Дорогая, сегодня ты какая-то слишком холодная.
Ах да, я же забыл, что ты из мрамора!..
Семейное кладбище после смерти матери я не посещала. Устроенное с воистину королевской пышностью оно приводило меня в раздражение – столько денег потрачено на тех, кому уже все равно. Что за глупые устремления спустить доходы на мрамор и гранит, нанимать персонал для уборки огромной территории и проливать слезы, сидя на мраморной скамейке? Ценить и беречь нужно живых, им нужно доказывать любовь, а не ссохшимся трупам.
Меня никогда не тянуло сюда. Я не очень понимаю, что полагается делать на кладбище живым. Рыдать и рвать на себе волосы? Читать остроумные эпитафии на надгробиях? Приобщаться к вечности? Куда больше импонирует старый обычай: покойника сжигают, часть пепла развевают, а часть бросают в общую урну. И поговорить с предком можно, и земля трупным ядом не портиться. И зомби из праха не сделают что немаловажно.
В тринадцатилетнем возрасте я подала прошение, чтобы в случае моей смерти меня сожгли. В то время как раз была закончена перестройка семейного кладбища. Тетушка из лучших побуждений показала мне одну из ячеек зарезервированную специально для меня. Я бы сказала, это был преждевременный поступок. Я невежливо ответила, что она может взять себе две, а я воздержусь.
Не знаю, зачем я здесь. Сэм переслал результаты анализа ДНК, волос действительно принадлежал погибшему двусущему. А мне нужно было пойти к Матриарху и спросить, что за странную игру она ведет, во всяком случае, я так для себя оправдала приезд в семейное гнездо. Что-то мне подсказывало, что с тетей надо держать нос по ветру. Кастилла не из тех, кто миндальничает с теми, кто стоит на ее пути.
Я подошла к ячейке с гробом ее дочери. Эпитафия на табличке гласила: «Лучшее сердце, бившееся на этой земле». Она любила Дидем до безумия, потакала ее прихотям и даже разрешила обучаться магии вардов. Когда девушка погибла, мир Матриарха рухнул. Разбились все надежды – Кастилла рассчитывала, что однажды именно она займет место главы Дома.
Тетя весьма агрессивно обвиняла в смерти дочери Гая и его мать, дескать, происхождение Гая вызывает сомнения, фамильные артефакты не желают ему подчиняться… не он ли устранил соперницу? Кастилла высказала эту возмутительную теорию на одном из семейных обедов, и я со всем пылом подросткового максимализма отвесила ей несколько пощечин и ухватила за волосы, прежде чем меня успели оттащить.
Скандал замяли, но осадок и у меня и у тети остался. Это единственный раз, когда я повела себя безрассудно и недостойно, и об этой возмутительной странице биография я ничуть не жалею. Некрасиво бросаться ничем не подтвержденными обвинениями.
Я села на мраморную скамеечку, уперлась руками в колени. Воздух здесь был сухим и холодным, сладко пахло чайными розами и немного – тленом.
Мы начинаем ценить окружающих нас людей только после того как потеряем их. Об этом много говорят и еще больше пишут, но осознают только у свежего холма земли с дырой в кровоточащем сердце. Одно мгновение и тот, кто был тебе целым миром, становится прахом.
И воспоминания. Воспоминания… приходят и душат, кружат, сводят с ума. Каждая грубая фраза, не подаренная улыбка, не сказанные слова поддержки и любви… Мертвым не нужно наше раскаяние. Можно не убиваться и не плакать, разве что сожалеть. Вечно винить себя. Мы так часто говорим «люблю» случайным людям, превращаем слова в разменную монету, обесцениваем, и так редко даем тем, кто действительно достоин этого чувства и ждет его. Для кого «люблю» – глоток воздуха.
Еще страшнее, когда человек мертв только для твоего сердца. И хуже всего, если ты сам «похоронил» его по собственной воле.
***
Елена встретилась с Анастасом, хотя Гели намекала, что она может прекратить это. Лидер «новой крови» не был святым, но не походил и на безумца или кровожадного убийцу. Если он и был как-то замешан в этом деле то, скорее всего как простая пешка в руках настоящего убийцы. И тут уж Елене становилось не по себе – насколько должен быть силен тот, кто подчинил себе этого мужчину?
Ей нравился его острый ум, увлеченность историей и холодная расчетливость. Ей было стыдно за свой поступок, но она не давала жалости и симпатии затуманить взор и считать Анастаса лучше, чем он есть на сам деле. В частности Елену поразила общая у них пренебрежительная снисходительность к людям. Как бы он отнесся к ней, узнав, что она не та за кого себя выдает? Лучше не думать об этом.
И о том, как он горяч тоже лучше не грезить. Должна ли она ревновать себя к самой себе? Анастас просто потанцевал с ней в том клубе, никаких намеков, никаких вольностей, никаких обещаний. Но это заставило ее задуматься, насколько он хорош в постели. Должно быть, горяч как дикий молодой жеребец. И совсем не похож на обычную свою суховато-властную манеру поведения. Интересно, как он обращается с женщинами? Чего от них ожидает? Должна ли леди в постели с ним соблюдать старый английский оксюморон вроде «леди не движется»?
Сегодня они ужинали у него дома: полумрак, свечи, вино. Его спокойная уверенность в себе и своих силах. Мягкий блеск глаз и тихий шелковый голос. Она говорила о своем одиночестве и не солгала ни словом, он рассказал, что ему кажется, что он сходит с ума – некоторые воспоминания пропадают, стираются. И самое ужасное, он не уверен, в том, что они были.
Елена осторожно уточнила, как давно это началось, Анастас помедлил с ответом, а потом признался, что после смерти матери. Это настолько потрясло его, что парамедикам пришлось провести несколько сеансов корректировки. Ведьма расслабилась. Теперь понятно откуда у него «шрамы» на ментальном уровне, да еще такие аккуратные. Конечно, их оставили медики! Как она могла подумать иначе?
Анастас не был идеальным, не был чересчур хорошим, он был живым. Ведьме это нравилось. Она бы не хотела, чтобы убийцей оказался он. Чтобы по какой-то варварской традиции его казнили, сделав «кровавого орла» – вскрыв грудную клетку со стороны спины и достав сердце, или отрубили голову.
– Срединный змей! – сдержанно выругался Анастас, когда его телефон завибрировал. – Гай просит завести ему документы. Мы работаем над совместным проектом в Заречье, новым бизнес - центром, – пояснил он ведьме. – Я брал просмотреть сметы.
– Что за спешка?
– Ты не знаешь Гая. Он как дракон – никогда не спит. В последние четыре года с головой ушел в работу, ни минуты отдыха. С ним невозможно иметь дело.
Елена улыбнулась про себя: Гай про Анастаса говорил почти тоже самое.
– Поезжай, – сказала она, радуясь, что избавлена от неловкого прощания и грез о том, чтобы могло быть.
– Может не надо? Пусть выздоравливает. Гай подхватил простуду после купания в Доне – вода в этом сезоне холодная, – да еще отдал Гели часть своей ауры. Интересно, она хоть обратила на это внимание? Хотя о чем я, нет, конечно.
Елена не стала говорить, что когда у тебя останавливается сердце, в легких вода, а в голове – сотрясение немудрено не заметить пролетающую над тобой корову, не только чью-то ауру.
Анастас отбыл, Елена осталась под тем предлогом, что за ней должна заехать подруга, и она, если он не возражает, подождет ее здесь. На самом деле ведьме хотелось кое-что узнать у прислуги. Осторожно выведать, не происходит ли с их хозяином что-то странное, не наведываются ли к нему подозрительные личности. Или другие женщины.
Она задала эти вопросы убиравшей со стола горничной, та улыбнулась – новая подруга хозяина ей нравилась, и сказала чтобы нотта была спокойна: хозяин ей верен, и никого кроме скучной и помешанной на благотворительности нотты Кастиллы здесь не бывает. Да и та заезжает нечасто. Хотя дама сама по себе странная. Вообще у них вся семья странная. И слухи разные ходят…
– Отец настолько не хотел, чтобы дочь стала йорт, что когда Ангелине исполнилось семнадцать, задумал ее женить. Нашел подходящего жениха, объявил о предстоящей помолвке. А потом выяснилось – жених беднее бездомного кота. Свадьба расстроилась, несостоявшемуся зятю дали от ворот поворот. Тот не пожелал смириться и пустил слух, что они с девушкой не только гуляли по парку. Видимо рассчитывал испортить нотте репутацию и не оставить ее отцу иного выбора кроме как поженить их. Он почти правильно рассчитал: даже если не поверят в грехопадение девушки, какое-то время позлословят на ее счет.
Служанка поставила на поднос тарелки. Рассказывала она охотно, довольная, что до разговора с ней снизошла потенциальная жена хозяина.
– Горе-жених просчитался. Вскоре прошел слух, что на самом деле он предпочитает мужчин, а жена ему нужна для прикрытия. Нотта Ангелина же держалась невозмутимо и высказалась в том духе, что если бы между ней и ноттом что-то было, отец выдал бы ее за него на следующий же день, будь он хоть скотоложцем. Разразился такой скандал, что нотт покончил жизнь самоубийством. По официальной версии.
– Вот это поворот! А по неофициальной?
Служанка доверительно понизила голос:
– По неофициальной его убил на дуэли ее двоюродный брат, нотт Гай. Поговаривали, он сам на нее глаз положил, – женщина покачала головой. – У них вообще странная семейка, в каждом шкафу по скелету.
– И что же? Ему сошло с рук?
– Дело замяли… а там кто его знает. Отец нотта Гая был человек уважаемый, со связями. Его сыну многое могли простить.
Елена хотела возразить, но женщина продолжила:
– Вы только подумайте, они ведь не просто близкие родственники. У них и разница в возрасте немаленькая. Так что здесь возможен не только инцухт, но еще и растление несовершеннолетней. Ладно, девчонка, но взрослый мужчина должен понимать, что к чему. И этого нотта прочат в Патриархи! Куда катиться мир?
Ведьма пожалела, что разговорила служанку. Как же люди любят позлословить! Не хватало еще, чтобы та, припомнив эту историю, растрепала о ней всем и каждому. Если уж прислуга других Домов так осведомлена, что же говорить о служащих в Доме Воды и Воздуха? Почему они стремятся опошлить чьи-то отношения? Как будто забота и беспокойство проявляются только по отношению к тем, с кем спишь. Женскую честь, как раз и должны защищать отец и братья – это нормально и логично.
За воротами особняка Анастаса Елена вызвала такси и отправилась домой. Нужно покормить пленницу и начинать приготовления к вызову души. До полнолуния осталось несколько дней.
***
Ноги начала замерзать, кожа на бедрах чесалась, но я упрямо продолжала сидеть в склепе. Постучала каблуками по полу, подышала на пальцы в попытке согреть их. Неуютно.
В городе орудует преступник жертвы, к которому будто сами приходят. Артур пытается убить меня. Анастас пытается убить Гая. Мою квартиру обыскивают, а потом меня еще два раза пытаются убить. Не похоже на обычного маньяка, убивающего из-за психических отклонений. Маньяки любят «играть» со следователями, дразнить их, подбрасывать загадки… Действие этого выходит за рамки помешанного на силе или просто убийствах. Что общего во всех случаях?
Я зажмурилась, когда вспышка озарила сознание.
Гипноз.
В сознание Артура была внедрена психоматрица. Анастас не понимал, зачем сказал ту фразу. Водитель фуры, отправивший автобус в полет умер на месте от остановки сердца – так же как и два несостоявшихся убийцы.
А жертвы… приходили на место смерти сами. В точно определенное время, прямо туда, где их уже ждали. Не зря рыжая красавица отправилась погулять, не остыв от любовных утех. Вот почему у них были веточки в волосах и стоптаны каблуки – им пришлось много идти. И осторожно, не попадаясь на глаза случайным прохожим. Кто-то хорошо умеет планировать, кто-то все просчитал, вероятно, загипнотизировав всех жертв в одно время. Что-то все-таки их объединяет, этих несчастных. Что-то что я раз за разом упускаю из виду. Что?
Кто пересекался со всеми жертвами, Анастасом и Артуром? Конечно, если к Анастасу действительно применили гипноз. Может статься он разыграл маленькое шоу.
Дыхание вырывалось облачком пара. Иногда нужно идти по следу, от одной точки к другой. Иногда остается лишь ждать, как в шахматной партии – делаешь ход и ожидаешь ответного. Время никто не оговаривает.
Я посмотрела на нишу, в которой лежало тело матери, и костлявая холодная рука стиснуло то место, где билось сердце. Мать иногда что-то писала. Писала и оглядывалась, будто боясь, что кто-то подойдет и заглянет через плечо. Что-то связанное с заговором? Да и вообще, был ли заговор или она просто знала нечто запретное, лишнее, то чего знать была не должна? Или угрожала рассказать?
В материалах по делу ее дневник не проходил, вещи были тщательно перебраны и частью уничтожены, частью розданы. Если он был, где она могла его хранить?
Я вернулась в тот снежный зимний день, яркий и морозный. Шел снег, а потом светило солнце. И красивые мамины волосы лежали на черном мраморе, будто кто-то плеснул кровь на угли. Почему она пришла сюда? Хотела попрощаться с моим отцом? Не глупо ли коль скоро она должна была присоединиться к нему в спокойствии вечного ничто?
А она так и сказала «я пришла попрощаться с мужем». Так записали в протоколе. Так говорил потом палач, свивший удавку из прядей ее волос и накинувший ее, и смотревший как она задыхается, и тускнеют глаза, и синеет кожа, и останавливается сердце и… Совершая ошибки мы не убегаем. Покорно принимаем свою судьбу. Почему мы совершаем ошибки, зная, что будем наказаны?
Йорт не сентиментальны. И не глупы. И конечно проверили гроб отца. Отец умер за месяц до моего восемнадцатого для рождения. Как-то посмотрел, как мы с Гаем бросаем нашему псу мяч, прижал руку к груди и умер раньше, чем мы успели подняться к нему. Мать, иногда откровенно ненавидевшая его, проплакала навзрыд три дня подряд. Потом пришла в себя, но уже не была прежней. Будто эта ненависть-привязанность была ветром, наполнявшим ее паруса, а теперь ее корабль попал в штиль и обречен.
Я легонько провела пальцами по нижней части таблички с именем и датой. И странной на первый взгляд эпитафией «Я всегда здесь». Отец не верил в загробную жизнь, считая истории про Ад, Рай и Богов сказками, глупой выдумкой. Он грозил пальцем и говорил, что всегда будет присматривать за мной. Палец коснулся едва выступающей кромки листа, я аккуратно подцепила ее и, прижимая к мрамору, вытащила на свет, пожелтевший от времени листок. Мелко исписанный, явно вырванный из дневника. Без сомнения сам дневник мама сожгла.
В кармане джинсов – уступке этому сырому дню и неформальной цели поездки, – завибрировал телефон. Я ответила, и сказанное Еленой чуть не сбило меня с ног. Два слова подписавших мой смертный приговор.
– Дейм сбежала.
***
Дейм сидела на «хвое» почти двадцать лет.
Она отлично помнила первую дозу.
Ей было пятнадцать, и она оказалась в Заречье одна. Стоял отличный вечер, для начала сентября было еще тепло, по улицам бродили пестро одетые проститутки и торговцы «свежим воздухом». Дейм долго перебирала в кармане купюры, прежде чем решиться купить пакетик с бирюзовым порошком у мужчины с чуткими пальцами музыканта. Его бледное лицо с тонким носом и темными провалами глаз причудливо освещал старый керосинокалильный фонарь, шумевший как старый примус. Свет едва-едва просачивался сквозь закопченные стекла, не достигая земли. Зачем его зажгли? Кому он нужен в эпоху электрического света, да еще в этих трущобах?
Дейм тогда до колик напугал вкрадчивый голос торговца. Получив наркотик, она бросилась бежать, остановившись только за пределами Заречья. Казалось, хриплый каркающий смех следует за ней по пятам.
Тогда она почти завидовала погибшим родителям: даже с нечеловеческой стойкостью и регенерацией, Дейм пришлось буквально собирать по частям и проходить долгую и болезненную реабилитацию. Шрамы на коже почти исчезли, но боль осталась. Боль, которая будет преследовать ее до конца жизни.
Двадцать лет Дейм пряталась от людей, выбираясь в город раз в месяц – купить «хвою» и вновь исчезнуть в загородном коттедже. Иногда она с ужасом думала о том, что будет, когда закончатся деньги. Ее родители были состоятельными и оставили немалую сумму на банковском счету, но ведь и «хвоя» не дешева. В минуты жалости к себе Дейм хотела умереть, хотела, чтобы это, наконец, закончилось. А когда смерть дышала в затылок, растекалась по улочкам Заречья багровыми реками, она понимала, как отчаянно хочет жить.
И она по-прежнему держалась за жизнь.
Дейм не знала, зачем понадобилась ведьме и этому одетому в отрепье отродью. Она должна сбежать. Боль и страх предали ей сил, и она освободила руки, выбив большой палец на правой руке и ободрав кожу кисти. Разбив стекло чугунным котелком она протиснулась в окно, и как была, босая и легко одетая побежала к управлению йорт.
Дейм понимала, у нее мало времени, но все же, осторожничала и избегала прохожих.
Когда она появилась на пороге службы, охранник отшатнулся и схватился за спрятанный в наручи кинжал, ибо она больше походила на восставшего покойника, чем на человеческое существо. Зеркало в фойе отразило бледное лицо с лихорадочно горящими глазами и встрепанные космы неопределенного цвета. Спереди когда-то белую, а теперь серовато-бежевую блузку, украшали пятна крови. Правая рука висела плетью, кровь на пальцах взялась коркой.
Подволакивая левую ногу, Дейм устремилась на второй этаж, и лицо ее кривила зловещая усмешка.
***
Елена металась по подвалу, заламывая руки. Со стороны вполне могло показаться, что ведьма безумна и это предположение было недалеко от истины.
Ну, где же, где она допустила ошибку? После чего ее жизнь пошла под откос?
Ответа не было.
Тогда Елена решила, что во всем виноваты люди. Да, да. Эти отвратительные дурно пахнущие краткосрочники. Невежественные, алчные, норовящие урвать кусок пожирнее. Это их стремление превзойти Творца обернулось для ведьмы катастрофой. Если бы не тот гадкий профессор и его чудовище, она не призвала бы чары адского огня, не подцепила демона, не приготовила зелье личины и никогда бы не попала в такую передрягу. А теперь страшно даже представить, во что все выльется.
Икая от переизбытка чувств, ведьма открыла припрятанную на крайний случай бутылку мартини и отхлебнула прямо из горлышка. Деятельная натура требовала бороться, сражаться, искать решения, но разум подсказывал, что сейчас от ведьмы ничего не зависит. Она может сколько угодно нервничать и стенать, но придется надеяться на Гели и ее хорошие отношения с Яном. Впрочем, будь эти отношения действительно хорошими, им бы не пришлось скрываться. Одно дело, если бы их план помог найти убийцу… а так…
– Что за праздник, Золушка?
– Поминки, – мрачно ответила она, делая еще один глоток, – моей умопомрачительной карьеры.
– Пленница преставилась? Я же говорил, от вашей стряпни кто угодно скопытится.
Он склонился к полу и принюхался. Улыбнулся, обнажая острые зубы.
– То неловкое чувство, когда друзья оставили любимую кошку на пару дней, а она издохла.
– Вы! – ведьма поднялась и шагнула к демону. Монстр скрестил руки на груди.
Демоны. Они любят и умеют торговаться но, поди, разберись в расценках и подводных камнях сделок с ними. И результат этих договоров всегда один – смерть и потеря души.
– Чего вы хотите за помощь? – решилась она.
– В этом случае я ничем не могу помочь.
Ведьма сделала еще шаг и протянула руку к демону, но резко дернула ее назад. Она не могла этого сделать. Елена медленно выдохнула, понимая, что вся ее сила бесполезна. Ну, может она испепелить всю тайную службу. А смысл? Всю жизнь потом прятаться по подвалам от разгневанных иномирян? Боги, да кого она обманывает. Тайная служба сама ее испепелит еще на подходах к дворцу.
Демон прищурившись, посмотрел на часы.
– Если она не полная дура, то сейчас уже стучит в двери Яна. Попытайтесь бежать, вряд ли он тотчас же отправится по вашу душу…
Елена прекратила сеанс жалости к себе и с надеждой посмотрела в глаза демона.
– … или подождите развития ситуации. Посмотрим, что предпримет Ян, на чьей он стороне. Может статься он знает куда больше, чем мы думаем.
– О чем вы?
– Калина злата, вы верите, что йорт на протяжении двух столетий руководит идиот? Вот и я не верю. Посмотрим, что он сделает с вашей подружкой-неудачницей.
Елена до крови закусила губу.