Оля
— А ты жених Оси, да?
Алиса стаскивает с себя шапку, которую я ей с трудом завязала всего каких-то пять минут назад, и с неподдельным любопытством рассматривает затылок Давида.
— Плюш, — шикаю на неё, а у самой щеки пунцом наливаются.
— Нет, не жених, — отвечает Давид с переднего сиденья и встречается со мной взглядом в зеркале заднего вида.
— Парень?
— Алиска! — дергаю её за косичку, — Давид просто мой друг.
— Как Миша? — задирает свою мордашку ко мне и получает от меня легкий чмок в нос.
— Да.
— А Миша не жених? — зачем-то интересуется Дав, теперь уже направляя своё внимание на Алису.
— Миша мой жених, — без каких-либо сомнений отвечает моя самоуверенная егоза, вызывая у меня смех.
Давид тоже улыбается.
— Правда?
— Конечно! Только я подрасту немного, куплю себе красивое платье, стану красивой как моя Ося и он в меня точно влюбится.
С теплом прижимаю к себе сестру и утыкаюсь носом ей в макушку. Запах гречки и мясной подливы, которым пропиталась малышка, вызывает легкую ностальгию по детству. Как же было легко тогда вот так рассуждать, не задумываясь ни о чем. Просто веришь в чудо и всё.
— Сто процентов, — не опровергает её слова Дав, — только ты и так уже красивая.
— Еще не такая, как Ося. Она у меня самая- самая красивая. Правда ведь?
Взгляд карих глаз находит меня в зеркале.
— Правда, — произносит серьезно Давид.
— Ну вот. Да и у нас с Мишей всё, как должно быть, — продолжает рассуждать сестра, а я не могу справиться с ускорившимся сердцебиением. Сердце кульбит делает и расшибается о грудную клетку, пока Давид еще несколько секунд смотрит на меня, а потом возвращает взгляд на дорогу, — Он старше, умнее. Пока я вырасту, он найдёт себе работу и сможет покупать мне сладости сколько захочу. В общем, хахаль что надо.
— Алиса! — Рывком выплываю из тумана. — Какой хахаль? Где ты таких слов набралась? — ошарашенно глазею на мою, полную амбиций, сестру.
— Бабушка так говорила, что хахаль должен быть старше и иметь нормальную работу.
Господи!
Слышу сначала смешок Давида, а потом по салону разлетается его громкий смех, от которого у меня мурашки по коже сновать начинают, как одуревшие.
Сама еле сдерживаю улыбку.
— Алис, слово хахаль невежливое, — стараюсь звучать серьезно, чтобы сестренка не подумала, что можно выражаться подобным образом, — Так говорят только бабушки. А ты ведь у меня не бабушка. Ты замечательная маленькая леди, которая должна выражаться соответствующе. Говори просто — молодой человек. Будущий жених, парень, мужчина.
— Хахаль смешнее, — заметив, что Давида развеселило это слово, она цепляется за возможность использовать его в лексиконе.
Ох и детки. Как те губки, впитывают в себя всё самое нехорошее.
— Нет, не смешнее, — слегка поднимаю интонацию, давая Даву понять, что пора прекращать смеяться.
Он понимающе сжимает губы и возвращает на лицо серьезное выражение, хотя глаза при этом остаются веселыми.
— Ладно, — сдаётся Алиса.
Пока мы едем она с энтузиазмом рассказывает как Петя Сидоркин сегодня отказался ужинать и ему не разрешили вставать из-за стола, пока за ним не пришли родители. Говорит, что ей тоже не понравилась гречка, но она её съела, потому что сильно хотела поиграть с девочками в куклы.
Я обнимаю её, а сама усилием заставляю себя не пялиться так на Давида. После того, как я поцеловала его, чувствую себя жутко неудобно. Хотя дрожь в животе от того, как он смотрел на меня так и не прошла. Он не отстранился сразу, не улыбнулся легко, как это делает обычно Миша после наших приветствий или прощаний. Карие глаза во мне дыру прожигали. Мне кажется я могла бы в пепел превратиться, если бы он продолжил, а не отвернулся…
Разочарование до сих пор тяжелым осадком лежит на плечах, потому что мне хотелось его поцелуя. Хотелось так, что я едва его об этом не попросила. Дурочка глупая, Господи.
— Ось, а можно Давид пойдет к нам на чай?
Растерянно осматриваюсь, понимая, что двигатель затих. Я даже не заметила, как мы доехали до дома.
— Если у Давида нет никаких дел, то конечно можно.
Перевожу на него вопросительный взгляд, а сама едва ли не взрываюсь. Соглашайся, пожалуйста!
— Мне ехать нужно, — поворачивается он полубоком, чтобы видеть нас.
— Поедешь, — сестра уверенно приближает к нему своё личико, — чай попьем и поедешь. У меня смотри что есть, — лезет в карман платья и выуживает оттуда три шоколадные конфеты с орешками, — у Маши день рождения был, она раздавала всем, а я поделюсь с вами. Здесь как раз три! Пойдем?
Давид усмехается и протягивает руку, чтобы легко щелкнуть её по носу.
— Откуда у вас младших сестер эта способность — смотреть так, чтобы невозможно было отказаться?
— Это да? — радостно взвизгивает она.
— Да.
Нужно ли говорить, что внутри меня всё кипеть начинает? Господи, ещё неделю назад я и подумать не могла о том, что он будет смотреть с таким теплом на мою сестру и согласится пойти с нами на чай.
— Заходи, — тянет его за руку Алиска, когда мы входим в квартиру. — Я тебе свою комнату покажу.
— Погоди, плюш, Давиду сначала нужно разуться и раздеться. И тебе, кстати тоже.
— А почему плюша? — интересуется Дав, пока я снимаю с неё курточку.
— Меня так Миша называть начал. Я плюшки просто обожаю, — широко улыбается она.
— Вы давно знакомы с ним? — повесив куртку на вешалку, Давид внимательно смотрит на меня.
— Очень. С нашего детства.
— Ося его сильно любит!
Ох и Алиска.
— Он мой лучший друг был много лет, — быстро поясняю. — Теперь вот у меня ещё есть Мариам. Если после сегодняшнего дня твоя мама не решит, что лучше нам не общаться, — горло неприятно сдавливает от внезапного воспоминания того, что произошло час назад.
— Не решит. У Мариам только ты близкая подруга, папа это знает. Если что я подтвержу, что твоей вины в сегодняшней ситуации не было.
— Спасибо.
Пока Алиса проводит Давиду экскурсию по квартире, я завариваю чай и лезу в холодильник. Из еды там только вареные макароны, колбаса и одно куриное филе, которое мама достала размораживаться, чтобы сегодня после работы приготовить.
Алиска-то покушала в саду, а Давид остался из-за меня без ужина и должно быть голоден.
Нахмурившись, смотрю на филе. Интересно, что с ним можно приготовить? Сварить, поджарить? Как и с чем? Целую минуту раздумываю, а потом не справившись с неприятной холодной волной под кожей, все же хватаю колбасу.
Делаю бутерброды, завариваю чай и выставляю всё это на стол.
— Всё готово, — кричу, но так и не дождавшись ответа, отправляюсь на поиски двух пропаж.
Прохожу по коридору, и заметив их в своей комнате, захожу внутрь.
— Это когда я только родилась, — рассказывает воодушевленно Алиска, тыча пальчиком на фотографию.
Давид внимательно рассматривает её. Глаза серьезные, губы плотно сжаты. Выглядит совсем не так, как когда соглашался на чай. Словно настроение хорошее куда-то испарилось.
— А это мы гуляли втроем, — переворачивает страничку альбома сестра, — смотри какой Миша сильный!
Я подхожу ближе, всматриваясь в снимок. На нём Помазов держит меня на плечах. Алисе здесь год, и она сидит рядом в коляске. Заливисто смеётся.
— Мы с самого рождения гуляли с ней втроем, поэтому она Мишку так сильно и обожает, — зачем-то поясняю.
Давид отрывает от альбома взгляд, а я теряюсь от того, какой он у него тяжелый вдруг стал. Неподъемный какой-то, давящий.
— Ясно, — отвечает кратко и захлопывает альбом. — Ты вроде говорила, чай готов?
— Да.
— Тогда идемте!