— Погоди, сейчас будет моя любимая часть.
Указав на экран телевизора, расположенного в другом конце комнаты, Иви рассмеялась:
— И потом…
Сайлас тоже улыбался. Они лежали, вытянувшись на больничной койке, под покрывалами, устроив головы на одной подушке и переплетя пальцы. У Иви почти получалось представить, что они — обычная пара.
— «Джуниор Минт»[54] упадет в пациента[55]? — пораженно спросил Сайлас. — Издеваешься?!
— Креймер[56] — это что-то. — Она посмотрела на него. — Наверное, это моя самая любимая серия из всех.
— В голове не укладывается, что я мог пропустить «Сайнфелд»[57].
— Не любишь «Нетфликс»[58]?
— Начинаю, с твоей помощью.
Раздался стук в дверь для персонала, и Иви незаметно посмотрела на часы. Вовремя.
Сайлас оглянулся на звук.
— Войдите.
Иви намеренно не отвечала за него. Было важно, чтобы у Сайласа оставалось ощущение контроля над чем-нибудь, чем угодно.
Рубиз вошла в палату с подносом, полным медикаментов.
— Как у вас дела, ребята?
Рыжеволосая девушка с виду была бодра и весела, но ее взгляд оставался цепким и настороженным… и Иви с интересом наблюдала за своей кузиной в рабочей обстановке. До перехода Рубиз в ВИП-отделение, у них не было общих пациентов, и было радостно видеть, что за внешней личиной оптимиста скрывалась чертовски талантливая медсестра.
— Господин, у меня для вас замечательный коктейль, — сказала Рубиз, поставив поднос на подкатной столик. — Легкое фруктовое вино с нотками лаванды и вишни, и ненавязчивым привкусом миндаля и орехов пекан.
Широким движением она сдернула салфетку из дамаста, которая укрывала шприцы и флаконы. Иви окинула быстрым взглядом лекарства, мысленно сверяя перечень. Да, все на месте. Хорошо.
— Как думаешь, моя кузина будет против, если мы будем тискаться, пока она заправляет твою капельницу?
Сайлас смутился, но потом ответил с улыбкой:
— Рубиз, что скажешь?
— Скажу, что я слишком молода и впечатлительна для подобного разврата. — Рубиз быстро со всем разобралась. — Эй, это эпизод с «Джуниор Минт»?
— Да, — ответил Сайлас. — Смотрю впервые и понимаю, что ажиотаж обоснован.
— Пациент выживет в конце серии…
Рубиз ударила себя по губам и разом побледнела. Но Сайлас просто протянул дрожащую руку и похлопал ее по предплечью.
— Не беспокойся. И, может, ты принесешь мне коробку «Джуниор Минт» вместе со следующей партией лекарств?
Рубиз сделала глубокий вдох.
— Обязательно. Посмотрим, может, удастся протащить «Милк Дадс» и коробку шариков с сухим молоком[59], вдруг они помогут.
Накрыв поднос салфеткой, она бросила на Иви извиняющийся взгляд. Иви послала ей воздушный поцелуй.
А потом они с Сайласом снова остались наедине.
— Обожаю Рубиз, — сказала она. — Она — моя полная противоположность…
— Ты… ты не хочешь больше быть моей медсестрой?
Перекатившись на бок, Иви посмотрела ему в глаза. Скользнув пальцами по его подбородку и горлу, она старалась не замечать тот факт, что щетина перестала расти. Это было вполне естественно для мужчин-вампиров, стоявших на пороге смерти, гладкая кожа на его лице служила еще одним доказательством того, о чем она не хотела думать.
— Я предпочитаю быть твоей подружкой. — Она поцеловала его в губы. — Я все еще слежу за ситуацией. Просто время, проведенное за подготовкой лекарств, ведении твоей карточки и проверкой наличия медикаментов на складе, — это время, проведенное вдали от тебя.
Он кивнул, закрывая глаза.
— Да. Действительно.
Казалось, Сайлас погрузился в свои мысли, и Иви не мешала ему. Она заметила, что он часто так делал… молчал и уходил в себя, чтобы потом обратиться к ней с шуткой, комплиментом или вопросом.
— Могу я задать вопрос? — спросил он.
— Любой. — Она взяла его за руку. — О чем речь?
Сайлас медлил, и она не собиралась торопить его.
— Ты оказывалась в подобной ситуации… с другими пациентами?
— Да.
— И что ты… что ты им говорила?
— О самом процессе умирания?
— Да.
Боже, она ненавидела обсуждать с ним эту тему. Но эта ужасная вещь, с которой она была знакома непонаслышке, для них носила не просто гипотетический характер. Этот разговор был не из разряда сближающих, как, например, обсуждение того, сколько детей они хотели бы завести в будущем или где они будут жить.
— Ты можешь быть честна со мной. — Сайлас посмотрел на нее. — Я знаю, что просто не будет.
— Во-первых, я бы не стала проявлять неуважение, скрывая или пытаясь завуалировать правду. И, во-вторых, как правило, я не сосредотачиваюсь на конце. Я пытаюсь обратить внимание пациента на текущий момент. Я честно говорю пациентам, что мы никак не можем остановить необратимые процессы в их организме. И потом спрашиваю, что они хотят сохранить, какую свою частицу? Что они считают самым важным в себе? Что мы могли бы помнить и почитать? Кого им нужно было увидеть? Кого бы они хотели видеть? Реальность для умирающего человека, который пока еще жив, ничем не отличается от реальности живого человека, который когда-нибудь неизбежно умрет. Понимаешь, что я имею в виду?
Сайлас кивнул и закрыл глаза.
Сердце разрывалось от осознания, что он словно постарел на сто лет за последние сутки.
Было сложно сдерживаться и не зареветь… но она не могла позволить себе это в его присутствии. В календарном смысле она знала Сайласа всего ничего, но она хорошо изучила его характер, и, увидев ее слезы, он потратит остатки сил на то, чтобы успокоить ее.
Смотря на темные ресницы, лежавшие на его щеках, она твердо верила, что Дева-Летописеца целенаправленно свела их вместе: кто-то должен был помочь ему отойти в Забвение… а она должна была познать любовь.
Как бы ненавистно ни было признавать, но под своей жесткой я-не-так-романтична-как-Рубиз броней скрывалось одиночество. Тихое, одинокое место, и она сомневалась, что судьба дарует ей что-то посерьезней интрижки на одну ночь.
Разумеется, то, что она получила, имело обратную, далеко не радужную сторону, не так ли?
— Я прожил долгую жизнь. — Голос Сайласа был слабым, и он сделал пару медленных вдохов. — Многое повидал. Столько всего изменилось за последние четыре столетия. Я знал хороших людей и знал плохих, совершал поступки, которыми горжусь, и те, о которых жалею. Я ничем не отличаюсь от остальных.
— Чем ты хотел бы запомниться? — прошептала она.
Подняв веки, он встретил ее взгляд.
— Моя любовь к тебе. — Он медленно моргнул. — Я хочу, чтобы меня помнили за любовь к тебе. Из всех мест, где я побывал, и людей, которых знал, из всего, что я сделал… любовь к тебе характеризует меня лучше всего прочего. Ты — лучшее во мне, часть меня, часть моей души. Любовь к тебе… составляет суть меня.
Иви расплакалась, хотя понимала, что не стоит уступать эмоциям.
— Сайлас…
— Прошу, не забывай меня. Знаю, наверное, я должен сказать, чтобы ты двигалась дальше и вспоминала то короткое время, что было даровано нам… просто… сохрани меня в своем сердце, куда бы ты ни отправилась. Это станет той жизнью, которую я хотел прожить, наслаждаясь временем и здоровьем рядом с тобой.
— Обещаю, — выдохнула она. — Я никогда, ни за что тебя не забуду.
Когда он не ответил, Иви взяла его ладонь и положила поверх своего сердца.
— Здесь. Ты здесь навечно.
— Я постараюсь вернуться к тебе, — прошептал Сайлас. — Во снах… я найду тебя… в твоих снах… люблю… тебя… дорогая… Иви….
Внезапно заверещало оборудование за койкой, многочисленные сигналы тревоги звали на помощь.
Когда Рубиз и три других медсестры влетели в палату через дверь для персонала, Иви подскочила на колени и быстро оценила ситуацию. Остановка сердца. Его сердце не билось.
— Опустить койку! — рявкнула она. — Опустите мне койку!
Короткое мгновение медсестры и ее кузины стояли, не шелохнувшись. Но потом сразу перешли к действиям. Иви проверила дыхательные пути Сайласа и затем склонилась над ним, чтобы начать непрямой массаж сердца.
— Где реанимационная тележка?! — закричала Иви, делая ритмичные нажатия на его грудь. — Нам нужен дефибриллятор! Сайлас! Останься со мной… не уходи, еще рано, оставайся со мной…
***
К трем часам утра Сайласа удалось стабилизировать… это были хорошие новости. Плохие? Он так и не пришел в сознание, и пришлось подключить искусственную вентиляцию легких.
Его бедное сердце не выдержало натиска вышедшего из-под контроля иммунитета, мускулы просто отказались дальше выполнять свою функцию. В тот момент ситуацию спас лишь комплекс последовательно вводимых препаратов… и кровь, которую она умудрилась спустить по его пищеводу примерно два часа назад.
Но это — кратковременное решение проблемы, и это понимали все.
Хэйверс был на операции, а потом ассистировал при сложных родах, поэтому сейчас они просто ждали его заключительной оценки того, что все медсестры, включая саму Иви, знали и без него.
Во всех смыслах Сайлас уже ушел.
Осталась только погибающая оболочка.
Иви села на край койки и взяла его безжизненную руку.
— Сайлас, я люблю тебя. Я так рада, что мы встретились.
Сейчас она не стала сдерживать слезы, хотя она верила, что пациенты, пребывающие в коме, осознают происходящее вокруг, несмотря на отсутствие сознания.
Почему им приходится прощаться так рано…
— Иви?
Услышав тихий голос, она подняла взгляд. Рубиз стояла с другой стороны койки, обхватив себя руками и подавшись всем телом вперед, словно пыталась привлечь ее внимание как можно деликатней.
Иви ладонями вытерла лицо и попыталась выдавить улыбку.
— Привет. Как дела, кузина?
Или что-то в этом духе. Она плохо понимала, что говорит.
— Кое-кто хочет увидеть тебя.
— Да. Конечно. Сейчас.
Она не подумала спросить, кто пришел. С другой стороны, ее не волновало ничего, только эта больничная койка.
— Где?
— В коридоре.
Рубиз кивнула в сторону выхода из палаты. Иви встала и смахнула слезы, упавшие на униформу. Потом двинулась вперед, переставляя ноги, через арочный проем и гостиную, в коридор…
Она застыла как вкопанная.
— Я подумала, что сейчас тебе нужен дуб, на который можно опереться, — нежно сказала Рубиз позади нее.
Отец Иви стоял посреди коридора, байкерскими ботинками на дорогой ковровой дорожке, упершись руками в бедра, его татуировки блестели под низким потолочным светом, ведь он, разумеется, пришел без куртки.
Иви благодарно сжала руку кузины и бросилась к своему отцу.
Она врезалась в него как автомобиль на полном ходу. И, как бетонная опора, ее отец не сдвинулся ни на дюйм. Он просто обернул массивные руки вокруг нее и прижал к себе.
— Он умирает. Папа, он умирает…
Отец не сказал ни слова. Он позволил своей силе говорить за себя и не дал ей рухнуть прямо посреди коридора.
— Я так сильно его люблю, — повернув голову на бок, она крепко зажмурилась. — А он умирает…
Они очень долго стояли вот так, и она смутно осознавала, как мимо них, крадучись, проходили люди, но она ничего не замечала.
А потом, позже, намного позже, Иви поймет, что именно тогда окончательно повзрослела. Стоя в коридоре, в объятиях отца, она вступила во взрослую жизнь.
Дело в том, что когда ты молод и обращаешься к родителям за поддержкой, в девяти случаях из десяти они могут решить любую твою проблему. Починить сломанный руль на паруснике. Заклеить порез пластырем. Накормить — когда ты голоден, уложить спать — когда устал, составить компанию, когда ты чувствуешь себя одиноко. Они помогут найти потерянную вещь, прогонят все бури, купят мороженое, когда тебя кто-то обидел.
Когда ты ребенок, родители являются проводником все-будет-в-порядке в твоей жизни.
Но опираясь сейчас на отца, Иви была уже взрослой.
Он не мог решить эту проблему, и она прекрасно знала это.
— Малышка, мне так жаль, — сказал он осипшим голосом. — Мне так жаль…
Они разорвали объятия, и Рубиз отвела их в конференц-зал, чтобы они могли поговорить наедине. И когда они устроились за круглым столом, Рубиз оставила их, отправившись к Сайласу… за что Иви была благодарна. Не то чтобы она не доверяла другим медсестрам… она вообще никому не доверяла так, как своим родственникам.
— Сколько ему осталось? — спросил Хира.
— Немного. — Она потерла лицо. — Конец приближается слишком быстро. Я хочу, чтобы он перестал страдать, и в то же время хочу, чтобы у нас в распоряжении было больше ночей вместе.
— Он показался мне хорошим парнем.
— Он был… он есть… — поправила она себя. — Он — замечательный парень.
— Твоя мамэн хотела прийти, но она сама не своя.
— Я бы не хотела, чтобы она видела меня зареванную. И я также уверена, что тебе это тоже не нужно.
— Знаешь, Иви, я очень горжусь тобой. — Его голос осип, и он взял ее за руку. — Ты — достойная женщина. И сам факт, что ты не убегаешь от этого? От него? Когда Рубиз позвонила мне, меня одолела печаль. Но потом, когда она сказала, что ты останешься с ним, я подумал, что это — моя дочка. Женщина, которую я вырастил. Мы с тобой похожи, всегда были… черт, учитывая, как ты себя ведешь в этой ситуации… на самом деле, ты сильнее меня.
— Папочка, никто не может быть сильнее тебя.
Он сжал ее ладонь.
— Иви, взгляни в зеркало.
Когда отец ушел спустя сорок пять минут, Иви подумала, что этот его визит — наверное, самое лучшее, что он когда-либо сделал для нее. Ведь он не из тех, кто любит «приятные глазу» больничные помещения, и, видит Бог, ненавидит всеми фибрами души все, что имеет отношение к медицине.
Черт, пару раз он даже сам вправлял себе кости — лишь бы не ехать в клинику.
Порой простой визит может значить очень много.
Хира ушел не потому, что близился рассвет; нет, он скорее почувствовал, как ей сложно находиться вдалеке от Сайласа.
Когда Иви проводила его до одного из лифтов, то решила, что после смерти Сайласа она вернется в родительский дом на пару дней. Она сойдет с ума даже от мысли, что придется остаться одной в пустой квартире.
Иви поспешила в ВИП-отделение и, попав в зону, направилась по коридору для родственников — ведь так было быстрее.
И, толкнув дверь в его палату, застыла на входе.
Хэйверс сидел в гостиной на шелковом диване, скрестив ноги в коленях, его очки в роговой оправе были сняты, и он потирал переносицу.
Заметив её появление, он надел очки и поднялся.
Сердце Иви застучало набатом в груди. Насколько она знала, они подошли к финальной черте, и она не хотела слышать правду, которую понимала в глубине души. Она не хотела слышать, что пришло время отключить его от аппарата жизнеобеспечения. Она просто не вынесет самой мысли, что…
…пора прощаться.
— У меня есть идея, — сказал целитель. — Радикальный метод, никто еще не пробовал такого. Но у меня есть идея, которая может сработать в его случае.