Стоя снаружи стерильного бокса, Иви через стекло смотрела на больничную койку. Сайлас казался таким маленьким в ней, таким одиноким, она так хотела войти внутрь и сесть возле него. Но начался инфекционный контроль. Она могла надеть защитный костюм и предпринять все меры предосторожности, но, по сути, чем меньше людей вступает с ним в контакт, тем безопасней для Сайласа.
Она не знала, сколько сейчас времени на часах. Какой день на календаре.
Она смутно осознавала, что Рубиз приходила через равные промежутки времени — убедиться, что она ела и пила, но последние двенадцать часов прошли для нее как в тумане.
Сайлас подвергся ударной дозе химиотерапии, и препараты выполнили свою функцию за несколько часов, уничтожив вредоносные иммунные клетки… и много чего полезного.
Она не понимала, как он остался жив. Сейчас они наполняли его тело жидкостями, пытаясь помочь печени и почкам, а вокруг его головы лежал холодный компресс — чтобы замедлить циркуляцию крови.
Не в первый раз ее посещала мысль, что они убивают его — просто иным способом. Что, если он станет «овощем»? Живой и при этом мертвый — ведь его личность будет потеряна безвозвратно, мозги и органы выжжены химиотерапией…
— Иви, они везут костный мозг.
Услышав голос Рубиз, она подпрыгнула.
— Прости, я…
Ничего не соображаю.
Ее кузина нежно улыбнулась.
— Все нормально.
И вот оно.
Пакет для внутривенного вливания, который с таким же успехом мог быть наполнен вишневым соусом или раздавленными помидорами. А может, даже, эмульсионной краской, замороженной и лишенной первоначальных свойств.
Медсестра, которая несла пакет, была одета в белый защитный костюм, ее лицо и волосы укрыты маской и капюшоном, на ногах — бахилы. И проходя мимо, она подняла пакет, показывая его Иви как воплощение надежды, любви, возможного будущего вопреки всем трудностям.
Иви кивком поблагодарила ее.
А потом наблюдала, как медсестра заходит в герметичную комнату перед палатой. Там ее ждали другие члены персонала в аналогичных одеждах, и медсестра направилась к кровати Сайласа.
Когда донорский костный мозг подцепили к главному венозному катетеру, Иви, качая головой, посмотрела на кузину.
— Донор — хороший парень. Щедрый. Я сказала ему… ну, насколько это важно для меня, чтобы он понимал, что не может быть его вины в неудачном исходе. Я снова и снова повторяла, насколько мы с Сайласом благодарны за его щедрый дар — вне зависимости от конечного результата.
Она была в операционной с Раном, когда брали трансплантат, потому что она хотела поддержать его и как-нибудь поучаствовать в процессе… а быть рядом Сайласом она не могла.
— Твой папа снова звонил, — сказала Рубиз. — И мама.
— Они — замечательные. Ты сказала им, что я в порядке?
Рубиз, ты солгала ради меня? — подумала она.
— Да. Я солгала.
Когда кузина посмотрела на нее с грустной улыбкой, Иви приобняла женщину. Забавно, за все это время, с самого их детства, Иви… ну, не то чтобы заклеймила Рубиз как оптимистку в розовых очках и рассеянную особу, но уж точно считала, что кузина слабее характером, чем она сама.
Ошибочно. Рубиз доказала, что сделана из того же гранита.
Хотя ее внешняя оболочка была яркой и задорной, как и ее рыжие кудряшки, внутри нее скрывался твердый стержень.
— Рубиз, я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, Иви.
Иви перевела взгляд на трубку, идущую от пакета, который сейчас висел вместе с другими жидкостями, вводимыми внутривенно через распределительное устройство, а потом посмотрела на другой ее конец, подцепленный к порт-системе, и молилась, чтобы все сработало.
Если получится, то Сайлас не станет осуждать ее.
***
Время тянулось с черепашьей скоростью.
Члены медперсонала были очень внимательны, поставили койку снаружи стерильного бокса, прямо к стеклу, чтобы Иви, устроив голову на подушки, могла открыть глаза и сразу увидеть Сайласа.
Ей приносили еду. К ней приходили родители. Другие ее родственники.
Донор заходил пару раз. Приходили терапевты Братства Черного Кинжала для консультаций. Медсестры в белых защитных костюмах заходили в его палату. Приходил Хэйверс.
Чтобы не разрушить собственное тело, Иви выработала график питания, душа и сна, в прямом смысле устанавливая таймеры на айфоне, чтобы сосредоточиться на базовых потребностях своего организма. Ей приносили одежду из дома, и она была уверена, что над горячими блюдами в ее рационе работал весь персонал… но было так сложно за всем уследить.
У нее словно была высокая температура, ее как бы вынесло на безлюдный остров посреди океана, и все привычное оказалось на внушительном расстоянии — еда, разговоры, движения.
Она могла думать лишь об одном: каком-нибудь знаке, который дал бы надежду.
Легкое движение руки или ноги, которое носило бы осознанный характер. Анализ крови, который сообщил бы, что новая иммунная система прижилась в его теле. Сигнал на мониторе, сообщающий, что главные органы возвращались к жизни.
Она переживала немыслимый стресс и страдания, и на задворках сознания понимала, что хотя она искренне сочувствовала семьям своих пациентов, знала, через что они проходили, могла встать на их место… все это было полной чушью.
Невозможно представить, что это такое, пока сам не пройдешь по той же дороге в ад. Мозг непроизвольно цеплялся за каждую крупицу информации, а надежда попеременно уступала место чувству потери. И только ты решил, что больше не протянешь и ночи в таком режиме… часа… секунды…
Ты встаешь, чтобы съесть что-нибудь безвкусное, потираешь красные глаза… и возвращаешься к прежнему ритму.
На этой ноте она посмотрела на айфон. Вторник. Сегодня вторник.
Прошло три дня после трансплантации.
Семьдесят два часа.
— Я принес тебе кофе.
Повернувшись, Иви подняла взгляд. Это был Хэйверс, и он выглядел таким же измотанным, какой она себя чувствовала.
— О, спасибо.
Она не хотела кофе, но нуждалась в жидкостях, поэтому взяла кружку и сделала глоток. Кофеин был подарком небес, и она была поражена одним фактом, что целитель сам решил принести ей что-то.
Они оба сосредоточились на Сайласе.
— Что вы думаете? — спросила Иви.
— Не знаю. Я жду признаков изменений.
— Как долго?
— Сложно сказать. У людей это занимает пару недель, но наш организм действует по иному принципу, поэтому примера для сравнения нет.
Они просидели так очень долго, Иви — скрестив ноги в позе йога под больничным одеялом на кровати, которая также служила для нее и диваном, и столом, а Хэйверс стоял рядом с ней, с прямой спиной и галстуком-бабочкой на шее.
— Спасибо за попытку, — сказала она хрипло.
— Я просто молюсь, чтобы это сработало.
— Я тоже.
В их голосе звучала покорность судьбе — первый признак того, что они начали свыкаться с, по всей видимости, трагичным провалом.