В половине первого я вышла из дома с сумочкой, зонтиком и небольшим пакетом, в котором лежали термос и продукты. Бесшумно завелся мотор — путешествие началось.
— Ну, как у тебя прошел день? — спросил Давид, окончательно проснувшись.
— Магазины, парикмахерская, кухня, — отрапортовала я.
— Совершенно по-женски.
— Да, это приятное времяпрепровождение. Но по-настоящему я чувствую себя женщиной только рядом с тобой! Давид, это такое счастливое чувство. — Сдержанно улыбнувшись, я коснулась его руки.
— Такие вещи надо говорить в спальне, а не на темном шоссе, — усмехнулся он.
— Давид, пожалуйста, объясни мне одну вещь. Вот ты сказал как-то: я боюсь потерять тебя. Но почему? С чего тебе в голову приходят такие мысли?
— Видишь ли, однажды это уже произошло… Я удивленно пожала плечами:
— Когда?
— Помнишь нашу первую встречу?
— У Аньки?
— Нет, когда ты пришла ко мне…
— …наниматься в домработницы.
— Я сразу понял: ты т а женщина. И в то же время мне казалось, будет лучше, если ты уйдешь…
Боже, какие сложности!
— А потом ты увидел меня у Аньки и решил, что я тебе примерещилась!
— Откуда ты знаешь? — неподдельно удивился он.
— Заметила. Но это абсолютно нормальная реакция!
— Зачем ты зашла к ней? Вы же не общались до этого?
— Никуда я не заходила. Мы у подъезда столкнулись.
— Судьба!
— Но вид же у тебя был!..
— Ты на меня рассердилась?
— Сначала — конечно. А у Аньки мне стало смешно: просто водевильная история. Но потом был момент, я пожалела…
— О чем?
— Что не дала тебе телефон. И Аньке не разрешила. Представляешь, иду по Чистопрудному: сумерки, весна, парочки спешат в театр. Мне стало грустно. Прихожу домой, а ты меня ждешь.
— Помню: «У вас редкий дар: появляться в ненужное время, в ненужном месте!» Ты правда так думала?
— Я просто не знала, как себя вести: то ли негодовать, то ли радоваться. Интересно, на какой прием ты рассчитывал?
— Рассчитывал? Да ни на что не рассчитывал. Я просто не мог без тебя больше…
И мы замолчали, каждый о своем. У меня слипались глаза, но я сопротивлялась — не хотела, чтобы Давид чувствовал себя одиноко на темном шоссе. Потом поила его кофе, кормила грейпфрутами. Он быстро уничтожил все мои запасы.
Я достала салфетки и тоном заботливой мамаши произнесла:
— Давид, вытри руки, после еды они липкие.
Он серьезно взял салфетку, не заметил шутки.
— С тобой мама в детстве так не разговаривала?
— Да нет. Она все время работала. У нас была домработница, но мной она особо не занималась.
— Значит, ты был предоставлен самому себе?
— В некотором смысле — пожалуй. Но за школьные оценки с меня спрашивали строго. Родители считали: главное карьера.
— А ты?
— До определенного момента — тоже. Но карьеру хорошо делать в стабильной стране. В новых условиях все достигнутое при Советах быстро превратилось в ничто.
— Ты многого достиг?
— Как сказать… Защитил кандидатскую, а через полгода пришлось поменять работу. Потом и вовсе уезжать.
— Но ехал-то ты не в никуда?
— Почти в никуда. Отец как раз Попробовал открыть свое предприятие. И я оказался кстати. Дело было совершенно безнадежным, просто мрак. Но потом жизнь дала нам шанс, и мы его не упустили.
— А как ты попал в Москву?
— Грубо говоря, приехал искать рынки сбыта. Сначала это были наезды. Я чувствовал себя гражданином вселенной: Стокгольм — чужой город, Москва — и подавно.
— Но осел ты все-таки в Москве?
— Только из-за работы. В Москве оказалось много интересного.
— В каком смысле?
— В деловом. Вскоре у меня появилась самостоятельность, я перестал зависеть от отца. Можно сказать, вышел на новый уровень.
— А в Стокгольм ты всегда будешь ездить?
— Ну, в обозримом будущем.
— И когда теперь?
— Наверное, в июле. Но до этого мы съездим к теплому морю. Хочешь?
— Не знаю. Мне больше нравятся холодные моря. — Я прикусила язык — вдруг он подумает, что я напрашиваюсь в Швецию. — Если хочешь, поедем к теплому.
— Денис говорил про Турцию.
Значит, он собирается ехать с Денисом. Всей семьей. Интересно… Неожиданно начало светать.
— Этот час — самый опасный на дороге, — заметил Давид. — После ночи борьбы ужасно хочется спать.
Кругом все расплывалось в сумерках наступающего утра, свет фар встречных машин казался зыбким и ненастоящим. У обочины я заметила старенький «мерседес». Поодаль трое, судя по всему его пассажиры, присели над разгорающимся костром.
— Шашлычок спозаранку, — шутливо бросил Давид.
Но через пять минут нас сзади осветили фары. Давид всмотрелся в зеркало. «Мерс» быстро приближался.
— Странно… — озадаченно произнес Дод и прибавил скорости.
Но «мерседес» не отставал, скоро его длинное тело выползло слева, он поравнялся с нами — я увидела сухие кавказские лица. Преследователи глядели неподвижно, точно целясь. Обойдя нас, автомобиль вильнул направо и преградил путь.
— Козлы! — Дод резко затормозил. Дверцы «мерса» распахнулись — все трое выскочили на шоссе. Давид лихорадочно жал на педали. Один из бандитов ухватился за дверцу с моей стороны, закрытая ручка защелкала, и в это время мы дали задний ход. Рука бандита соскользнула. Они было побежали за машиной. Давид жал на газ — бандиты отстали, попрыгали в свой «мерс». Он взвыл, разворачиваясь. Давид газанул до отказа, мы, вильнув, успели проскочить вставшую поперек машину и устремились вперед.
— Вот так. — Дод перевел дыхание. — Наша тачка им приглянулась.
— Нас не догонят?
— Нет, можешь вздремнуть. Досадный эпизод. Ребята, видно, промышляют здесь. Сто километров до Питера — и недалеко, и все концы в воду.
Но тут из-за поворота опять вывернул «мерс».
— Что за движок у них? — удивленно присвистнул Давид.
— Давид! — отчаянно взмолилась я.
— Ничего, — бросил он. — Во второй раз будем умнее.
Я невольно залюбовалась его спокойствием — характер Давида открывался новой гранью. А «мерс» был уже близко. Из низин поднимался туман и выползал на дорогу, «мерс» шел сквозь него не снижая скорости — дорогу они знали отлично. Давид гнал, напряженно всматриваясь вперед, а «мерс» уже выскочил на встречную полосу и опять пошел на обгон.
— Решили повторить прием? — усмехнулся Давид и, газанув, тоже вылетел на встречную, перед «мерсом».
Тот начал обгон справа. Давид вывернул руль, срезав «мерс», завизжали тормоза…
— Такими темпами мы будем у цели досрочно, — усмехнулся Давид.
Я ничего не ответила. Он, мельком глянув на меня, решительно добавил:
— Сейчас, Мариночка, мы с ними поквитаемся!
Шоссе круто пошло налево. Давид поехал по встречной полосе, вдоль левой обочины. «Мерседес» стал отставать, но, дико взвыв, тоже выскочил на встречную, садясь нам на хвост. Туман слоями стоял над дорогой. Чтобы видеть, что впереди, приходилось наклоняться чуть не к самому стеклу. И тут из-за поворота появилась дальнобойная фура. Расстояние между нами молниеносно сокращалось. Давид, не снижая скорости, мчался прямо на нее.
— Дод! — отчаянно вскрикнула я.
За пятнадцать метров до фуры он резко свернул направо — громадное колесо проскочило над нами. В клубящемся тумане я увидела безразличное лицо водителя и невольно обернулась. В «мерсе» поздно заметили фуру. Шарахнулись налево, на обочину, прочертив густо-черный след, — ушли от столкновения. Но им не повезло: медленно, точно устало, накренившись, «мерс» съехал в кювет, словно подумав, перевернулся и на крыше не спеша поехал в гнилое болотце.
Давид остановился. Дверца «мерса» медленно раскрылась, оттуда, держась за голову, выкарабкался водитель. Давид достал аптечку и вышел из машины. Из задней дверцы на четвереньках выползал второй бандит — по лицу его текла кровь.
— Эй! — крикнул Давид, показывая аптечку.
— Поезжайте! — махнул водитель. Давид поставил аптечку на обочину.
— Пригодится. Ангела вызвать?
Тот кивнул и сплюнул сгусток крови. Мы тронулись дальше. Я выдохнула зачарованно:
— Как ты это смог?!
— На дорогах случается всякое… — Не оставляя руля, он обнял меня одной рукой.
— А ведь это чудовище могло наехать на «мерс», — попыталась рассуждать я.
— Очень легко.
— И тогда… они бы погибли…
— Погибли бы, — жестко подтвердил он.
— Ты заманил их в ловушку? Сознательно?
— Не думай об этом. Такие готовы ко всему. По крайней мере, должны быть готовы…
Солнечным утром мы въехали в Репино. За окном мелькали дачи с мансардами и террасками, невысокие облупившиеся заборы. Лет двадцать назад так выглядело Подмосковье. У отеля Давид остановил машину.
Здание из бетона и стекла строилось в конце семидесятых годов и для того времени было респектабельным. Внутри же все переделано по последнему слову: белые стены, жалюзи, кондиционеры.
— Выбирайте, — предложила девушка на ресепшн. — Двухуровневые номера — десятый, двенадцатый и четырнадцатый этаж…
— Десятый, — ответила я не думая.
Спальня располагалась во втором уровне.
— Ложись, ты устала, — Давид помог мне снять куртку, — может, хочешь выпить?
— Давид, сегодня ночью на шоссе я влюбилась в тебя.
— Только сегодня? — Он улыбнулся.
— Здорово ты держался! Мне абсолютно не было страшно! Только когда эта громадина прошла мимо нас… а потом на них… О!..
— Хватит об этом!
Он поцеловал меня, и я вдруг ощутила страшное головокружение от бессонной ночи, от пережитого стресса, от близости Давида.
…Мы шли по смутно знакомым улицам. За углом — площадь. Подземный переход. Лестница. Главное, не разжать пальцев, не выпустить его руку. Я потеряла равновесие, пошатнулась… Мгновение — и Давид исчез. В страхе я дернулась — и проснулась.
Подушка рядом была пуста, откуда-то доносился звук льющейся воды. На полу в беспорядке валялась наша одежда. Стараясь не замечать дурных предчувствий, я поднялась, посмотрела в окно. Отель стоял в парке, за ним — узкая полоска шоссе, сосновый перелесок и море — серые пенные волны лениво и мощно накатывали на берег. Потрясающая красота!
— Разбудил тебя? — Давид вошел в комнату с пушистым полотенцем на плечах.
— Давид, я хочу к морю!
…Мы медленно брели по пустынному пляжу. Все было как мечталось: ветер, брызги волн, неяркое солнце, робко проглядывающее сквозь свинцовые тучи. Кошмары этой ночи померкли, стали плоскими, как тени.
— Ты давно водишь машину? — спросила я.
— С шестнадцати лет. Почти четверть века за рулем. — Он, смеясь, наклонился ко мне — без каблуков я была ему до плеча. — Хочешь, я тебя поучу?
— Когда?
— Сегодня.
— Господи, Давид, на этой машине? Вдруг я ее разобью?
— Но я-то буду рядом! Кстати, давай зайдем перекусим. — Он кивнул на террасу летнего кафе.
В кафе мы были единственными посетителями. Давид заказал мясо с красным вином, я — масляное печенье, яичный ликер, кофе.
— Тебе тоже нужно нормально поесть. Возьми мясо или салат какой-нибудь.
— Я, знаешь ли, лакомлюсь: мой любимый пейзаж, мой любимый ликер.
— Гурманишь?
— Вот именно.
— Ну, так что, будешь водить машину?
— Попробую. Но что получится?
— Все хорошо получится.
— Ты уверен?
— У тебя все хорошо получается.
— Разве? — Я задумалась.
К террасе не спеша приближались двое: русский и кавказец. Русский прижимал к уху телефон.
Они сели за столик поодаль от нас, русский лицом в нашу сторону. Он еще долго слушал трубку, потом сказал что-то односложное (я заметила по губам) и отключился.
— Ахмет, — коротко сообщил он кавказцу. Ветер доносил обрывки фраз. Кавказец ответил что-то нечленораздельное.
— Бимер, — сказал русский. Кавказец оживился.
— Ты… — мрачно выругался русский. — У Ахмета два перелома, Эдик в реанимации!!! — Он вскочил, грохнув стулом, и, не в силах сдержаться, закричал, дурным голосом: — Нет, понимаешь, ничего нет! Ни тачки, ни ребят!!! — и побежал по пляжу.
Кавказец отправился за ним.
— Не может быть, чтоб это было совпадение! — воскликнула я, когда они ушли.
— Да может быть и совпадение. Будешь выяснять, мисс Марпл? — поддразнил Давид.
— Ну а серьезно?
— Серьезно? Этого араба я уже где-то видел.
— Это араб?
Однозначно. Но вот откуда я его знаю? Надо бы подумать… Ладно. Куда ты хочешь пойти сегодня вечером? Может, в Питер поедем?
Перспектива опять оказаться на ночном шоссе показалась мне настоящим кошмаром.
— Только не в Питер!
— Насколько я знаю, здесь один ночной ресторан — «Репино».
— И прекрасно.
Но мы не пошли в ресторан, утомленные ночным переездом и долгой прогулкой. Решили остаться в отеле. Давид купил в баре бутылку коньяка. Я надела черный вечерний костюм. Заметила: ему нравится. От морского ветра и коньяка горели щеки.
Мы сидели на диване у низкого столика. Темнело. Я вспомнила, что всего два месяца назад мы так же сидели у Аньки. С тех пор прошла целая жизнь.
— Завтра утром начнем, — сообщил Давид.
— Что?
— Водить машину. Поедем в Комарове на могилу Ахматовой. Ты ведь хочешь на могилу Ахматовой?
— Ну, допустим. А как туда ехать?
— По Приморскому шоссе. Я посмотрел по карте — километра четыре.
— По этому узкому, петляющему?
— Но надо же учиться!
— Научусь — а куда ездить?
— А куда ты ездишь?
— На работу.
И тут у него зазвонил мобильный.
— Как? Аль Хабиб?
Господи, чего на свете не бывает! Зачем это Давиду понадобилась наша Галина Васильевна — прекрасная дама?
— Выехали уже? — продолжал таинственную беседу Давид. — Зачем торопиться?
— Кто это Аль Хабиб? — спросила я, когда он отключился.
— Ты что, его знаешь?
— Это не он, а она. Моя директриса!
— А откуда у нее арабская фамилия?
— От мужа.
— Значит, этот Аль Хабиб ее муж. Или его однофамилец.
— Какой этот?
— Которого мы сегодня утром видели в кафе.
— Как ты узнал его имя?
— Мне сообщили только что. У него бизнес в Петербурге: торговля подержанными автомобилями.
— Ты что же, хочешь с ним разобраться? — заподозрила я.
— Я не говорил этого. Но такие вещи нельзя оставлять безнаказанными.
— Значит, его убьют?
— Что ты! Существует масса цивилизованных способов вразумить человека. И между прочим, к его же благу.
— Выходит, ты заботишься о благе Аль Хабиба?
Давид усмехнулся:
— Тут наши интересы совпадают. А вообще, ты замечала: в жизни случается что-то ужасное. Кажется, как и жить-то после этого. А проходит время, и понимаешь, что это были перемены к лучшему.
Да, пожалуй, так. Муж уехал — я чуть с ума не сошла. А был бы муж — не узнала бы Давида. Как выражается Иза, свою главную любовь.
— Скажи, а у тебя было так? — Мне хотелось выведать какие-нибудь подробности его жизни.
— Было, — ответил он односложно.
— Не расскажешь?
— Но ведь и ты не расскажешь.
— Какая проницательность! — Я рассмеялась.
— Иди ко мне. Мне так долго не хватало тебя!
Утром я сидела за рулем пресловутого «БМВ».
— Поехали. — Давид улыбнулся.
— Как?!
— Включаешь зажигание, — он показал, — нажимаешь на газ…
Я поставила ногу на педаль — автомобиль рванулся с места.
— Можно чуть-чуть полегче. Здесь направо. Руль поверни!
— Нет, Давид! Не могу. Страшно!
— Ты же едешь на могилу Ахматовой. К цели, Марина, к цели!
Собрав все силы, я выехала из парка на шоссе. Дальше повел Давид.
День был солнечный, ветреный. Сквозь сосновый перелесок виднелось тревожное море. Я вспомнила, что Ахматова жила здесь в последние годы, и ее стихи:
Сюда принесла я высокую память
Последней невстречи с тобой.
Холодное, легкое, чистое пламя
Победы моей над судьбой.
Судьбу нельзя обмануть, тем более у нее ничего не вымолишь. Каждый должен прожить свою жизнь. Но как, прожив такую жизнь, выйти победителем? Сохранить достоинство. И талант. И чувство. Ахматова — великая женщина.
— Попробуй еще повести. Здесь неплохая дорога.
Я пересела на водительское место, продолжая думать о своем.
Страх, малодушие, погоня за сиюминутным счастьем — .такого полно в каждой жизни. А холодное, легкое, чистое — это для избранных. Я вдруг ощутила странное спокойствие, словно была причастна.
— Смотри, ты совсем не боишься, руля! — подбадривал меня Давид.
На обратном пути я несколько раз пробовала вести и убедилась, что научиться — задача выполнимая.
— В городе, конечно, совсем другое. Но поездим — привыкнешь.
У отеля, выйдя из машины, я столкнулась… с Галиной Васильевной. Директриса, как всегда разряженная в красное, внимательно посмотрела на меня, потом на «БМВ». Выражение лица у нее было как у глухонемой.
— Здравствуйте, — поздоровалась я.
Она еще раз пристально взглянула и неестественно быстро двинулась в глубь парка.
— Кто это? — спросил Давид.
— Аль Хабиб.