ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Ты хочешь, чтобы мы поженились?! — воскликнула Джулия.

Она была готова ко всему, но никак не к такому повороту дела. Она была готова согласиться со всем, что он предложит. Письменное подтверждение, что именно он отец ребенка? Пожалуйста! Договор, проясняющий детали опеки над ребенком в сезон отпусков, во время каникул и по выходным? Нет проблем! Совместное решение таких спорных вопросов, как образование ребенка, выбор детских телевизионных программ, дни свиданий с ним? Почему бы и нет! Если бы он даже предложил совершить обряд посвящения, когда малышу исполнится восемь месяцев, согласно традициям племен какой-нибудь Папуа Новой Гвинеи, возможно, она обсудила бы с ним и этот вопрос. Но брак?

— Это безумие!

— Разве?

— Да. Ты это несерьезно, правда?

— Нет, я настроен очень серьезно.

— Это…

— Взвесь все «за» и «против», — начал убеждать Том. — Я это уже сделал. Пока ты спала. Мы слишком мало знаем друг друга, чтобы так рисковать, но мы должны думать о ребенке.

— Я и думаю о ребенке!

— Неужели? — спросил Том. — Давай разберемся. — Он начал загибать пальцы. — Первый вариант: аборт. — Это слово прозвучало мерзко и жестоко. — Но думать об этом — преступно…

— Согласна, — уверенно и немного резко сказала Джулия. — Я уже говорила, что этот вопрос даже не обсуждается!

— Итак, эту возможность вычеркиваем. Вариант второй: я сердечно благодарю тебя за визит и за интересные новости, желаю тебе всего самого хорошего в жизни — и наш ребенок растет, считая, что его отец — медицинская пробирка.

— Ты сказал это таким тоном, словно я…

— Я не хочу обманывать себя, Джулия. Я отец, я хочу знать все о своем ребенке. Понимать, что мой малыш растет без меня, — это…

— Хорошо. — Джулия опустила вилку, которую в порыве ярости схватила со стола. Есть расхотелось: все равно ужин никак не относился к делу. — Я уже говорила, что ты можешь участвовать в жизни ребенка, если захочешь.

— Участвовать? — Том состроил недовольную гримасу. — Этого недостаточно.

— Еще несколько часов назад ты ничего не знал об этом.

— Еще несколько дней назад, — парировал он, — ты хотела отдать его.

— Своей двоюродной сестре, которая по моей вине не могла иметь детей, и, как я думала раньше, любящей супружеской паре.

— Ясно. Но на самом деле все не так, и теперь ты испытываешь совсем другие чувства, правда?

— Да, конечно.

— И я не исключение… — Он помолчал задумчиво. — Я люблю этого ребенка. И он не виноват во всей этой неразберихе. Будь я проклят, если, став отцом, потеряю его. Господь знает, как долгие годы мы с Лореттой пытались завести ребенка тем или иным способом. Я хотел иметь детей и до сих пор хочу этого. Но самое главное — вот… Смотри!

Том вытащил из заднего кармана джинсов старый кожаный бумажник коричневого цвета, открыл его и кинул Джулии.

Это было семейное фото — фото большой семьи, семьи Тома: он сам, семеро его братьев и родители — темноволосая, немного усталая, но все еще красивая женщина почти без косметики, но озаряемая внутренним светом счастья, и слегка сутулый мужчина с седыми висками.

Все они были удивительно похожи друг на друга — сильные, темноволосые, красивые. Джулия нашла среди них Тома. Он и его братья замерли в разнообразных картинных позах борцов: готовые дать отпор противнику, белозубые, растрепанные, с горящими глазами, с хорошо накачанными мышцами, на губах замерли грозные выкрики; они радовались так искренне, что их нельзя было заподозрить в обмане. Чувствовалось, что всех их связывает нечто большее, чем родственные узы, — а именно любовь и дружба.

Фотография говорила о любви так просто, понятно и в то же время нелогично, вызывая непременный ответный отклик, что Джулии вдруг очень захотелось быть на этом снимке рядом со всеми, иметь уютное местечко в семье, похожей на эту. Отчасти это желание возникло у нее из-за того, что она слишком рано потеряла отца, а мать с головой погрузилась в новую беззаботную жизнь. О чем Джулия сейчас думала? Наверное, о том, что фальшивый брак все равно не сделает ее полноправным членом его семьи.

— Восемь детей, — сказал Том уверенно, спокойно. — И всех нас любили, все мы были желанными, нас защищали от напастей и безгранично верили в нас.

— Вы очень похожи друг на друга, — тихо произнесла она.

— Знаю. Все дело в генетическом наследии. Нет никого, кто бы сомневался в том, что мы братья, а наши родители — это наши родители. Я рос, ощущая себя причастным к этой семье, прекрасно зная, кто я такой. Я отнюдь не утверждаю, что это чувствует или должен чувствовать каждый человек, но меня не покидало это ощущение. И я хочу, чтобы мой ребенок испытал нечто подобное. На меньшее я не согласен ни при каких обстоятельствах!

— Но ведь ты не считаешь, что брак — это единственный бескомпромиссный выход из положения?

— А что ты, собственно, имеешь против меня, Джулия?

Том и Джулия в упор посмотрели друг на друга. Это продолжалось всего лишь мгновение, потом оба поспешили отвести взгляд. И тут Джулия поняла, что главной причиной заключения брака, возможно, является их физическое влечение друг к другу. Это неожиданное открытие стало для нее настоящим шоком. Сейчас это чувство пробежало между ними как электрический ток, а на самом деле оно возникло намного раньше, просто Джулия не осознавала этого.

Из всех причин, объясняющих эмоциональную напряженность, возникшую между ними, эта была самой невероятной. Скорее всего, физическое влечение стало результатом их эмоций, убеждала она себя. Это так же нереально, как и замужество.

— Собственно, ничего… — растерянно начала она, чувствуя себя как рыба, попавшаяся в сеть.

— Послушай, — он пристально смотрел на нее своими черными глазами, — мне нужно нечто большее, чем просто навещать ребенка по выходным от случая к случаю. Я хочу принимать активное участие в жизни моего ребенка, хочу получить официальный статус отца. — Том посмотрел на ее живот, пока еще плоский и гладкий. — Но больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы он или она вошли в мою жизнь, — продолжал он. — Мне бы хотелось любить, познавать мир и расти вместе с малышом. Я хочу, чтобы мой ребенок стал членом моей большой семьи. Навсегда. И поэтому я готов жениться и делить с тобой этот дом, по крайней мере до тех пор, пока не родится малыш. К тому же беременность — трудный период в жизни каждой женщины, она нуждается в поддержке, с чьей бы стороны она ни исходила. Почему бы не принять ее от меня?

Джулия рассмеялась, но смех получился неуверенный. И это все, чем она могла ему ответить. Ситуация была такой…

— Ты права, — мягко сказал он, не сводя с нее глаз. — Это безумный шаг. Но, в конце концов, и сама ситуация из ряда вон выходящая, не так ли? Трудно себе представить, чтобы кто-то однажды утром проснулся и решил: «Думаю, когда-нибудь мне захочется зачать ребенка от человека, которого я совсем не знаю». Ты согласилась на эту авантюру, полагая, что тем самым поможешь своей близкой родственнице, которая однажды помогла тебе слишком дорогой для себя ценой, но ты и не подозревала, что она лгала тебе с самого начала. Здание, которое ты построила на собственной уверенности, вдруг исчезло, словно его стерли с грифельной доски. Что касается меня, то еще несколько часов назад я сказал бы, что вряд ли смогу когда-нибудь стать отцом, так как обстоятельства сложились не лучшим образом. Я не собирался снова жениться, так как знал, что не испытаю больше того юношеского волнения, которое я ощущал в день нашей свадьбы с Лореттой. Мне тогда было двадцать, а ей — восемнадцать. И если то, что нас связывало, можно назвать любовью, значит, сейчас я хочу жениться отнюдь не по любви.

— И несмотря на это, ты предлагаешь мне выйти замуж?

Ей казалось, что она придумала остроумный ответ и убедительный довод против его сумасбродного предложения. Он воспринял его иначе.

— Что ты имеешь в виду? — задумчиво спросил он. — Я действительно считаю, что это самый удачный выход из положения: никаких неоправданных ожиданий и обманчивых чувств, только обоюдное обязательство уважать друг друга и хотя бы попытаться жить вместе. Мы должны помнить о своих обязательствах перед ребенком.

— Ты считаешь, этого будет достаточно?

— В нашей жизни произошли серьезные изменения. Пусть все идет своим чередом до тех пор, пока не родится малыш. Брак по расчету — кажется, так это называется? Никакого секса и совместных счетов в банке, но все остальное мы делим на двоих. Мы составим официальный юридический документ, а после рождения ребенка пересмотрим наше соглашение.

Джулия молчала. Он говорил серьезно.

— Но если у тебя есть кто-то… — неожиданно добавил он.

— У меня никого нет, — сказала она, пожалуй слишком поспешно. В этом заключалась еще одна причина, почему она уехала из Калифорнии.

Решение порвать с Риком Лэвисом было хоть и правильным, но довольно болезненным. Сам Рик был против этого. А что было делать, если он спал со своей секретаршей? У Джулии на этот счет было свое мнение. Теперь этот неприятный эпизод стал частью прошлого, но все-таки оставил в ее душе незаживающую рану. В целом она разделяла цинизм Тома в отношении пылкой юношеской любви. Весь вопрос состоял в том, разделяет ли она его веру в то, что брак на основе изложенных им принципов может просуществовать больше месяца.

— Мне надо подумать, — несколько грубо ответила она.

— Конечно, я понимаю, — согласился Том. — Давай поедим, а потом я отвезу тебя в мотель. Если, конечно, ты не захочешь остаться здесь.

— Нет, — сказала она быстро, — спасибо, мне нужно как следует отдохнуть.

— Тогда угощайся. Я не заставляю тебя отвечать прямо сейчас. По крайней мере сегодня.


Поверхность озера была похожа на черное стекло, и ночь освежала. Когда катер разогнался, Джулия опустила ладонь в плотную холодную воду, наслаждаясь скоростью и игрой воды, бежавшей сквозь пальцы. На побережье царили тишина и спокойствие, отдыхающие расходились по домам.

Было уже за полночь, и Том вез Джулию в мотель «Болтон Лендинг», где она сняла номер. Они оба очень устали за день и поэтому молчали, прекрасно понимая, что сегодня сказали друг другу, пожалуй, слишком много.

Джулия и Том сами были поражены тем, что в продолжение всего ужина они ни разу не вернулись к столь неприятному для них разговору, который днем вызывал лишь раздражение и вспышки неоправданной враждебности. Они разговаривали о самых нейтральных вещах: о ее работе, его компании, занимающейся разработкой новых средств программного обеспечения, летней погоде, о его планах по изменению ландшафта острова с помощью Дона. А потом они молчали, и это было лучше любых разговоров.

Оба невольно вспоминали — каждый по-своему, — чем завершился ужин. Как только они закончили есть, Том поднялся из-за стола, готовый отвезти Джулию на берег. Она могла бы, конечно, переночевать и здесь, и он не преминул предложить ей это еще раз, но Джулия сказала, что ей необходимо уехать, и Том прекрасно понимал почему. Гостиница — нейтральная территория, а значит, и отличное место, чтобы все как следует обдумать и принять верное решение.

Десять минут спустя они оказались у ворот мотеля. Это была не самая лучшая гостиница в городе, но другой поблизости не было. Джулия заметила, что Том скептически смотрит на входную дверь, выкрашенную в шоколадно-коричневый и лимонно-желтый цвета. И в номере все напоминало лагерь бойскаутов, словно Джулия намеренно на всем экономила.

Том смотрел на нее испытующим взглядом, слегка прищурив глаза.

— Знаешь, Джулия, — сказал он мягко, — ты могла бы разыграть свою партию и по-другому.

— Разыграть что?

— Ты могла бы потребовать денег. Много денег. И я приятно удивлен, что ты этого не сделала. — Том успел перехватить ее запястье, прежде чем она подняла руку, чтобы дать ему пощечину. — Ну, ну, — успокаивающе произнес он, — я не имел в виду ничего плохого! Не имел! Наверное, я выразился не совсем удачно… Я уважаю тебя, ясно? За то, что ты этого не сделала. Потому что многие на твоем месте поступили бы именно так.

Джулия медленно опустила руку. Том все еще держал ее, и она чувствовала тепло вокруг запястья. От его прикосновения по телу пробежала дрожь, но Джулия все еще злилась и поэтому вдруг резко повернулась на каблуках и стала открывать дверь.

— Черт побери, Джулия! — повторил он. — Давай покончим с этим раз и навсегда.

Он стоял сзади, его руки поддерживали ее за талию. Потом они скользнули по теплому, еще плоскому животу, как бы оберегая его. Она ощущала силу Тома, его тяжесть, слышала странную вибрацию в его голосе, когда он говорил. Наклонившись так, что его губы едва касались ее уха, он зашептал:

— Здесь растет наш ребенок. Сегодня мы говорили с тобой о чем угодно, только не об этом. Мы были раздражены, мы тщательно продумывали ответы и решения, как будто речь шла о катастрофе, но ведь это не так! Это невероятно, Джулия! Наш ребенок, твой и мой, растет, становится человеком там, у тебя внутри. Это связывает нас такими узами, которые невозможно расторгнуть. Это вечные узы, они будут всегда, что бы с нами ни случилось дальше. И мы должны признать, что ребенок объединяет, не так ли?

— Да, — прошептала она, тая от его прикосновений, очарованная его словами. — Да, Том.

— Благодаря этому Земля все еще вертится, а человечество по-прежнему просыпается по утрам.

— Я знаю, знаю. — Джулия была готова заплакать: он как будто высказывал ее мысли.

Вдруг Том нежно, так, что она даже не успела понять, что происходит, развернул ее за плечи и, наклонившись, приблизил свои губы к ее губам. Первое прикосновение его губ было очень нежным, сомневающимся. Джулия почувствовала, как огонь пробежал у нее по жилам, и немедленно, словно подчиняясь неведомому инстинкту, ответила ему — жадно, страстно. Беременность сделала ее тело необыкновенно восприимчивым, и она ощущала каждую складочку и морщинку на его одежде, когда он прижимал ее к себе, чувствовала, как меняется температура его тела. Деревянные половицы заскрипели, когда он наклонился еще ниже, чтобы распробовать вкус ее губ, а его руки обняли ее так крепко, что Джулия могла бы потерять сознание, не рискуя при этом упасть. Каждый нерв у нее горел, словно заранее знал, что сейчас будет. Вот сильные бедра Тома прижимаются к ее телу, сжимают ей ноги, и страстный поцелуй заставляет их двигаться в едином ритме. Но самое восхитительное — это его сладкие губы, такие требовательные и многообещающие, дающие и берущие!

— Черт побери, Джулия, неужели возможно, чтобы мы ничего не знали друг о друге до сегодняшнего дня? — спросил он хрипло. — Нет, этого не может быть! Всему виной амнезия. Уверен, мы занимались любовью, чтобы зачать нашего ребенка, а потом что-то случилось, и мы забыли об этом, чтобы вспомнить сейчас. Я чувствую это. Я вижу этот прекрасный момент: ты лежишь, обнаженная, на моей кровати, а я слышу, чувствую, ощущаю, упиваюсь тобой. Я каждой клеточкой знаю, что мы занимаемся любовью. Это безумие?

— Нет, — сказала она, оторвавшись от его губ, — это не сумасшествие. Я чувствую то же самое. Это малыш, Том.

— Малыш. Если малыш так старается соединить нас, то тебе придется выйти за меня.

И он снова страстно поцеловал ее, не дождавшись ответа, но она ответила ему поцелуем.

Они поженятся. Он прав: на данный момент это самый разумный шаг.

Загрузка...