Душа птицы

Бред

С отцом стало происходить что-то неладное. Он восстановился после операций и, казалось, вот-вот окончательно вернётся «в норму». Вроде бы всё к этому шло. Эми ушла, от услуг другой домработницы от отказался, будучи уверен, что уже в состоянии сам за собой следить.

Надо сказать, отец принадлежал к типу общительных, но одиноких людей. Есть такой тип, кстати, нередко встречающийся в нашей жизни, хотя его не так легко распознать. Такой человек производит впечатление «компанейского» и «очень социального», легко сходится с людьми, на первый взгляд. Только на первый взгляд. Но если внимательно к нему присмотреться, то окажется, что близких, тёплых отношений он практически ни с кем, даже с родными людьми, не имеет, а вся его общительность поверхностна и обманчива. Почему так? Наверное, потому, что его первоочередной интерес — это только он сам, и никто другой: собственные интересы, личные выгоды, свои прихоти. Такие люди очерчивают чёткий круг своих тёплых чувств по отношению к другим, и эту линию никогда не переступают.

А вот мама, земля ей пухом, была ему полной противоположностью. Она постоянно выходила за пределы границ себялюбия и добрых дел. За это свойство её ценили и родственники, и друзья, и соседи — все, кто её знал. Не понимаю до сих пор, как они — такие разные — могли сойтись и пожениться? Что их объединяло?

Зная склонность отца к постоянным перемещениям по Бруклину, его привычку к бесконечным посещениям магазинов, в чём он находил непонятное мне удовольствие, я с самого начала пандемии опасался, чтобы он не заразился ковидом. Но теперь, в связи с карантином, всё изменилось: даже в парке возле его дома команды шахматистов и картёжников, с которыми он порою играл в карты или шахматы, растворились.

В любом случае, мои опасения оказались напрасны: отец и сам-то теперь не сильно стремился «аут», опасаясь вируса. Более того, он стал проявлять меры не простой, а сверхпредосторожности. Что-то в нём изменилось, особенно после ухода Эми, и он бо́льшую часть времени оставался один. Он часто и подолгу был задумчивым, стал каким-то пугливым, малоразговорчивым. Сидел дома, с утра до вечера уткнувшись в телевизор, без прежних эмоций смотрел бейсбол или старые голливудские фильмы, почти не звонил ни мне, ни родственникам. Когда мы с ним встречались, его интересовало одно-единственное: много ли больных ковидом поступает к нам в отделение, много ли среди них стариков, и многие ли из них умирают?

* * *

Ночью меня разбудил телефонный звонок. На экране мобильника высветилось «Полицейский участок № 68».

— Хэлло, могу ли я поговорить с мистером Беном Горовицем? — спросил незнакомый мужской голос.

— Да, это я, — ответил я полусонным голосом.

— Вам звонит офицер Кларк из шестьдесят восьмого полицейского участка. Извините, что беспокою вас в такое позднее время.

— Я вас слушаю, — включив настольную лампу, я взглянул на настенные часы, показывавшие 2:47.

— Марк Горовиц ваш отец?

— Да. С ним что-то случилось?

— Пока неизвестно, точно сказать не могу. Ваш отец пропал. Во всяком случае, в квартире его сейчас нет, а дверь в его квартиру открыта. Сосед по этажу обратил на это внимание. Вероятно, он куда-то вышел, но забыл закрыть дверь за собой. Сосед проверил несколько раз, но так как ваш отец не появился, сосед позвонил в полицию. Вы случайно не знаете, где он? Быть может, он сейчас у вас?

— Нет, у меня его сейчас нет, и я не знаю, где он, — ответил я, окончательно проснувшись и начав перебирать в уме различные варианты, что могло с ним случиться и где он может быть в это время. Но ничего, что бы имело хоть какое-то правдоподобие, в голову не приходило.

— Ваш отец оставил дома свой мобильник. Мы проверили запись его сегодняшних звонков, зарегистрирован только разговор с вами. Он вам ничего не говорил, не собирается ли он куда-то поехать, остаться у кого-то на ночь?

— Нет, ничего подобного не припоминаю.

— А как у него с психикой? Он психически здоров? У него нет деменции?

— Деменции у него нет, — ответил я и тут же усомнился, так ли это.

— Что ж, тогда будем его искать. Нам для этого понадобится и ваша помощь. Вы где живёте?

— В Марин-Парке.

— Вы бы не могли сейчас к нам приехать сюда? Вы водите машину?

— Да, конечно.

И вот я ехал по ночному шоссе. Что же с ним всё-таки случилось? Куда он пропал, чёрт возьми?

Припарковав машину возле его дома, как раз возле стоявшей машины полиции, и надев маску, я поднялся на третий этаж.

— Мистер Горовиц? Спасибо, что так быстро приехали, — обратился ко мне полицейский. Он был тоже в маске. Другой коп стоял, упёршись задом о подоконник и скрестив на груди руки. — Не будем зря терять время. Ваш отец никому из знакомых не говорил, что ему не хочется жить?

— Это исключено. Я вам заявляю это с полной ответственностью профессионального психолога, работающего в отделении «скорой помощи».

— Хорошо. А какие у вас с ним отношения? — продолжал спрашивать полицейский, глядя на меня в упор, и наш разговор как будто приобрёл форму допроса. — Он на вас не жаловался? Не обвинял ли вас в чём-либо?

— Отношения у нас были непростыми. Но никакой смертельной вражды не было и в помине, если вы это имеете в виду.

Нашу беседу сопровождало биканье раций полицейских, а потом чей-то трескучий голос в динамиках передавал какие-то закодированные сообщения.

— Он водит машину? — спросил полицейский.

— Да.

— Где он её обычно паркует?

— Здесь, в подземном гараже.

— Пойдёмте проверим.

Мы втроём спустились по лестнице и вошли в большой плохо освещённый гараж.

— Вот она, — я указал я на стоявший его Grand Cherokee.

Один из копов попытался открыть дверцы машины, но они были заперты.

— Окей, мистер Горовиц. Покажите нам его последние фотографии, чтобы знать, как он выглядит, подскажите, в чём он мог быть одет, выходя из дому. Мы его поищем до завтрашнего вечера и, если не найдём, тогда подадим в розыск как на «пропавшего человека».

Вскоре мы все покинули дом. Полицейские сели в свою машину и уехали. А я направился к парку, неподалёку от его дома. Я спускался по дорожкам парка, ведущим к набережной, вглядываясь не только в пустые столы шахматистов и скамейки, но и на склоны, усаженные кустами и деревьями, — не лежит ли там кто-либо. Порой то тут то там раздавался крик разбуженной птицы или хруст ветки старого дерева, колыхаемого ветром. Но парк был совершенно безлюден.

Дойдя до набережной, я приблизился к бетонному парапету и, перегнувшись, посмотрел, нет ли там — на камнях — кого-либо. Но и набережная была пуста. Невысокие волны набегали на тёмные валуны и, разбиваясь с глухим хлопаньем, отступали назад. Мой глаз уже хорошо различал тающую пену и даже тёмные колыхаемые в воде густые водоросли. Лунная дорожка тянулась по воде, таинственно переливаясь и сверкая золотыми блёстками. Очарованный этим волшебным видом, я невольно замер. Подумал о том, что красота Творения порой совершенно неожиданно приоткрывается нашему взору, но часто это случается в такие минуты, когда мы завалены житейскими проблемами, и нам, чёрт возьми, не до эстетических наслаждений. «Красота вечна, всё остальное — временная земная пыль», — негромким голосом произнёс я одну из строк поэтессы Марианны Мур, которую часто на память цитировала Эми.

И пошёл обратно к машине, решив объехать весь район поблизости от дома отца в надежде всё-таки найти его здесь. Он ведь не мог далеко уйти от дома! Я колесил по пустым улицам района, внимательно всматриваясь в единичных одиноких прохожих.

— Дэд! Дэд! — закричал я, резко нажав на тормоз и выскочив из машины.

— Бен? Ты? Как ты меня нашёл, а? — невозмутимо спросил отец.

Он сидел на автобусной остановке, закинув ногу на ногу. Он был одет в джинсы и серую ветровку поверх свитера. Он хоть и удивился моему появлению, всё же по-прежнему сидел, не меняя позы и сохраняя внешнее спокойствие.

— Папа, почему ты здесь? В четыре часа ночи на автобусной остановке? Что ты здесь делаешь?

— Почему я здесь? Так, сижу, дышу свежим воздухом, — ответил он. По всему было видно, он не был готов к этой встрече и не имел заранее готовых ответов.

— Каким свежим воздухом? Что за чушь ты несёшь?

— Жду, когда откроется магазин. Мне срочно нужно купить кое-что из еды, — ответил он, кивнув в сторону находившегося неподалёку от остановки супермаркета, где он обычно покупал себе продукты и мелкие хозяйственные предметы.

— Нужно срочно что-то купить? Ты что, умираешь с голода и не доживёшь до утра? У тебя же полный холодильник жратвы.

Его странные, глупые ответы стали меня выводить из терпения. Он что, издевается надо мной? Я зло засопел. И тут мой взгляд неожиданно остановился на одноэтажном здании под вывеской HSBC банка.

— Ты ждёшь, когда откроется банк, да? — спросил я, понизив свой голос, угадав, что проник в какую-то его тайну.

Отец надолго вперил в меня задумчиво-насторожённый взгляд. Затем пригладил ладонью свои поредевшие волосы.

— Да.

Спустя некоторое время мы оба вошли в его квартиру. Пока отец снимал обувь и переодевался, я позвонил в полицию, назвал номер дела, и меня сразу связали с уже знакомым офицером по имени Кларк. Я сказал ему, что пропажа нашлась — на автобусной остановке. Объяснил, что, судя по всему, у отца произошло некоторое помутнение рассудка, конфузия, он принял утро за вечер и потерял ориентацию в пространстве, не понял, где находится.

— В общем, давать объявление «о пропавшем человеке» не надо.

— Хорошо. Завтра утром мы заглянем к нему, на всякий случай. Удачи, — сказал коп на прощанье.

Отец тем временем тщательно протёр руки санитайзером, переоделся в домашнее и сел на диван.

А я прошёлся по комнате. Увидел на подоконнике брошюру с купонами на скидки цен в ближайшем супермаркете. Взяв брошюру, перелистнул несколько страниц. Конечно, я был рад тому, что отец нашёлся. Но теперь меня беспокоило другое — что с ним? В своём ли он уме? И насколько это серьёзно?

— Ты хочешь узнать, почему я тебя искал? — спросил я, сменив суровый тон на добродушный. — Знаешь, что случилось? Ты вышел из квартиры, забыв закрыть дверь за собой. Сосед это заметил и вызвал полицию, и потом мы тебя стали разыскивать. Мы намеревались подать сообщение «пропал человек». Через пару дней твой портрет висел бы на всех столбах в Бруклине.

Выслушав эту историю, отец усмехнулся.

— Тогда я бы стал звездой Голливуда.

— О, да, и получил бы «Оскар» за лучшее исполнение роли «пропавший без вести». Скажи, зачем ты ждал открытия банка? — спросил я по-прежнему ласковым, едва ли не сахарным голосом.

Отец некоторое время сидел, глядя перед собой.

— Сын, ты разве не понимаешь, что скоро произойдёт?

— Что?

— Вот-вот начнётся хаос, вот что! К власти придут фашисты, неважно, как они себя будут называть — левыми, правыми или патриотами. И как всегда, во всём окажутся виноватыми евреи. Такое в истории случалось не раз. Поэтому нам к этому времени нужно хорошо подготовиться, чтобы под рукой всегда были наличные деньги. Банкоматы скоро будут пусты, понимаешь?

Я не сводил с него глаз.

— Сегодня утром я хотел взять в банке двадцать тысяч долларов. Причём я хотел попросить, чтобы мне дали мелкими купюрами, потому что во время хаоса никто не будет брать крупные, опасаясь подделки. А сейчас из-за очередей в банк попасть почти невозможно, всем нужна наличка, ведь я не один такой умный, поэтому туда нужно прийти пораньше. Теперь понял?

Я молча кивал, пытаясь осмыслить всё сейчас услышанное.

Отец поднялся и подошёл ко мне. Он насторожённо покосился на меня и поёжился, будто от холода. Затем неожиданно наклонился ко мне так близко, что я на своём лице уловил его частое дыхание. Взял меня за руку и залепетал:

— Бен, сынок, сынок. Сейчас я тебе во всём признаюсь. В последнее время я страдаю сильной бессонницей, меня душат кошмары, преследуют тяжёлые воспоминания. Мне стали являться мои давно умершие родители, мне даже порой кажется, что я слышу их голоса. Я думаю о войне и уничтожении евреев. Я стал часто думать о Боге, хотя ты же знаешь, что я в Бога не верю… — он вытер рукой лоб, на котором выступили мелкие капли пота. — А ещё в последнее время у меня часто кружится голова, поэтому я и машину стараюсь водить как можно реже. Я не хотел тебе говорить об этом, чтобы ты не переживал из-за меня. Я не хотел, чтобы ты бы меня посчитал психом…

Таким — возбуждённым, слабым, отчаянным, — я его никогда не видел. Мне стоило больших трудов его успокоить и уложить в кровать, дав перед этим снотворное. Дождавшись, пока он уснул, я тихо вышел.

* * *

По дороге домой я размышлял об этой ситуации. Мне нужно было время, чтобы обо всём спокойно подумать. Как же я не заметил, что отец на грани нервного срыва? Понятно, что из-за пандемии он под сильным стрессом, как и многие старики. Они — в изоляции и охвачены страхом смерти. Но я был уверен, что отец с этим справится. Оказалось, я ошибался. А-ах!

Моё внимание привлекла какая-то птица, парившая высоко в небе. Птица стала быстро снижать свой полёт и вскоре летела едва ли не рядом со мной, стараясь не отставать, хотя моя машина мчалась на высокой скорости. То и дело отрывая взгляд от дороги, я вглядывался в неё, пытаясь понять, что это за птица. Вдруг птица приблизилась вплотную и ударила в стекло своим клювом.

«А-а!» — открыв глаза, я резко дёрнул руль и со всей силы нажал на педаль тормоза. Машину бросило в сторону и вынесло на газон у шоссе. Переведя дыхание, я понял, что заснул за рулём. И мог бы сейчас запросто разбиться.

Выйдя из машины, я обошёл машину вокруг, осмотрел, нет ли на ней свежих вмятин или царапин. Затем посмотрел на небо в редких тучах и на бледный месяц, угасающий в лучах рассвета. Я увидел тёмную птицу в небе, улетавшую куда-то. Её крик «Кии-иии-aрр!» достиг моего слуха. Птица становилась всё меньше и меньше, превратившись в маленькую точку, и в конце концов вовсе исчезла.

* * *

На следующий день я собрался отвести отца к психиатру, чтобы тот выписал ему какие-нибудь успокоительные таблетки. Я даже предложил ему пожить у него некоторое время. Однако отец отказался от всех моих предложений. Сказал, что у него есть другой план, он хочет попробовать «что-то другое».

— Что-то другое? Что же?

Отец скривил лицо и произнёс с некоторым смущением:

— Женщина.

— Папа, о чём ты говоришь?

— Fuck! Мне нужен хороший fuck. Вот о чём я веду речь.

— Ты считаешь, что хороший fuck тебе поможет? — спросил я, наморщив лоб. Я всё ещё подозревал, что он шутит или же это у него продолжается вчерашний бред. К тому же мне было неловко обсуждать с отцом такой «деликатный» вопрос.

— Я знаю, что говорю, — сейчас отец принял вид человека, который утвердился в своём решении.

— И как ты себе это представляешь? — спросил я после недолго молчания. — Как ты найдёшь себе такую женщину? Я уверен, что все стриптиз-клубы закрыты. Я слышал, что многие проститутки оставили своё ремесло из-за опасности заразиться ковидом. Они сидят по домам и получают пособие по безработице.

— Я найду способ. Посмотрю объявления в некоторых газетах или по телевизору.

— Говорят, что теперь цены на секс-услуги взлетели до небес, — я всё ещё пытался отговорить отца от исполнения этого плана.

— Не переживай, я найду такую, которая возьмёт с меня недорого, по-божески.

Я задумчиво почесал свой затылок.

Я сомневался, что из этой авантюры получится что-то путное, и продолжал бы отговаривать его. Но я также знал, что мой отец был слаб на женщин, и, если говорить откровенно, он был очень силён в сексуальном отношении. Помню, как ещё в моём детстве по ночам я слышал разговоры родителей в соседней спальне, когда мама жаловалась на его высокую сексуальность, что ей было явно в тягость. Потом о том же самом простодушно признавалась мне и его вторая жена так, что мне выслушивать об этом было крайне неловко.

Может, отец прав? И всё можно решить таким простым «натуральным» способом?

— Окей, дэд, поступай так, как считаешь нужным.

И, как говорится, мяч покатился. Через несколько дней отец позвонил мне и попросил некоторое время к нему не приходить. А приблизительно через неделю он объявился: позвонил и сказал, что у него всё в порядке и что он меня ждёт. Приехав, я застал отца в хорошей форме: он уже не жаловался и не дрожал от вида собственной тени. К нему вернулось некоторое самодовольство и даже его прежняя хамоватость.

А ещё некоторое время спустя отец сообщил мне, что недавно ездил на кладбище и купил себе там участок земли неподалёку от могилы моей мамы. «Когда будешь там у мамы, заглянешь и ко мне. Может, ещё и прочитаешь над моей могилой кадиш».