то далеко впереди, одетый в синюю форму, находился шофер, который молча умело вел гигантскую машину по шумным, гудящим улицам Нью-Йорка.

Миссис Харлингам решила, что они должны подняться на Эмпайр-Стейт, чтобы насладиться видом города сверху. Лифт поднял их на продуваемую ветром смотровую площадку, находящуюся на высоте в тысячу футов над Нью-Йорком. Оттуда они видели полосу земли, похожую на язык, окруженную со всех сторон водой. Миссис Харлингам сказала, что это самая дорогая земля в мире. Под ними ползли крошечные автомобили, далеко на востоке, в Ла-Гуардиа и Айдлуайлд, каждую минуту взлетали самолеты, на юге, на золоченом факеле статуи Свободы, сияло солнце.

Гигантские каменные горы, деловитость и суета, яркое голубое великолепие зимнего дня — все казалось таким необычным. Это было так не похоже на Лондон с его серостью, смогом и ветхозаветной стариной, что у Памелы возникло ощущение, что ей здесь не место. Здесь все было другим — незнакомым и чужим. Неожиданно, острее, чем когда-либо, она почувствовала себя одинокой в этом чужом мире, и ей очень захотелось домой.

Посмотрев на запад, она увидела что-то знакомое и вытянула голову над балюстрадой, чтобы получше разглядеть.

— Смотрите! — возбужденно сказала она миссис Харлингам, показывая на огромный черный корпус корабля с элегантными трубами. — Там «Королева Елизавета».

— Кусочек старого мира, да, дорогая? — сразу бросила ее американка.

— Да, — гордо ответила Памела. Вид великого стального соотечественника, возвышающегося над остальными судами в доке, сильно ободрил ее в этом абсолютно незнакомом ей мире. — Она наша. Видите флаг на корме?

— Значит, эта старая страна много значит для вас? — внимательно вглядываясь в лицо девушки, спросила миссис Харлингам.

— Конечно, — ответила Памела.

Через час они сидели в зале модного ресторана «Риц-Плаза», попивая кофе после замечательного ленча. И вот тут Памела узнала о действительных намерениях миссис Харлингам.

— Я надеюсь, дорогая, что вам понравилась бы идея поселиться в Нью-Йорке? — довольно издалека начала американка.

— Боюсь, что это невозможно. У меня работа. И я никого не знаю здесь…

— Вы знаете меня, — перебила ее миссис Харлингам. — А что касается работы, так именно это я и имела в виду. — Она слегка наклонилась вперед. — Я уже не так молода, как раньше. Мне было бы очень хорошо, если бы кто-нибудь жил со мной в квартире в качестве компаньона. Вы, дорогая, так замечательно заботились обо мне. Мне сейчас кажется, что мы очень хорошо узнали друг друга. — Американка быстро продолжала: — Вы сможете делать все, что вам нравится. И если вы что-нибудь захотите…

Со смешанным чувством печали и недоумения Памела смотрела в лицо миссис Харлингам, сидящей напротив нее. Как будто неожиданно появилась сказочная крестная, а Золушка не хочет ехать на бал. Ей было очень приятно это приглашение, и она чувствовала себя неблагодарной, отказываясь принять его.

— Простите меня, миссис Харлингам, боюсь, что я англичанка до мозга костей, — очень мягко сказала Памела.

— У вас там есть семья, дорогая? — В глазах американки было и разочарование, и понимание одновременно.

— Да, мои родители живут в Кумберленде. А в Йорке живет брат. Он уже женат. У меня есть племянница и племянник. — Памела редко говорила с кем-нибудь о своей семье. Это была сугубо личная часть ее жизни, и она очень дорожила ей. — Я бы не хотела оставить их. Кроме того, — Памела колебалась, — понимаете, я англичанка, и я люблю Англию. — Потом, чтобы не оставалось никаких сомнений, добавила: — Больше всего на свете.

— Хорошо, и все-таки, дорогая, подумайте об этом, — улыбнулась миссис Харлингам. — Если передумаете, то дайте мне знать.

Она позвала официанта, чтобы расплатиться. Когда они вышли из ресторана, миссис Харлингам сказала:

— Идите к машине, дорогая. Она в сквере за отелем. Я задержусь на минутку: мне надо кое-что купить.

Подойдя к автомобилю, Памела кивнула шоферу и уже была готова нырнуть в роскошную глубину «кадиллака», как услышала знакомый голос и манеру растягивать слова:

— Привет, дорогая крошка! Какими судьбами? — На тротуаре в десяти метрах от нее стояла Лорна Франтон-Джеффри вместе с Дженни Ламберт. Лорна хихикала, а Дженни осматривала машину и Памелу, как бы делая моментальные фотографии, которые можно потом использовать в качестве доказательства.

— Скажи мне, дорогая, — продолжала Лорна, — что происходит? Мне не терпится услышать. Нет, лучше не говори. Дай мне догадаться. — Она театрально положила тонкие пальцы на лоб, изображая глубокие размышления. — Знаю, у тебя появился новый замечательный друг. Он миллионер? Ну, по крайней мере, с долларами? Но серьезно, крошка, ты уж не упрекай меня в… ну, в том, что я чуть- чуть любопытна. — И она сжала руку Памелы, как бы говоря ей: «А теперь доверься мне».

— Я отвезла одну пассажирку с моего рейса домой. Она была очень больна. Это ее машина, — тщательно выбирая слова, ответила девушка. И, продолжая, тем же тоном спросила: — Вы только что прилетели, улетаете или дежурите здесь?

— Как ловко ты меняешь тему разговора! — Лорна глубокомысленно подняла брови. — Ну если тебе это на самом деле интересно, то я здесь дежурю. А вот Дженни, — сделав несчастное лицо, она повернулось к другой девушке, — так она устроила себе рейс на новом астролайнере из Чикаго. Ее специально прислали из Монреаля, чтобы лететь днем с экипажем в Чикаго и забрать этот самолет. Если, конечно, экипаж здесь. Должны были прилететь ночью.

— Они прилетели, — сообщила Памела. — Я была с ними в одном рейсе.

Очевидно, закончив коллекционировать свои впечатления, Дженни Ламберт наконец подключилась к беседе:

— Сначала они хотели лететь на пустом самолете, но вдруг решили забрать с собой каких-то важных шишек.

— И тогда, конечно, вызвали Дженни Ламберт чтобы позаботиться о них, — язвительно закончила за нее Лорна.

За спиной Памела услышала движение, а потом голос американки:

— Господи, дорогая, вы встретили здесь своих подруг?

Обернувшись, Памела увидела улыбающуюся миссис Харлингам, стоящую чуть позади нее.

Памела спокойно представила всех женщин друг другу.

— Так вы тоже стюардессы? — спросила американка девушек. — Должна сказать, что я в восхищении от вашей работы. Памела была невероятно добра, привезя меня домой. — И с лукавой усмешкой она добавила, указывая на Памелу: — Между нами, дорогие девушки, я пытаюсь украсть ее у вас. Изо всех сил стараюсь уговорить ее остаться в Штатах.

Две пары тщательно ухоженных бровей взлетели вверх. Памела, прекрасно представляя, во что они обе превратят невинные слова миссис Харлингам, как по компании пойдет гулять очередная сплетня, и зная, что Дженни летит в Чикаго вместе с экипажем Роджера Карсона, густо покраснела.

— Миссис Харлингам очень добра ко мне, но… — торопливо начала она.

В этот момент шофер открыл дверь.

— Девушки, могу я вас подвезти куда-нибудь? — спросила американка.

— Нет, большое спасибо, — почти в один голос ответили стюардессы. — Мы хотим кое-что купить здесь. Большое спасибо.

Помахав на прощание, они повернулись и пошли прочь. Памела слышала, как Лорна говорила Дженни:

— Для такой малышки, как Памела…

Шофер завел мотор, «кадиллак» беззвучно покатился по шоссе.

Миссис Харлингам решила, что после ленча будет приятно прокатиться вокруг Коннектикута, пригорода Нью-Йорка. Она с удовольствием показывала Памеле фермы с ярко выкрашенными домами, идеально чистые улицы. К сожалению, мысли девушки были заняты попытками предугадать, какую историю выдумает Дженни Ламберт после их неожиданной встречи за отелем «Риц».

Она была уверена, что та сочинит что-нибудь весьма драматическое, ведь не зря Дженни называли радиовещательной станцией компании. Днем она полетит в Чикаго вместе с Роджером Карсоном, и нет никакого сомнения, что сплетня такого уровня без труда найдет путь к его ушам.

Она пыталась убедить себя, что Роджер не будет это даже слушать — он хорошо знал Дженни Ламберт и ее красочные истории. В любом случае во время полета он должен быть поглощен новым самолетом, и тогда вполне вероятно, что даже если Роджер услышит сплетню, то не обратит на нее ни малейшего внимания.

Они вернулись в квартиру, когда уже стемнело. Миссис Харлингам даже слышать не хотела о том, что Памела вернется в отель, поэтому, немного посопротивлявшись, девушка согласилась остаться еще на одну ночь.

— В конце концов, — сказала миссис Харлингам, — в аэропорту знают, что вы здесь, а мне хотелось бы, чтобы вы как следует выспались перед обратным рейсом.

Из ресторана на квартиру, им принесли ужин, и они вместе провели спокойный вечер. Миссис Харлингам сделала еще одну попытку уговорить Памелу остаться в Штатах, но, поняв, что та все уже решила, сказала:

— Но ведь это не значит, что мы больше не увидимся. Я надеюсь, что, прилетая в Нью-Йорк, вы будете навещать меня. Не так ли, дорогая?

— Конечно, я буду навещать. Вы были так добры ко мне, — нежно ответила девушка.

Но, как выяснилось, доброта миссис Харлингам на этом не закончилась. Прежде чем пойти спать, американка сунула в руку Памелы небольшой сверток.

— Это то, что я купила для вас после обеда.

— Но, миссис Харлингам, вы не должны были…

— Дорогая, откройте. Надеюсь, что мой подарок вам понравится.

Это был очень красивый серебряный браслет. Памела покраснела от смущения и от удовольствия при виде такой прекрасной вещи.

— Но я не могу принять это, миссис Харлингам. На самом деле не могу. Это нарушение устава компании. Я ведь сделала только то, что входило в мои обязанности.

— Памела, это не подарок стюардессе. Это просто маленький знак признательности одного друга другому, — спокойно возразила миссис Харлингам.

Она так тепло улыбалась, что смущенной Памеле оставалось только от всей души поблагодарить американку.

На следующее утро миссис Харлингам настояла, чтобы Памела подольше полежала в постели и хорошенько отдохнула перед обратным рейсом — об этом она еще с вечера сказала девушке. Из отпуска вернулась ее горничная, которая теперь занималась всеми домашними делами, поэтому Памела позволила себе роскошь позавтракать поздно в своей комнате.

Когда она надела форму и собралась, был вызван «кадиллак», чтобы отвезти ее в аэропорт. Миссис Харлингам удалось уговорить девушку, чтобы она позволила проводить ее. Окруженная дружелюбием и теплотой американки, Памела приехала в холодный аэропорт, где уже стоял авиалайнер, готовый унести ее в Англию.

Рядом с ним, но только гораздо длиннее и с более мощными моторами, стоял другой самолет. Памела увидела буквы AZ, нарисованные на борту. Новый тип астролайнера, только что прилетевший из Чикаго. Может быть, он полетит через океан бок о бок с «Дядюшкой Бейкером».

«Это будет здорово, уютно и очень по-дружески», — подумала Памела. В Нью-Йорке она столько времени была окружена теплом и любовью, что сейчас на ее лице все еще оставалась легкая улыбка. Дженни Ламберт и ее сплетни полностью вылетели из головы Памелы.

«Кадиллак» бесшумно остановился.

— До свидания, — сказала она миссис Харлингам. — До свидания и огромное спасибо.

Миссис Харлингам поцеловала ее. Она назвала это дружеским поцелуем.

— Я ведь скоро увижу вас, дорогая?

— Конечно, — ответила счастливая девушка. — Я буду мечтать о нашей встрече. — Она помахала рукой вслед удалявшейся машине, повернулась и пошла к комнате отдыха экипажей.

Не пройдя и двух шагов, она обнаружила, что у входа в здание аэропорта стоит мужчина и наблюдает за ней.

— Добрый день, мисс Хагис, — открыл перед ней дверь Роджер Карсон. И вслед за этим с абсолютным безразличием добавил: — Я слышал, вы скоро покидаете нас.

Памела остановилась как вкопанная. Все тепло и дружелюбие, в которых она только что купалась, исчезли под холодным взглядом серых глаз Роджера Карсона. Она поставила на землю свой небольшой чемодан и взглянула ему в лицо. Бесстрастно, словно ожидая чего-то, он смотрел на девушку.

— Покидаю? — повторила она. — Вы имеете в виду, покидаю компанию?

— Так говорят. — В его голосе не было никаких эмоций — необычно безразличный и чужой голос, — Ради лучшей и более красивой жизни, чем может предложить вам компания «Скайуайд». — Потом, как будто для него тема была полностью исчерпана, он посмотрел поверх ее головы: — Ну вот и грузовик, который я жду. Мы забираем запасные части с завода, производящего астролайнеры в Нью-Йорке.

Неподалеку остановился небольшой зеленый грузовичок. Роджер все еще держал для нее дверь.

— Ну ладно, — продолжил он с холодной улыбкой, — вы не собираетесь входить? Я должен…

Эта ледяная вежливость мгновенно взорвала все внутри Памелы. Ожидание и крушение надежд, постоянное разочарование, чувство, что она близка к нему и в то же время бесконечно далека, — все разом навалилось на нее. Под глазом запульсировал нерв, нижняя губа задрожала. Она не понимала, что между ними происходит, и бесконечно устала от многих месяцев колебаний между надеждой и горечью, от этой постоянно ускользающей от нее любви.

— Почему вы не выяснили все сами, вместо того чтобы слушать чьи-то сплетни?

— Именно это я и сделал, — ответил Роджер Карсон с ледяным спокойствием. — Эта американская дама в «кадиллаке». Ведь это она летела с нами пару дней назад? Вы впустую тратили свое время в авиакомпании, мисс Хагис. Вам следует читать лекции, как заводить друзей и как влиять на людей. И всего за сорок восемь часов.

— Скажите, — с дороги донесся голос с американским акцентом, — вы — инженер из «Скайуайд», который должен лететь на новом астролайнере?

— Боюсь, я должен идти работать. — Роджер нетерпеливо указал на открытую дверь.

— Я подожду.

— Тогда извините меня.

— Конечно.

Роджер подошел к водителю грузовика и показал ему на самолет, стоящий на летном поле, около которого собрались грузчики, чтобы сложить запасные части в багажное отделение.

— Идете в комнату экипажей? — спросил ее Роджер.

— Сначала да.

Он взял ее чемодан и, снова открыв дверь, прошел за ней в здание. Повернув за угол, они оказались в водовороте людского потока, запрудившего аэропорт.

«Я навсегда запомню все это, — думала Памела, — американскую речь, высокие каблуки, спешащие по сверкающему линолеуму, длинный ряд офисов авиакомпаний, вызывающе яркую рекламу путешествий, быстрые объявления по радио, запахи духов и внешний лоск, наэлектризованный воздух, ощущение легкости в предвкушении долгих путешествий, приветствия и прощания».

В центре этой шумной толпы находились две пары черных туфель, большие и маленькие, шедшие рядом по лабиринтам коридоров гигантского здания, как они могли бы идти в Монреале или Лондоне, Каире или Афинах. Они шли рядом, но разделял их пролив, бывший шире самого Атлантического океана.

Молодые люди шли молча. Для постороннего наблюдателя, любого из длинного ряда пассажиров, сидевших в креслах в ожидании объявления о рейсе, это были два члена британского экипажа — умные, корректные, оба на работе; правда, присутствовал небольшой элемент рыцарства. Инженер нес чемодан стюардессы.

Но любой, кто присмотрелся бы поближе, заметил, что девушка, типичная англичанка, была слишком бледной, и, конечно, ей совсем не надо было, хотя бы и на службе, держать голову так высоко. А мужчина от еле сдерживаемого раздражения сжал губы в тонкую линию.

Наконец Памела прервала молчание.

— Вам, должно быть, надо идти к своему самолету? — подчеркнуто корректно спросила она.

— Я уже закончил все проверять. Когда погрузят запасные части, все будет готово к полету. — Потом, показав на чемодан в руке, спросил: — Вы берете это с собой в салон?

Она кивнула.

— Но, пожалуйста, не утруждайте себя нести его в комнату экипажей.

— Я и не утруждаю. Мне самому надо туда.

Они повернули направо и вместе поднялись по лестнице. Ожидая, что в комнате для экипажей будет полно народу, Памела вся сжалась внутри и открыла дверь. Теперь после ледяного «спасибо» последует такое же «до свидания». Только один неправильно заданный вопрос, — а правильное объяснение так и осталось невысказанным, — и конец мечте, которую она невидимыми нитями ткала, перелетая из одного конца света в другой.

Но комната отдыха экипажей была пуста. Идеальная тишина нарушалась только легким свистящим шумом системы отопления. Удивленная Памела подошла к окну и поняла, в чем дело. Весь экипаж обследовал новый астролайнер, стоявший рядом со старым на летном поле. Экипаж Роджера все им показывал. Там она увидела смеющуюся Дженни Ламберт, которая тоже говорила и что-то показывала.

— Выглядит очень красиво, — отметила Памела, глядя на серебристый корпус, сверкающий в солнечных лучах.

— Да, — сказал он, — жаль, что вы не будете на нем летать.

— Но я смогу, — она пыталась говорить свободно и легко, — я еще не проходила курсы. Хотя через месяц или два…

— Вы будете в Америке, водя вместо этого огромный «кадиллак».

Она отвернулась от окна, чтобы видеть его. Из всех многочисленных ячеек, составлявших огромный улей аэропорта, только здесь было тихо. Памела слушала рев моторов, заглушавших шум и суету внизу. Посмотрев на его лицо, она поняла, насколько обманчива тишина в этой пустой комнате. Она открыла рот и начала говорить, поразившись тому, как спокойно звучал ее голос:

— Я буду работать в компании «Скайуайд».

Потом неожиданно она сорвалась, заговорив громко и сердито. Что-то в выражавшей твердую бренность фигуре, стоящей перед ней, заставило все ее тело затрястись от гнева. Форма Роджеpa Карсона, даже его лицо как в тумане расплылись в ее пылающих голубых глазах. Вежливое допущение этого типа, стоящего с ней в комнате, что полуправда и есть истина, вызвало у Памелы такую вспышку гнева, которую никто (и даже она сама) не мог представить.

— Поскольку вы, кажется, услышали обо мне какую-то историю… По крайней мере, я могу прояснить то, что было искажено. Два дня назад на борту была женщина…

— Я видел ее.

— Она была больна. Когда я прилетела сюда, то попросила, чтобы кто-нибудь из дежурных девушек проводил ее домой. Никого не оказалось.

— Поэтому поехали с ней вы?

— Да, я поехала с ней, — подтвердила Памела. — И я осталась с ней на ночь в квартире, потому что ей так хотелось. На следующий день она предложила мне работать у нее… в качестве компаньонки. Она сделала это главным образом из благодарности… хотя реально я ничего для нее не сделала. Но она была внимательна и добра ко мне, и мне она нравится.

— Поэтому вы сказали, что подумаете?

— Вы совершенно не правы. Я сказала, что было любезно с ее стороны предложить мне, но я не могу. А вы… вы услышали выдуманную историю, как и все другие истории, которые вы тоже слышали обо мне, и проглотили ее целиком. Поэтому в вашем представлении я еще и маленькая щучка, кроме всех других гадостей, которые мне приписывают.

Пока Памела говорила, глаза Роджера смотрели на нее серьезно, словно пытаясь уловить какой-то скрытый смысл, то, чего не было в ее словах.

— После того как мы были вместе на Гусином озере, — тихо заговорил он, — я думал, что, когда мы окажемся снова рядом, вы по крайней мере дадите мне знать, где вы.

— Но я это делала! Я делала это! — В отчаянии от его бестолковости она сжала руки. — Я звонила, но вас не было на месте, а у меня это была последняя возможность связаться с вами перед тем, как вы улетели в Чикаго.

Со смесью гнева и отчаяния она продолжала говорить. Слова текли неконтролируемым потоком. Все нотации, предупреждения, добрые советы, которые в прошлом Роджер так щедро изливал на ее голову, сейчас вернулись к нему, умноженные на ее глубокое чувство. На него вылилось все: и ее так долго и тщательно скрываемая любовь, и преувеличенная вежливость, все эти «да, мистер Карсон», «простите, мистер Карсон», горькое разочарование от того, что она так и не получила единственную награду — свидание на лыжах в горах Святого Лаврентия — все это собралось в гневный поток слов, которые волнами накатывались на бесстрастную фигуру мужчины, стоящего перед разъяренной девушкой.

— У вас бесконечный запас советов. С первого момента, как вы увидели меня в классе, я была для вас только ученицей. И даже сейчас. «Ложитесь раньше спать», «не делайте того», «не делайте этого»… Но иногда… — Вдруг голос неожиданно подвел ее. Вместе того чтобы и дальше храбро обвинять Роджера, губы ее задрожали, и сквозь рыдания она прошептала: — Иногда инструктор… он тоже должен учиться.

Памела остановилась, ее атака захлебнулась ее же слезами. Теперь она ждала неизбежных встречных обвинений. Но этого не произошло. Он все еще стоял, сложив руки, и молчал. И, не отрываясь, смотрел на девушку.

В комнату с лестницы донесся шум шагов, уничтожив возникшую между ними тишину. После осмотра нового астролайнера, разговаривая и смеясь, возвращались два экипажа — закончилась короткая передышка в работе.

Она оказалась слишком короткой. Вокруг них, разбросанные по всей комнате, лежали невидимые осколки их хрупких отношений, которые, казалось, невозможно уже собрать вместе. Как только повернулась ручка и распахнулась дверь, Памела сказала то, что, по-видимому, означало «прощайте»:

— А теперь мне надо идти в пищеблок.

Отвернувшись от него, она пошла к двери сквозь входящую группу людей и дальше в пустой коридор.

На этот раз одна, Памела спустилась по лестнице, прошла сквозь беспорядочно движущуюся толпу и открыла дверь, ведущую к месту стоянки самолета, на которой было написано: «Только для персонала».

Холодный солоноватый ветер, дувший со стороны песчаных дюн за аэропортом, коснулся ее пылающих щек. Наклонив голову, она побежала через летное поле к пищеблоку.

Вскоре все приготовления к полету были закончены. Ответственность за благополучие пассажиров помогла ей собраться. Этот ее автоматизм сработал как дополнительная поддержка; личное несчастье было отодвинуто в сторону мелкими проблемами, возникающими вокруг предстоящего полета. Памела работала с еще большим вниманием, терпением и энергией.

После взлета она смотрела из окошка в кухне, как уменьшалась и становилась все менее четкой береговая линия Северной Америки, пока совсем не исчезла в сером однообразии моря и неба. После этого она вышла в салон. Пассажиры читали книги, огромные нью-йоркские газеты, писали письма или готовились ко сну. Инстинктивно, как опытный педагог, она поняла, что проблем у нее не будет.

В кабине пилотов командир обернулся к ней и сказал:

— Добрый день, мисс Хагис. Попутный ветер. Летим прямо на Лондон. И много пассажиров. — Он улыбнулся, как бы желая добавить: «А что еще нам надо?»

«Очень много», — грустно подумала Памела. Но вслух она спросила с улыбкой:

— Когда мне подавать обед, сэр?

Позади нее штурман писал в навигационном журнале, находившемся в его ведении: «Поднимаемся на высоту девятнадцать тысяч футов на широту Лондона…»

Начался рейс домой.

Через пять часов весь самолет, кроме кухни и туалетов, погрузился в голубоватый полумрак. Навигационные огни, красный на левом крыле и зеленый на правом, чертили двухцветный след в темном холодном небе, светясь, как искусственные безделушки на фоне черного свода, усыпанного алмазами.

Выхлопные трубы четырех моторов, ревевших в унисон, оставляли за собой золотисто-желтые хвосты. Известная штормами и непредсказуемостью Северная Атлантика подарила им идеальную ночь с попутным ветром и чистым небом.

Время от времени Памела проходила по салону, смотря на безымянные и безликие кули, в которые превратились ее пассажиры. Никто даже не пошевелился. Она подняла с пола несколько журналов и положила их в стопку на столик в конце салона. Потом села, решая, когда ей приготовить свежий чай для экипажа.

Делать было нечего, и она задумалась, мысли ее улетели далеко от работы. Слегка дрожал самолет. Пассажиры спокойно спали. Впереди привычно и добросовестно работал неинтересный для нее экипаж, налетавший уже многие миллионы миль.

Памела вздохнула, покорившись судьбе, и снова вернулась к последнему эпизоду с Роджером Карсоном. Смотря на темное небо, она думала, что в этом полете было что-то необычное. Ощущение конца. Темное стекло иллюминатора превратилось в зеркало. Памела увидела в нем свое отражение и поразилась бледности своего лица.

За этим отраженным лицом где-то далеко в бесконечном небе летел другой самолет. Еще один плывущий остров, освещенный изнутри бледно-голубым светом, тоже летел домой. Новый астролайнер взлетел через полчаса после них, поэтому он не должен быть далеко. Его моторы разрезают то же самое небо. Следя за ними, двигая то один рычаг, то другой или глядя сосредоточенно на показания приборов, в нем сидит Роджер Карсон.

Памела попыталась опять вызвать в себе гнев против него за его отношение к ней, за властные манеры. Ничего не получилось — в ее душе шевельнулся только слабый протест.

Но под постоянное жужжание пропеллеров летели минута за минутой, и даже — этот тлеющий гнев остыл, постепенно превратившись в ничто, и исчез. Тогда Памела начала сожалеть, что так неожиданно взорвалась тогда в комнате для экипажей.

Но разве он не заслужил этого? Ведь совершенно невозможно, чтобы девушка могла бесконечно покорно выслушивать его приказы, советы, лекции и нотации. Неизбежно должен наступить момент, когда произойдет взрыв.

Теперь к Памеле снова стало возвращаться неожиданное подозрение. Она знала свои чувства к Роджеру. Знала, что он был сильным и добрым, был самостоятельным и очень целеустремленным. Интеллигентный, честный, уважаемый всеми в авиакомпании. Это не тот человек, который слушает сплетни, дает бесполезные советы или делает бессмысленные выговоры. И не человек, оказывающий неожиданную поддержку и произносящий добрые слова. И конечно, не такой, чтобы без единого слова принимать гневную вспышку разъяренной девушки.

Если только не…

Но, конечно, это невозможно. Чем больше обдумывала это предположение, тем более невозможным оно казалось. И тем не менее Памела всегда чувствовала, что нравится ему. Если же за этим стоит что-то более серьезное, то тогда все можно объяснить. Это странное, несоответствующее образу этого мужчины поведение.

Легкий толчок вернул ее к реальности. Сначала накренилось левое крыло, потом, через секунду, правое. За иллюминатором не было ничего, кроме сырости внутри огромного серого облака.

Она взглянула на часы и почувствовала себя виноватой. Ведь уже два часа она не относила в кабину пилотов ни чай, ни бутерброды. Памела бросилась в кухню, стараясь выбросить из головы все мучительные сомнения. Поставила греться чайник и стала собирать поднос.

Поглощенная этими заботами, она почувствовала облегчение после тягостного и болезненного восстановления в мыслях сцены в комнате для экипажей в Айдлуайлде. Открывая дверь в кабину и держа в руках поднос с бутербродами и пятью дымящимися чашками чая, она изо всех сил старалась сосредоточиться на работе. К счастью, в этот момент образ Роджера Карсона, смотрящего на нее и не произносящего ни слова, вылетел из ее головы.

И вдруг неожиданно все вернулось. На голове у командира были наушники, и он разговаривал по радиотелефону.

— Привет, «Скайуайд-Эйбл Зебра», — сказал он, беря чашку, которую передала ему Памела, и ставя ее рядом с собой, — это «Скайуайд Дядюшка Бейкер».

Она услышала в микрофоне голос Роджера Карсона, сразу же ответивший им с другого самолета.

— Новый астролайнер «Эйбл Зебра» уже догнал нас, — сообщил ей второй пилот.

— На какой высоте они летят? — спросила Памела.

— На две тысячи футов выше нас. Двадцать одна тысяча футов.

Памела знала, что все самолеты, летящие по одному маршруту в одно время, разделены по высоте в две тысячи футов. Чтобы избежать столкновения, самолеты в восточном направлении всегда летят на нечетной высоте, а в западном — на четной.

— Какая у вас там погода? — спросил командир.

— У нас ясно, — ответил голос из мира Роджера Карсона, находившегося совсем недалеко от них.

— А как ветер?

— Шестьдесят пять узлов в направлении двадцать семь градусов.

— У вас ветер лучше, чем у нас. Мы все еще сидим в облаке. Кроме того, собираем лед, — проворчал командир.

— Не хотите подняться к нам? — поинтересовался голос с другого самолета.

— Неплохая идея.

Памела наблюдала и слушала, как два самолета, два небольших мирка, летящих в бесконечном небе над океаном, переговаривались друг с другом. Они обменялись информацией о погоде и договорились изменить позиции. «Эйбл Зебра» получил разрешение подняться на двадцать три тысячи футов, после этого их самолет поднялся на освободившуюся высоту в двадцать одну тысячу, где над темными клубами кучевых облаков была тихая лунная ночь.

— Спасибо, «Эйбл Зебра», — сказал командир самолета из мира Памелы другому командиру, из мира Роджера Карсона. После этого он наконец обратил внимание на быстро остывающий чай, стоящий рядом.

Девушка пошла обратно в салон, в иллюминаторы которого с правой стороны лил лунный свет. Она с грустью думала, как просто все получилось. Две огромные машины — карлики, конечно, в бесконечной вселенной — поговорили, объяснили ситуацию и помогли друг другу безопасно долететь до места назначения.

А вот два человека, мужчина и девушка, путешествующие в этих двух машинах, никак не могут понять друг друга. Никаких объяснений. Ведь оказалось, что гораздо проще договориться через пустое пространство над Северной Атлантикой, чем объяснить Роджеру Карсону свою ситуацию, когда она стояла на расстоянии вытянутой руки от него.

Летели часы, а Памела продолжала обдумывать эту проблему, безнадежно рассматривая ее под разными углами. В салоне никто не шелохнулся. Они летели по направлению к рассвету, и восточная часть неба постепенно изменяла цвет от черного к серому, а потом к белому. Она ничего не могла придумать. Мысли ее двигались по замкнутому кругу. Подавая завтрак над просыпающейся Англией, она пришла к грустному выводу: что бы он ни чувствовал по отношению к ней раньше, сейчас это не имело никакого значения, все кончилось — после той сцены в аэропорту их хрупкие отношения разлетелись вдребезги.

Когда они наконец приземлились в Лондоне, Памела попрощалась с пассажирами и, все еще погруженная в тяжелые мысли, спустилась по трапу.

Было ясное, погожее утро с белоснежными кучевыми облаками на чистом голубом небе. Она шла очень медленно. Как-то так получилось, что совсем не надо было спешить. Теперь все выглядело немного по-другому, во всяком случае, для нее окружающая жизнь отошла куда-то на второй план.

Пищеблок, таможня, почта в комнате для экипажей, странные люди, с которыми она здоровалась, пока шла по летному полю, — все казалось ей нереальным. Она увидела новый астролайнер, приземлившийся на двадцать минут раньше их. Он стоял около ангара. Памела отвернулась от него. В группе мужчин, стоявших у носа самолета, Роджера Карсона не было. Но даже если бы он и был там, это не имело бы для нее никакого значения.

Если в Памеле и теплилась слабая надежда на то, что он тоже, возможно, имел время все обдумать во время длинного рейса, то сейчас она исчезла. Девушка расправила плечи, подняла воротник пальто, чтобы защититься от холодного ветра, дувшего особенно сильно за воротами аэропорта, ожидая почти без всякого интереса, пока появится автобус.

Перед домом миссис Райли она на мгновение остановилась, держа ключи в руках, понимая, что у нее нет ничего интересного, чтобы рассказать хозяйке, да нет ни вдохновения рассказывать что- либо, ни радости от возвращения домой.

Она вставила ключ в замочную скважину и открыла дверь. Почувствовала аппетитный запах, доносившийся из закрытой кухни в дальнем конце холла.

— Привет, я вернулась! — крикнула она миссис Райли.

— Привет, — ответила хозяйка, но сама не появилась.

Памела нахмурилась. Казалось, что на этот раз уже никто не рад ее возвращению домой, как будто все говорило ей: «В конце концов, тебе следовало остаться в Америке». Она сняла шапочку и повесила пальто на крючок у двери. Потом открыла дверь в гостиную, надеясь, что миссис Райли разжигает огонь в камине.

— Привет, — сказал Роджер Карсон, вставая с кресла у горящего камина. — Вы пришли точно вовремя. — Он явно старался скрыть свои эмоции.

Памела застыла в дверях. Они стояли по разные стороны лучшего ковра миссис Райли и устало смотрели друг на друга. Потом очень тихо Роджер Карсон произнес:

— Простите, Памела, но я должен был встретиться с вами. Я сказал миссис Райли, что это очень важно.

Она едва заметно кивнула. И не потому, что поняла, а просто что-то в его словах и в его присутствии здесь показалось ей само собой разумеющимся. В этот момент она была просто не в состоянии говорить.

Он отошел от камина и придвинул кресло, приглашая ее сесть. Через большое квадратное окно в комнату струился зимний солнечный свет, оттеняя его лицо. Памела видела, как напряжены его скулы, и внезапное чувство сострадания охватило ее.

Девушка прошла в комнату и села на подлокотник кресла. Она ждала, сжимая руки на коленях.

Роджер Карсон прошел вдоль комнаты, потом обратно.

— Мы не совсем закончили нашу беседу в нашу последнюю встречу. — Он остановился, бросив на нее быстрый изучающий взгляд. — Там, в Нью-Йорке.

Памела покраснела.

— Я сказала все, — быстро возразила она.

Он подошел ближе и остановился, неотрывно глядя на нее.

— Что вы имеете в виду, Памела? Вам нечего больше сказать мне? — Он потянулся за своей фуражкой. — Если так, то я сейчас же уйду.

Он продолжал смотреть ей в лицо. Очень медленно она покачала головой. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она сумела что-то выдавить из себя.

— Я хочу, чтобы вы остались, — наконец пробормотала Памела.

На лице Роджера появилась улыбка — жалкое подобие его обычной широкой самоуверенной улыбки.

— Можно я тогда тоже сяду? — Он придвинул кресло поближе к девушке.

В маленькой гостиной стало тихо. В этой тишине не было ни мира, ни враждебности. Казалось, что они оба заглядывали внутрь самих себя, чтобы увидеть там не себя, а другого.

— Я много думал прошлой ночью, — наконец сказал Роджер и посмотрел на Памелу.

— Я тоже, — тихо призналась она.

Как будто не слыша ее, Роджер продолжал:

— Так вот… — Он остановился. — Пока мы летели, я слышал, как наши самолеты переговаривались по радио.

— Я тоже это слышала, — сказала Памела, вспоминая эти несколько фантастических минут.

— Все казалось так легко, если прямо говорить то, что думаешь. Ведь и между нами могло бы быть также.

Впервые за все долгие месяцы, что Памела знала его, она почувствовала, что ему необходима помощь. Это было совсем не то, что любой член экипажа имел право ожидать от другого. Именно она должна была ему помочь.

— Понимаете, когда вы оставили меня в Нью-Йорке после того… — Он криво улыбнулся. — Ну, этот гневный перечень того, что я сказал и сделал, до меня дошло, что вы говорили о разных мелочах… но действительно важное…

За окном проезжающий автобус сменил передачу, на углу заскрипели тормоза автомобиля, из кухни доносился звон посуды, переставляемой миссис Райли.

Роджер глубоко вздохнул.

— Но самое важное, во всяком случае, самое важное для меня… это то, что я чувствую по отношению к вам.

Памела широко раскрыла голубые глаза. Она не отрывала их от глаз Роджера, в которых уже не было характерного жесткого и бескомпромиссного выражения. Ей трудно было определить, что она видела там, но сердце безошибочно подсказало ей это.

— И что вы чувствуете по отношению ко мне? — едва слышно спросила она.

Он подошел к ней и сел на другой подлокотник того же кресла, взяв ее руки в свои.

— Это то, что я хотел сказать… тогда и сейчас.

Памела взглянула на него. И хотя знала, что можно ничего и не говорить, потому что на ее лице уже все написано, она сказала просто потому, что ей очень хотелось это сказать:

— Это все, что я хотела услышать. Тогда… сейчас… и всегда.

Напряжение и усталость мгновенно слетели с его лица. Очень нежно он обнял ее за плечи и прижал к своей груди. Потом посмотрел ей в лицо.

— Всегда, Памела? Ты сказала «всегда»?

Она кивнула.

— Но ведь не с самого начала, как я…

— С самого начала. — Она горячо кивнула. — Еще с курсов. Хотя ты ничего не знал тогда. Думал, что я влюблена в работу.

— Но ведь так и было. Если я тоже нравился тебе, то это была только часть твоего романа. Ты была очень молода… хотела видеть мир… встречаться с интересными людьми.

Она задумалась на мгновение, потом осторожно сказала:

— Может быть, ты и прав. Кроме того, было еще что-то, о чем ты мог думать.

Он вопросительно поднял брови.

— И в этом ты тоже был прав. Мне надо было многому научиться. Стать взрослой. Тогда я была еще ребенком. — Она сделала паузу. — Я осознала это только прошлой ночью.

Памела снова вложила свои пальчики в руки Роджера. Она глядела в его глаза, которые в течение этих долгих месяцев так по-разному смотрели на нее. Теперь она знала, что и жесткость, и гнев появлялись в них только потому, что он любил и заботился о ней.

— Ну а сейчас я уже взрослая, — сказала Памела так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать.

Его рот был так близко от ее губ, что он должен был только слегка поднять ее подбородок, чтобы поцеловать девушку.

Памела положила голову на плечо Роджера и прикрыла глаза. Сейчас все было так очевидно, что она недоумевала, почему так долго не могла понять его.

— А ты помнишь Афины и Каир? — Не дав ему ответить, Памела продолжала: — На самом деле я не должна спрашивать. Это была твоя идея опекать меня. Однажды ты сделал замечание, что я не смотрю, куда иду, потом чтобы пораньше легла спать, потом чтобы не потерялась в незнакомом городе. — Она загадочно улыбнулась. — Ну прямо странствующий рыцарь. Ни цветов, ни комплиментов, ни красивых слов. Ни одного пленительного свидания во всех прекрасных местах, где мы были вместе. — Она остановилась. — Думал только, чтобы защитить… чтобы…

— Любить и чтобы заботиться, — нежно закончил Роджер. Какое-то время он спокойно держал ее в объятиях. — И тем не менее тебе удалось стать предметом многих интересных разговоров, не так ли? — делая строгое лицо, внезапно спросил он.

— Что? Ты говоришь о Чипсе? — она сморщила лоб.

— Да, о нем.

Девушка слегка нахмурилась.

— Мне нравится Чипс, но…

— Мне он тоже нравится, — ласково сказал Роджер и громко рассмеялся.

— Но ты ведь не думал… — начала Памела.

— Полагаю, что не думал, — улыбнулся он, — у меня не было настроения просто думать.

— А Клара Уэнворт? — Памела быстро взглянула на него.

— Кто?

— Клара Уэнворт. Ты приглашал ее. В Париже. Помнишь?

Роджер улыбнулся:

— Господи, я знаю Клару много лет. Она начала работать с нами после войны. Но ведь ты не думала…

— Может быть… Знаешь, у меня тоже не было настроения просто думать.

Потом Роджер заговорил уже более серьезно:

— А этот последний случай в Нью-Йорке. Дженни Ламберт вбила нам в головы, что ты собираешься остаться в Америке, чтобы жить с богатой американкой. Я просто не мог вынести мысль, что могу потерять тебя. Мы уже были… ну, мы уже договорились о свидании на Гусином озере. Но тогда ты улетела в Монреаль, а я в Лондон. После этого я много раз пытался догнать тебя через дежурного. — Он грустно улыбнулся. — Но мы никогда не оставались в одном месте достаточно долго для того, чтобы была возможность сказать друг другу больше, чем просто «привет».

— Только сейчас, — сказала Памела, — только в этой комнате.

Две пары глаз, голубые и серые, посмотрели вокруг себя: большая голубая ваза над камином, на которой золотыми готическими буквами было написано: «Подарок из Брайтона», на кухне что-то жарилось к обеду и громко шипело, английское солнце освещало тонкий ковер — подделку под персидский, в его лучах плясали пылинки, за окном на капустной грядке миссис Райли из замерзшей земли все еще торчали несколько маленьких пучков зелени.

Памела рассмеялась.

— Знаешь, — пробормотала она, — из всех замечательных мест на земле сейчас нет ничего красивее гостиной миссис Райли.

Роджер посмотрел на нее и обнял за плечи.

— И из всех мест на земле, где я собирался предложить тебе выйти за меня замуж, — нежно добавил он. — Я всегда думал, что сделаю тебе предложение на Бермудах, в Мадриде или Анкаре. Так, чтобы ты могла сказать «да».

— А я и говорю «да», — произнесла она приглушенным голосом, потому что он еще крепче прижал ее к себе. — Я знала, что скажу «да»… где бы то ни было.

После этого Роджер еще раз поцеловал ее. Для Памелы наконец рассыпались вдребезги все общепринятые теории полета, потому что именно здесь, после многочисленных рейсов, на твердой земле, к ней пришли радость и возбуждение от нового приключения, захватывающая красота парения высоко в небесах, мир и ощущение покоя, когда после шторма ступаешь на землю. И все это заключалось в небольшом круге объятий Роджера.