Утром следующего дня Оксана встала первой. Она хотела уйти на работу раньше, чем проснется муж.
Но только она поставила чайник на плиту, как Виктор вышел из спальни. Оксана промолчала на его «Доброе утро» и принялась готовить кофе.
И тут зазвонил телефон. Виктор выбежал из ванной и хотел первым поднять трубку, но его опередила Оксана.
— Алло!
В трубке слышалось лишь спокойное и, как ей показалось, надменное дыхание.
— Я вас поняла, — с милой улыбкой ответа Оксана и положила трубку.
Виктор растерянно улыбнулся. Глаза его забегали.
— Кто это был?
— Тебе не обязательно знать.
— Но мне должны были звонить по делу.
— То-то я смотрю, ты так быстро бросился к телефону.
— Я всегда, когда речь идет о деле, не терплю проволочек, — почему-то принялся оправдываться Виктор.
— Но это звонили не по делу и не тебе, а мне.
— Так кто это был? — все допытывался Виктор.
И тут у Оксаны сдали нервы.
— Это звонила одна моя подруга.
— Кто?
— Ты ее не знаешь.
— И что она тебе сказала?
— Так вот. Она видела тебя три дня тому назад в Москве вместе с твоим референтом Эллой Петраковой.
— Этого не может быть! Тогда я еще был в Варшаве.
— А вот этого я не знаю, — сузив глаза, прошипела Оксана и сжала кулаки. — Если мне говорят, то я верю людям. Ей нет никакого смысла мне врать.
— Так кто же это, черт возьми? — Виктор схватил Оксану за руки.
Она тут же укусила его за плечо и вырвалась.
— Не прикасайся ко мне!
— Да я был в Варшаве!
— Нет, она отчетливо разглядела вас. Вы сидели в микроавтобусе и целовались, — добавила Оксана. — А еще она мне рассказала о множестве интересных вещей.
— У тебя нет подруг, которых я не знаю.
— Есть-есть, — засмеялась Оксана сатанинским смехом, — и мне даже кое-что рассказали о твоих похождениях в Польше.
— Да почему ты веришь. Оксана, ей, а не мне? — Виктор уже разозлился не на шутку.
— Потому что я знаю тебя, и ты никогда мне не скажешь правду сам.
— Что? Что тебе рассказали? — по глазам Виктора Оксана поняла, что тот боится, и она в самом деле могла узнать много интересного о его командировке.
— С тобой это уже не первый раз, — напомнила Лозинская.
— Ну да, было однажды… ты же сама знаешь. Еще до того, как мы с тобой поженились. Но я же любил тебя.
— Любил? — переспросила Оксана.
— Я люблю тебя и сейчас. Но тогда я хотел проститься со своей холостой жизнью, и та женщина ничего для меня не значила.
— Да, может быть, — усмехнулась Оксана. — А Элла? Ты, между прочим, во сне называл ее имя, — соврала она.
Женщина забежала в спальню и схватила чемодан Виктора.
— Ты можешь хотя бы распаковать чемодан?!
— Раньше это ты иногда за меня делала.
— А теперь я боюсь туда заглядывать. Я боюсь открыть крышку и увидеть случайно туда попавшее женское белье! — закричала Оксана и, расстегнув чемодан, высыпала все его содержимое на кровать.
Ничего предосудительного внутри не оказалось.
— Да успокойся ты! — закричал на нее Виктор схватил за руки и прижал к стене. — Ты можешь немного помолчать?
Оксана кивнула.
— Говори, я тебя слушаю. Если только тебе есть что сказать в свое оправдание.
— Прежде всего, хочу, чтобы ты успокоилась и подумала, а не обвиняла меня во всех смертных грехах.
Оксана кивнула.
— Мы можем поговорить с тобой спокойно?
— Конечно, — отвечала женщина, хоть и чувствовала, что готова вот-вот сорваться на крик.
Виктор какое-то время гладил ее руку, затем попытался обнять.
— Не нужно, — попросила Оксана, — ты хотел говорить. Я слушаю.
— Да ничего не было, Оксана. Нас просто хотят поссорить.
Женщина уже готова была сказать, что все придумала про свою мифическую подружку, про ее рассказ о Викторе, но вдруг словно черт толкнул ее под руку.
— А как же фотографии? — спросила она.
И тут страх, до того неприкрытый, что не мог остаться незамеченным, промелькнул во взгляде Виктора. Он судорожно дернулся.
— Какие фотографии?
— Ты лучше меня знаешь, Виктор, — продолжала свою игру Оксана.
— Не понимаю, о чем ты?
— Ну как же, фотографии есть. Может, мне их тебе показать?
Конечно же, Оксане не стоило так настойчиво подталкивать своего мужа сознаться в измене. В конце концов, чего только не случается в жизни?! Но она уже вошла в свою роль и готова была его изобличать сколько угодно. К тому же, тут не нужно было ссылаться на саму себя, было достаточно и упоминания о мифической подруге, посвященной во все тайны его жизни.
— Ну хорошо, — успокоительно проговорил Виктор Лозинский.
— Ничего хорошего, — отвечала Оксана, готовая вот-вот расплакаться.
— Давай, давай посмотрим твои фотографии. Что там может быть? — голос мужчины задрожал.
— Сейчас посмотрим… — проговорила Оксана.
Она пошла в гостиную и схватила с полки шкафа сумочку.
— Сейчас, сейчас я тебе покажу!
Из ее трясущихся рук начали падать на пол маникюрный набор, пустая пачка сигарет, за ней связка ключей.
Виктор бросился их поднимать.
— Ну что же, давай, давай свои фотографии!
Оксана поняла, что еще мгновение — и она сдастся. Тогда она выкрикнула:
— Да я не могла на них смотреть! Я их сожгла! Эту мерзость… Вас там была целая куча и ты вместе с этой Эллой! Одна фамилия чего стоит — Петракова. Если бы ты это проделывал с ней еще наедине, я бы поняла, но при всех!? Она сидела в одном белье, а ты…
Виктор отвел взгляд и тяжело вздохнул.
— Да у нас там была целая куча народу. Они ввалились в номер и притащили с собой море выпивки. Что ты приказала бы мне делать, если от них зависел успех сделки?
— Ах, так?! — злобно выдохнула Оксана. — Ты говоришь, у нас в комнате? Я только и слышу — «у нас», «с нами», «у нас была целая куча народа», «у нас в комнате»… Почему-то обо мне ты никогда не говоришь так. Ты всегда стараешься отделиться от меня и говоришь «я», «она». А тут о каком-то референте только «мы».
Виктор понял, что сморозил глупость, но остановиться уже не мог. Он с ужасом в глазах смотрел на то, как Оксана одну за другой бросает в чемодан свои вещи.
— Но Оксана, пойми, это все касалось дела. Я никогда бы себе не позволил ничего, если бы не знал, что это пойдет на пользу работе.
— Ах, да, так значит, разврат идет на пользу работе? А дома у тебя даже не хватает времени, чтобы сказать мне пару ласковых слов.
— Оксана, фотография — это одно, но если бы ты слышала о чем мы говорили, ты бы поняла — это сугубо деловой разговор. А то, что Элла напилась и выделывала всякие глупости — тут не моя вина. В конце концов, когда она трезвая, то не позволяет себе ничего дурного.
— Ах, так мне еще нужна была и магнитофонная запись вашего разговора? Да на кой черт она мне сдалась? И так по вашим рожам не трудно было догадаться, что говорили вы не о деле.
Оксана бросила в чемодан несколько пакетов с бельем и косметикой.
— Погоди, не горячись, — еще пытался образумить свою жену Виктор Лозинский.
Оксана набросила на плечи куртку и, взяв чемодан, вышла в прихожую. Она уже понимала, победа над мужем близка. Сейчас он бросится утешать ее, заверять в любви, просить прощения. А она, еще немного поломавшись, даст себя уговорить и поцелует его. В конце концов, мало ли что могло случиться в синем микроавтобусе, мало ли какая глупость могла прийти в голову Виктору. Она была готова его простить, но только при одном условии: если он не станет унижать ее своими извинениями, если он даст ей понять, что с Эллой у него не было ничего серьезного.
Оксана сделала вид, что никак не может найти свой бумажник.
Виктор поднял его с ковра в гостиной и подал жене.
— Оксана, остановись, не нужно так.
Та гордо выпрямилась и снисходительно посмотрела на мужа.
— Теперь ты понимаешь, что вместе мы быть не можем.
Лозинский устало опустился на узкий диванчик, стоявший возле столика с телефоном.
— Оксана, я не хочу тебе врать…
Эти слова больно ударили по сердцу женщины.
«Так значит я не ошиблась! И не только в автобусе, не только после приезда в Москву, но и там…»
Но муж не дал ей додумать:
— Я чувствовал себя страшно одиноко, я так устал от дел… А тут еще пришлось вести ее в номер. Она была пьяна. Короче, я не выдержал. Но прошу тебя простить меня и обещаю — такое больше не повторится. Я люблю тебя, — Виктор сидел, глядя себе под ноги, нервно сжимая и разжимая кулаки.
— Ах так, теперь ты говоришь мне, что-то было? И к тому же вполне определенно. А начинал — это все дела…
— И как ты такое могла про меня подумать?
— Ты мерзкий тип, Виктор. И если думаешь, меня тронули твои слова — ошибаешься. Ты каждый день устаешь, каждый день у тебя дела. И если Элла Петракова может тебя развлечь, то пожалуйста, не буду вам мешать.
— Куда ты пошла?! — Лозинский вскочил и схватил жену за руку.
Но та зло вырвалась и оттолкнула его от себя.
— Ты мне противен! Я не собираюсь сидеть и слушать твое жалобное поскуливание насчет одиночества и усталости.
— Прости меня, больше этого не будет.
— Сколько раз мне уже приходилось слышать эти слова!
Оксана еще раз смерила взглядом вконец потерявшего гордость Виктора и, чтобы досадить ему еще больше, бросила:
— А между прочим, не было никакого звонка, не было никаких фотографий, — и не дожидаясь пока Виктор ей что-нибудь ответит, Оксана хлопнула дверью.
Она стремглав сбежала с лестницы и, боясь, что муж ее нагонит, махнула первой попавшейся машине. За рулем оказался молодой солдат. Он рад был услужить привлекательной женщине.
Виктор видел через окно, как Оксана садилась в машину, и зло прошептал:
— Какой же я дурак! Почему я ей все рассказал?
Затем он подошел к ночному столику у изголовья кровати и, заглянув в него, обнаружил две пустые бутылки из-под вина. Бокал оказался только один. Он взглянул на фотопортрет Оксаны, висевший у большого настенного зеркала. Его жена смотрела с фотографии на своего мужа веселым смеющимся взглядом. Но теперь улыбка показалась Виктору издевательски-презрительной.
Схватив одну из бутылок за горлышко, он запустил ее в стену. Брызнуло стекло, посыпались осколки. Металлическая рамка разъехалась и из нее мягко спланировал на усыпанный стеклом пол черно-белый фотоснимок.
— Вот так, — сам себе сказал Виктор, — кончается все хорошее. Любовь переходит в ненависть, дружба — во вражду. Скольких людей я успел уже потерять? А с годами находить новых друзей становится все труднее и труднее. Но ничего, — вздохнул он, — если этому было суждено случиться — значит, оно случилось. И я ничего не могу предпринять. Днем раньше, днем позже…
Он подошел к телефонному аппарату, поднял трубку и набрал номер.
— Элла? — немного грустным голосом проговорил он.
— Почему ты такой нерадостный? — услышал он знакомый голос.
— Потому что я выполнил твою просьбу.
— Какую?
— Я обо всем рассказал Оксане.
Элла явно онемела от изумления. Она-то и не думала, что Виктор на такое осмелится.
— Ты рассказал ей все?
— Я сказал, что люблю тебя.
— А она?
— Она ушла из дому.
— Надолго?
— Я думаю, навсегда.
— Подожди, я сейчас к тебе приеду, — заторопилась Элла, — вот только отпущу посетителя и сразу же буду. Ни куда не уходи, ничего не предпринимай без меня.
— Я за этим и позвонил тебе.
Конечно, Оксана погорячилась, сказав Виктору, что ей есть куда ехать. Единственным адресом, по которому она могла отправиться, был адрес ее подруги Валентины Курловой, принципиально незамужней женщины, на два года старше самой Оксаны.
Та ничуть не удивилась, увидев подругу с чемоданом в руках на пороге своей квартиры в Теплом Стане.
Оксана впопыхах даже забыла ей предварительно позвонить.
— Я не буду спрашивать, Оксана, не собралась ли ты в отпуск, — рассмеялась Валентина Курлова, приглашая подругу зайти в дом.
— Да, — вздохнула та, — я ушла от Виктора.
— Это, разумеется, не лучшее решение, но ты права: если бы ты это сделала немного раньше, я бы тебя даже похвалила.
— Мне очень неудобно, Валентина, но не могла бы я пожить у тебя какое-то время.
— Была бы тебе благодарна, Оксана. Я и так страшно скучаю из-за одиночества. Тут такая даль, что никто из знакомых не добирается. Я или сама хожу в гости, или сижу одна.
Оксане сразу же сделалось стыдно за то, что она так редко навещала Валентину с того времени, как вышла замуж…
Чемодан занял место в большом стенном шкафу в прихожей, и обе женщины отправились на кухню, чтобы немного посплетничать.
Квартира у Валентины была по московским меркам вполне приличная — двухкомнатная. Большая гостиная и маленькая спальня, в которой едва помещалась огромная кровать и небольшой гардероб, Больше всего Валентина Курлова любила в своей квартире кухню. Вот она-то была обставлена со вкусом и с размахом. Столько технических приспособлений, всяческих миксеров, кофемолок, кухонных машин, освежителей воздуха нельзя было бы найти в отделе сложной бытовой техники в одном отдельно взятом магазине.
Узнав о причинах ухода Оксаны от мужа, Валентина засмеялась.
— А твой Виктор — козел. Настоящий козел.
— Вот и я удивляюсь, — развела руками Оксана. — Как я раньше этого не разглядела?
— Тебе никогда не везло. Вспомни, еще в институте… Ты завела роман с этим… как сто… — Валентина щелкнула пальцами, пытаясь припомнить имя бывшего поклонника своей подруги.
— А, черт с ним, я уже и сама не помню, — смеялась Оксана нервным смехом, уже поверив в то, что окончательно рассталась с Виктором.
— Да, на козлов тебе везло, — Валентина разливала кофе по чашкам, — тебе бы стоило, дорогая, прежде, чем выбирать себе мужчину, советоваться со мной.
— Тогда бы я никогда не вышла замуж.
— А так? Неужели тебе от этого стало легче? Ну что ты хорошего видела от своего Виктора? Только потеряла три года жизни.
Оксана пожала плечами и сжала в ладони маленькую чашечку с кофе, ощутив ее приятную теплоту.
— Я сама удивляюсь, как я могла прожить столько времени с этим ублюдком.
Оксане словно доставляло удовольствие называть своего мужа всякими нехорошими словами. В этом и впрямь было что-то сладостное. Ведь раньше она не могла себе такого позволить.
— Ты думаешь, он сейчас переживает? — спросила Валентина.
— Надеюсь.
— А я думаю, что нет. Скорее всего, побежал к своей любовнице и принялся выхваляться перед ней, какой он смелый, все тебе рассказал, и ты ушла из дому. Вот можешь мне верить, а можешь нет, сегодня он обязательно проведет ночь с ней, и к тому же в вашей постели, Валентина громко расхохоталась и закурила.
Дым от длинной черной сигареты тонкой струйкой потянулся во включенную вытяжку над плитой.
— А мне все равно, — ответила Оксана. — Пусть спит теперь хоть с самим чертом. Мне он безразличен.
— Ой ли, ой ли, — покачала головой Валентина Курлова, присматриваясь к своей подруге, — то-то у тебя нижняя губа задрожала, как я тебе сказала про Эллу. Все наши женские беды, — продолжала развивать свою мысль Валентина, — от того, что многие из нас считают обязательным, необходимым, просто неизбежным выходить замуж.
— Но ты же знаешь, я не такая.
— Нет-нет, можешь меня не уговаривать. Я же вижу, как ты боишься, переживаешь. Ты тоже относишься к женщинам, которые боятся остаться одни.
— Нет, я не из таких. Я умею зарабатывать себе на жизнь, к тому же неплохо. Меня никогда не привлекали готовка и стирка, меня силой не заставишь сидеть дома.
— Да, но ты изменяла своему мужу? — тут же поставила вопрос ребром Валентина.
Оксана набралась храбрости и твердо сказала:
— Да.
— Сколько?
— Два раза.
Это бесхитростное признание заставило Валентину Курлову громко расхохотаться.
— Сколько-сколько? — переспрашивала она.
— Два раза, — уже обидевшись, повторила Оксана. — И к тому же, учти, оба раза были бессознательными.
— Ты что, находилась без сознания?
— Да нет, в трезвом уме и твердой памяти…
— А твой козел, думаешь, сколько раз тебе изменял? Думаешь, он сам скажет это число? Да он уже давно со счета сбился. Я тебе обещаю — даже с этой Эллой у него были свои измены.
Оксана сидела задумавшись.
— Нет, я все-таки не боюсь остаться одна. Я сумею построить жизнь своими руками. И пожалуйста, не улыбайся, Валентина, мне еще не так много лет, чтобы я надеялась на пенсию.
— Я согласна, что ты какое-то время жила одна и могла обеспечить свою жизнь. Но те годы давно прошли. Теперь ты привыкла к большим деньгам и не сможешь отказывать себе в удовольствиях.
— Да ты знаешь, сколько я зарабатываю? — возмутилась Оксана Лозинская.
— Ну и сколько?
Лозинская осеклась. Сумма, которую она могла назвать, явно никакого большого впечатления на ее подругу не произвела бы.
— Этого не хватит, чтобы начать новую жизнь.
— Тогда я разменяю квартиру.
— А ты там прописана?
— Конечно.
— Ну, это немного меняет дело. Только не думай, чтобы Виктору захотелось с ней расставаться.
— Тогда пусть платит мне половину ее стоимости.
— Вот это уже более разумное решение. Потому что свободная женщина без квартиры — это что-то ужасное. И послушай, красотка, тебе когда-нибудь приходилось жить одной? Насколько я помню, до встречи с Виктором ты жила с родителями?
— С отцом, — уточнила Лозинская.
— Ах, да, такой милый старичок.
— Он и теперь достаточно милый, правда, с каждым 9 Мая в нем прибавляется веры в то, что мир может вернуться в старое русло, и его партийный билет вновь сделается ценностью. Представь себе, он хранит его до сих пор.
— Ну что ж, я тоже храню письма своих любовников, — захохотала Валентина, — и могу понять твоего отца.
Напоминание об отце выбило Оксану Лозинскую из колеи. Ей трудно было представить, как она сможет рассказать ему о том, что рассталась с мужем. Ее отец, Василий Петрович Раков, правда, терпеть не мог Виктора Лозинского, называл его жуликом и принципиально с ним не здоровался. Но вот в этом-то и крылась главная беда. Скажи ему Оксана о размолвке, отец тут же начнет укорять ее, напоминать, что предупреждал, говорил и все такое прочее. А ей при всей любви к родителям, не хотелось доставлять ему такого удовольствия.
— Так, — сказала Валентина, — нужно хорошо проанализировать ситуацию.
— Как ты считаешь, я в чем-то виновата?
— Естественно. Ведь это ты выбрала Виктора, вышла за него замуж. Без тебя ничего бы не произошло.
Оксана растерянно посмотрела на подругу и улыбнулась:
— Хорошо, давай попробуем узнать, в чем же я виновата.
— Твоя главная беда, — проговорила Валентина, с удовольствием запивая кофе каждое произнесенное слово, — ты ориентирована на одного мужчину.
— Может быть, — задумалась Оксана.
— Так вот, твоя ориентация позволяет видеть только одного мужчину одновременно, и ты все свои надежды и все свои чаяния связываешь только с ним. Ты согласна со мной?
Оксана после недолгого раздумья кивнула:
— Да. Мне как-то не приходилось одновременно любить двух, а то и трех.
— А вот и зря, — Валентина тряхнула головой.
Ее светлые волосы сделались после этого еще пышнее. Она запахнула на груди халат — так, словно сидела не наедине со своей подругой, а в мужской компании, и продолжила:
— Никогда нельзя зацикливаться на чем-нибудь одном. Все это касается и мужчин, и нарядов, и друзей.
— Но я уж такая, какая есть, — растерялась Оксана.
— Все когда-то начинаешь впервые, иначе до сих пор ты осталась бы девственницей. Нужно меняться со временем, — учила ее жить Валентина. — Вот посмотри, — она показала рукой в окно, — идет мужчина, вполне симпатичный и даже в меру умный. Во всяком случае, вкуса у него хватает. Он не станет надевать спортивные брюки с лампасами и не будет носить джинсы вместе с пиджаком.
— По-моему, он немного молод для меня, — заметила Оксана, уже включаясь в игру.
Она попыталась разглядеть того, о ком говорила Валентина.
По тротуару, под стеной соседнего дома шел молодой высокий парень в бежевом костюме из плащевки. На его шее лихо был закручен белый шарф, а черная рубашка отливала шелком на солнце.
— По-моему, он слишком экстравагантен и молод.
— Да ты посмотри как он идет! Ни на одну женщину не посмотрит. Значит, его можно застать врасплох.
— Только зачем? — вздохнула Оксана. — Наверное, и он козел.
— Если он козел, то это по твоей части, — улыбнулась Валентина Курлова. — Может, ты поживешь с ним годик или два, а потом за ненадобностью передашь мне?
— По-моему, своего Виктора я тебе не предлагала, — нахмурилась Оксана.
Валентина разобиделась:
— Я учу тебя жить, а ты не хочешь меня слушать. По-моему, так неприлично.
— Ты хочешь, чтобы я жила так, как живешь ты?
— А почему бы и нет? По-моему, если живешь и никому не мешаешь, а доставляешь одни удовольствия, то тебя не за что корить. Вернее, меня не за что корить, — улыбнулась Валентина, поняв свою ошибку.
Наконец-то Оксана решила возразить ей по-настоящему:
— По-моему, ты живешь не по правилам игры.
— А каковы же, по-твоему, правила?
— Только ты, Валентина, пожалуйста, не обижайся, ты же знаешь, как я тебя люблю. Но если сравнивать тебя с шахматистом, то ты ведешь сеанс одновременной игры со всеми, кого в состоянии вместить зал.
— Может быть, — согласилась Валентина и самое странное — ничуть не обиделась.
— В конце концов, на такое способен только великий гроссмейстер.
— А я не рвусь в чемпионы по шахматам.
Оксана робко улыбнулась.
— Да ну его, не будем ссориться из-за мужиков. Они этого не достойны. Ой, — спохватилась Оксана, — я должна была ехать на работу.
— Да ты совсем очумела! Сегодня же суббота. Или у вас работают даже по выходным?
Оксана совсем потеряла счет времени и взглянула на часы.
— Да, мы с тобой заболтались. Уже три часа дня.
— Ты хочешь сидеть дома? — поинтересовалась Валентина, поднимаясь из-за стола.
— Нет, я с удовольствием куда-нибудь поехала бы.
— Тогда я предлагаю тебе великолепное времяпрепровождение. Ты давно загорала?
— С прошлого отпуска.
— Никогда не понимала москвичей, которые загорают только выехав к морю. Наше солнце ничуть не хуже южного. Во всяком случае, оно одно на всех и загореть на берегу речки можно ничуть не хуже, чем у моря. Поехали со мной, — предложила Валентина.
— Куда?
— Я знаю одно великолепное место на берегу Клязьмы.
— Наверное, там ходят толпы мужчин.
— А вот тут ты ошибаешься. Я всегда занимаюсь чем-нибудь одним — или ловлю мужиков, или загораю. Если я решила сделать немного более темной свою кожу, то выберу такое место, где можно это осуществить без постороннего вмешательства.
Оксане еще не наскучило чувствовать себя вольной птицей, способной распоряжаться своим свободным временем как угодно. Она извлекла из чемодана купальник и флакон с кремом.
Машина у Валентины была не ахти какая — старая «лада». Но зато содержала ее одинокая женщина в идеальном порядке. Вернее, содержали ее в порядке два ее любовника, которых она обычно использовала в качестве шоферов. Но в теперешней ситуации Курлова сама села за руль.
— Девишник, так девишник, — определенно сказала она.
Оксане сразу же показалось страшно душно в машине, которая простояла целый день на солнцепеке. Но лишь только Валентина выехала за город, как в салоне посвежело. Пахло скошенной травой, полями, лесом.
Женщины выехали на Ярославское шоссе. Слева показались веселые луковки церквей семнадцатого века, трогательные и милые в своей безыскусности.
— Купаться я тебе не предлагаю, хоть и это неплохо.
Оксана чуть не вскрикнула, когда Валентина без всякого предупреждения пересекла разделительную полосу и съехала по крутому откосу на сельскую проселочную дорогу. За машиной потянулся густой шлейф пыли. Валентина попросила закрыть окна. Но все равно пыль уже скрипела на зубах, покрывала вспотевшее лицо.
— Наверное, придется все-таки искупаться, — вздохнула Валентина.
Они объехали разбитое на маленькие пятачки поле. Повсюду была натянута колючая проволока, вкопаны столбы. Кто-то из новых землевладельцев отличился, поставив на своем участке сторожевую вышку и обнеся его жестяной, непреодолимой высоты изгородью.
— Боже мой, неужели люди не понимают, — сказала Валентина, — что куда проще заработать деньги и купить все это на рынке, чем целыми днями возделывать один маленький пятачок земли.
— Некоторым проще так, — пожала плечами Оксана. — Ты знаешь, вот у меня никогда в жизни не было мечты построить дачу, потому что с самого детства дача у меня связана с огородом. Нет, я не говорю, что копаться в земле — это грех. Но кто для чего создан. Я, например, знаю, мои руки просто не способны что-нибудь вырастить.
Машина еще раз свернула. На этот раз Оксана уже догадалась ухватиться за приборную панель, и они оказались на пустынном берегу реки. И место для лежания отыскалось как по заказу. Среди кустов орешника, обступивших в этом месте берег Клязьмы, нашлась небольшая полянка, сплошь залитая солнцем. Здесь и устроились Валентина с Оксаной.
Надув ножным насосом матрасы, они растянулись на прикрытом со всех сторон месте.
— Какая гадость эти купальники! — проворчала Валентина, освобождаясь от одежды.
— Ты считаешь, тут можно загорать совсем без ничего? — поинтересовалась Оксана.
— А почему бы и нет?
— Все-таки может прийти кто-нибудь из огородников или местные ребята.
— А ты думаешь, они не станут цепляться к нам, если мы будем облачены в купальники? — резонно поинтересовалась Валентина.
Сперва Оксана Лозинская чувствовала себя неловко в присутствии подруги, но, увидев, как та преспокойно себя ведет, тоже нашла удовольствие в том, чтобы подставить солнцу обнаженное тело.
— Как хорошо быть одной! — наконец-то после недолгого молчания проговорила Оксана.
Валентина улыбнулась.
— Это тебе теперь так кажется. Посмотрим, что ты запоешь через неделю.
— Я могу жить точно так же, как и ты, вспоминая о мужчинах от случая к случаю.
— От какого случая к какому случаю? — поинтересовалась Валентина.
— Ну, скажем, так: когда мне этого захочется.
— Это не лучший ответ, — повернулась на бок Курлова.
На ее еще не попадавшем в этом сезоне под солнечные лучи теле проступили красные пятна.
— Представляешь, Оксана, какая прелесть — загореть всей, абсолютно равномерно — так, чтобы не было даже белой полосы.
— А по-моему, наоборот, — Оксана пожала плечами, — мужчин возбуждают белые полосы от купальника.
— Может быть, — задумалась Валентина, — это как бы одежда наоборот: прикрыто все, что и так доступно взгляду, а то, что нужно — обнажено.
— Так может, мы с тобой совершаем ошибку?
— Нет, Оксана. Согласись, приятно лежать под солнцем без всякой одежды.
— А еще, наверное, приятнее — знать, что кто-то на тебя в это время смотрит.
— Это уже извращение, — сказала наставительно Валентина.
— А разве извращенцам не бывает приятно?
Женщины засмеялись.
Текла, легко журча, река, покачивались в водном потоке водоросли. Гудели, стрекотали, щелкали насекомые, солнце согревало землю. Оксана лежала, прикрыв глаза, подставив всю себя солнечному свету, ветру.
«Свободна. Свободна», — думала она.
И ей показалось, что земля исчезает под нею, она парит в воздухе.
До нее словно бы издалека долетел голос Валентины:
— А ты не хотела бы по приезде в Москву позвонить своему мужу? Или без предупреждения заехать домой с таким видом, словно бы ничего и не случилось?
— Я уже думала об этом.
— И что же?
— Главное — не открывать дверь своим ключом и звонить как можно дольше.
— Интересно, почему? — поинтересовалась Валентина.
— Ну не хочу же я, в самом деле, застать Виктора вместе с Эллой в моей кровати. Пусть спрячет ее куда-нибудь подальше, в платяной шкаф, а потом посреди ночи, когда эта сучка уже начнет задыхаться от нафталина, я возьму лыжную палку и проткну ее сквозь свои наряды.
Валентина опасливо посмотрела на свою подружку.
— Ну-ну, не надо, не перебирай. Она тоже имеет право на существование.
— Да, но не в моей постели.
— Да плюнь ты на нее. Не все ли тебе равно, с кем еще сит Виктор?