Люк стиснул руки на руле своего грузовичка. Пьеса и в самом деле оказалась забавной, но он совершенно не расположен был веселиться.
Дважды за день он совершил одну и ту же идиотскую ошибку — позволил симпатичной эгоцентричной бессердечной гарпии, которая в настоящий момент сидела рядом, командовать собой.
Он знал, зачем отправился к ней домой: ярость привела его к ее порогу. Но почему он согласился пойти на это чертово представление?
Розмари. Он должен думать о Розмари, которая так плакала, когда их мать умерла от аневризмы — ему тогда было тринадцать, а Розмари всего восемь. С тех пор для него стало естественной реакцией немедленно бросаться на помощь при виде слез. Через две недели после смерти матери отец застрелился, и Розмари рыдала, уже не останавливаясь. Все эти годы он прилагал столько усилий, чтобы не допустить ее новых слез…
Их отправили жить к тетушке и дядюшке на ферму в Фрейзер-Вэлли, хотя у тех было четверо своих детей. Люк хорошо помнил тот день, когда они с Розмари появились на ферме: настороженные, потерянные и все еще не пришедшие в себя после событий, круто изменивших их жизнь. Дядя Питер был мрачен и неразговорчив. Но тетушка Лайла, надо отдать ей должное, старалась быть доброй и даже обрадовалась им. Кузены были откровенно недовольны их появлением, и Люк со старшим из мальчиков сцепились прежде, чем были распакованы чемоданы.
Люк и Розмари были сыты, одеты, но никогда не были любимы. И так уж получилось, что забота о сестре целиком легла на плечи Люка. Он никогда не считал такое положение дел обременительным — более того, ему сложно было смириться с тем, что Розмари выросла и превратилась в вполне самостоятельную двадцатидвухлетнюю женщину.
Люк бросил короткий взгляд на Оливию, причину нынешних страданий Розмари. Что превратило эту женщину в холодное эгоистичное существо? Или она такой и родилась?
«А может, вы просто ничего не понимаете в женщинах, Люк Харриман», — резко прозвучал в ответ внутренний голос. Люк попытался игнорировать его, хотя и в самом деле его отношения с женщинами никогда не были продолжительными. Две последние подружки бросили его после того, как он отказался переехать к ним и…
— О чем вы думаете? — ворвался в его мысли глубокий голос Оливии.
Это надо прекратить, решил Люк. Он довезет ее до дома, и это будет последний раз, когда она встречалась с Люком Харриманом.
— Я думаю о Розмари, — ответил он.
— О, как бы я хотела что-нибудь сделать для нее.
— Держитесь от нее подальше. И от меня.
— Пожалуйста, конечно. Если вы считаете, что так будет лучше.
Оливия снова вздохнула, и остаток пути они провели в напряженном молчании.
— Вы не собираетесь проводить меня до двери? — спросила она, когда машина остановилась и Люк не двинулся с места.
Пожав плечами, Люк выпрыгнул из кабины и подошел к дверце с ее стороны. Она взглянула на него своими огромными глазищами так, словно прыжок вниз был для нее чем-то невозможным.
— Прыгайте, — почти приказал он.
Оливия прыгнула и, не удержавшись на ногах, прижалась к его груди.
— Ловко, — заметил Люк, отодвигая ее и приходя в бешенство от того, что его тело немедленно отреагировало на ее близость. — Ладно, пойдемте. Где ваш зонтик?
— Должно быть, оставила его в вашей машине. Нечаянно.
Нечаянно, черт побери, подумал Люк, возвращаясь за зонтиком. У этой дамочки в запасе множество фокусов.
Когда они подошли наконец к двери, он подождал, пока она достанет ключи, затем, бросив «Спокойной ночи», повернулся, намереваясь уйти.
Оливия вскрикнула.
Он помедлил. Что за игру она затеяла на этот раз?
Оливия снова закричала:
— Люк, Люк, вернитесь. Пожалуйста. Здесь мышь…
— Мышь не опасна, — ответил он, не оборачиваясь.
— Но я не смогу уснуть, зная, что она здесь. — Ее голос с каждым произнесенным словом становился все более испуганным.
— Где вы ее видели? — спросил Люк, неохотно возвращаясь и оглядывая небольшой пустой холл.
— Думаю, она убежала в спальню.
Охо-хо. Люк взглянул на нее с подозрением, но глаза девушки были полны лишь тревоги и страха, и она так стиснула красный шелк своей блузки, что он мог видеть…
Он резко развернулся и направился к лестнице.
— Хорошо, давайте посмотрим. Где тут у вас спальня?
— Дверь направо.
Люк толкнул дверь и очутился в типично женской спальне: сине-белые занавески в цветах, антикварный туалетный столик с серебряными гребнями и множеством блестящих побрякушек. И легкий аромат духов Оливии, манящий и греховный.
И никаких мышей.
— Возможно, вам показалось, — сказал он, заглянув под кровать и осмотрев затем огромный платяной шкаф, набитый таким количеством одежды, которого он не видел у Розмари за всю ее жизнь.
— Нет-нет. О, пожалуйста…
— Послушайте, — заявил Люк, — я сделал все, что мог, и вы прекрасно знаете, что здесь нет и никогда не было никакой мыши. — Он не знал, почему так уверен в том, что говорит. Оливия ни на миг не меняла своей напряженно-испуганной позы, и, черт побери, она была чертовски хороша в этот момент. И тем не менее он знал, что она лжет.
Он уже выходил из двери, и первые капли дождя коснулись его лица, как вдруг две тонкие руки сомкнулись у него на талии.
Дьявол. Неужели эта женщина не оставит его в покое? Он разжал пальцы, вцепившиеся в его ремень, и повернулся.
— Прекратите, — приказал он. — Я же сказал «нет».
Она опустила ресницы, как будто скрывая боль, терзающую ее сердце, и Люк, к своему ужасу, почувствовал себя виноватым.
Она была самой сексуальной, самой соблазнительной искусительницей из всех, кого он встречал, так что все попытки отвергнуть ее были просто смешны.
— Если вы немедленно не прекратите… — попытался пригрозить он, прекрасно понимая, как заметно его возбуждение.
— Что вы сделаете? — улыбнулась Оливия. Ее белоснежные зубы блеснули во мраке холла, а в черных глазах светился вызов.
— Я… Дьявол! — Рычание, больше похожее на стон, вырвалось из его уст, когда Оливия запустила ладошку между его бедер.
После этого никаких сил сдерживаться не осталось. Он попытался было отодвинуться, но она только рассмеялась, и этот низкий, глубокий, волшебный смех окончательно сломил его самообладание. В конце концов, он был мужчиной. А она была женщиной — умной, коварной, опасной, но от этого еще более желанной.
Он закрыл глаза. Да. Пусть так. Он даст мисс Оливии Франклин то, чего она хочет — и, если быть до конца честным, чего он тоже хочет — и сразу же после этого их пути разойдутся.
Когда Оливия коснулась его ремня, он подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице в бело-голубую спальню. На какой-то миг, взглянув в ее глаза, он поймал в них тень замешательства. Но потом, когда, уложив Оливию на постель, сорвал с нее красную шелковую блузку, не видел уже ничего, кроме совершенства ее груди. Помедлив, он прикоснулся к нежным соскам и, услышав ее вздох, приник к ним губами.
Ее бедра шевельнулись, и она прошептала смущенно и страстно его имя.
Люк сбросил пиджак, стянул рубашку и приподнялся, расстегивая ремень. Она смотрела на него внимательно и несколько недоуменно, в то время как он освобождался от джинсов.
Секундой позже, склонившись над ней, чтобы расстегнуть ее узкие черные брюки, он почувствовал, как она напряглась. Несколько удивившись, он медленно погладил ее бедра. Поскольку никакой реакции не последовало, он скользнул рукой дальше, лаская внутреннюю поверхность ног.
Глаза Оливии широко распахнулись.
— О-о, — простонала она, — пожалуйста, Люк…
— Все, что ты захочешь. — И он стянул с нее трусики.
Боже, она была великолепна. Но он уже не мог ждать, у него не оставалось сил насладиться красотой ее тела. Не сейчас, когда она обнаженная лежала перед ним, а глаза ее светились желанием…
Оливия двигалась в одном ритме с ним, как распутница, какой она и была, и, когда оба одновременно достигли пика, вдруг вскрикнула «Нет!», а потом «Люк!».
Через некоторое время, когда первый восторг страсти улегся, Люк потрясенно переспросил:
— Нет? Оливия, немного поздно для «нет».
— Да, конечно. Я не это имела в виду…
— А что же ты имела в виду?
Постепенно к нему возвращалась ясность сознания. Медленно, хотя, впрочем, не так уж и медленно, до Люка начало доходить, что он натворил.
В то время как его сестра лежит в больнице, он занимается любовью — нет, блудом — с маленькой испорченной дамочкой, из-за которой и произошли все несчастья. Как он мог? Его скрутило от отвращения к самому себе.
— Я даже не могла представить, что это может быть так чудесно, — услышал он тихий голос Оливии.
Она была права: это было незабываемо. Оливия Франклин была чертовски хороша в постели, что удивительно, учитывая… О нет! Как она сказала? Что она не знала…
О черт, дьявол, проклятие! Этого не может быть! Только не эта испорченная маленькая ведьма, с телом богини и уловками опытной развратной кошки. Хотя она вся напряглась, когда…
Люк закрыл глаза.
— Оливия, — произнес он, — это было для тебя в первый раз?
Она не ответила, и он повернул голову, чтобы посмотреть на нее.
Она улыбалась ему нежной улыбкой, от которой все внутри замерло.
— М-м, ну да. Я, признаться, не думала, что мы зайдем так далеко. Но я рада, что все так получилось.
На этот раз она не лгала. Он готов был поклясться чем угодно.
— Черт! — произнес он вслух.
Оливия хихикнула:
— Что, все так плохо?
— Даже хуже, чем ты думаешь. Приподнявшись на локте, он посмотрел на ее прекрасное обнаженное тело, расслабленно раскинувшееся на постели. — Прости. Если бы я знал…
— Что бы ты сделал, если бы знал? — ангельски улыбнулась она. И Люк едва удержался, чтобы вновь не броситься на нее.
— Ничего. Совершенно ничего, — с чувством ответил он.
— Тогда я рада, что ты не знал.
— Но почему я?
Он лег на спину и уставился в белоснежный потолок.
— Не поняла…
— Почему ты выбрала меня, чтобы… — Он провел рукой по мгновенно вспотевшему лбу. — Чтобы я стал первым.
— Я и не выбирала. Я просто хочу, чтобы ты остался.
— Зачем?
Она долго молчала, а когда наконец заговорила, Люк был уверен, не сказала всей правды.
— Ты не такой, как большинство мужчин. Тебя трудно поймать. А мне нравится принимать вызов.
— Я не форель, чтоб меня ловить, — огрызнулся он. — И сейчас, когда ты все-таки подцепила меня, тебе придется все же меня выпустить.
— Ты определенно не похож на форель, — согласилась она, — но что, если я не собираюсь выпускать тебя?
— Придется, — сказал он. — Я не шучу, Оливия. Это не повторится.
— Из-за Розмари?
— Да. Кроме всего прочего.
Последнее, что ему сейчас было нужно в этой жизни, это лживая маленькая интриганка, вроде той, которая лежала сейчас перед ним. Но ей совершенно ни к чему говорить об этом. Он только что получил от нее такой подарок, который в жизни не получал ни от одной женщины.
Оливия провела кончиками пальцев по его груди.
— У тебя красивое тело, — сказала она. — И так мало волос на груди.
Люк вздрогнул, когда ее рука двинулась ниже.
— Не делай этого, — сказал он. — Оливия, хватит.
— Но почему? — Она убрала руку с явной неохотой. — Я не хочу, чтобы все вот так закончилось.
— Не всегда получаешь все, что хочешь.
— Почему же? Я всегда получала то, что хотела.
Ее искренность поражала.
— Тебе повезло. Но, видишь ли, я не твой папочка, чтобы удовлетворять все твои прихоти и капризы.
— Он этого и не делает. Я вообще его не видела с тех пор, как поступила в колледж.
— Хотя он оплачивает все это? — Люк обвел рукой шикарно обставленную комнату.
Оливия пожала плечиком:
— Через год у меня будут собственные деньги. Мать оставила мне наследство, и я вступлю в права наследования, когда мне исполнится двадцать три.
Ей было двадцать два года, как и Розмари? И уже такая холодная и хищная, как акула.
— Не уходи, — сказала Оливия. — У нас впереди целая ночь.
— Нет. — Люк встал, повернулся к ней спиной и принялся натягивать джинсы. — Некоторым приходится зарабатывать на жизнь, а я работаю гораздо лучше, если высплюсь.
Не похоже, что ему удастся заснуть…
— А чем ты занимаешься? — спросила она.
Люк решил быть сдержанным и отвечать как можно более коротко.
— Я биолог. Работаю в комитете по охране окружающей среды.
— И чем занимается этот комитет?
Он натянул рубашку через голову.
— Мы исследуем природные районы, которые предполагается застраивать, и составляем рекомендации для правительственных органов о том, что необходимо сделать для сохранения флоры и фауны, оказавшихся под угрозой. Мы также разрабатываем альтернативные программы развития, проекты восстановления естественной среды обитания и… — Он замолчал, заметив ее рассеянный взгляд. — Мне продолжать, или ты уже засыпаешь?
Оливия не обратила внимания на насмешку в его голосе.
— И тебе нравится работать на кого-то?
— Не особенно. Я не собираюсь всю жизнь на кого-то работать.
— Ты собираешься начать свое собственное дело?
— Да.
Оливия, нагишом лежавшая на кровати, протянула руку:
— Пожалуйста, не уходи.
— Я должен, — сказал он, стараясь не смотреть на нее. — Послушай, Оливия, мне жаль, что все так получилось… и, поскольку это не может повториться, лучше нам попрощаться и покончить с этим. — Он помолчал и добавил: — Ты была великолепна.
Совершенно не собираясь этого делать, он захлопнул дверь слишком резко, словно подчеркивая окончательность своего ухода.
Он был уже на полпути к своей квартире, как вдруг осознал, что, хотя они занимались любовью с невероятной страстью, он ни разу не поцеловал женщину, которая осталась сейчас в одиночестве в своей постели.
Оливия смотрела, как рассвет занимается над елями в дальней части сада. Если Люку удалось выспаться сегодня ночью, значит, он везучий человек. А она так и не сумела заснуть.
Это было нечестно. За все годы, что мужчины ухаживали за ней, она ничего от них не хотела, и вот теперь, когда она наконец-то нашла того, кого хотела, он отказался от нее. По дурацкой причине.
Как он посмел отвергнуть ее? Она ему покажет. И когда он будет полностью в ее власти, вот тогда-то она отплатит ему той же монетой. В следующий раз он будет брошен в одиночестве.
Но не сразу. Она будет держать его до тех пор, пока ей хочется заниматься с ним любовью. Мечтательно улыбаясь, Оливия провела ладонями по своему плоскому животу и задумалась о том, чем они займутся в следующий раз, когда она получит этого мужчину. Она надеялась, что это произойдет довольно скоро.
Несколько дней спустя, когда Люк вернулся вечером с работы, Розмари ждала его дома.
— Что случилось? — спросил он, сразу заволновавшись. — Тебя кто-то расстроил?
— Оливия Франклин, — буркнула она, нервно листая журнал. — Она имела наглость позвонить и пригласить нас на ужин.
— Нас? — переспросил Люк.
— Да. Думаю, она собирается подать меня в качестве основного блюда. Под соусом с каперсами.
Люк не поддержал шутки:
— Она не сказала, зачем нас приглашает?
— Нет. — Розмари отбросила журнал. — Она сказала, что хочет исправить недоразумение. Но в ее голосе не было и тени раскаяния.
— Что ты ей сказала?
— Что мы заняты.
— И она приняла это объяснение?
— Нет. Но я повесила трубку.
Губы Люка изогнулись в усмешке, которая больше напоминала гримасу.
— Отлично. Она не перезвонила?
Розмари нахмурилась. Она готова была поклясться в этот момент, что ее брат знаком с Оливией. Но это невозможно. Неделю назад он и не подозревал о ее существовании.
— Нет, — ответила она. — А почему ты спрашиваешь?
— Просто так.
Оливия, слишком взволнованная, чтобы сидеть дома после прерванного телефонного разговора, мерила шагами узкий газон, отделявший песок Джерико-Бич от дороги. Какое право имела эта маленькая глупая мышка отвергать ее приглашение от имени Люка? Если бы не Розмари Харриман… Если бы не Розмари Харриман, увещевала ее разумная часть сознания, ты никогда не встретилась бы с ее братом.
Сунув руки в карманы стильных джинсов, Оливия любовалась горными вершинами вдали, освещенными солнцем. И почему Розмари оказалась такой упрямой? Она совсем не такая бесхребетная, какой всегда ей казалась. Если бы она была абсолютно безвольна, то, конечно, приняла бы приглашение на обед как своего рода оливковую ветвь примирения.
Отлично. Оливия приняла решение. Нет смысла хныкать по поводу того, что не в силах изменить. План номер один провалился. Пришло время вводить в действие план номер два…
Наконец-то дома. Люк припарковал грузовичок и выпрыгнул на тротуар. Сегодня у него был трудный день. Как было бы сейчас здорово вытянуть ноги и пропустить кружечку прохладного пива перед ужином.
Когда он поворачивал за угол, нечто красное мелькнуло в кустах, привлекая его внимание. Он помедлил. За этими кустами, рядом с входом, не должно быть ничего красного. Что за?..
Нет. Это невозможно. Она не станет…
Но уже говоря себе это, Люк знал, что она-то как раз станет. И когда Оливия Франклин появилась из-за кустов и рухнула у его ног, вся окутанная облаком красной ткани, подчеркивавшей каждый изгиб ее пленительного тела, он понял, что даже не удивлен.