Глава 12. Все повторяется

С утра я проснулась раньше мужа на несколько часов, хотя обычно мы вставали примерно в одно и то же время, даже чаще всего я любила поспать подольше. Но сегодня ночью я спала очень плохо, постоянно просыпалась. Сон был крайне тревожным. Вчера, когда пришла с благотворительного ужина, я налила себе вина, выпила залпом бокал, потом второй. Затем полчаса стояла под горячими струями душа, пытаясь смыть со своего тела его запах и прикосновения, остервенело терла себя мочалкой. Но запах Тимура впитался в меня, и даже после душа я ощущала его везде.

— Ого! Вот это барский стол, — удивленно провозгласил муж, заходя на кухню.

Я пожала плечами, никак не комментируя происходящее. А прокомментировать было что — сегодня я и впрямь расстаралась. Приготовила омлет, нарезала сыр. Все красиво сервировала. Поставила в центр стола тарелку с фруктами. Сварила кофе. Сделала даже овощной салат. Обычно я вообще не готовила. А когда я последний раз делала завтрак мужу, сложно было и вспомнить.

Но проснувшись несколько часов назад, я так и не смогла уснуть. Мне нужно было чем-то себя занять. А еще почему-то мне казалось, что я пытаюсь таким образом загладить вину.

Да, я чувствовала себя виноватой перед мужем. За то, что вчера так реагировала на близость Тимура. За то, что так остро и горячо возбудилась с другим, чужим мужчиной. Мне кажется, стоило вчера Старцеву просто коснуться меня между ног, и я бы кончила. Быстро, громко и остро. Ему получилось завести меня до предела одной лишь близостью, просто тем, что он прижал к своему телу и был рядом в течение пяти минут.

А еще… я чувствовала, я была внутренне уверена, что Тимур не оставит меня. Он что-то задумал. Я ощущала тревогу, мне казалось, что вся наша идиллия с Денисом вот-вот разрушится.

— Я просто люблю тебя, — наконец, ответила я, когда мы сели за стол.

— И я тебя, родная, — нежно и тепло отозвался муж.

Мы завтракали в тишине. И я все ждала, когда же Денис начнет расспрашивать меня о вчерашнем. Но он молчал. Вот мы уже доели. Я встала, чтобы убрать со стола. Муж поцеловал меня и, сказав “спасибо”, направился прочь из кухни.

— Динь, — позвала я Дениса. Он обернулся, вопросительно вскинув бровь, — ты ничего не хочешь спросить?

— По поводу вчерашнего? — я кивнула. — Тимур сказал, что грубо с тобой разговаривал, поэтому ты была сама не своя.

Денис подошел ко мне, положил руки на плечи, растирая их и заботливо вглядываясь в мои глаза.

— Я знаю, тебе не нравится с ним общаться или даже просто находиться рядом. Я понимаю. Но это бизнес. Это очень важно для меня.

— Но почему именно он? — жалобно сказала я.

— Никто больше не предлагал таких условий, как он. Такой суммы инвестиций. Да и не предложил бы, — уверенно заявил муж.

Я нахмурилась. Все это выглядело странно, подозрительно.

Вот Тимур, который никогда не интересовался галереями, вдруг решает стать спонсором одной из них. Потом мы встречаемся. И вот — бац, он же решает быть не просто спонсором, а партнером моего мужа, предлагает ему инвестиции и открытие новой галереи в Москве. Я ничего не понимала. Но самое главное, я не верила, что все это Тимур делает только ради бизнеса. Может быть, я себя накручивала. Может быть. А может и нет.

Муж поцеловал меня и пошел собираться на работу, а я продолжила убирать со стола. Правда в какой-то момент не выдержала и швырнула тарелку об стену, с радостью слыша звон бьющейся посуды и наблюдая, как осколки сыплются на пол. Внутри меня все кричало, вопило. Я хотела орать, громко, надсадно, но боялась испугать мужа. Я никогда бы не смогла ему признаться, какой глубины чувства были у меня к Тиму. Как плохо и больно мне было после нашего расставания. По множеству причин.

Во-первых, я не хотела об этом говорить с кем-либо вслух. И никогда откровенно не обсуждала. Кажется, даже не существовало слов в этом мире, способных передать и описать все, что таилось во мне, убивая и раня. Иногда тебе бывает настолько больно, что ты не можешь поделиться своими чувствами с кем-либо. Не можешь даже подпустить кого-то близко к этой своей боле. Кажется, будто если кто-то лишь ее коснется, станет в разы больнее, хуже, ужасней. Ты, как обезумившее животное, рычишь, скалишься на всех, кто пытается приблизиться и облегчить твою боль. Не понимаешь, да и не хочешь понимать. Настолько зациклен на своих чувствах, что не видишь и не слышишь никого. И ты привыкаешь так жить или, скорее, существовать. Даже начинаешь получать извращенное удовольствие, не отпуская, продолжая вспоминать, мучить себя, прокручивать все в голове раз за разом.

Во-вторых, я не хотела ранить чувства Дениса. Мне бы не понравилась мысль о том, что Денис любил кого-то до меня сильно, очень сильно.

В-третьих, я боялась, что это все только усложнит. Денис и Тимур уже партнеры, я сомневалась, что это можно отмотать назад и что-то еще изменить.

В-четвертых, я не хотела сознаваться в собственной слабости даже себе. Я зациклилась на мысли, что я люблю мужа, только его. Два года назад я вычеркнула Тима из своей жизни. Перечеркнула свои чувства. Я перестала любить и стала ненавидеть. Так было проще. Так было нужно. И я не готова была признаться, что все это лишь придуманная мной защита, оборона, ограда. Не готова была вспомнить о том, что чувствовала когда-то. Хотя, наверное, я никогда и не забывала. Но я убеждала себя, что ничего не было. Моих чувств к нему никогда и не существовало. Так было легче, проще. Пережить. Только так я могла себя защитить. Но все это карточный домик, который я сама придумала и возвела. Слишком эфемерный, его легко сломать, пошатнуть, уничтожить. А внутри этого карточного домика правда. Нежеланная, больная, ненужная. Правда, о которой я не готова говорить даже с самой собой.

Целый день я ходила сама не своя. Вера обеспокоенно заглядывала ко мне раз десять, уточняя, все ли хорошо.

— Может, нам сегодня напиться? — наконец, не выдержала подруга моего отстраненного и подавленного вида. Я вскинула голову. Прозвучавшее предложение мне очень нравилось. — Пойдем туда, где громко, много людей и много алкоголя, — видя мою заинтересованность, заговорчески уговаривала Вера.

И я, не раздумывая, согласно закивала. Это звучало, как именно то, что мне сейчас нужно. Забыться. Чтобы шум заглушил мысли в голове. Алкоголь притупил чувства.

Вечером мы разъехались с Верой по домам, чтобы переодеться. Дениса не было еще дома, поэтому я ему позвонила. Он удивился, услышав, что я хочу пойти в клуб, ведь я за все время наших отношений никуда не выбиралась, но с легкостью отпустил. Попросил звонить хотя бы раз в час и отвечать на его звонки, чтобы он не беспокоился.

Денис всегда был таким — спокойным, уравновешенным, мягким, терпеливым. Он доверял мне. И я в очередной раз почувствовала укол совести, вспомнив пылающие глаза Тимура и горячее дыхание на своих губах.

“Я дал тебе шанс уйти. Все, что тебе нужно было сделать — исчезнуть и больше никогда не появляться”.

Встряхнув головой, я упрямо решила, что избавлюсь сегодня от мыслей о Тимуре.

С Верой мы встретились около клуба. Она уже стояла перед входом в зеленом обтягивающем платье мини и курила сигарету.

— Ты куришь? — удивленно уточнила у подруги, подойдя к ней. Ни разу не видела, чтобы Вера курила.

— В особых случаях, — подмигнула она и протянула мне пачку.

Поколебавшись, я вытащила одну сигарету из упаковки и тоже закурила. Закашлялась от первого затяга.

Как же давно я не курила. Вспомнилось почему-то, как стояла на вечеринке у Тима в доме, и он выбил сигарету у меня из рук. И его резкое, спокойное: “Тебе не стоит курить”. Хотя сам курил. “Двойные у него стандарты”, — зло подумала я, усмехнувшись.

— Ты мысленно кого-то убиваешь и расчленяешь? — с интересом спросила Вера.

— Почти, — не стала отрицать я.

Клуб был небольшим, внутри было не протолкнуться от количества людей. Хотя это, как оказалось, даже был не клуб, а скорее бар с диджеем и маленьким танцполом.

— Не нравится? — видя мой озирающий помещение взгляд, перекрикивая музыку, спросила Вера.

— Нормально, — ответила я.

И я действительно была всем довольна. Я попросила Веру не выбирать популярные места и обязательно не выбирать клуб под названием “Высота”. Да-да, в Питере была даже сетка клубов Тимура.

Удивительно, что за все эти два с половиной года я не узнала, что бизнес Старцева так активно развивается в моем любимом городе. Хотя… в клуб я не ходила все это время. В ресторан “Домино” по какой-то невероятной случайности мы с Денисом не попадали, хотя часто ужинали в разных местах. Но ведь и ресторанов в Питере не мало, конечно. А в отеле мне оказываться было и незачем. Теперь же я знала, что в этом городе есть и отель, и ресторан, и клуб, владельцем которых является Тимур. От этой мысли было немного тошно. Жить в городе, к которому Старцев не имел никакого отношения, было намного легче и приятней.

Мы пробрались с Верой к бару. Я заказала текилу и лайм. Подруга решила меня поддержать. Правда, когда я тут же попросила вторую стопку, а потом и третью, Вера лишь отрицательно мотнула головой. А я была настроена серьезно — хотела напиться так, чтобы не помнить своего имени. Предупредила об этом Веру. Она убедила меня, что все будет хорошо. Сказала, что проследит, чтобы я добралась до дома в целости и сохранности и не натворила глупостей. Я посмотрела на неё с благодарностью.

Через полчаса я пошла танцевать. Во мне уже было пять текил, в голове приятно шумело. Тело, наконец, расслабилось, а тяжелые, зудящие мысли покинули мою голову. Я танцевала, самозабвенно, не замечая никого и ничего вокруг. Отдаваясь во власть музыки, танца. Пытаясь через яростные, плавные, дерзкие, резкие, мягкие движения выразить все эмоции, мысли, выпустить их из себя, выгнать, вытравить.

И только сейчас, сегодня, в этом пьяном, немного безумном состоянии я была готова признаться сама себе, что ни черта не отпустила. Два с половиной года прошло, а стоило мне его увидеть, всего лишь раз, и моя душа потеряла покой. Он не любил меня никогда, я знала это точно. Скорее всего, изменял, пока мы были вместе. Не скорее всего, а точно. В конце концов, у него была невеста. Он обманывал. Ничего не обещал. Был закрытым, мрачным, холодным. Он был всем тем, от чего мне нужно было держаться подальше. Как можно дальше.

Но меня тянуло. Тянуло к нему. Как будто меня кто-то привязал. Как будто я оставила внутри него часть себя и без него уже не была цельной и наполненной. А рядом с ним я, как и больше двух лет назад, знала, что мне не нужно больше искать. Мне вообще никто и ничто не нужно — мне достаточно его. Во всех смыслах.

Я ненавидела себя за это. За эту слабость. Я ненавидела его. Но на самом деле не могла ненавидеть Старцева. Я злилась, мне было больно, но, наверное, я его никогда действительно не ненавидела. Два года назад, мне казалось, я близка к этому чувству. По крайне мере, я уговаривала себя, и мне получилось даже себя убедить, поверить в собственную ложь. Мне жизненно важно было его больше не любить, а единственный способ, который я видела — начать ненавидеть. Но сейчас я не была уверена, что когда-нибудь смогу его разлюбить или по-настоящему возненавидеть. Это было необъяснимо, сильно, невыносимо. Что-то внутри меня было сломано, надорвано. И это что-то любило так глупо, так иррационально, не обращая внимания на все “но” и все “против”.

Его запах, руки, тело, голос. Весь он, каждая маленькая его деталь — я все любила в нем, безоговорочно. Сходила с ума. И мне казалось, что это нездорово, неправильно, так не должно быть. Я болела им. Была зависима. И вопреки всей боли, вопреки тому, что он был просто ужасным, абсолютно для меня неподходящим человеком, я не могла не любить.

Но еще я знала, что я никогда не позволю этому чувству взять вверх. Никогда. Я была уверена, что он разрушит меня, мою жизнь, мой брак. Все. Абсолютно. Как только я дам слабину. И ему будет все равно. Ему безразлична моя жизнь, моя боль. Он просто берет то, что хочет. Просто поиграет и выбросит меня, как в прошлый раз. У него есть жена, у меня есть муж — и это наши разводные мосты.

Я танцевала час, без остановки. Выпила еще три текилы. На удивлении я продолжала твердо держаться на ногах, видимо активные танцы помогали мне не пьянеть особенно сильно.

Мы вышли из бара в третьем часу ночи. Уставшие, пьяные и с широкими улыбками на губах. Вера рассказывала, как к ней клеился низкорослый, тучный мужчина, кривляясь и подражая его манере говорить. Я смеялась актерскому таланту подруги.

— Саш… — Вера вдруг схватила меня за руку, побледнев.

Мы остановились, и я перевела взгляд туда, куда смотрела подруга. И в эту секунду земля ушла у меня из-под ног.

Облокотившись на машину, там стоял Тимур, прожигая меня взглядом. Мог ли он оказаться тут случайно? Я ведь перестраховалась и попросила Веру выбрать непопулярное место в Питере. Конечно, случайности бывают. Но почему-то я была уверена сейчас, что он ждет именно меня.

Как нашел? Как узнал? Как давно был здесь? Наблюдал за мной все это время? Мне стало вдруг по-настоящему страшно. Кажется, от этого страха я даже немного протрезвела. Нет, я не боялась его самого. Это было какое-то другое чувство, от которого холодели руки, тряслись ноги, сводило судорогой живот. Может быть, я знала, что его присутствие здесь что-то сильно изменит, сломает.

Я решила сделать вид, что Тимура здесь нет, я его не вижу, не хочу видеть. Резко потянула подругу в сторону такси, которое уже ждало нас чуть поодаль от его машины. Мы сделали где-то двадцать шагов, когда он резко схватил меня за запястье, разворачивая к себе.

— Далеко собралась? — хмуро, недовольно.

— Тебя это не касается, — я вздернула подбородок, показывая всем видом, как не рада его обществу и присутствию в моей жизни вообще.

Он усмехнулся, оглядывая меня горячим взглядом. На мне было маленькое, черное платье, которое обтягивало меня как вторая кожа и едва прикрывало попу. Лифчик я опять не надела.

Не уверена, что Денис позволил бы мне в таком виде выйти из дома. Он предпочитал более благородные фасоны и наряды. Нет, я всегда выглядела с ним и для него сексуально, но не развязно, а изысканно.

Сегодня я бунтовала. Так, как раньше. Когда гоняла на байке, трахалась в лесу. Такая я осталась где-то далеко в прошлом. Я повзрослела, поумнела, остепенилась. Денис научил меня быть более спокойной, уравновешенной, правильной. Но как только Старцев появился в моей жизни, он будто вновь пробудил во мне все самое худшее.

Тимур перевел взгляд на стоящую рядом Веру, которая не отпускала мою вторую руку.

— Уйди, — резко сказал он, обращаясь к Вере.

Я напряглась.

— Черт с два! — зло прошипела я. — Это ты должен уйти.

Он перевел взгляд на меня и, кажется, даже повеселел. Потом резким движением закинул к себе на плечо.

— Гриш, займись, — жестко сказал Тимур и пошел прочь со мной на руках.

Я подняла голову, чтобы увидеть Веру. Какой-то амбал удерживал ее, пока она пыталась вырваться из цепких рук. Видимо, это и был Гриша.

— Ты с ума сошел? — зашипела я, извиваясь на его плече.

Острое плечо впивалось в живот, Тимур несколько раз сильно и звонко шлепнул меня по заднице, но я продолжала крутиться. Подключила руки и начала тарабанить по его спине.

— Отпусти меня, псих! — кричала я, пытаясь привлечь к себе внимание.

В следующую минуту он открыл заднюю дверцу машины, это был большой, черный внедорожник, и запихнул меня внутрь. Я царапалась, крутилась, кричала, но ему было все равно. Он резко захлопнул дверь, а я в ту же секунду начала дергать ручку, но дверь уже была заблокирована.

Через несколько секунд Тимур сам сел за руль, и мы плавно куда-то поехали.

— Итааааак… — протянула я, чувствуя, как меня лихорадочно подкидывает от выброса адреналина и злости, — что ты творишь? — яростно и обвинительно выкрикнула я.

Он ничего не ответил. Кажется, он даже не планировал поддерживать со мной разговор.

— Куда ты меня везешь? — не собиралась я сдаваться. — Что этот амбал сделает с Верой?

— Если будешь себя хорошо вести, ничего не сделает, — прозвучал спокойный голос.

Я зло зашипела. Мне не было страшно, и я не была испугана. Думаю, только благодаря алкоголю. Скорее, я была очень зла.

— Тимур, прекрати это все, — добавляя в голос мягкость, тихо попросила я. — Прекрати, пожалуйста.

Он поймал мой взгляд в зеркале заднего вида.

— Не могу, — все также спокойно ответил он.

Я закричала. И начала бить стекло, сначала сжатыми кулаками, потом локтем. Результата не было никакого, только адская боль в руках от резких, яростных движений о твердую поверхность стекла.

— Остановись, — послышался хмурый голос Тимура.

Но я не останавливалась. Я продолжала колотить стекло, ладонями, кулаками, локтями. Мне надо было выбраться отсюда. Оказаться от него далеко-далеко. Прямо сейчас.

Машина вдруг резко затормозила, так что мне подкинуло, и я стукнулась головой о переднее сиденье. Тимур вышел, и я притаилась, не зная, чего ждать. Дверь с моей стороны распахнулась, и он, схватив меня за руку, вытянул из машины. В этот раз я не сопротивлялась, потому что все, что я сейчас хотела — это оказаться на улице. Тут больше шансов сбежать.

Старцев прижал меня к машине своим телом, обе мои руки схватил цепкой хваткой и поднял над головой. Мы оба тяжело дышали и сверлили друг друга взглядом. Его тело было так плотно ко мне прижато, что сложно сделать вдох. Моя грудь так часто и сильно вздымалась, что ей просто не хватало пространства для маневра. Мы смотрели друг на друга тяжелыми, обжигающими взглядами. Каждый пытался сказать что-то свое.

А потом мир перестал существовать, потому что его губы прижались к моим губам. И непроизвольно, автоматически мой рот приоткрылся, впуская его язык.

Не знаю, что со мной произошло в этот момент. Не знаю, почему я поддалась, уступила. Наверное, я соскучилась. До одури. По его запаху, голосу, губам, телу. По нему. Он так на меня влиял — отравляюще и одновременно окрыляюще. Я терялась. С ним, в нем. И даже сейчас, в момент, когда я должна была возмутиться, спорить, ругаться, бежать как можно быстрее и как можно дальше, я как мотылек летела на огонь.

Он не церемонился, сразу начал жадно, остервенело меня пожирать, будто пытаясь выпить досуха. Я яростно, зло отвечала ему, забыв, кто я, где мы. Я растворилась, потерялась. Его вкус, запах, ярость, осязаемая похоть сводили меня с ума.

Я почувствовала, как он отпускает мои руки и начинает ощупывать мое тело, мнет, гладит, а его рот все яростнее впивается в мой, пожирая, сминая. Руки Тимура задирают короткое платье, пальцы касаются внутренней стороны бедра, потом поднимаются выше и через трусики прикасаются между ног. Я сжимаюсь, чувствую, как сладостная судорога атакует все тело. Почти оргазм от такого простого, банального, легкого касания.

Я запускаю пальцы в его волосы, тяну, глажу, прижимаю к себе еще сильнее. И в следующую секунду чувствую, как твердые, горячие пальцы отодвигают полоску трусов и касаются меня там, где все горит и ноет. Я издаю стон прямо в его рот, громкий, резкий. Все ощущения такие яркие, такие острые, что мне кажется, я не выдержу этого накала, этих эмоций.

Он резко погружает в меня два пальца. Я мокрая, невыносимо мокрая, потому что там внизу его пальцы очень плавно скользят внутрь, а я не чувствую никакого неприятного трения, наоборот, мне очень-очень приятно. Он рычит мне в рот, прикусывая нижнюю губу. И эта резкая боль меня отрезвляет. Я распахиваю глаза, вдруг осознавая, что здесь происходит.

— Нет, нет, нет, — лихорадочно начинаю шептать я, пытаясь вырваться, крутя головой, чтобы он не поймал опять мои губы.

— Да, — просто, спокойно, яростно. И я слышу в его голосе приговор. Он не отпустит.

— Нет, ты не можешь. Ты не можешь! — я смотрю в его глаза, полыхающие черным, дьявольским огнем. Его взгляд сейчас безумный, пугающий.

— Еще как могу, — резко обрубает он и вдруг разворачивает меня.

Несколько шагов и вот я уже полулежу животом на багажнике. Машина достаточно высокая. Я кручусь, пытаясь вырваться. Остервенело, зло еложу, нашептывая “нет, нет, нет”. Тимур опять ловит обе мои руки и сцепляет их сзади железной хваткой. Он практически наваливается на меня, тяжелый, твердый, непоколебимый, и мне не хватает сил даже, чтобы сдвинуться на миллиметр.

— Тимур! Тимур! — яростно то шепчу, то кричу я.

Я чувствую, как он отодвигает полоску трусиков и начинаю еще яростнее извиваться в его руках.

“Он не может! Не может!” — повторяю я как мантру.

А в следующую секунду одним резким, четким толчком он проникает в меня на полную длину, выбивая остатки кислорода из легких.

Я замираю, не в силах поверить, что это действительно происходит. Что это по-настоящему произошло. Тихие, злые, опустошенные слезы бессилия начинают катиться по моим щекам. Крупные, соленые капли падают без остановки. Я не двигаюсь. Замерла, будто бы моя неподвижность может отмотать время назад или исправить произошедшее.

Но проходит несколько секунд, и я чувствую, как он выходит из меня и вновь резко, яростно входит обратно. Ритмичные, сильные толчки продолжаются, а я закусываю губу, чтобы не разрыдаться вслух.

Он тянет меня немного на себя за руки, которые все еще удерживает сцепленными, а потом второй рукой сжимает мою грудь, выкручивает соски.

Я продолжаю беззвучно плакать, а мое тело предательски начинает подрагивать от возбуждения и близящейся разрядки. Я не могу ничего контролировать. Мое тело узнает его, признает, принимает. Ему всегда было слишком хорошо в его руках, рядом с ним. И оно, мое тело, не понимает обид мозга, глух к ним. По крайне мере, сейчас. Его рука спускается вниз, касается клитора, надавливая, теребя. Я всхлипываю. Но это уже звук возбуждения, нетерпения.

Его толчки становятся все более яростные, грубые, резкие. Моя грудь скользит туда обратно по багажнику при каждом движении, и нежные, чувствительные соски остро воспринимают трение.

— Давай, Сэмми, — вдруг раздается его хриплый, резкий голос, — давай, черт возьми.

Мое имя из его уст заставляет все внутри сжаться. Давно меня уже никто не называл так — Сэмми. Переехав в Питер, я забыла об этом своем прозвище-имени. Оно осталось в прошлом.

Он еще сильнее выкручивает мой клитор, и резкая, горячая волна пронзает мое тело, заставляя оглушительно вскрикнуть.

— Хорошо. Молодец, — раздается сзади довольный, хриплый голос, а в следующую секунду, я чувствую, как он выходит из меня, а горячее семя начинает стекать по моим ягодицам.

Его рука наконец перестает удерживать мои запястья. Он стоит рядом, но уже не наваливается, и я могу свободно двигаться. Но я продолжаю лежать, распластавшись на багажнике внедорожника, прикрыв глаза.

— Сэм… — раздается сзади голос.

Он что-то хочет сказать еще, но молчит. А я, наконец, отлипаю от машины и поворачиваюсь к нему лицом. Он полностью одет, в рубашке и пиджаке. Я опускаю взгляд, и мои губы искажает усмешка. Он даже не снял штаны, просто расстегнул молнию и вытащил член, которые все еще упрямо стоял в боевой готовности.

— Для чего это все? — я резко вскидываю голову, смотря в темные глаза.

Все повторяется. Ночь. Я опять пила текилу. Танцевала. Он снова просто взял и куда-то меня увел. И также, как тогда, резко взял. Не спрашивая. Только в этот раз он еще и наплевал на сопротивление, на мои просьбы остановиться.

Тимур молчит, но и не отводит взгляд. Я зло усмехаюсь. Он ничего не желает объяснять. Не собирается отвечать на мои вопросы. Я благодарю лишь алкоголь в своей крови, который помогает мне удержаться от истерики и выглядеть так воинственно в сложившейся ситуации.

Я стягиваю с себя трусы, неуклюже обтираю сперму с ягодиц и выкидываю их прочь. Оглядываюсь. Мы в лесу. Я чувствую, наконец, и холодный, резкий ветер, который нещадно бьет разгоряченную кожу, и вижу яркую луну высоко в небе.

— Отвези меня домой, — устало, спокойно говорю я, продолжая смотреть наверх, а не на Тимура.

Во мне так много сейчас чувств и мыслей, что я не могу выловить ни одну. Обхожу его, дверь заднего сиденья все еще открыта, и я сажусь в машину, громко хлопая. Через несколько минут Тимур садится за руль и не говоря ни слова, увозит меня прочь от места, в котором он только что в очередной раз перевернул всю мою жизнь с ног на голову.

До дома мы доезжаем достаточно быстро. Или мне так только кажется, потому что я глубоко провалилась в свои мысли. И если меня кто-то спросит, о чем я думала все это время, я не отвечу. Какое-то коматозное, непонятное состояние. Я понимаю, что мы около моего дома, потому что вижу знакомые очертания из окна.

— Что с Верой? — мой голос звучит глухо.

Тимур берет в руки телефон.

— Отпустить. Да, — выключает звонок, а потом уже мне, не оборачиваясь, — позвони ей.

Я набираю номер подруги. Она взволнованно начинает задавать вопросы.

— Со мной все хорошо. Завтра все объясню. Не волнуйся, — как заведенная повторяю одно и тоже несколько раз.

Когда кладу трубку, пробую открыть дверь, но она все еще заперта.

— Открой, — спокойно прошу.

Слышу щелчок, и дверь в этот раз поддается. Я быстро выскальзываю из машины и, не собираясь ничего говорить или чего-то ждать от него, иду в сторону знакомого подъезда. Но он не дает уйти, опять хватает за руку и разворачивает.

Я злюсь, и мой яростный взгляд встречается с его — темным и спокойным.

Он молчит, наблюдая за мной, вглядываясь, будто запоминая. А потом делает резкий шаг, приближаясь и целует. Я смыкаю губы, не поддаюсь. Но он кусает нижнюю губу, и я невольно приоткрываю рот. Его язык вновь у меня во рту, руки на ягодицах, сжимая их, притягивая к себе. Я чувствую, что он опять возбужден. И от его резких, грубых действий возбуждаюсь сама.

Вырываюсь, и он отпускает.

— Что ты творишь? — зло, яростно. — Прекрати! Я молю тебя, прекрати! Я никогда не буду с тобой. Никогда!

Я резко разворачиваюсь и бегу. На шпильках это сложно, но злость — хорошее топливо. Я вбегаю в подъезд, запыхавшись, и только, когда закрывается дверь, позволяю себе перевести дыхание. Из груди вырывается то ли всхлип, то ли стон.

Что я натворила?

Загрузка...