Дом, в котором ты живешь

Глава 19

На следующий день я позвонила Ольге с покаянным заявлением: очередная статья из цикла не закончена, материалы не просмотрены и не отредактированы.

— Ну, Марин, не ожидала от вас такого, — вздохнула она. — У нас даже авторы всегда очень аккуратны, а уж сотрудники — тем более! С вашей статьей еще как-то можно выйти из положения: в этом номере идет большой материал Рыдзинского, он все покроет. Но то, что вы брали для редактуры… в общем, так: сроку вам три дня. Статьи посмотрите и привезете в редакцию. Я введу вас в курс дел, потому что с третьего августа вы здесь будете одна — я ухожу в отпуск. Договорились?

Я просидела у компьютера три дня и три ночи и в назначенный день явилась в редакцию. Ольгу я застала за беседой с очередным автором — худой сутулой женщиной в пестрой блузке из органзы.

— Ваша статья, безусловно, очень любопытна… Да. Она заслуживает быть напечатанной. Я думаю, что преподавателям химии, а возможно, и людям науки, будет интересна ваша трактовка некоторых понятий и проблем. Но, к сожалению, с психологией детей школьного возраста она не связана никак. —. Тут Ольга изловчилась и сунула дискету под нос тетке.

Та сделала вид, что это ее не касается. Она не собиралась так просто сдаваться. Резким движением вытянув шею и распрямив плечи, она заговорила глухо и монотонно быстро, словно начала наступление по всем флангам:

— А Рыдзинский читал мою статью?

— Борис Григорьевич не имеет возможности знакомиться со всеми текущими материалами… — Ольга ответила не сразу, видно, надеялась, что ее объяснение достаточно убедительно. — Он слишком занят.

— Подожди-ите… — оборвала ее тетка. — Он же весной приезжал к нам в лицей, я его запомнила: в костюме, в галстуке, кашпо на шее…

— Что, простите, на шее?

— Кашпо. Он выступал у нас в актовом зале, приглашал всех писать на любые темы.

— По школьной психологии, — внесла ясность Ольга. — Журнал не может публиковать материалы по всем проблемам вообще.

Тетка отодвинула от себя дискету:

— Пусть прочтет Рыдзинский и даст мне письменный отзыв почему.

Хорошо. Но имейте в виду, что это случится не раньше октября. Сейчас Борис Григорьевич в командировке в Америке, в сентябре У него отпуск.

— В октябре?! Мне разряд повышать надо, печатные работы требуют!

Ольга кисло улыбнулась:

— Очень сочувствую вам, но…

Тетка так расстроилась, что ушла не попрощавшись, забыв про дискету. — Кашпо бы ей на шею — и в воду! — отрезала Ольга, когда за теткой захлопнулась дверь.

— При чем тут кашпо? — не поняла я.

— Вы лучше у нее спросите! — Ольга давилась смехом. — Не кашпо, а кашне! Мы расхохотались.

— Я отлично помню этот лицей. Рыдзинский проводил там какое-то тестирование, потом выступал перед сотрудниками и действительно был в кашне. Господи! И такие грамотеи работают завучами, преподают химию и еще норовят напечататься! Мы движемся назад в каменный век. А вы полюбуйтесь на статью! Вот, — она быстро щелкала мышкой, — читайте.

«Было конец полугодия…» — оторопело прочла я. Ничего себе обороты!!! Дальше в таком же стиле излагалась история о том, как, придя на урок неподготовленной, автор устроила КВН экспромтом. В итоге «победа была ничья».

— И она хочет, чтобы Борис Григорьевич, Ученый с мировым именем, читал ее бредни!

Запомните: ее фамилия Лапенкова. Позвонит, гоните в шею!

— С удовольствием! — согласилась я.

— Марина! Вы же не представляете, что за человек Борис Григорьевич! Подсунь она ему эту гадость, он бы стал читать, исправлять ошибки. Никто не должен уйти от нас обиженным! — это его человеческое и научное кредо. Вы уж, пожалуйста, придерживайтесь его!

Дальше она углубилась в мои служебные обязанности: работа с авторами, с почтой… эти данные — в лабораторию, это можно опубликовать на сайте…

В первые дни я падала с ног от усталости: в редакции занята с утра до вечера да еще домой приходилось брать часть работы. Спустя неделю привыкла, даже начала скучать. Чтобы скоротать время на службе, покупала у метро женские журнальчики, читала анекдоты: «Женщины тратят на косметику больше, чем страна на вооружение, зато и победы одерживают чаще».

И дальше в том же духе.

— Нравится тебе работа? — как-то вечером спросил Давид.

— Скорее не нравится! Большинство ведь пишут для повышения разряда или потому, что директор заставляет. Для престижа учебного заведения. Как наша Аль Хабиб.

— Хочешь вернуться в школу?

— Теоретически. А практически вряд ли что выйдет. Целый день торчу в этой редакции.

— Попробуй обзвонить ближайшие школы. Договоришься, можно будет раз-другой уйти пораньше. Переживут твои авторы!

На следующее утро я листала телефонный справочник.

Учитель начальных классов требовался в двух школах. В одной попросили перезвонить после двадцатого, когда директор выйдет из отпуска, в другой готовы были встретиться хоть сейчас, но предупредили:

— У нас только ставка.

Школа была непростой — с углубленным изучением английского языка. Пол в вестибюле выложен плиткой под античную, у секретарши — компьютер с плоским монитором, серьезная металлическая дверь в директорский кабинет обита благородной кожей — дверь по прозвищу зверь.

Директор, леди лет сорока, в красивом льняном костюме, рыжая, как истинная англичанка, с невиданной энергией засыпала меня вопросами:

— Что вы заканчивали? Какой стаж? Последнее место работы?

Я назвала номер школы.

— У Аль Хабиб? — Она проявляла чудеса осведомленности. — И что же?

— Так получилось, что я перешла в лабораторию Рыдзинского.

— Как получилось? — спросила леди с легкой иронией. Впрочем, подробности ее не слишком интересовали, и, быстро исчерпав профессиональную тему, она добралась до личной:

— А дети у вас есть? — При этом улыбалась одними губами. Не то улыбалась, не то скалилась.

— Три сына. Младшему восемь лет. Болеет редко! — отчеканила я.

Мне уже поднадоела ее манера общаться.

— А ваш муж? Чем он занимается?

Да… Мало кому придет в голову, что мать троих детей может быть не замужем. Между прочим, Костя, уезжая за границу, не позаботился о разводе, и даже в новый паспорт мне тиснули ненавистный штамп. Формально у меня один муж, на самом деле — другой… Но нужно ли леди знать все это?

— Он бизнесом занимается.

— Бизнесом? — Она снова оскалилась, внимательно рассматривая мою сумочку, потом ее взгляд зацепился за серьги, которые, кстати, были подарены мне бабушкой и не имели к бизнесу Давида ни малейшего отношения.

— Я вам позвоню, — изрекла она наконец. — Подумаю о вашей кандидатуре.

Я ни минуты не сомневалась, что она не позвонит. Муж-бизнесмен, опыт работы с Радзинским… Нет, эта особа хочет окружить себя несчастными, униженными жизнью людьми, которые будут пресмыкаться перед ней из-за зарплаты в семьдесят долларов. О других стимулах к учительскому труду леди, должно быть, не имеет понятия.

Дойти до второй школы оказалось не так-то просто. После двадцатого с дачи вернулись сыновья, и выяснилось, что покупать к школе нужно сразу все: от белья и обуви до справочников, обучающих компьютерных программ и каких-то диковинных акварельных карандашей. А тут еще в редакцию косяками потянулись авторы. Должно быть, в отпуске многих посетило вдохновение.

До обеда я разгребала интеллектуальные завалы, потом общалась с авторами, после работы летела по магазинам, а вечером к компьютеру — дочитывать летние заметки о зимних впечатлениях.

В один из таких дней в редакцию явилась Лапенкова. Улыбаясь приклеенной улыбкой, она вручила мне гигантский букет гладиолусов и пакет, содержимым которого оказались бутылка чинзано и коробка «Шармели».

— Какая у вас такса? — Она глядела мимо меня, продолжая тупо улыбаться.

— Такса?

— Сколько стоит напечатать у вас статью?

Бедная женщина, двух слов связать не может! Да не все ли ей равно? За такие статьи, как у нее, копейки не заплатят!!! Сама бы подумала.

— У нас небольшие гонорары. Журнал ведь некоммерческий.

— Давайте так: я вам заплачу, а вы статью напечатаете. — И резким движением она по-черепашьи вытянула шею, будто вылезла из панциря или из норы поинтересоваться эффектом, какой произвели ее слова.

Я молчала. Решив, что молчание — знак согласия, Лапенкова заныла:

— Печатные работы, проверки, подтверждение квалификационной категории…

Белокурые волосы и неоновая блузка из органзы лишь усугубляли общее впечатление серости. Захотелось сказать что-нибудь обидное, но я вспомнила про убеждения Рыдзинского. И еще в памяти всплыла директриса английской школы. Вот уж для кого Лапенкова была бы лакомым кусочком!

— Такой практики у нас нет. — Я встала из-за стола, тем более что на мое счастье зазвонил телефон.

Лапенкова так тряхнула головой, словно хотела загнать ее поглубже в плечи. Я сняла трубку, извинилась, попросила подождать и шагнула к незадачливой исследовательнице детской психологии:

— Возьмите, пожалуйста, статью и постарайтесь изменить ее так, чтобы она соответствовала профилю нашего журнала. — Улыбнулась (или оскалилась?): — Всего хорошего. — И тут же в трубку: — Добрый день, слушаю вас.

— Марина, — начала мама тоном вдовствующей императрицы, — как ты собираешься решать проблему с Олегом?

— Какую проблему? — спросила я, глядя на вздрагивающие под органзой лопатки — обезоруженная моими действиями Лапенкова покидала редакцию.

— Ты не видишь проблемы? У него в году тройки! Тебе с твоим Давидом не до того!

— Так в конце у него уже четверки одни, — напомнила я.

— Будет лучше, если он переедет ко мне. Ну, что ты скажешь?

Внезапно я догадалась: мама боится, что я не разрешу Олегу переехать. Ее попросту пугает участь одинокой пенсионерки.

Пришлось уговаривать сына. Сначала он и слушать не хотел о переезде: тройки, четверки — какая разница, но когда я дала понять, что есть еще другие причины, произнесла слово «великодушие», ничего, согласился.

Постепенно жизнь входила в свою колею. Первого сентября дети пошли в школу, пятого вернулась из отпуска Ольга. И сразу же вопрос:

— Ну что Лапенкова?

— Приходила!

— Ну? — не поверила Ольга. — А зачем?

— Взятку предлагала.

— Не может быть! Совсем плохая!

…В общем Ольга осталась довольна моей работой и даже статью, наконец-то завершившую цикл, похвалила.

— Передохните немного, Марин. Я подберу вам материалы и денька через три позвоню, ладно?

Из редакции я поехала в школу. Лучше поздно, чем никогда!

— Где ж вы так долго были? — Директор, пожилая, утомленная, но с прической и в нарядной шелковой блузке, горестно покачала головой. — Я до последнего надеялась, что вы появитесь. Накануне первого сентября пришлось принять другую преподавательницу. Взять взяла, а душа-то болит! Возраст пенсионный, прописка— Казахстан… Вы телефон свой оставьте. Кадры у нас — больной вопрос!

«Вот всегда так, — с грустью думала я, выходя из ее кабинета. — Такое местечко — тихая заводь и через дорогу от дома».

Школа действительно производила приятное впечатление. Здесь не было вопиющей роскоши, как во владениях английской леди, зато много цветов, белые кружевные занавески, как-то особенно, по-старинному, пах паркет… А директриса такая милая, на мою первую учительницу похожа!

Захотелось кому-нибудь поплакаться. Кому вот только?

Мама сразу обрадуется. Прекрасный повод прочитать нотацию на тему: «Делай все во время». Институтская подруга Милка уже несколько месяцев избегает меня. Видно, друзья дознаются не только в беде. Анька? У нее собственных заморочек по горло. «Позвоню Давиду, — решила я. В конце концов, что мне еще остается? Вернее, кто?»

Дозваниваться пришлось долго. Сначала все время было занято, потом попросили перезвонить по другому номеру, наконец нежный девичий голос поинтересовался:

— Как вас представить?

— Давид, у тебя есть минутка? — робко спросила я.

Мне вдруг стало стыдно грузить его своими проблемами. — Найдется минутка. Как ты?

— Свобода! Ольга вышла из отпуска больше не надо отсиживать в редакции.

— Ты в школу ходила? — почему-то сразу догадался он.

— Ходила. Никто им уже не требуется!

— Не огорчайся! Хочешь, я сегодня пораньше приеду, придумаем что-нибудь. — И дальше, прикрыв ладонью трубку: — Ладно, извини, ко мне пришли.

Какой же он… милый! Мне уже не было ни грустно, ни обидно. Из опыта я знала: в жизни не бывает все сразу. А у меня — и так много. Я вдруг очень отчетливо осознала, как же много у меня есть. Другие ждут всю жизнь! А я ничем не лучше — и вот дождалась!

Итак, давайте радоваться! Я распечатала плитку пористого шоколада, сварила кофе и даже достала свой любимый ликер. Потом поблаженствовала в ванне и уселась в кресло-качалку с новой книгой Токаревой, купленной сегодня у метро по дороге из редакции. Все рассказы известные, зачитанные до дыр. Новый только один — «Гладкое личико», его-то название и вынесено на обложку.

История о гладком личике заключалась в следующем. Некая дама, филолог по профессии и художница по призванию, одна воспитывала сына-дауна. Муж, узнав, какой у ребенка диагноз, исчез мгновенно. Что ж, очень жизненно. И вот у этой женщины вдруг наметился любовник на четырнадцать лет моложе. Так и написано — наметился… И этот любовник был бизнесменом. Да, любовник-бизнесмен просто бродячий сюжет отечественной словесности. Пришлось нашей даме подумать о пластической операции, чтобы соответствовать….

Клацнула входная дверь. Не спешит Денис из школы! Время-то — седьмой час. Ладно, простим ему ради хорошего настроения. Я отложила книжку, не спеша вышла в прихожую и вскрикнула от удивления:

— Давид!

— Не ожидала? Я же обещал приехать пораньше. Давай съездим за город, погуляем, поужинаем в ресторане.

— А Денис? Половина седьмого, а он еще вернулся из школы.

— Он мне звонил.

— Почему тебе?

— Со мной, наверное, проще договориться. Он у Сергея на Чистопрудном.

Сергей — наш сосед по подъезду — уже в шестилетнем возрасте на вопрос «кем ты хочешь быть?» гордо отвечал: хакером.

— У компьютера сидят?

— Да. Там какая-то крутая игрушка.

— Поехали! — Я побежала одеваться. Недаром у меня сегодня так хорошо на душе!

Мы относительно быстро выехали из города, немного постояли в пробке у кольцевой, и дальше машину повела я.

— Ну, теперь рассказывай. Что в школе?

— В школе все хорошо. И директриса симпатичная, спокойная, приветливая, настоящий профессионал!

— Почему ты так решила?

— В ней нет этого патологического стремления урвать.

— Но, может, для директора это не так уж плохо?

— Только не для директора школы! Там, где такие директора, не учат, не воспитывают, а за определенную плату оказывают образовательные услуги! Формулировочка, между прочим, официальная!

— Не кипятись. — Он слегка тронул меня за локоть. — Значит, понравилась тебе школа?

— Понравилась.

— Позвони, предложи им спонсорскую помощь. От двух-трех тысяч зеленых вряд ли они откажутся. А тебе любая работа гарантирована.

Я сначала не сообразила, а когда поняла, едва не улетела в кювет.

— Спасибо, Давид. Но я… при моей зарплате мне этих денег вовек не отработать.

— И не надо! — Он не принял шутливого тона. — Пусть у тебя будет все, что ты хочешь!

Я остановила машину и медленно, глядя ему в глаза, проговорила:

— Давид, у меня есть ты. Все остальное — несущественно.

Пролетел тихий ангел. Мы сидели молча, боясь разрушить эту хрустальную тишину. Мимо по шоссе проносились машины, пламенел закат…

— Поедем ужинать, — наконец тихо сказала я и включила зажигание…

— Смотрите, Давид Михайлович, какая классная стрелялка! — развязно приветствовал нас Денис, когда мы поздним вечером входили в квартиру.

— Мы вообще-то устали, — попыталась я вразумить сына, — но Давид уже покорно подсаживался к компьютеру. — Пойдем, я тебя ужином покормлю!

— Да я ел у Сереги! Ты лучше позвони бабушке. А то она волнуется, как это ребенок так поздно один.

— Какой ребенок?

— Я! Я ребенок! — И Денис довольно расхохотался.