Друг без друга

7

Кевин перехватил ее обеспокоенный взгляд в сторону дома.

— Твоя мать не заметила, что я приехал. Я увидел, что ты в саду, и поэтому…

— Просто вошел — со свойственной тебе бесцеремонностью! — Линда отложила маленькие грабли и вытерла руки о джинсы, местами запачканные землей. В ее глазах блеснул гнев. — Когда же ты наконец усвоишь, что в этом доме не хотят тебя видеть?

Он равнодушно пожал плечами, но карие глаза угрожающе прищурились.

— Ты имеешь в виду себя?

И что, интересно, он хочет этим сказать? Кевин никогда не отличался прямолинейностью, и… Стоп! Она снова копается в мотивах его поступков! Какая разница, что он говорит и по какому поводу!

— Ты нежеланный гость в доме моих родителей, — повторила Линда.

Когда дело касалось Кевина, ее родители были столь же неумолимы, как и она сама, что, впрочем, неудивительно. Этот человек три года назад предал их дочь, бросил в самую трудную минуту. Нет, никто из них не хочет его видеть.

Кевин коротко кивнул.

— Я прекрасно помню, что родители всегда пекутся о твоих интересах.

Линда встала и выпрямилась, с вызовом глядя ему в глаза.

— Ты снова возвращаешься к теме совместной записи альбома? В таком случае, смею тебя уверить, мама с папой не считают, что это в моих интересах. Они относятся к этой идее так же, как я! — И это еще мягко сказано. На самом деле отец грозился как следует врезать Кевину в челюсть, если тот посмеет хотя бы близко подойти к его дочери.

Это было бы настоящим подвигом! Морис Баффин был всего лишь пяти футов шести дюймов роста, и, чтобы достать до лица Кевина, ему пришлось бы взобраться на ящик!

Линда опасливо взглянула на часы — отец должен был с минуты на минуту приехать на ланч. Хотя мысль о том, как он залезает на ящик, чтобы расправиться с Кевином, и представлялась ей забавной, все же лучше этого избежать. Родители и так достаточно настрадались.

— Кевин, тебе лучше уйти, — холодно проговорила она.

Кевин сделал шаг вперед и, взглянув на нее с оттенком высокомерия, заявил:

— Я уйду тогда, когда сочту нужным.

Ветер растрепал его темные волосы. Кевин стоял, чуть расставив ноги в линялых джинсах, небрежно накинув черную куртку поверх белой рубашки. Он казался олицетворением мужественности и жизненной силы, и Линда ощутила привычную дрожь, пробежавшую по спине. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы подавить знакомые ощущения. Она нагнулась за инструментами, собираясь по пути к дому занести их в сарай.

— Прекрасно, делай как знаешь. Только, уходя, не забудь как следует закрыть ворота, чтобы Грэй не выскочил на дорогу. — Она направилась к дому.

— Линда!

— До свидания.

Не оглядываясь, девушка неторопливо шла по дорожке — не хватало еще, чтобы Кевин подумал, будто она убегает!

— Вижу, ты и впрямь снова научилась ходить.

Слова эти были произнесены тихо, но не настолько, чтобы она их не услышала! Побледнев от гнева, Линда резко развернулась. Какая наглость! Как он посмел даже заикнуться об этом! Когда он ее предал, она лежала, как сломанная кукла, не в состоянии ни ходить, ни петь, ни даже… как он посмел!

В горле Линды замер крик — боли или гнева, она сама не сознавала. Она знала только, что ненавидит этого мужчину всеми фибрами души. Ненавидит так же безгранично, как когда-то любила… Она покачнулась и едва не упала.

— Спокойно. — Кевин в одно мгновение оказался рядом и схватил ее за руку повыше локтя. — Я не хотел тебя пугать. — Он был мрачен как туча, но во взгляде, изучающем ее побелевшее лицо, почему-то сквозила забота. — Я только…

Но Линда, придя в себя, вырвалась из его рук.

— Уходи, Кевин. — Голос прозвучал почти бесстрастно, хотя ей отчаянно хотелось кричать. — Уходи и никогда не возвращайся.

— Линда, прошло три года…

— Не смей напоминать, сколько прошло времени! — Глаза девушки вновь полыхнули гневом, каждое слово она бросала как камень. — Ведь это я все эти годы пыталась жить, заново училась ходить, собирала разбитую жизнь по кусочкам. — Дыхание ее участилось, колени ослабли. Линда была в ярости, в том числе и на собственную немощь.

Только бы не потерять сознание, ведь с ней такое случалось: врачи говорили, что, возможно, ей уже никогда не избавиться от приступов слабости. Но она справилась, и справилась гораздо лучше, чем ожидали специалисты и этот человек, стоящий сейчас перед ней. Иметь хромую жену никогда не входило в его планы, и он, конечно, не мог с этим смириться.

Что ж, она больше не инвалид и не позволит ему калечить себя эмоционально.

Кевин нахмурился. Ей даже показалось, что он обиделся. С чего бы это?

— Не пришла ли пора простить…

— И все забыть, — саркастически закончила Линда. — Нет, Кевин, я никогда не забуду. Не забуду, кем ты был тогда и кто ты сейчас.

— Что ты знаешь обо мне сегодняшнем, Линда? — Низкий голос звучал хрипловато. — Эти три года я тоже страдал…

— Что, совесть проснулась и не давала покоя? — безжалостно уточнила она. — Если ты ждешь от меня отпущения грехов, то напрасно. Я не могу тебя простить, Кевин. — Как можно простить предательство?

Его карие глаза потемнели. Он мрачно взглянул на нее сверху вниз.

— Раньше в тебе не было этой резкости, Линда…

— Не пытайся вызвать у меня чувство вины! — Неожиданно для самой себя девушка горько рассмеялась. — Ты всегда любил свалить все на противника, а сам выйти сухим из воды. Только на этот раз ничего не выйдет — уж больно убийственные улики.

Он дернулся, словно от удара, взгляд стал каким-то потухшим, губы искривились в горькой усмешке.

— Я тоже кое-что потерял, — но об этом все, кажется, предпочитают просто забыть.

Глаза Линды наполнились слезами, она быстро заморгала, пытаясь их скрыть.

— Так же, как ты забыл клятвы, данные мне у алтаря. А теперь…

Перебив ее, Кевин яростно проскрежетал:

— Я не забыл свои клятвы, Линда.

— Что ж, значит, ты просто предпочел о них не думать. Результат от этого не меняется.

— Линда, Морис! Вы собираетесь идти в дом или… — Выйдя из-за угла дома, Сильвия увидела Кевина и смолкла на полуслове. Лицо ее застыло. — Я услышала голоса и подумала, что с тобой отец.

Она поздоровалась с Кевином, но ее карие глаза смотрели холодно.

— Здравствуйте, Сильвия! Вы хорошо выглядите.

Это действительно было так. Мать Линды отличалась той особой красотой, которая с годами расцветала еще ярче. Но она даже не отреагировала на его комплимент.

— Не знаю, Кевин, зачем вы здесь, хотя, впрочем, могу догадаться по телефонным звонкам, которые не дают нам покоя последние две недели. — Не дав ему ответить, Сильвия продолжала. — Но какие бы причины ни привели вас в этот дом, вам лучше уйти. По-моему, вы расстраиваете Линду. — Она выразительно посмотрела на красные пятна, выступившие на щеках дочери. — К тому же Морис тоже будет не в восторге от вашего появления. В последнее время он неважно себя чувствует…

— Жаль это слышать, — тактично заметил Кевин. — Надеюсь, ничего серьезного?

— Обычное состояние при его профессии школьного учителя, но лишние волнения ему ни к чему.

Линда знала, что ее собственные беды и нагрузка, которая легла после аварии на всю семью, не пошли отцу на пользу. Она была единственным ребенком, и родители чувствовали ее боль, как свою собственную. Последние три года были тяжелыми для всех…

Сильвия оглянулась и встревоженно проговорила:

— Линда, кажется, это машина твоего отца. — Она немного помедлила перед тем, как уйти в дом, и еще раз повторила: — Прошу вас, Кевин, уходите.

— Похоже, в семье царит полное единодушие, — сухо заметил тот, криво усмехаясь.

— А ты ожидал иного?

Он пожал плечами.

— Я никогда не был сторонником решения вопросов путем голосования. При этом никогда не учитывается субъективное мнение.

Говоря иными словами, он не собирался уходить, пока сам не сочтет нужным, — а сейчас, по-видимому, такой момент еще не наступил. Но Сильвия, говоря о здоровье мужа, несколько смягчила картину: на самом деле, дней десять назад, вскоре после возвращения Линды, у Мориса прямо в школе случился сердечный приступ. До тех пор, пока отец не придет в норму настолько, что сможет снова в полной мере выполнять свои обязанности, ему временно прислали в помощники молодого учителя. И сейчас ему совершенно ни к чему лишние волнения.

— Кевин, прошу тебя, уходи.

Отец наверняка уже заметил «сааб», припаркованный на улице возле их дома, но поскольку он не знает, на какой машине ездит его бывший зять, то пока ни о чем не догадывается.

— Мне нужно с тобой поговорить, — решительно сказал Кевин и, предваряя возражения, добавил, — но не здесь. Проезжая через город, я приметил небольшую кофейню, почему бы нам не пойти туда? — Он прищурился, дожидаясь ответа.

Линда иронично подняла брови.

— Подумать только, Кевин Дарнелл в провинциальной кофейне!

Он смотрел на нее в упор, без улыбки, по-видимому, не находя в этой ситуации ничего смешного.

— Я пью кофе, как и любой другой человек, — процедил Кевин. — Встретимся через пятнадцать минут. — Не дожидаясь ответа, он развернулся и зашагал через сад к боковой калитке.

Линда нахмурилась. Хочешь не хочешь, придется с ним встретиться. Если она не сделает этого, Кевин вернется. Видит Бог, за последние три года ее родителям так досталось, что хватит на всю оставшуюся жизнь.

Отца она застала в кухне. Морис пил чай. Это был невысокий светловолосый мужчина, с возрастом у него проявилась склонность к полноте, однако в последние дни его лицо выглядело скорее изможденным.

— Ну что, детка, все цветы выдергала? — Он улыбнулся дочери и потрепал за уши пса, радостно бросившегося навстречу хозяину.

Линда улыбнулась их старой шутке. Она начала помогать отцу по саду, когда была еще совсем маленькой, но в первый раз, когда девочка решила самостоятельно прополоть клумбу — ей тогда исполнилось восемь, — дело кончилось весьма плачевно: она выдернула все тщательно взлелеянные ростки цветов, а сорняки оставила невредимыми. Отец не забыл этот случай.

— Нет, кажется, несколько луковиц осталось до весны. — Она посерьезнела. — Я вас оставлю, ешьте без меня. Мне нужно заскочить по одному делу в город.

Входя в кухню, она заметила, как мать тревожно посмотрела куда-то мимо нее, и догадалась, что Сильвия высматривает Кевина. Линда постаралась дать понять матери, что незваный гость ушел.

— Привезти вам что-нибудь?

— Не надо. А ты не переоденешься?

После утренней работы в саду наряд ее действительно оставлял желать лучшего. Но если она наденет чистое, Кевин еще, чего доброго, вообразит, что она нарядилась специально для него. И Линда отрицательно покачала головой.

— Нет, я скоро вернусь.

Она взяла сумочку и ключи от машины.

— Ты хотя бы отряхни землю с колен и смой грязь с носа! — вмешался Морис.

— Обязательно, папа.

Вот это здорово! Выходит, она разговаривала с Кевином, не заметив, что запачкала нос!

— А ты смотри, не затаскивай маму в постель для послеобеденного сна! — Когда-то, еще в детстве, Линда вернулась из воскресной школы раньше обычного — викарий почувствовал себя плохо и отпустил детей — и застала родителей лежащими в постели в обнимку. Они явно отдыхали после любовных ласк. Неизвестно, кто был больше поражен, Линда или родители, но этот случай не был забыт до сих пор. — Я ненадолго, через часок вернусь, — предупредила она отца, умываясь над кухонной раковиной.

Морис хмыкнул.

— Увы, детка, в моем возрасте часа больше чем достаточно. Линда заметила, что Сильвия покраснела.

— Ты смущаешь маму! Хотя… я так и не поверила тогда, что вы вдруг решили вздремнуть после обеда!

— Я всегда считал тебя сообразительным ребенком. — Отец усмехнулся. — Иногда даже слишком сообразительным, себе во вред.

Все еще улыбаясь, Линда вышла из дома. Однако когда она села в машину и поехала в сторону кофейни, от улыбки не осталось и следа. Было неприятно сознавать, что она вынуждена уступить Кевину.

В этом маленьком городке была одна-единственная кофейня, да и та открылась только потому, что кто-то из старожилов решил внедрить в его провинциальную жизнь элемент столичного шика. Кофейня была обставлена сосновой мебелью, столики застланы скатертями в белую и зеленую клетку, на стенах висело несколько акварелей, и всюду, где только возможно, стояли кашпо и кадки с растениями.

В этот час Кевин был здесь единственным посетителем мужского пола. Его крупная фигура казалась слишком большой для хрупкого соснового стульчика с клетчатой бело-зеленой подушкой.

Он напряженно смотрел на дверь и, увидев Линду, явно испытал облегчение. В кафе было много женщин, большинство из которых зашли перекусить и отдохнуть после утренней пробежки по магазинам. Многие с любопытством поглядывали на единственного затесавшегося среди них мужчину. Наверняка кое-кто из них узнал Кевина, но ни у кого пока не хватало смелости подойти и заговорить с ним. Иначе он бы тут не сидел!

Посетительницы за соседними столиками оживленно перешептывались.

Линду здесь тоже знали. Морис Баффин был популярной личностью в городке, а уж его дочь и подавно. К сожалению, после последних статей в газетах интерес к их семье возрос.

— Я заказал только кофе, — пробурчал Кевин, когда она села за столик, и хмуро добавил: — Я ведь не знаю, что ты теперь предпочитаешь днем.

Кажется, две недели назад у него не возникло проблем с выбором завтрака!

Окинув ее внимательным взглядом, он натянуто произнес:

— Судя по твоему виду, ешь ты не много. Ты слишком худая, Линда.

В этот момент к столику подошла Шейла — одновременно и официантка, и владелица заведения, и Линде пришлось воздержаться от язвительного ответа.

Линда заметила, как расширились глаза Шейлы, когда она обнаружила, кто присоединился к Кевину Дарнеллу. В ближайшие дни по городу поползут слухи, и наверняка кто-нибудь обязательно обмолвится об их встрече отцу. Таким образом, сама затея поговорить с Кевином подальше от дома оказалась бессмысленной!

Кевин заметил, что она нахмурилась, но сделал из этого неправильный вывод.

— Это не критика, Линда, а просто наблюдение.

Можно подумать, что ее интересует его мнение о том, как она выглядит!

— Хорошо, Кевин, считай, что я приняла это к сведению. — Линда медленно размешивала ложечкой сахар. — Но предпочла бы ничего не заказывать, если не возражаешь.

— Хм, не хочешь здесь задерживаться?

Не хватало только устроить милый семейный ланч для двоих! Да она не смогла бы проглотить ни кусочка!

— Я уже дала окончательный ответ компании грамзаписи и тебе скажу то же самое: «Нет!»

— К дьяволу грамзапись! — неожиданно взорвался Кевин. Яростно сверкнув глазами, он перегнулся через стол, и его лицо оказалось в опасной близости от Линды. — Я собирался говорить не об этом чертовом альбоме, и ты сама это прекрасно знаешь!

— Неужели?

Линда старательно избегала встречаться взглядом с любопытными дамами за соседними столиками. Кофейня как-то подозрительно быстро заполнялась посетителями, и девушка догадалась, почему. В маленьком городке вроде Эйлса новости — хорошие или плохие — распространяются со скоростью молнии. Хотя Линда и съязвила по поводу появления великого Кевина Дарнелла в провинциальной кофейне, она прекрасно понимала, почему всем местным жителям вдруг захотелось перекусить.

— Дорогая…

— Прекрати! — Она отпрянула как ужаленная, когда Кевин хотел накрыть ее руку своей.

— Не желаете ли заказать ланч? — Перед ними стояла хозяйка заведения.

Кевин одарил ее неотразимой улыбкой.

— Вы не будете против, если мы просто попьем кофе?

— Конечно. — Шейла чуть не растаяла в лучах его обаяния. — Сидите, сколько хотите. — Она сунула меню в карман передника и удалилась.

— Ты как всегда обходителен, — сухо заметила Линда, как только женщина отошла от их столика.

Кевин окатил ее ледяным взглядом.

— Знаешь ли, дорогая, ничто не ценится так дорого и не дается так дешево, как вежливость.

Эта отповедь ничуть не задела Линду. Бросив на него уничтожающий взгляд, она язвительно спросила:

— Интересно, окажись на ее месте мужчина-официант, ты и с ним был бы так «вежлив»?

Кевину стоило видимого усилия удержаться от резкого ответа. Глубоко вздохнув, он сказал:

— Линда, я не собираюсь вступать с тобой в спор — ты ведь только и ждешь, как бы со мной схлестнуться.

Разумеется, она этого хотела. Линда жаждала бросить ему в лицо обвинения, потому что не могла сделать этого три года назад. Она мечтала выплеснуть на него весь гнев, накопившийся еще в ту ночь, когда Кевин не вернулся домой, проведя ночь в объятиях другой женщины и тем самым положив конец их браку. Тогда Линда ничего не сказала ему, и с тех пор невысказанные боль и гнев долго, нестерпимо долго копились в душе и жгли ее изнутри. Но…

— Я не собираюсь зря терять время, — холодно произнесла она вслух. — Это всегда было бесполезным занятием.

— Но я твой муж!

Линда побледнела.

— Ты никогда им не был!

— Не забывай, мы с тобой счастливо прожили два года…

— Позволь уточнить, это я два года была замужем, а ты как был, так и остался котом, который гуляет сам по себе.

Пальцы Кевина больно сомкнулись вокруг ее запястья — на этот раз так крепко, что ей было не вырваться.

— Неужели ты веришь во всю ту чушь, что пишут обо мне в газетах…

— Мне нет нужды читать газеты, Кевин, я с тобой жила. — От гнева голубые глаза Линды потемнели, стали почти синими. — Кстати, не будешь ли ты так любезен отпустить мою руку? На нас смотрят, — прошипела она.

— Мне плевать…

— …На чьи-либо чувства, кроме собственных — это ты хотел сказать? — закончила за него Линда голосом, полным презрения. — Что ж, это для меня не новость. Однако мне не безразлично, что о нас думают. Ведь мне еще жить в этом городке. Так что, уж будь любезен, убери руку. — И она демонстративно уставилась на его пальцы, все еще сжимавшие ее запястье.

Но Кевин, вместо того чтобы разжать руку, вдруг скользнул подушечкой большого пальца по ее нежной коже, легонько лаская то место, где бился пульс. Мгновенно реагируя на его прикосновение, жилка забилась чаще.

Он подался вперед и хрипловато прошептал:

— Мне всегда нравилось трогать тебя, дорогая.

Линде тоже всегда это нравилось, в прошлом она буквально плавилась от малейшего его прикосновения. И вот ей представился случай со стыдом и ужасом убедиться, что все осталось по-прежнему!

Мучительно-сладостные воспоминания нахлынули волной, грозя поглотить ее целиком. Они с Кевином в постели, их обнаженные тела сплелись в порыве страсти, ее волосы рассыпались по его мускулистой груди… Его руки везде, они ласкают ее в самых потаенных местах… Каждая клеточка ее тела вибрирует от желания, сгорает от жажды, которую — Линда знает это — может утолить только Кевин, и он сделает это, неторопливо и с наслаждением.

Господи, неужели она никогда больше не почувствует его ласк, не сольется с ним в поцелуе, не познает вновь такое знакомое и каждый раз новое ощущение полного единения…

Линда усилием воли оборвала поток воспоминаний и легко, застав Кевина врасплох, выдернула руку из его пальцев. Лицо ее стало белее мела, дыхание сбилось с ритма.

— Мне нужно идти, — сказала она шепотом, скрывая предательскую дрожь в голосе. — Я не хотела сюда приходить и согласилась только потому… хотя ты сам знаешь, почему.

Линда не осмеливалась поднять глаз, она боялась, что не выдержит и расплачется прямо сейчас, перед Кевином. Только этого еще не хватало!

— Мне нужно идти, — безжизненно повторила она, быстро поднялась, развернулась и вышла из кофейни.

Ее машина была припаркована на стоянке через дорогу от кофейни, но ноги Линды так отяжелели, что это расстояние показалось ей сотней миль. Эвелин предупреждала, что у нее могут быть внезапные приступы слабости, и сегодня был как раз такой день! Линда испугалась, что не сможет дойти до машины, каждый шаг давался ей с трудом, на лбу выступил пот, челка намокла.

Она вздрогнула, почувствовав на талии сильную руку Кевина. Он крепко обхватил ее, прижимая к себе, перевел через дорогу и заглянул в лицо.

— Дальше дойдешь сама? Или, может, тебя донести?

Донести? Ну нет, она доберется до машины самостоятельно, даже если для этого придется ползти на четвереньках! Когда ей действительно нужно было на него опереться, Кевина не оказалось рядом, так что теперь она обойдется без его помощи!

— Сама справлюсь, — процедила Линда, стиснув зубы. — Отойди! — Слава Богу, они наконец добрались до стоянки.

— Если я тебя отпущу, ты упадешь…

— Поверь, я не собираюсь падать! — заверила его девушка, мысленно молясь, чтобы ей это удалось. Не хватало только валяться на дороге у него в ногах. Да она просто умрет от унижения! Линда с трудом сдерживала готовые хлынуть слезы. Никогда в жизни она больше не проявит слабость в присутствии этого человека!

Кевин всмотрелся в ее лицо, выражавшее мрачную решимость, и медленно убрал руку.

К величайшему облегчению Линды, она устояла на ногах. Ее слегка шатало, все еще немного кружилась голова, но главное — она могла идти. Линда победно улыбнулась.

— Ну вот. Я же говорила, что справлюсь сама!

Кевин оставался хмурым.

— Я считал, что твое здоровье полностью восстановилось, раз ты решила вернуться на сцену.

Девушка поджала губы.

— Если вспомнить, что я была калекой, прикованной к инвалидному креслу, то мне сейчас действительно гораздо лучше! — Для Линды это было равносильно чуду: снова ходить, водить машину, делать — пусть немного медленнее, чем раньше, — все то, что она привыкла делать.

— Но я думал…

— Что ты думал, Кевин? Что доктора склеят меня по кусочкам и я снова стану как новенькая? Что вернется прежняя Линда Баффин? — Она покачала головой и с отвращением подняла глаза на Кевина. — Не потому ли ты вдруг решил вернуться в мою жизнь? Решил, что, раз я снова запела, все опять может быть как прежде?

— Я думал, твое появление на сцене означает, что, по крайней мере, физически ты теперь в форме, — медленно проговорил он.

— Что ты хочешь этим сказать? — Линда чувствовала, как к ней постепенно возвращаются силы. Она поняла, что уже готова преодолеть небольшое расстояние до машины. — Неужели ты надеешься, что можно сделать вид, словно последних трех лет не было вовсе? — От возбуждения она говорила все громче. — И теперь, когда, как ты выражаешься, я снова в форме, мы как ни в чем не бывало продолжим выступать вместе?

— Линда, ты, как всегда, все упрощаешь.

— А ты, как всегда, увиливаешь! Как же, у несравненного Кевина Дарнелла есть неписаное правило: никогда не отвечать на вопрос прямо — на всякий случай, чтобы его ни в чем нельзя было уличить. Да, к своему теперешнему состоянию я шла три года. Чем все это время занимался ты, я понятия не имею. — Заметив, что он собирается что-то сказать, Линда поспешно добавила: — И, честно говоря, не желаю знать. Меня больше не интересует, как ты живешь и чем занят.

В эти годы Линда намеренно избегала думать о Кевине. Зачем понапрасну терзать себя, размышляя, с кем он. Однако в последние две недели ей стало гораздо труднее гнать от себя непрошеные мысли: теперь не нужно было даже гадать, кто его последняя любовница. Стоило девушке только представить Кевина с красивой молодой актрисой, как все в ней переворачивалось от боли.

Нет, она не хочет ничего знать, иначе просто сойдет с ума!

— С чего это тебя вдруг заинтересовало, как я жила эти годы?

— Перестань! — отрезал он.

— Почему же? Или тебе невыносимо слушать…

— Да, невыносимо! — произнес Кевин с неожиданной яростью. Он стиснул челюсти, и Линда заметила, как задергались желваки на его скулах.

— Какая чуткость! — поддела она. — Только не надо говорить, что у тебя все-таки есть сердце, — Линда покачала головой. — Трудновато в это поверить.

— Конечно, черт возьми, у меня есть сердце! — проскрежетал он. — Я же полюбил тебя…

— И бросил, — напомнила Линда. Помолчав, она задумчиво добавила: — Нет, пожалуй, это не совсем так. На самом деле ты никогда по-настоящему меня и не любил.

Кевин тяжело вздохнул и на миг закрыл глаза.

— Это неправда, — проговорил он печально, — и ты сама об этом знаешь. Я тебя любил, я жил ради тебя. Все изменилось только после катастрофы…

— Разумеется, изменилось! Как же иначе — ведь я больше не могла ходить!

— Я не это имел в виду.

Линда едва справлялась со своими эмоциями.

— Позволь напомнить, у меня были сломаны обе ноги и поврежден позвоночник. Я больше не могла петь с тобой дуэтом, ходить на приемы… Короче говоря, перестала быть подходящей женой. — Последние слова она выговорила с трудом — воспоминания о том, с какой легкостью Кевин нашел ей замену, все еще причиняли ей боль.

Как же ей тогда хотелось, чтобы он обнял ее, хотя бы просто взял за руку…

За месяцы, которые она пролежала в больнице, закованная в гипс, да и потом, дома, девушке трудно было смириться с тем, что никто не мог прикоснуться к ней, не причиняя боли. И все же это не мешало ей даже в самое трудное время мечтать о Кевине, чтобы он был рядом, обнимал ее, занимался с ней любовью. Как же ей хотелось в его объятиях снова почувствовать себя женщиной, забыть о боли и думать только о том, как они любят друг друга, зная, что, пока жива эта любовь, все остальное не важно.

Но Кевин держался в стороне. Большую часть времени его просто не было, он работал. В отличие от Линды, он явно не испытывал желания прикоснуться к ней. Для удовлетворения и этого, и других подобных желаний он быстро подобрал ей замену.

— Черт возьми, я совсем не это имел в виду! — взорвался Кевин. — Линда, прекрати переиначивать мои слова! После аварии все изменилось потому, что я больше не мог к тебе приблизиться…

— Я лежала в больнице в окружении врачей и медсестер.

— Были времена, когда нас не смутила бы и сотня докторов. — Его глаза яростно блеснули. — Но я больше не мог к тебе пробиться. Ты от меня отгородилась. Казалось, тебе становилось больнее от одного моего вида.

Линда нахмурилась.

— Это неправда.

Какие странные вещи он говорит. Неужели у него возникали подобные мысли? В самые первые недели пребывания в больнице окружающее виделось ей смутно, как в тумане, над всеми ощущениями преобладали боль и острое чувство отчаяния. Иногда она почти жалела, что выжила.

Эта мысль всего лишь робко закрадывалась в сознание, но когда Линда узнала о предательстве Кевина, она действительно хотела умереть.

— Говорю же, так и есть, — с нажимом произнес Кевин. — Всякий раз, навещая тебя в больнице, я буквально кожей чувствовал, как ты меня с негодованием отвергаешь.

— Отвергаю тебя? — эхом откликнулась Линда. — Знаешь, Кевин, я никогда не испытывала к тебе ничего подобного.

Тогда ею владело множество других эмоций: страх потерять мужа, боль оттого, что его нет рядом, любовь, которая к тому времени стала казаться ей безответной, отчаяние и ненависть. Ненависть к этому человеку за то, что он предал все, что было между ними. Но негодование? Нет, этого никогда не было.

— Никогда, — с уверенностью повторила она.

Кевин, прищурившись, вгляделся в ее лицо.

— Неужели? А как же авария? — медленно произнес он.

Линда отрицательно покачала головой.

— Я никогда не винила тебя в аварии. Полицейские сказали, что ты все равно не смог бы ничего сделать. Юнцы были пьяны в стельку и, не справившись с управлением, вылетели на встречную полосу. Избежать столкновения было невозможно. Мне никогда и в голову не приходило, что ты виноват в том, что со мной случилось.

— Но что произошло потом? — спросил Кевин. На его лице промелькнуло какое-то странное выражение, исчезнувшее прежде, чем Линда успела его заметить.

Потом? Что потом?

Линда почувствовала, что не в силах больше смотреть на Кевина. Она знала, что душевная боль отразится в ее глазах, и не желала, чтобы он это видел. Когда было нужно, его не оказалось рядом, чтобы разделить с ней эту боль, так пусть он и сейчас ее не увидит!

— Мне пора возвращаться, Кевин. Я обещала родителям вернуться через час.

На его губах появилась знакомая презрительная усмешка.

— Дорогая, тебе уже двадцать шесть, неужели ты все еще обязана отчитываться перед родителями! Не можешь же ты уйти сейчас, в самый разгар разговора, который должен был состояться три года назад!

Линда пожала плечами и холодно заметила:

— Насколько я помню, как раз тогда тебя не оказалось рядом. Как же, маэстро Дарнелл был слишком занят! Ты прав, я уже взрослая и больше ни перед кем не отчитываюсь, и тем более перед тобой.

Однако Кевин был решительно настроен продолжать.

— Почему вы с Дорианом до сих пор не поженились? Из-за того, что ты потеряла ребенка и больше никогда не сможешь иметь детей? Я не вижу другого объяснения.

Если несколько минут назад, переходя дорогу, Линда чувствовала слабость, то сейчас у нее было такое ощущение, что она вот-вот потеряет сознание. Никто никогда не упоминал о ее ребенке. Когда произошла автокатастрофа, Линда была на пятом месяце беременности. Она уже чувствовала движения ребенка, начала присматривать мебель для детской и приданое для младенца.

А потом все кончилось. Никаких толчков в животе. Она перестала просыпаться среди ночи, задыхаясь от счастья. И больше не нужно было гадать, кто родится у них с Кевином — сын или дочь.

Это был сын, мальчик, слишком маленький, чтобы выжить. Внутренние повреждения оказались настолько серьезными, что, по всей вероятности, другого ребенка у нее никогда не будет.

Но никто, никто до сегодняшнего дня не упоминал о ее неродившемся ребенке! И уж конечно, не муж, который был рядом, когда их сын умер. После этого Кевин сразу отдалился от нее.

— Ты ошибаешься. — Линда подняла на него глаза, полные гнева и непролитых слез. — Мы с Дорианом не поженились, потому что я, к сожалению, все еще твоя жена.

Она надеялась, что Дориан и Эвелин простят ей эту маленькую ложь. Ей хотелось причинить Кевину такую же боль, какую он причинил ей, и она решила использовать свое единственное оружие — дружбу с Дорианом.

— Но нам давно пора все исправить. Жди вестей от моего адвоката, Кевин. Я хочу как можно скорее оформить развод.

Линда повернулась и зашагала к машине. Ненависть к Кевину придала ей сил, и слабость отступила.

— Когда ад замерзнет! — бросил ей вслед Кевин. Он сказал это вполголоса, но Линда услышала каждое слово.

Она благополучно дошла до машины, даже ни разу не споткнувшись. После того как два года назад Кевин проигнорировал ее требование о разводе, она решила, что это не имеет особого значения — не дает, и не надо. Она все равно не собиралась вторично выходить замуж. Но теперь ей было необходимо окончательно освободиться от этого человека, раз и навсегда.

Выезжая с автостоянки, она последний раз взглянула на Кевина. Какая-то женщина средних лет, по-видимому восторженная поклонница, просила у него автограф.