Доверенность на любовь

ГЛАВА 6

Если решительная женщина обозначит себе цель жизни, то тогда никто не сможет устоять на ее пути. Так случилось и с Оксаной Лозинской. Она уже посчитала квартиру в Колокольниковом переулке своей и поэтому сделала все возможное, чтобы ей не пришлось с нею расстаться.

Первой жертвой стал, естественно, муж — Виктор Александрович. Оксана конечно же выбрала такое время, когда Элла Петракова наверняка окажется в ее квартире в Кабельном переулке и, естественно, вместе с Виктором.

Мило улыбаясь Оксана вошла в квартиру, открыв дверь своими ключами, и изобразила на лице крайнее удовольствие по поводу подобной встречи.

Виктор страшно засуетился, предлагая ей сесть. Элла, надув губы, ушла на кухню.

— Виктор, скажи, пожалуйста, своей даме, чтобы приготовила нам кофе, — это замечание Оксана сделала с видом невинного младенца.

Виктор, растерявшись, побежал на кухню и принялся сам готовить кофе. Когда он вернулся с подносом и двумя чашечками, Оксана поинтересовалась:

— Когда ты собираешься подавать на развод?

— Я не думал об этом. Я надеюсь, мы все-таки решим наш спор мирно.

— Как я понимаю, ты решил все начать сначала, с нуля? — мягко спросила Оксана Лозинская, забросила ногу за ногу и отхлебнула немного кофе. — А твоя Элла готовит вполне сносно.

— Да, Оксана! Лучше всего забыть старые обиды. — Виктор говорил тихо, так, чтобы его не могла услышать женщина на кухне.

— Ну вот и отлично! Если мы начинаем все с нуля, то ты должен помочь мне. Я уже присмотрела себе квартиру, и ты знаешь, где она расположена.

— Я смогу оплатить только часть, — предостерег свою жену Виктор. — Остальное ты должна найти сама.

— Я уж как-нибудь постараюсь.

— Тебе останется оплатить самой целых пятнадцать тысяч. Ты не отыщешь такие деньги.

— Это уже мои проблемы. И к тому же, добавь к этим пятнадцати тысячам еще деньги, которые потребуются на ремонт.

— Хорошо, — согласился Виктор. — Деньги на ремонт я тебе дам. Только не вздумай влезать в какие-нибудь сомнительные сделки. Если денег окажется мало, лучше одолжи у кого-нибудь из моих друзей. Я поручусь за тебя.

Да, Оксана Лозинская высчитала все очень точно. При Элле Петраковой ее муж не начал скандалить, не решился устраивать сцены. Все прошло тихо и гладко, разговор велся полушепотом. Кофе оказался отличным.

И уже назавтра часть расходов по покупке квартиры и ее оформление было оплачено по безналичному расчету через торговую компанию ее мужа.

Правда, Оксана считала, что она даже немного продешевила. В конце концов, квартира в Кабельном переулке возле метро «Авиамоторная» стоила побольше, чем ее новая.

Теперь оставалось найти недостающие деньги: ни много, ни мало, а десять тысяч для доплаты и тысяч семь для ремонта. Все-таки Лозинская рассчитывала, что Александр Линев и впрямь сделает его за половину цены.

Единственной возможностью раздобыть деньги было — взять ссуду. Конечно же, никто не дал бы ее просто так, даже друзья ее мужа и ее собственные. Нужен был залог. Вот тут-то Оксане и пришлось вспомнить о существовании отца. Нет, конечно, она навещала его, присылала к празднику открытки, но жизненные взгляды престарелого родителя не очень-то сочетались с ее теперешним стилем жизни. К тому же, Василий Петрович Раков отличался сварливым характером и считал своим долгом обязательно учить дочь уму-разуму при каждой встрече.

«В конце концов, я не делаю ничего предосудительного, — успокаивала себя Оксана, — а моя просьба не содержит в себе элемента обмана. Квартиру мой отец получил после моего рождения, а значит, какая-то ее часть принадлежит и мне».

Целый день у Оксаны, с утра до вечера, ушел на то, чтобы уговорить несклонного к компромиссам ветерана на то, чтобы тот согласился дать своей дочери генеральную доверенность на собственную квартиру. Даже сама Оксана Лозинская не поверила в это, когда держала в руках доверенность, составленную в нотариальной конторе. Теперь оставалась самая малость — взять под эту генеральную доверенность ссуду. Ясно, что ее мог дать только кто-нибудь из очень хороших знакомых ее мужа.

Окрыленная успехом Оксана отправилась в бюро торговли недвижимостью к агенту, занимавшемуся ее квартирой, — Ксении Петровне Сазоновой. Та ничуть не удивилась, когда Оксана положила перед ней генеральную доверенность, выданную отцом.

— Я бы могла и сама устроить тебе ссуду, — сказала Ксения, — но боюсь проценты тебя не устроят. Ты, самое большое, сможешь погашать только их. Так что, даю тебе максимум месяц времени, за который ты должна найти деньги.

— Месяц, — вздохнула Оксана. — А как же квартира?

— Она никуда не уйдет, потерпи!

— А если я отыщу деньги только на ремонт, а на доплату немного позже? — с надеждой поинтересовалась Оксана Лозинская.

— Тогда можешь начинать ремонт хоть сейчас. Только учти, если не сможешь заплатить недостающие десять тысяч, то пропадут и те деньги, которые ты вложишь в ремонт.

Оксана согласилась и, сгорая от нетерпения, отправилась на встречу с Александром Линевым. Независимо от исхода своих поисков, женщина решила показать ему квартиру, чтобы тот уже смог подыскать кое-какие материалы и решить в конце концов, стоит сносить капитальную стенку, заменив ее двумя швеллерами, или же проект, составленный Оксаной требует изменения.

На этот раз Александр прибыл на встречу без машины. Он ждал Оксану возле станции метро, и они пешком отправились к старому дому в Колокольниковом переулке.

Лозинская, которая до этого только и болтала о своей новой квартире, о своих планах перестройки, теперь почему-то стала говорить совершенно о другом. Она замечала голубей на карнизах здания, затем принялась объяснять Александру, чем перистые облака отличаются от обычных кучевых, и этим здорово его развеселила.

Наконец, мужчина и женщина остановились возле мрачного дома в два этажа с облезлым растрескавшимся фасадом. Александр постоял, запрокинув голову.

— Ваши окна вон те, — указал он рукой на два крайних окна.

— И вот эти, — не без гордости добавила Оксана. — У меня по два окна на комнату.

Александр недовольно заметил:

— Значит, новые рамы Вам обойдутся вдвое дороже.

— Но это ничего! — воскликнула Лозинская. — Квартира делается один раз в жизни.

— А Вы, Оксана, уже которую квартиру в жизни меняете?

— Эта — третья, — призналась женщина.

— Ну так вот! Не стоит зарекаться.

— Ну так что ж! Так и будем стоять? — Оксана готова была подтолкнуть в спину Александра, который стоял, запрокинув голову и смотрел на треснутое стекло окна ее квартиры.

— Да-да, пойдем, — спохватился Линев, и они вместе шагнули в теплую духоту подъезда.

— Потом, я думаю, — тараторила Оксана, — здесь все образуется. Видите, какие большие площадки. Можно даже будет поставить кадки с пальмами.

— Да, можно, если Вы возьметесь за свои деньги поставить внизу металлическую дверь с кодовым замком, — рассмеялся Линев. — Но, я думаю, этот ремонт Вам так осточертеет, что дальше порога своей квартиры Вы благоустраивать город не возьметесь.

— Осторожно! Ступеньки разной высоты, — предупредила Оксана, и самое странное, что споткнулся не Александр, а вновь споткнулась она сама.

Мужчина поддержал ее под руку и, весело смеясь, Лозинская побежала вверх по лестнице.

— Только пожалуйста, Александр! Не нужно читать надписи на стенах вслух! Обязательно прочитаете что-нибудь неприличное.

— Да тут так темно, что я ничего не вижу.

— А я уже прекрасно здесь ориентируюсь.

Оксана уже успела подняться на верхнюю площадку и, тяжело дыша, остановилась у дверей своей квартиры.

— Да, — Александр поправил свои растрепавшиеся от быстрой ходьбы волосы, — такие двери на две половины металлические обойдутся Вам даже боюсь сказать сколько, чтобы не испугались и не передумали вообще делать ремонт.

— А пока сюда зайти можно очень просто, — Оксана толкнула дверь.

Та с ужасным скрипом отварилась, и Линев заглянул в квартиру.

— Да, сказать, что здесь беспорядок было бы слишком мягко. Мне кажется, отсюда надо вынести носилок двадцать, только тогда все будет в порядке. Стены, конечно, придется выжигать огнеметом, Александр поморщился. — Да и дезодоранта целый бы ящик купить не мешало.

— Я, конечно, понимаю, — пылу у Оксаны немного поубавилось, — сейчас здесь смотреть особенно не на что, но в конце концов я и не приглашаю Вас на новоселье именно сегодня. Посмотрите, можно ли тут что-нибудь сделать.

Александр прошелся по комнате, костяшками пальцев постучал по стенам. Кусок штукатурки от этого явно неразрушительного движения рухнул на пол.

— Да, в любой другой стране это бы назвали трущобой. К тому же, если учесть, что эта квартира стоит как целый дом.

— Я понимаю, но мы живем в Москве и тут свои законы. А теперь Александр, — Оксана как-то замялась, и Линев понял почему.

— Если Вам не очень приятно называть меня Александром, все-таки длинное имя, — то можете его как-нибудь сократить, по своему вкусу.

— А как Вас называли в детстве? Саша? Шура?

— Да нет, меня называли просто Алекс.

— Нет, тогда уже лучше говорить Александр.

Лозинская подбежала к окну и попыталась оторвать от него одну доску, которой то было заколочено. Линев подошел к ней и легко, одной рукой, справился с тем, что не давалось женщине: выдрал четыре гвоздя, глубоко загнанные во фрамугу.

— Вот теперь у нас больше света! — воскликнула Оксана и подбежала к стене. — Эта та самая, о которой мы с Вами спорили. Я хочу ее убрать.

Линев подошел к стене и, подняв с пола осколок кирпича, постучал по ней. Та ответила ему глухим звуком.

— Не знаю, не знаю, — покачал он головой. — Нужно посмотреть и с другой стороны.

Наконец, он достал из кармана рулетку и сделал необходимые промеры.

— Конечно, Оксана, на нее опираются балки, но, думаю, тут можно в самом деле поставить два швеллера и потом пробить дверной проем. Так что задача вполне выполнимая.

— И потолок не окажется у меня на полу, — улыбнулась Оксана.

— В конце концов, и потолок принадлежит Вам. Никто выше не живет, так что беды большой не будет.

Александр Линев двинулся вдоль стены, простукивая каждый ее сантиметр. Оксана внезапно почувствовала себя чужой в этой еще не до конца оплаченной квартире. Она ощутила, как мало знает в строительстве. Ей ничего не говорили те изменения в звуках, к которым прислушивался Александр Линев. А он словно чувствовал всю эту квартиру своими руками: постукивал по дверным косякам, приоткрывал и мелко тряс рамы, подпрыгивал на половых досках.

— Ну как? — наконец с дрожью в голосе осведомилась Оксана, когда Александр остановился на том самом месте, с которого начал свой обход.

Линев глубоко вздохнул и произнес:

— Думаю, сделать можно. Правда, придется сбить больше половины штукатурки, перекрыть пол, заменить все рамы и двери.

Оксана готова была его расцеловать. Она боялась, что плотник, увидев объем предстоящих работ, сразу же загнет какую-нибудь неимоверную сумму или, что еще того хуже, вообще откажется браться за работу.

Но Лозинская только, положила свою руку на плечо Александру и произнесла:

— Ну вот и хорошо! Я так и знала. Здесь так красиво, — затараторила Оксана, словно пыталась убедить в этом самое себя. — Вы же, Александр, специалист и не мне Вам объяснять, какую красоту здесь можно навести. Я уже просто вижу эту квартиру в оконченном виде. Все стены мы выкрасим в белый цвет, а пол будет покрыт бесцветным лаком, металлические, обложенные деревом рамы, повсюду двойные двери.

Она говорила и говорила, а Линев, казалось, и не слушал ее. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, задрав голову, и рассматривал лепнину на потолке, кое-где сохранившую свое великолепие. Казалось, мужчина прислушивается к какому-то неслышному звуку, неслышному для Оксаны, но понятному только ему, Александру.

— Ясно, проводка здесь ни к черту, — пожаловалась Лозинская, щелкая безжизненным выключателем. — Но, раз придется сбивать штукатурку, значит можно проложить и новую проводку. Это, ясно, потребует денег, но я за все заплачу.

Линев ей не отвечал, и Оксана решила наговорить как можно больше, чтобы он потом не отпирался, когда придется выполнять работы.

— Эй, Александр, — позвала Оксана, поняв, что тот ее не слушает.

Мужчина вздрогнул и повернул к ней голову.

— Да?

— А теперь пойдем на кухню. Там предстоит масса работы.

— Пойдем, — пожал он плечами.

Обходя кучи хлама, Лозинская провела его туда, что назвала кухней. Здесь сохранилась ржавая плита, с которой давно были свинчены все ручки, встроенный шкафчик, в котором Оксана боялась обнаружить крысиное гнездо, мойка с отбитой эмалью и, очень уж похожая на садовую, кабинка туалета, выполненная из фанеры и обклеенная цветастыми обоями.

Александр присвистнул и присел на корточки.

— Да, работа здесь предстоит не шуточная.

— Я бы хотела, — Оксана сделала в воздухе пасс руками, словно бы она была волшебником и все подчинялось ее воле: стоит только слово сказать — оно и возникнет. — Поставлю здесь стиральную машину, здесь большую газовую плиту, а мойку перенесем сюда: поставим двойную, из нержавеющей стали.

Глаза женщины блестели от возбуждения, и она никак не могла понять, почему это вдруг Александр не разделяет ее восторгов.

— Вы меня внимательно слушаете?

— Конечно! По-моему, это будет отлично. Я даже знаю, где Вам заказать мебель.

— А что, стандартная сюда не подойдет?

— Ну что Вы, — рассмеялся Александр. — При высоте потолков больше чем четыре метра стандартной мебелью лучше не заниматься. Сделают на заказ и завесят все до самого карниза шкафчиками.

— Значит, плита вот здесь, стиральная машина тут, мойка на новом месте, туалет переносим на ту сторону стены.

— Да, а где кладовка? — резко спросил Александр.

— Какая? — растерялась Оксана. — По-моему в этой квартире нет кладовки.

— Да нет, такого не бывает, — Линев лениво поднялся и подошел к одной из стен, не покрашенной как другие, а заклеенной обоями в мелкие цветочки.

— Да нет, у меня же есть план, выданный бюро технической инвентаризации. Ни о какой кладовке речи не шло.

— Значит Вам повезло, — улыбнулся мужчина. — В старых домах обязательно есть кладовка и обещаю Вам, она довольно большая.

Александр прошелся вдоль стены, постукивая по ней костяшками пальцев. Внезапно звук изменился, сделавшись глухим.

— Ну, что я Вам говорил!

Плотник подцепил ногтями край обоев и сорвал длинную бумажную полосу. Под ней показались потемневшие от времени доски.

— Да ну, как интересно, — Оксана склонила голову на бок и подошла поближе.

— Осторожнее, лучше отойдите в сторону.

Александр рванул на себя одну из досок, и в его руках оказался целый дощатый щит метра два с половиной в высоту и полтора в ширину. Он и прикрывал собой дверь, выкрашенную салатовой краской.

— Я же говорил.

— Странно, — пробормотала Оксана, — кому это понадобилось заколачивать дверь, а затем еще и маскировать ее.

— Не знаю, — пожал плечами плотник, — сейчас посмотрим.

Он попытался открыть дверь, но та не поддавалась. Тогда он немного отступил и резко ударил ногой на уровне замка. Послышался визг выдираемых из дерева гвоздей, и дверь, сорвавшись с петель, упала внутрь кладовки. Когда пыль улеглась, Оксана заглянула в небольшое помещение — полтора на полтора метра.

— Ничего себе, — сказала она, глядя на полки, покрытые пылью.

Стопка пожелтевших газет, несколько старых банок. Она взяла одну из них в руки.

— Таких уже не выпускают, наверное, лет пятьдесят. По-моему, это довоенные.

Александр коснулся газеты. Та с сухим треском, словно была сделана из яичной скорлупы, рассыпалась у него в руках. Лозинской внезапно сделалось страшно, словно она открыла для себя двери в какой-то другой мир, из которого могло и не существовать выхода.

— А как Вы узнали, что кладовка именно здесь?

— Черт его знает, — пожал плечами Линев, — почувствовал, и все. Глянул на стену и понял: дверь где-то здесь. Такое бывает, когда долго работаешь. Ты начинаешь чувствовать квартиру, словно бы она разговаривает с тобой.

Александр Линев уже обмерил всю квартиру, уже даже побывал на мансарде и сидел на подоконнике, делая на карманном калькуляторе кое-какие подсчеты. Оксана явно заскучала.

Над городом сгущались тучи. И вот, первые капли дождя звонко ударили в треснутое стекло. В квартире сделалось мрачно так, словно бы уже наступила ночь, и Оксана вновь ощутила страх. Она смотрела на резко очерченный профиль Александра, сидевшего на подоконнике. Он беззвучно шевелил губами, произнося то ли цифры, то ли какие-то слова, и то и дело заносил в свою немного измятую тетрадь столбики чисел.

— Уже стоит идти, — сказала Оксана.

Александр словно очнулся и спрятал калькулятор в нагрудный карман куртки. Он легко соскочил с подоконника, сунул тетрадь за ремень джинсов.

— Ой, извините! Я совсем потерял счет времени. Мне в самом деле интересно будет заняться этой квартирой. Я страшно люблю делать нестандартные вещи, а здесь все нестандартное. Впрочем, как и сама хозяйка, — он улыбнулся немного заискивающей подобострастной улыбкой.

В этот момент его лицо уже не показалось Оксане таким интеллигентным. Перед ней вновь был самый обыкновенный плотник, может только слишком преданный своему делу.

— Так мы договорились? — спросила Лозинская.

— Конечно.

Она протянула Александру руку так, как это делают мужчины для рукопожатия. Тот взял ее пальцы в свою огромную ладонь и слегка сжал.

— Значит, мы начинаем работать, а о цене договоримся потом.

— Хорошо, — пожал плечами Александр. — Все равно заказов нет и даже если Вы заплатите мне копейки, я буду доволен.

Оксана, так как делала это в детстве, когда перебивала руки спорящим, ударила ребром левой ладони по их соединенным вместе рукам. Оба засмеялись — мужчина и женщина. Этот смех снял напряжение, возникшее после того, как начался дождь.

— Придется пережидать, — посетовал Александр, глядя сквозь грязное стекло на улицу.

Там по узкому тротуару бежала пара молодых людей. Парень прикрывал голову девушки своим пиджаком. Смеясь, они забежали в подворотню и тут же принялись целоваться. Оксана Лозинская отвела свой взгляд в сторону.

— Вам неприятно смотреть? А я временами люблю понаблюдать из укрытия за влюбленными.

— И я тоже, — неожиданно для себя призналась Оксана и тут же добавила. — У меня дома, на старой квартире, даже есть полевой бинокль и временами, когда я остаюсь одна, сажусь у окна и смотрю на чужие окна.

— Значит, будем ждать, — разочарованно произнес Александр, словно ожидал чего-то большего.

И тут до Лозинской дошло.

— Если мы уж договорились насчет работы, то стоит это отпраздновать.

Александр виновато пожал плечами.

— Я бы пригласил Вас куда-нибудь, но, к сожалению, у меня сейчас нет денег.

— Ерунда! — воскликнула Оксана и вытащила из сумочки портмоне. — На один вечер у меня хватит.

— Тогда бежим!

Александр распахнул двери. Теперь уже лестничная площадка, грязная лестница, исписанные стены казались Оксане Лозинской совсем родными. Они со смехом выбежали на улицу и тут же ощутили на себе всю силу ливня.

Александр быстро снял куртку и набросил ее на Оксану. Та, замешкавшись, принялась доставать из сумочки складной зонтик, но лишь только открыла его, как зонт сразу же выгнулся под напором ветра; беспомощно повисли согнутые спицы.

«Ну и черт с ним!» — бесшабашно решила Оксана и бросила сломанный зонтик прямо на проезжую часть.

Она расправила над собою куртку так, чтобы под нее мог поднырнуть и Александр. Вместе они побежали уже не разбирая, куда ступают, не обращая внимание на воду, набравшуюся в обувь.

Мутный пенящийся поток выносил с Колокольникова переулка фантики от жвачек, банановые корки, обрывки газет. Все это собралось возле решетки люка ливневой канализации и кружилось в водовороте.

— Если мы еще немного постоим на дожде, то окончательно растаем, — Александр, приложив ладонь козырьком ко лбу, осмотрелся.

На углу возле сквера расположилось летнее кафе — большие деревянные, обтянутые парусиной зонтики, под ними пластиковые стулья. Бармен скучал в металлическом павильоне. Всех посетителей как ветром сдуло.

— Бежим туда, — скомандовал Александр, и вместе они припустили еще быстрее, чем раньше.

Вскоре уже и Лозинская, и Линев сидели под грохочущим под ливнем зонтиком. Перед ними стояла бутылка коньяка, чашки с кофе и два гамбургера.

— Я, наверное, выгляжу ужасно? — Оксана носовым платком пыталась вытереть свои волосы.

Ее рубашка оказалась насквозь мокрой, белье рельефно проступало под мокрой материей.

Александр сидел взлохмаченный. Его насквозь мокрая джинсовая куртка покоилась на спинке свободного стула.

Оксана приподняла нога и поставила их на перекладину, связывающую ножки стола.

— Под нами прямо-таки течет река, — глянула она вниз, — а я и не сразу заметила, так промокла.

— Значит, нужно выпить! Тогда согреемся и высохнем.

Александр разлил коньяк по слишком большим для такого напитка стаканам и, прищурившись, предложил.

— За знакомство и за сотрудничество!

Коньяк московского разлива показался Оксане немного приторным, но она была рада и такому. Он согревал, немного дурманил голову и навевал только приятные мысли. Она ласково посмотрела на мужчину, сидевшего перед ней. Застиранная футболка прилипла к его телу.

«Какой он сильный», — подумала Оксана, вспомнив, как Александр легко, одной рукой, оторвал доску, прибитую четырьмя гвоздями. Так, словно та была приклеена к оконной раме липкой лентой.

— За знакомство, — напомнил Александр, отпивая маленький глоток коньяка.

«Да он и пьет как приличный человек», — подумала Лозинская. — «А чего ты хотела? — тут же напомнила она себе. — Все-таки пара курсов архитектуры и художественное училище. Ты думаешь, если человек плотник, так должен с тобой и коньяк пить стаканами одним залпом?» Она чуть пригубила напиток и тут же ощутила непреодолимое желание допить его до конца, одним махом.

— Вы не думайте, — обратилась она к Александру, — я прекрасно знаю, что коньяк пьют маленькими глотками, точно так же, как это делаешь ты. Но бывают моменты, когда хочется выпить все залпом. И сейчас такой момент наступил. — Она опрокинула остатки коньяка и закашлялась.

— Запей кофе, — посоветовал Линев.

Совет пришелся кстати. Взяв гамбургер, Оксана принялась с аппетитом жевать, уже мало заботясь о приличиях. Крошки прилипли к ее губе, рот приходилось открывать до боли широко, чтобы суметь откусить от гигантской булки с мясом, помидорами, салатными листьями.

— Остановись, — напомнил Александр, — а то не будет, чем закусывать.

Вновь коньяк полился в стаканы, совсем немножко, на палец в высоту. Оксана чувствовала себя великолепно. Она уже успела забыть, что ей далеко не восемнадцать лет, что она солидная женщина. Лозинская ощущала себя молоденькой девушкой, забежавшей в душное летнее кафе со случайным знакомым.

«Если не сильно щуриться, — сказала сама себе Оксана, — то, глядя на Александра моими немного близорукими глазами, можно обмануться и посчитать, что ему не сорок с лишним, а лет двадцать. Так оно приятнее».

Дождь продолжал барабанить по зонтику и явно не собирался кончаться. В бутылке оставалось еще две трети, мужчина и женщина никуда не спешили. Оксана улыбнулась.

— Ты смеешься надо мной? — поинтересовался Александр. — Я так страшно выгляжу?

— Нет, я вспомнила свой выпускной вечер в школе. Тогда тоже пошел дождь, и весь наш класс собрался под козырьком станции метро. Я тоже стояла вместе со всеми, но вдруг подумала, что под дождем будет лучше и побежала. Мне кричали вслед, а я, не оборачиваясь, мчалась по улице, разбрызгивая воду из луж. Я даже не пыталась прикрыться от дождя, волосы прилипли к моему лицу, насквозь промокла одежда и мне было хорошо.

— А что потом? — спросил Александр.

— Потом все остальные тоже выбежали на дождь, и мы как сумасшедшие прыгали по лужам, пытаясь достать до веток деревьев.

— Тогда ты была счастлива.

— Да, до завтрашнего утра, когда выяснилось, что я заболела.

— Вот так всегда, — серьезно изрек Линев. — За счастье приходится расплачиваться.

— Это слишком мрачно звучит, — парировала Оксана.

— А я в школе был куда более спокойным, чем ты.

Оксана даже не успела заметить, когда Александр перешел с «Вы» на «ты» и ничуть не обиделась на это. Лишь отметила для себя, что тоже в следующий раз назовет его так же.

— А чем ты любил заниматься в детстве?

Александр не подал вида, что замечает: дистанция между ними сокращается.

— О, я сразу знал, кем стану, с детства. Сколько помню себя, всегда любил складывать дома, стены из кубиков. Их у меня была целая куча. Они хранились в большом полотняном мешке, который завязывался тесемкой.

— Так, как картошка, — засмеялась Лозинская.

— Это был большущий мешок. Самый большой, какой я видел, с меня ростом.

Оксане почему-то сделалось страшно смешно. Она представила себе мешок высотой в два метра.

— Ну, тогда я был правда немного поменьше, — Александр показал ладонью на уровне стола. — Все ругались на меня: и мать, и отец, и даже сестра. От моих домов, сделанных из кубиков, невозможно было пройти по квартире, и я всегда плакал, когда мои дома разрушали. А это происходило часто, каждый вечер. Но с утра я вновь начинал строить, возводил еще более величественные постройки. Однажды в руки мне попалась книжка по истории архитектуры, и я стал строить пирамиды, афинский акрополь, римский форум, но каждый вечер это разрушали.

— Я сочувствую тебе.

— Однако и я сумел им доказать, что чего-то стою. Когда на лето мы поехали в деревню и после двух дней родители уехали. Ты же знаешь, Оксана, в деревне детей предоставляют самим себе и никто мне не мешал. Я забрался за сарай и обнаружил целую груду кирпичей — больших силикатных, красных печных. Там были даже фигурные, уж не знаю, откуда появились. И я начал строить из них. Но, через два дня мне и этого показалось мало. Я разыскал в сарае мешок с цементом, проковырял в нем дырку и принялся возводить сооружение с раствором. Пока мой дед спохватился, я уже успел построить на высоту двух метров Нотр-Дам де Пари. Не хватало только химер и колоколов на башнях.

Оксана захихикала и чуть не подавилась коньяком.

— Я представляю, каким было лицо у твоего деда, когда он обнаружил, что кирпичи, предназначенные для какого-нибудь сарая или туалета, пошли на возведение готического храма.

Александр тоже засмеялся и, упершись ногами в поперечину, соединяющую ножки стола, качнулся на стуле.

— Да, лицо конечно у него вытянулось чуть ли не до военного ремня, которым он поддерживал свои галифе. К тому же учти, Оксана, все это я сделал на цементе и держалось оно мертво.

— Что потом сделали с этим храмом?

— Не знаю, после крупного скандала я все-таки выпросил у деда, чтобы он разрешил мне достроить башни. Я водрузил на них кресты из алюминиевой проволоки и накрыл крышу жестью от старой бочки.

— Ты шутишь, — смеялась Оксана, — такого не бывает.

— Не знаю, может и теперь еще в деревне стоит маленькая копия парижского храма, сделанная моими руками, и туда ходят молиться крысы, а вслед за ними и коты.

— Да-да, получился довольно страшный собор, — пробормотала Оксана. — А как отнеслись к этому твои родители?

— О, моя мама, когда увидела то, что я сделал, ее чуть не хватил удар. А отец, так он даже попытался побить меня, хоть никогда раньше не поднимал на меня руку.

Оксана насторожилась.

— А твоя мать и отец, они еще живы?

— Отец умер, а вот мать жива до сих пор.

— И ты часто с ней видишься, может вы живете вместе?

— Нет, я вижу ее довольно редко. Она всегда занята, она еще работает. Ну, если это можно назвать работой. Моя мама, — в голосе Александра чувствовалось неподдельное уважение, — она всегда любила быть самостоятельной и зарабатывала на жизнь сама, независимо от того, сколько приносил в дом отец.

Оксана внимательно посмотрела на своего собеседника. Уж не проник ли он в ее мысли, не знает ли о ее самой заветной мечте. Но нет, лицо Александра Линева, вернее его выражение, говорило ей только о том, что тот углубился в воспоминания.

— Моя мама — это чудесная женщина.

И тут Оксана Лозинская решилась задать вопрос, который, конечно, следовало задать с самого начала.

— А ты встречаешься с кем-нибудь? — она произнесла это «встречаешься» так, словно была девчонкой, и тут же рассмеялась.

Засмеялся и Александр.

— Ты бы спросила еще, не дружу ли я с кем-нибудь из девочек.

— Да, но твои длинные волосы все время заставляют меня чувствовать себя молодой, — сказала Лозинская и осеклась.

Не слишком ли много она себе позволяет?

— На этот вопрос довольно трудно ответить. Если ты хочешь узнать, женат ли я, то могу с определенностью сказать: на сегодня — нет.

— Раньше у тебя была семья? Ведь обычно так говорят мужчины, когда разводятся с женой.

— Если бы я с ней развелся, — в глазах Александра блеснули неподдельные слезы.

— Извини, если я напомнила тебе о чем-то плохом.

— Да нет, ты тут ни в чем не виновата, — Линев посмотрел вверх на зонтики.

Между спиц скопилась вода и материя провисла пузырем, словно бы волдырь на коже. Александр, не поднимаясь с кресла, вытянул руку и поднял материю. Вода потоком хлынула с края зонта и брызги попали даже на столик.

— Она умерла, — не глядя на Оксану с горечью произнес Александр.

— Умерла? — чуть слышно прошептала Лозинская. — Извини, я этого не знала и не хотела.

— Да причем здесь ты? Люди рождаются, умирают, расстаются. Главное, что ее нет сейчас со мной. Но, спасибо тебе, что ты о ней напомнила, а то я стал ее уже понемногу забывать.

У Оксаны возникло такое чувство, как будто она хотела украсть что-то чужое, ей не принадлежащее.

— Посмотри, — сказала она, — дождь, наверное, скоро кончится, — и показала рукой на посветлевшую полоску, протянувшуюся над домами.

— Да нет, это попросту закат. Солнце садится и подкрасило тучи, а дождь, — он будет лить всю ночь.

— Но не станем же мы с тобой сидеть здесь до наступления темноты?

— А почему бы и нет? Зажгутся фонари, бармен закроет свою стойку, а столики и стулья останутся стоять. Ведь мне в общем-то и некуда идти.

— Как это? — изумилась Оксана.

— У меня нет своего дома.

— А где же ты живешь?

— Я так привык делать дома другим, оформлять квартиры, что живу у себя в мастерской.

— В мастерской? — Лозинская не могла поверить, что человек, которому около сорока лет, может вообще не иметь своего угла.

— А зачем мне дом, если у меня нет семьи и не о ком заботиться? Мастерская меня вполне устраивает.

— А где она, если не секрет?

— В подвале одного из домов, кстати, не очень далеко отсюда. Я снял ее еще в те времена, когда можно было сделать это за копейки.

— Но, наверное, теперь тебе приходится платить за нее сумасшедшие деньги?

— Не такие уж и большие. К счастью, в этом подвале не проведено отопление, и я за него не плачу. И пусть. Там прохладно летом и достаточно тепло зимой: всегда четырнадцать градусов.

Оксана осмотрелась. По тротуару шли люди, раскрыв над собой зонтики. Никому не хотелось в такую погоду заходить в летнее кафе, лишь только какая-то девица забежала, взяла пачку сигарет и заспешила по своим делам.

— Извини, я сегодня не на машине, — попросил прощенья Александр, разливая коньяк, — и тебе придется возвращаться домой без меня.

— Мне больше не хочется быть сегодня одной, — призналась Оксана. — Может быть, я посмотрела бы твою мастерскую?

Линев улыбнулся:

— Это звучит заманчиво.

— Не подумай, я бы хотела увидеть кое-что из твоих изделий, оценить тебя как мастера.

— Неужели мы еще не заключили договор? Или обязательно подписывать его на бумаге?

— Нет, ты что! Я уже решила, и ты будешь у меня работать. Если тебе не приятно, я не пойду.

— Нет, — Александр вскочил со своего места и предложил Оксане руку. — У меня нет зонтика, но моя куртка вполне заменит его.

— Далеко до твоей мастерской?

— Добежим до метро, а там — четыре станции. Бежим! — скомандовал Александр и распростер над Оксаной куртку.

Та, весело вскрикнув, побежала. Линев еле поспевал за ней.

Метро встретило их духотой и толчеей. Среди людей Оксане и Александру не хотелось разговаривать. Они молча смотрели друг на друга и улыбались. Вагон мерно покачивался, неся их среди темноты тоннеля. Внезапно погас свет. Никто из бывших в вагоне даже не подал вида, что это произошло. Люди так и остались сидеть с раскрытыми книжками в руках, с развернутыми газетами. Поезд вылетел к ярко освещенной платформе.

— Пошли!

— Но ты же говорил — четыре станции!?

— Я ошибся, — три.

Оксана еле успела выскочить из закрывающихся дверей. Александр придержал створки рукой.

— Вот тут уже совсем близко.

Они оказались на проспекте Мира все под тем же проливным дождем. Во дворах за мрачными двенадцатиэтажными домами стоял неприметный пятиэтажный, построенный раньше своих панельных собратьев.

— Нет-нет, нам не сюда, — предостерег Александр свою спутницу.

Они обошли дом, все также прикрываясь от проливного дождя курткой, и оказались возле какого-то странного сооружения, немного напомнившего Оксане бетонный дот времен второй мировой войны.

— Вот это — бомбоубежище, и здесь расположена моя мастерская.

Александр вытащил из кармана джинсов связку ключей на длинном ремешке и, не отстегивая их, открыл хитроумный замок. Тяжелые металлические двери со скрипом отворились, и Оксана, затаив дыхание, нашарила ногой ступеньку в кромешной темноте. Лестница круто уходила вниз.

— Хотя бы свет у тебя есть?

— Выключатель внизу, — признался Александр.

— Эх ты, строитель!

Лозинская щелкнула зажигалкой и принялась быстро спускаться. Конца лестницы не было видно и, пройдя ступенек через десять, она вскрикнула. Металлический затвор газовой зажигалки нагрелся и обжег ей пальцы.

— Подожди здесь, — остановил ее Александр и сам в одиночестве прошел вниз.

Его шаги слышались все тише и тише, и в какое-то мгновенье Оксане показалось, он исчезнет навсегда.

В это мгновение ярко вспыхнула прямо у нее над головой голая, без абажура, лампочка. На сводчатом потолке тоннеля виднелись следы от дощатой опалубки, куда когда-то заливали бетон, торчали ржавые концы арматуры. Все здесь дышало аскетичностью и сыростью.

— Проходи, проходи, — Александр вытянул руки, как бы приглашая Оксану спускаться быстрее.

Та заторопилась, ее каблучки застучали по высоким ступенькам. Линев подал ей руку, и Оксана без всяких возражений, приняла его помощь.

— А теперь, еще одна дверь — самая страшная, герметическая.

Александр с видом заговорщика подошел к огромному металлическому колесу, которое Лозинская тут же окрестила для себя корабельным штурвалом, и принялся его откручивать. Противно заскрипело железо, пришли в движение невидимые механизмы. Александр с трудом отодвинул в сторону тяжелую дверь с закругленными краями и, протянув руку в темноту, щелкнул выключателем. Низкий бетонный потолок, как показалось Оксане, уходил куда-то в бесконечность. Вдоль стен высились стеллажи — металлические, деревянные, заставленные разной ерундой: мотки проволоки, свертки узких обрезков жести, медные полосы, короткие деревянные бруски, банки из-под краски.

— Проходи, проходи, — подтолкнул Оксану в спину Александр и вновь с усилием прикрыл за собой дверь.

Лозинская подняла руку и достала ею до шершавого бетонного потолка.

— Ты, наверное, ходишь тут согнувшись.

— Да нет, ровно два метра. Мне не хватает десяти сантиметров, чтобы коснуться макушкой бетона.

— А это что? — Оксана увидела черный провал в углу бомбоубежища. Из темноты поблескивали металлические скобы.

— Это запасной выход на случай бомбежки. Если дом развалится и засыплет вход, которым мы сюда попали, тогда можно вылезти через колодец. Тут есть еще много интересного.

Александр подошел к странной машинке и принялся вращать ее ручку. Загудели шестерни, раскрутился маховик и загудел в кожухе. На Лозинскую тут же подуло свежим ветром.

— Вот это — вентиляция. Она может работать от электричества, а может и от руки. Короче, даже если сейчас на город сбросят атомную бомбу, мы с тобой уцелеем.

— А запасы продовольствия и выпивки? Потому что без вина или коньяка я долго не выдержу и обязательно полезу наверх.

— Этого добра здесь хватит на неделю.

Оксана уже успела забыть о начале их разговора и спросила:

— И давно ты владеешь этим богатством?

— Сперва оно принадлежало мне и одному моему приятелю. Это происходило на заре так называемого кооперативного движения.

— Наверное, вы шили какие-нибудь маечки и набивали на них трафареты, — улыбнулась Оксана. — Я тоже промышляла подобным образом.

— Нет, наше занятие куда более серьезное. Мы делали тут, — Александр грозно нахмурил брови и взлохматил свои длинные волосы, — могильные медальоны, веночки, отливали фамилии и имена покойников, пожелания превращения земли в мягкий пух от родственников и прочую дребедень.

— И вы на этом поднялись?

— Конечно, но потом мой компаньон исчез вместе с деньгами, а я переквалифицировался. Теперь уже в моде американские гробы с кондиционерами, памятники из итальянского мрамора.

— У тебя сохранилось что-нибудь из прошлых изделий?

Оксана подошла к одному из стеллажей и принялась перебирать на нем обрезки деревянных профилей.

— Тебе так интересно?

— В детстве я всегда мечтала узнать день своей смерти и место, где буду похоронена.

— Наверное, ты из тех деревенских старушек, которые любят заказывать гробы себе еще при жизни и хранят их на чердаках.

— Так у тебя сохранилось что-нибудь?

— Сейчас, поищу. В свое время мне эти отлитые из эпоксидки, смешанной с бронзовыми и алюминиевыми опилками, веночки и медальоны так опротивели, что я все их остатки завязал в мешок и положил на самую верхнюю полку.

Посыпались куски фанеры, картона, зазвенели гвозди. Александр Линев вернулся к своей гостье с тремя вещами к руках. В одной руке он держал какой-то странный овальной формы предмет, отливавший золотом. Во второй сжимал лавровый венок, отлитый из эпоксидки, а под мышкой — банку из-под кофе.

— Все это я могу подарить тебе, если хочешь. Используешь при оформлении новой квартиры.

— Довольно мрачное замечание, если учесть первоначальное назначение этих вещей.

Оксана Лозинская села за сколоченный из досок стол и разложила перед собой подарки.

— Это, как я понимаю, медальон. Но почему такое невыразительное лицо?

— Это один из двух вариантов медальона. Вариант называется «женский», — принялся объяснять Александр. — Так сказать, заготовка. Когда клиент, извини, заказчик приносил фотографию клиента, то я брал зубоврачебный бур и, сличая медальон с фотографией, делал портрет: вырезал глаза, ноздри. Короче, придавал ему сходство. На изготовление одной такой побрякушки уходило часа три, не больше. Зато стоил он — о-го-го. По тем временам я мог позволить себе жить на эти деньги целых два дня и не скромничать.

— Да, и тут серийное производство, кич, — вздохнула Оксана. — Ну, про назначение веночка ты мне можешь не объяснять. Я сама насмотрелась таких на загородных кладбищах.

— Наверное, я отлил их с полмиллиона, — не без гордости признался Александр.

— А это что? — попыталась открыть банку из-под кофе Оксана, но металлическая крышка уже успела приржаветь.

Линев вытащил откуда-то большущий нож и, отковырнув им крышку, высыпал содержимое на доски сюда. Перед Оксаной рассыпались буковки. Аккуратные, тоже отлитые из эпоксидки, смешанной с бронзовыми опилками.

— Это мое последнее изобретение перед закрытием похоронного бюро — наборные шрифты. Раньше я делал каждую надпись отдельно и потом отливал ее, а когда эпоксидка загустевала, разбивал форму. Со временем я усовершенствовал процесс и из этих буковок собирал слова, а потом по ним отливал форму.

— Надеешься, они тебе больше не понадобятся, если даришь их мне?

— Возьми. Из них можно сложить самое прекрасное слово, а можно самое плохое.

Оксана смешала буквы руками, так словно перед ней были костяшки домино, а затем по одной принялась выкладывать их слева от себя.

— Интересно, интересно, — наклонился Александр так низко, что его волосы легли Оксане на плечо.

Она одну за одной уверенно клала буковки, а Александр читал их по мере появления. «Оксана Лозинская», — в конце концов сложились слова.

— А теперь мой ход, — остановил ее Линев и выбрал из буковок те, которые подходили к его имени: «Александр Линев».

— А дальше что? — лукаво улыбнувшись, осведомилась Оксана.

— А дальше не знаю, — ответил ей почему-то очень серьезно Александр.

— Наверное, тут должны быть знаки «плюс», «равняется», или таких штучек вы не делали для надмогильных памятников?

— Прости, я хочу побыть один! — внезапно выкрикнул Александр и посмотрел прямо в глаза Оксане.

Та вздрогнула. Она не ожидала такого поворота событий.

— Я чем-то обидела тебя?

— Нет, извини, это я во всем виноват. Не нужно было делать этот идиотский подарок.

— Я все-таки заберу эти вещи. Они мне нравятся.

— Рад за тебя, — Александр говорил так, словно он имеет какие-то права на Оксану.

Уже стоя в самом низу лестницы, Лозинская обернулась и положила руку на плечо Александру.

— Я не хотела тебя обижать.

— Ты здесь ни при чем.

— Так в чем же дело?

— Я сам спровоцировал тебя прийти сюда и ты возможно, рассчитывала — между нами что-то произойдет.

— В общем — то, Да, — согласилась Оксана и тронула пальцами свои волосы, только сейчас ощутив, что они еще мокрые.

— Я тоже хотел этого, а потом, когда увидел буквы, сложенные на столе в наши имена, понял: я не смогу, во всяком случае сегодня, переступить через ту грань, которая отделяет меня от мертвой жены.

— Прости, — с горечью произнесла Оксана, — я не хотела, чтобы сегодня тебе было плохо.

— Я тоже.

Лозинская повернулась и побежала вверх по лестнице, спотыкаясь чуть не о каждую ступеньку. Она чувствовала себя ужасно глупой и бестолковой. «Почему я хочу вмешиваться в чужую жизнь? В конце концов, он только рабочий, которому я плачу за то, что он делает. Зачем мне нужно лезть в чужую душу, узнавать чужие тайны, переживать за чужое горе. Достаточно и своих неприятностей».

Когда Оксана добежала до самого верха, резко погас свет и, обернувшись, она увидела только черное жерло уходящего вниз хода. Она изо всех сип навалилась на массивную металлическую дверь и та с противным скрипом закрылась.