Глава 20. Ненавидеть себя

Утром просыпаюсь от нежных поцелуев. Я лежу на животе и чувствую аккуратные касания на своей спине. Веду немного плечом, желая еще поспать.

— Динь… — возмущенно бормочу.

В следующую секунду резко открываю глаза, поворачиваясь и натыкаюсь на темный, горящий взгляд Тимура. В тот же момент, как я назвала имя мужа, я вспомнила, что было вчера и кто меня сейчас целовал.

По лицу Тимура сложно понять его реакцию. Ничего не говорит, встает с кровати и идет в сторону ванной. Он полностью обнажен, поэтому мой взгляд сосредотачивается на его упругих, невероятно красивых ягодицах, пока он не скрывается за дверью.

Еще несколько минут я лежу в кровати, смотря в потолок и осмысливая все случившееся. Мы спали в гостевой комнате на первом этаже, не в нашей спальне с Денисом, но это никак не уменьшало моей вины в произошедшем. Кажется, вчера все вышло на какой-то абсолютно иной уровень. Теперь невозможно было притвориться, что ничего не происходит, что все еще можно починить, склеить. Нельзя. Больше нельзя.

Встаю с кровати и иду следом за Тимуром. Он уже стоит в душевой кабине, спиной ко мне. Подхожу ближе, любуюсь его поджарым, мускулистым телом. В отличие от моего мужа, у Тимура более сухое телосложение — явно выражены мускулы, пропорции тела и даже вены на руках.

Открыв дверцу душевой, захожу внутрь, вставая сзади Тимура. Медленно провожу пальцами по его спине, понимая, что никогда не видела тела красивее и прекраснее. Один взгляд на него меня невероятно возбуждает, сразу начинает тянуть внизу живота.

Он резко разворачивается, встречаясь со мной глазами. Хищно улыбается, притягивая меня к себе.

Из душа мы выходим только через час, уставшие и довольные. Идем на кухню, чтобы позавтракать. Готовить я особо не умею, поэтому просто жарю нам яичницу и подогреваю хлеб в тостере.

За все утро мы обменялись буквально парой-тройкой слов, и сейчас тоже молчим.

— Я хочу сыграть в твою глупую игру, — я откладываю вилку, впиваясь взглядом в Тимура, который сидит напротив.

Он так долго молчит, что я начинаю хмуриться, подозревая — он не согласится. Но потом все-таки кивает.

— Ты собираешься разводиться? — одним выдохом быстро произношу я, чтобы не передумать.

Этот вопрос тревожит меня все утро. Мое глупое сердце растаяло, услышав его вчерашнее “А что если никогда?”. Но мне нужны были доказательства. Гарантии. Обещания. Хоть что-то. Если Тимур сейчас просто выйдет за дверь, не расставив в наших отношениях хотя бы какие-то ориентиры, я сойду с ума.

Тимур внимательно разглядывает меня.

— Нет, — кратко, лаконично, просто.

Сердце сжимается и останавливает свой бег. Кажется, навсегда. Я делаю глубокий вдох, чтобы не начать задыхаться прямо сейчас, прямо перед ним.

— Почему ты на ней женился? — хрипло спрашиваю я.

— Ты уже задала свой вопрос, — резко говорит он.

— Ответь… пожалуйста, — настаиваю я, не желая сдаваться.

Он раздумывает, а потом кивает, будто что-то решив.

— Хорошо, но ты взамен должна кое-что сделать.

— Что?

— Прекрати сопротивляться.

Я удивленно на него смотрю, но согласно киваю. Мое сопротивление он все равно игнорирует, так что в нем особо нет смысла. А мне очень нужны ответы от него. Слишком сильно.

— Это был договорный брак. У меня были проблемы в бизнесе, а отец Элионы помог их решить.

Задумчиво разглядываю сосредоточенное и слегка напряженное лицо Тимура. Ему не нравятся мои вопросы, а мне — его ответы.

Все это время я даже не предполагала, что это просто фиктивный брак. Брак по договоренности. От этой мысли стало одновременно легче и тяжелее.

— Поэтому ты не можешь развестись?

Он кивнул и продолжил опять есть, показывая всем видом, что отвечать на мои вопросы больше не намерен.

Забираю тарелку, когда Тимур доедает. Он встает и выходит прочь с кухни.

Я напряжена, натянута как струна. Хочу о многом спросить. Но еще больше — ни о чем не спрашивать. Это заразно: он скрытничает, закрывается, игнорирует, и я начинаю делать также, вести себя идентично. Не потому что хочу, а потому что адаптируюсь. Именно так правильно в данной ситуации и только так нужно, никак иначе.

Я не хочу делать шаг навстречу, потому что открыться — значит, проявить слабость. Он будет знать, где у меня болит сильнее всего и, если ударит туда, я не встану. Он уничтожит, сломает, разрушит то, что от меня осталось после прошлой нашей разлуки.

Я не хочу открываться первой: не верю, что ему это все действительно нужно.

Пока я могу жить в воздушном замке из мечт и фантазий, в которых мы с ним можем быть счастливы, а я могу быть им любима. Мне хорошо в этом замке, комфортно, уютно. Узнать правду означает уничтожить это сладкое убежище из иллюзий.

Но правда в том, что Тимур Старцев не умеет любить. Не знаю, что произошло с ним в жизни, почему он стал таким, какой есть. И даже если он способен любить, не уверена, что хочу его любви. Разрушающей, подавляющей, ломающей.

Чувствую как он прижимается ко мне сзади, обнимает. Его горячие руки обхватывают меня, вдавливая в себя сильнее. Дыхание щекочет где-то в районе затылка. Он молчит, я тоже, и мне так нравится. Кажется, чтобы мы сейчас ни сказали, лучше не станет, только хуже.

— Зачем все это? — все-таки тихо говорю я.

Не удержалась от вопроса. Хочу ответов от него. Он сам никогда ничего у меня не пытается узнать. Я могу припомнить лишь несколько раз, когда он действительно проявлял интерес и что-то у меня спрашивал. И я приняла такие его правила игры. Мне казалось, что я тоже не имею право задавать вопросы, интересоваться. Будто в моих вопросах есть что-то неправильное, что-то неуместное. Словно это слабость, проявление чувств, которых он не хочет видеть. Не знаю, почему я так решила. Не умом, скорее, на уровне ощущений.

Я пыталась подстроиться под него, быть достаточной, уместной, желанной. Быть такой, какой он хотел меня видеть. Или… быть такой, какой я думала, что он хочет меня видеть.

Когда я начала влюбляться в него, все, о чем я думала — это как быть равной, заинтересовать, удивить. Мне казалось, что меня самой недостаточно, чтобы он хотел быть со мной и остался. И в общем-то, так и оказалось. Как только я расслабилась, покорилась, поверила, что между нами что-то действительно получится и даже уже получается, он все сломал, раскрошил на части. Без сожалений и объяснений.

Он молчит так долго, что я опять думаю — не ответит.

— Помнишь… как я однажды сказал, что дал тебе возможность уйти?

Я помнила. Это было на благотворительном вечере. Как будто миллион лет назад. Тогда, когда я еще думала, что мы сможем держать дистанцию. Что я слишком люблю мужа и свою новую жизнь, и Тимур не сможет все это разрушить. Как я была глупа.

“— Я дал тебе шанс уйти. Все, что тебе нужно было сделать — исчезнуть и больше никогда не появляться”, — тихо, рычаще, угрожающе сказал он тогда.

— Помню, — хрипло проговорила я.

— Так вот, — он резко развернул меня к себе лицом, посмотрел в мои глаза, обжигая, — больше я такого шанса тебе не дам.

Я замерла, перестала дышать, не понимая, не осознавая.

— Ты шутишь? — облизывая пересохшие губы, недоуменно спросила я.

— Я разве похож на шутника? — резко парировал он.

— Но…

Он не дал договорить, впиваясь в мой рот яростным поцелуем. Грубо, настойчиво погружая свой язык. Будто показывая, что я не должна спорить, не имею права сомневаться.

А мне хотелось спросить о многом, опять. Я мучилась от всей этой неизвестности и недосказанности. Мне казалось, что рой вопросов в голове гудит так громко, что я скоро сойду с ума, если не пойму, не разберусь. Не разгадаю загадку по имени “Тимур Старцев”.

Он оторвался от моих губ и бросив краткое “закрой за мной”, пошел к выходу. Я поплелась следом, не желая его отпускать, ненавидя мысль, что нам с ним надо расставаться. Но промолчала. Таковы были правила игры, которую придумала не я, а он. Он не хотел, чтобы я спрашивала, а я не нашла в себе сил задать вопрос.

Он ушел. Ничего больше не сказав, не пообещав. Я стояла и смотрела на закрытую дверь, не способная сдвинуться с места ни на миллиметр. Окоченевшая, застывшая, растерянная.

Когда мы увидимся? Что будет дальше? Что творится у него в голове? Мне достался самый сумасшедший, непредсказуемый и невероятный мужчина.

Как только он ушел, я почувствовала опустошение. Будто он забрал важную, самую важную часть меня самой.

Прислоняюсь лбом к стене, с болью понимая, что проиграла. Чувства к нему вернулись, если они вообще когда-то исчезали, и, кажется, стали только сильнее. Он ушел несколько минут назад, а мне стало тяжело даже просто дышать без него. Я больше не принадлежала себе, как бы это странно не звучало. Но и его не была — ведь он ушел, оставив меня в моей жизни, ждать своего мужа.

Значит, его устраивал просто секс? Он мог согласиться с тем, что я принадлежала другому мужчине? Почему-то с этой мыслью мне было справиться сложнее всего. С мыслью, что я так мало значу для него: ему безразлично, что меня параллельно трахает и целует другой мужчина. Мне было не все равно. Я ненавидела его жену. Ее имя, образ, сам факт ее существования. Тихо, люто, молча, не признаваясь сама себе. А он… ему все равно…

Весь остаток дня я провела в галерее, стараясь максимально загрузить себя работой и не отвлекаться на мысли о Тимуре. И самое главное, не думать о муже, воспоминания о котором вызывали у меня тревожное предчувствие и беспокойство. Я знала, понимала, что нужно что-то делать. Принять решение. Например, рассказать все Денису? Я не могла больше притворяться, врать. Больше не могла.

Я не была уже уверена ни в чем. Люблю ли я мужа? Должна ли я пытаться сохранить брак? Увижу ли я еще раз Тимура? Как остановить наши странные, безумные отношения? Как не поддаваться ему? Как спастись? Как перестать его любить…

Но, как и когда-то с Майком, сильнее всего был страх. Страх остаться одной. Денис был моим фундаментом, плотом, стеной. Моей опорой. Я не знала, как я буду существовать без него, как я буду одна. Мне казалось, что я не умею, не могу одна. Мне нужен он — стабильный, спокойный, надежный. Тимур не такой. Безумный, непредсказуемый, закрытый — он не тот, с кем бывает хэппи-энд. Но и без него я не могу. Быть без него — это как вырвать сердце из груди и продолжить жить как ни в чем не бывало.

Слишком запутано, слишком сложно. Любой выбор — много “но” и “если”. Любое решение — неправильное, что-то ломающее и разбивающее. Но и жить дальше, спрятав голову в песок, невозможно.

Зазвонил телефон, я взяла его со стола и, посмотрев, что звонит муж, ответила.

— Да?

— Ты где? — голос Дениса звучал резче и жестче, чем обычно.

— В галерее. Что-то случилось?

— Я скоро буду.

— В смы… — в трубке раздались гудки.

Я удивленно посмотрела на экран. Я не ждала Дениса раньше, чем через неделю из Москвы.

Спустя полчаса телефон зазвонил вновь. В трубке раздалось резкое, лаконичное “выходи” и опять гудки. Я нахмурилась, ощущая, как сердце сжимается в дурном предчувствии. Он знает? Подозревает? Мог ли Тим за моей спиной все рассказать Денису?

Вышла на улицу, кутаясь в легкое пальто. Вечером в Питере даже в августе было достаточно прохладно. Быстрым шагом подошла к машине. Денис, на удивление, не спешил, чтобы встретить и открыть дверь, хотя обычно именно так и делал. Я, стараясь не слишком нагнетать ситуацию в мыслях, села в машину. Посмотрела на мужа, который даже на меня не повернулся. Как только я оказалась внутри, резко сорвался с места.

Его пальцы сильно и напряженно сдавливали руль, челюсть сжата, на меня так ни разу не посмотрел.

— Динь… — обеспокоенно прошептала я, уже зная, почему он так себя ведет.

Других причин нет. Иных объяснений не существует. Он знает. Все знает.

Это ужасное ощущение — образовавшейся тяжести и пустоты внутри одновременно. Мне страшно. По-настоящему.

Чего я боюсь? Дениса? Наверное, нет. Мне не нравится сама мысль, что ему все известно — от этого тошно и плохо. С ужасом думаю о разочаровании и ненависти, которые наверняка поселились в его глазах. Может быть, даже отвращение, осуждение. Он будет кричать? Обвинять? Материть? Тошно, как же тошно.

Но Денис продолжает молчать. Бросает на меня быстрый, ничего не выражающий взгляд, делает музыку громче, так что мощные басы оглушают, видимо, показывая, что разговаривать не намерен, и опять внимательно смотрит на дорогу.

Я не знаю, что будет дальше, что мне ждать. Впиваюсь пальцами в ручку сумки, которая лежит на коленях, и невидящим взглядом смотрю на проносящийся мимо город.

Мы едем недолго. Машина резко останавливается, и Денис все также молча выходит из салона. Я продолжаю сидеть, наблюдая за ним. Мы остановились прямо на мосту, на аварийках. Денис подходит к перилам. Уже восемь вечера и вокруг темно. Я медленно выбираюсь на улицу и иду к мужу. Встаю рядом.

Мы на Троицком мосту, смотрим на практически черную Неву впереди и мелькающие огни города. Позади проносятся машины.

— Ты помнишь? — вдруг звучит хриплый голос моего мужа.

— Что? — неуверенно спрашиваю я.

Он резко поворачивается, кажется, злясь, что я задала такой вопрос. Берет меня за руку, сильно сжимая, так что я морщусь от боли, и тянет за собой. Мы проходим десяток шагов, и он останавливается.

— Вот, — резко говорит он и касается замка, который висит на перилах моста.

— Конечно, я помню… — тихо шепчу я.

Наш замок. Мы повесили его здесь после женитьбы. В день свадьбы.

“— Этот замок как символ нашей вечной любви, — голос моего мужа искрится счастьем, а на лице широкая улыбка. — На мосту, где мы с тобой в первый раз поцеловались, — задорно подмигивает он мне.

Я смеюсь, удивляясь тому, какой мой муж романтик и как мне с ним повезло. Он невероятный, восхитительный, самый лучший.

Он берет мою руку, кладет на ключ, накрывает своей рукой, и мы поворачиваем его вместе. А потом также, не разжимая рук, кидаем ключ в Неву.

Я счастливо улыбаюсь, смотрю в глаза мужа.

— Теперь мы вместе навсегда, — тихо шепчет он, целуя”.

Воспоминания, яркие и жалящие, впиваются в меня.

Я верила, что мы с ним — идеально сочетающие пазлы. Никогда между нами не было того сумасшествия, безумия, что с Тимуром. Всегда было хорошо, правильно, и я поверила, что только так и надо.

— Динь… что происходит? — спрашиваю я.

Задать этот вопрос сложно. Очень не хочется. Но так правильно, так нужно.

Денис отворачивается, будто не может больше смотреть на меня. Опять сжимает руками перила. Все тело напряжено, сжато. Потом резко смотрит на меня.

— Я выхожу из проекта в Москве, — чеканит он.

Я пораженно распахиваю глаза. Меня удивляет все: тон моего мужа — резкий, колкий, жесткий, совершенно несвойственный ему, и слова, которые он говорит.

— Как…

— Просто, Саш, просто, — резкость вдруг пропадает из его голоса, но появляется усталость и боль.

Я молчу. Обнимаю себя руками, не зная, что сказать, и страшась спросить.

Он знает? Откуда? Что будет дальше? Мысль, что я потеряю его дарит два полярных ощущения. Первое — облегчение, потому что не надо больше врать и обманывать, я могу поддаться своему безумию под названием “Тимур”. А второе — отчаяние, потому что я не могу остаться без своего мужа. Не могу, я погибну.

Я не понимаю сама себя. Это сложно. Сложно выбирать, я не хочу. Да и между чем и чем я выбираю? С одной стороны — муж, который любит меня и носит на руках. С другой — Тимур, к которому, да, меня тянет, но между нами лишь похоть. Тимур… ничего мне не предлагал и не обещал. Хочу ли я выбрать пустоту и неизвестность вместо равномерной, устроенной жизни с человеком, который так много обо мне всегда заботился?

— Динь… я…

Пытаюсь что-то сказать, сама не знаю что, но чувствую — задолжала ему объяснения.

— Нет, Саш, не надо, — глаза мужа предостерегающе сужаются. — Нет больше Москвы. Нет проекта новой галереи. Ничего нет. Есть мы. Я и ты.

Он говорит так надрывно, так упрямо, будто пытается меня и себя убедить. Сделать эти слова реальностью.

Я смотрю в такие родные глаза и молча киваю.

— Мы уедем… на неделю, на месяц, на год, — продолжает упрямо мой муж. — А может, навсегда, — смотрит на меня, будто ждет подтверждения.

Ему нужна моя готовности бросить все, потому что он готов дать нам еще один шанс. И я чувствую, что Денису важно, чтобы я была готова не меньше, а может, даже больше. Я киваю, бездумно, растерянно, а по щекам текут слезы.

Не успеваю осмыслить, понять, решить. Внутри меня дыра. Яма. Тьма. Только сейчас я вдруг осознаю, в какие руины превратилась моя жизнь. Понимаю наконец, как сильно ранила и уничтожила не одну себя, но и Дениса.

Для него измена — самое ужасное, как повторяющийся кошмар. Его первая жена ему изменила. Я знала, знала, что не имею права его так ранить, так предавать, и все равно это сделала.

Тимур Старцев. Это он. Вновь разрушил мою жизнь. Разломал, разбил. Превратил в руины. Почему? Потому что ему так захотелось. Потому что он решил, что имеет право. Я слабая, глупая, ничтожная… поддалась. Не смогла отстоять себя, противостоять, сопротивляться. Не смогла… И теперь пожинаю плоды в виде своей разрушенной, уничтоженной жизни.

— Мы просто уедем… — лихорадочно шепчет Денис, прижимая меня к себе.

А я закрываю глаза и впервые в жизни молюсь. Во мне нет ни силы, ни смелости, чтобы выплыть, спастись.

Я не могу ненавидеть Тимура. Никогда не могла. Даже, когда говорила ему, что ненавижу, кричала об этом, шипела, на самом деле не ненавидела. Даже, когда думала, что хочу ненавидеть, должна, не могла. Даже, когда было адски больно, не ненавидела. Как будто это чувство было инородным, чужим и во мне просто не приживалось. Но зато сейчас, ощущая, как крепко сжимает меня муж и как напряжено его тело, я, кажется, по-настоящему научилась ненавидеть себя.

Загрузка...