ВАЛЕНТИНА
Ибрагим идет на меня стеной. Высокий, здоровенный, пугающий.
Не смотрит на меня, а лишь на свои перчатки.
Я отступаю. Пячусь шаг за шагом. Кажется, что если сорвусь на бег, то и Ибрагим кинется на меня, как хищник на добычу.
Все это уже было однажды. Воспоминания накладываются на реальность и мне становится вдвойне страшней.
Муж все так же стоит у окна, не шелохнется, но внимательно наблюдает за мной и своим охранником.
Дальше только кухня, стена и стол.
На столе какие-то чашки, тарелки. Хватаю утварь и кидаю ею в Ибрагима. Но это для него все равно, что праща.
Он надвигается медленно и неотступно. И из-за этого все жилы, все мои внутренности сводит от страха.
Я чувствую себя загнанной в угол. Это ужасное чувство, когда ты не можешь остановить своего преследователя. Не можешь никак повлиять на него.
Я падаю на четвереньки и ползу под стол. Для меня это хоть какое-то иллюзорное укрытие от неизбежного.
— Что там у вас? — доносится из гостиной голос моего мужа.
— Что-то не то, господин. — опускается Ибрагим и заглядывает под стол.
— В смысле, не то?
Я забиваюсь в самый угол. Мне кажется, что в руках у Ибрагима нож.
Меня уже ранили однажды. Я помню это состояние. Я пытаюсь прикрыть это место. В то же время начинает печь слева. В области сердца.
— Что здесь на хрен происходит?
В кухне, опираясь на трость, тяжело хромая показывается Харитонов.
— Господин, я могу ошибаться, но сам смотри.
Харитонов тяжело доходит до меня. Хмурит брови, кажется, что он хочет заглянуть в самую мою суть.
— Проверь! — отдает он приказ.
Руки Ибрагима в перчатках лезут ко мне. Я отбиваюсь как могу.
Но все же ему удается расстегнуть мои джинсы и дернуть их вниз, слегка приспустив. Все это он делает в перчатках. Смотрит конкретно на место около пупка, не смея блуждать глазами по моему телу.
— Звиздец. Приехали! — присвистывает Харитонов.
— Господин, смотри, у нее губы посинели! — на мгновение Ибрагим обжигает меня взглядом.
— Вижу, бляха-муха! — глаза Харитонова расширяются, и кажется, что в них промелькнуло едва заметное беспокойство. — Приведи сюда Богданыча, быстро!
От Ибрагима и след простыл, а Харитонов, отбросив свою трость и позабыв про сломанную ногу, опускается на пол.
Я едва ли в сознании, и уже не сопротивляюсь. Он подтягивает меня к себе, и берет на руки.
— Господин, тебе помочь? — на кухне появляются люди Харитонова.
— Сам справлюсь. С дороги!
* * *
ВАЛЕНТИНА
Иголка жалит мою руку. Я на миг выныриваю из беспамятства.
Я в спальне. Мне поставили капельницу. Тот самый доктор, который вчера зашивал спину моего мужа внимательно и напряженно оглядывает меня. Харитонов и Ибрагим тоже в комнате.
Я снова засыпаю.
Когда я открываю глаза, за окном уже темно.
— Поспали немножечко? Как себя чувствуете? — доктор улыбается мне, и одновременно внимательно рассматривает.
— Да вроде, лучше… — бормочу я.
— Я тогда вашего мужа позову. Он просил сообщить ему, как вы придете в сознание.
— Нет, пожалуйста… — начинаю просить я, потому что понимаю, что ничем хорошим это не закончится.
Харитонов снова начнет обвинять меня во всех смертных грехах, а доказать ему свою невиновность я все равно не смогу.
— Если вы думаете, что я позволю дать свою пациентку в обиду, то вы ошибаетесь. — улыбается доктор с отчеством Богданович. — Но, не исполнять приказы Харитонова — чревато последствиями.
Через несколько минут в комнате собираются мой муж, врач, и конечно же Ибрагим.
Харитонов обеспокоенно смотрит на меня. А я стараюсь не так трястись под одеялом. Ибрагим сосредоточенно разглядывает стену.
— Что с ней было?
— Сердечная недостаточность. — отвечает врач.
Харитонов хмыкает, качает головой и недобро усмехается.
— Ну Руслан, ну удружил… подсунул дочку… Я, главное уточнял, чтобы невеста здоровая была. Зачем мне полудохлая девица?
Мне не приятно. Будто я просроченный или испорченный товар на полке в магазине.
— Давно у тебя сердце больное? — вглядывается в меня Харитонов, сжимая трость. — Почему сразу не сказала?
— Я… здорова… — говорю чистую правду.
— Пф… — не верит Харитонов. — Сплошное вранье, бляха муха! Что папаша, что дочурка. Одного поля ягоды!
— Константин Романович, справедливости ради, — замечает врач, — вчера, не смотря на пережитый стресс от покушения, с сердцем вашей жены все было в порядке. Это не хроническое. Не злитесь.
— А что это тогда⁈ — бьет тростью по полу муж.
— Что вы с ней делали до этого? — задает вопрос Богданович.
— Припугнули с легонца. — хмыкает Харитонов.
— Так вот, я запрещаю вам пугать, пытать или иным образом воздействовать на здоровье девушки! — вдруг заявляет доктор.
— Запрещалка не отпадет? — хмыкает Харитонов. — Запрещает он мне тут.
— Ну… пугайте дальше. — пожимает плечами доктор, понимая, что переборщил. — Если хотите вдовцом остаться.
Харитонов еще раз внимательно смотрит на меня. Прищуривается. Будто не может разобрать, друг я или враг. Овечка, или волк в овечьей шкуре.
— Что думаешь, Ибрагим?
— Думаю, надо все быстрее выяснить. — отзывается его помощник.
Ибрагим лишь на одно мгновение бросает на меня взгляд, а потом быстро отводит его в сторону стены.
— Выясняйте все быстрей. — говорит доктор. — Я еле ее вытащил. Сейчас я смог ее оживить, но еще парочка таких приступов и все, Константин Романович, вдовцом останетесь.
— Осмотри ее, док. — приказывает Харитонов. — Мы вчера к ней в трусы не залезли, а зря. Есть у меня некие подозрения.
— Я пойду, господин. — тут же отзывается Ибрагим.
Харитонов кивает.
Несмотря на весь творящийся ужас, Ибрагиму удается меня приятно удивить. Да, он целиком и полностью предан своему господину, и выполняет любые его, даже самые страшные приказы, но он сразу понял, что сейчас его присутствие излишне. Тактичности ему не занимать.
— Что именно я должен осматривать? — уточняет врач, после того, как за Ибрагимом плотно закрывается дверь.
— У нее там шрам. Ну и по ее женской части осмотри, поймешь ведь, если у нее там травмы.
Я вздрагиваю. Никогда и никому не говорила об этом! Это — моя страшная тайна. О ней даже мама знает. Отец не догадывается. Поэтому он спокойно выдал меня замуж за Харитонова.
Как мой муж и Ибрагим смогли догадаться⁈ Я же никак не выдала себя!
— Я понял. — отвечает доктор. — Я, конечно, не гинеколог, но как хирург, смогу кое-что понять.
— Пусть он тоже выйдет! — говорю я врачу, указывая на мужа.
Харитонов поднимает брови.
— Ты не в том положении, чтобы указывать мне, девочка! — возражает Константин.
— Вы — чужой человек! Я не хочу, чтобы меня при вас осматривали! — выкрикиваю я.
— Я — твой муж, милая моя! — хмыкает Константин. — Ничего что нас вчера сочетали законным браком?
— Это все не по правде! И вы и я это знаете! — несет меня. — И вы через месяц разведетесь со мной!
— Да с чего ты это взяла? — кажется, что мой бунт забавляет Харитонова.
— Об этом все вокруг знают!
Харитонов снова хмыкает.
— Не люблю обобщения. Конкретику давай. Кто все?
— Мне так папа сказал… — уже менее уверенно говорю я.
— Твой папа много чего наговорил. — хмыкает Харитонов. — Толку-то от его слов?
Доктор стоит и удивленно смотрит на Харитонова. Кажется, его удивляет то, что Харитонов вообще позволяет мне спорить с ним.
— Ты просто избалованная охреневшая девчонка! — не то злится, не то восхищается мною Харитонов. — Лежишь тут вся умирающая, под капельницей, прекрасно знаешь, кто я такой, и что я могу с тобой сделать в любую секунду! Знаешь и споришь со мной! Еще и указываешь, что мне делать! Девочка, у тебя менталка в порядке? Может у тебя еще и умственная отсталость, ко всему прочему?
— Думайте, как хотите! — отзываюсь я. — Мне… неудобно, что меня вообще кто-то будет осматривать. А тут еще вы. Я вас боюсь… стесняюсь… Вы для меня вообще чужой мужчина! Я вас впервые вчера увидела! Почему я должна перед вами раскрываться?
— Звиздец. — качает головой Харитонов. — Шибко умная! Ох уж это новое поколение с личными границами… Ладно, хрен с тобой. Док, я внизу буду. Как закончишь осмотр, спускайся, разговор будет.