Оля
После школы я отправляюсь домой. Нужно взять с собой форму для танцев, а также учебники с тетрадями на завтра.
Войдя, включаю режим мышки, чтобы не разбудить папу, если тот спит. Снимаю куртку, ботинки и на носочках отправляюсь к себе в комнату.
— Оля, это ты?
Голос отца ловит меня уже почти, когда я закрываю дверь. Резко торможу и выдыхаю. Проснулся.
Положив сумку на кровать, направляюсь в зал.
Картина, которая уже стала привычной, вызывает в груди болезненный спазм. Папа лежит на диване, забросив руку себе на лоб. Судя по той же самой одежде со вчерашнего дня не переодевался
— Оляяя!
— Я тут, — отвечаю, обрывая его надрывный крик и подходя ближе.
Он убирает руку со лба и сощуривает глаз.
— Воды мне принеси.
Скрипнув зубами, беру пустой стакан, стоящий рядом на стуле, и ухожу на кухню. Здесь пока что чисто, мама пол ночи убиралась. Набрав воды, ставлю стакан на стол, а сама открываю холодильник. Есть хочется ужасно.
С тех пор, как мне перестали выделять карманные деньги, я обедаю только дома. Раньше, когда отец хорошо зарабатывал я могла купить обед в школе или отправиться с ребятами в кафе. Теперь же от прошлой жизни остались только воспоминания.
На полке холодильника манят взгляд ароматные отбивные и тушеная картошка. Желудок тут же урчит в ответ на запах от гастрономических прелестей.
— Ну и где ты? — ворчливый голос отца звучит прямо за спиной, — Я бы с таким успехом сам себе сходил за водой. Пока дождешься тебя.
Обнаружив наполненный стакан, он берёт его и опустошает несколькими глотками.
— Смотрела, что у нас есть на обед, — отвечаю, цепляя пальцами нарезанную кружочками колбасу.
Мама и тут постаралась. Как будто он сам не в состоянии колбасы нарезать.
— Так возьми нормально поешь! — грузно садится на стул папа, — там Марина отбивные сделала.
Взяв тарелку, я накладываю себе две штучки и грею в микроволновке. Пока кручусь на кухне, чувствую на себе неотрывный взгляд папы, под которым мне неуютно.
— Как дела в школе? — впервые за долгое время интересуется он.
— Нормально, — жму плечами, усаживаясь за стол.
Было бы лучше уйти к себе в комнату, но это будет некрасиво с моей стороны. В кои-то веки папа сам пришел ко мне поговорить.
— Мальчик есть?
Поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядами. Отец сощуривается, пытливо всматриваясь в моё лицо.
— Нет.
— Смотри мне, Олька, — грозит пальцем, — чтобы дуростей не наделала! А то знаю я вас. Перепехнуться с кем-то легче, чем на свидание сходить.
Откусанное мясо застревает у меня в горле, и я начинаю кашлять.
— Папа, к чему вообще этот разговор? — спрашиваю, становясь пунцовой.
— Чтобы не вздумала кувыркаться с кем-то! Сначала выучись, получи профессию, а потом гуляй. Хотяяя, даже это не гарантия счастливой жизни. В один день всё может измениться, как бы не выкладывался, — секунду назад предупреждающий взгляд папы тускнеет и стекает с меня на стол.
А мне больше кусок в горло не лезет. Всю сковывает невидимыми тисками.
— Да, Олька? Пшик, и всёёёё! Ни знакомых, ни денег, ни будущего.
Медленно опускаю вилку на стол, аппетит растворяется в воздухе, как и не было, а на грудь гранитной плитой давит.
— Пап, я не виновата, — произношу в миллионный раз, не в состоянии посмотреть ему в глаза.
Боковым зрением замечаю, как отмахивается от меня, словно от пустого места, а после встаёт, чтобы достать из холодильника бутылку пива.
— Да-да, а кто ж тогда? — небрежно бросает прежде, чем выйти из кухни.
А я так и остаюсь сидеть истуканом. Он никогда меня не простит. Никогда. И хотя я не считаю себя виноватой в случившемся, этот полный обвинения взгляд оставляет каждый раз всё новый шрам на сердце. И как бы я себя не убеждала, что произошедшее чистая случайность, с каждый днем я считаю так всё меньше и меньше.
Вернув так и не съеденные отбивные в холодильник, я собираю в сумку вещи для танцев и учебники. Не в состоянии больше находиться дома ни одной лишней минуты, быстро одеваюсь и выбегаю в подъезд.
До танцев еще целых три часа, но лучше уж я проведу это время где-то в другом месте. Позвонив Мишке и получив зеленый свет, я прихожу к нему. Друг заведомо ни о чем не спрашивает, за что я ему очень благодарна. Угощает меня чаем с бутербродами, а потом каждый из нас ныряет в подготовку домашнего задания.
Я со своим справляюсь раньше, что не удивительно. Могу себе только представить сколько всего будут задавать в университете.
Решаю, что раз уж домашнее задание выполнено, то надо и честь знать. И так отняла у него время.
На танцы я приезжаю на час раньше. Расположившись в холле дома творчества на скамейке, немного расслабляюсь, полистав соцсети и уже привычно зайдя на страницу Давида. Он редко выкладывает какие-то снимки. Чаще это фотографии с ребятами, но когда никогда бывают и где он один. Конкретно эти уже давно сохранены у меня в телефоне, и засмотрены до дыр. Я знаю каждую мимическую морщинку, с закрытыми глазами расскажу во что он одет на любой из фото. Но даже это не мешает мне снова и снова заходить к нему в профиль. Так создаётся ощущение, что он ближе.
Занятие начинается вовремя, и гоняют нас на нём так, что по окончанию мы едва находим в себе силы переодеться.
— Я сейчас умру, — Мариам делает вид, что у неё подкашиваются ноги, пока мы устало шагаем к машине её брата.
— Она точно решила нас убить! Я сама еле иду.
Тяжело идти мне ещё и по иной причине. За рулем отцовской машины сидит Давид, рядом с ним Демьян, а на заднем сидении Саша. И если присутствие двух последних не вызывает во мне никаких эмоций, кроме разве что дружеской радости от встречи, то факт поездки в одной машине с Давидом ускоряет бег крови по венам.
Мы забираемся внутрь. Я сажусь по центру, а Мариам с правой стороны. Прямо позади Демьяна.
— Привет, девчонки, — бодро здоровается Саша.
Он у них самый бойкий и весёлый.
— Привет, — улыбаюсь, как бы невзначай мазнув взглядом по Давиду, который смотрит на сестру.
— Привет.
— Как потанцевали? — интересуется Демьян, поворачиваясь к нам.
Осматривает нас, на несколько секунд дольше одаривая вниманием Мариам, чем меня.
И без того красные после физической нагрузки щеки подруги становятся ещё более глубокого бордового оттенка. Замечаю, как она сцепляет пальцы рук и смущенно растягивает губы в улыбке.
— Хорошо всё, только устали.
— Да, нас сегодня решили испытать на прочность, — поддерживаю её, облокачиваясь на спинку кожаного дивана.
Здесь тесно втроем в плотной зимней одежде, но это ничего. Как говорится, в тесноте, да не в обиде.
— Но вы же показали всё, на что способны? — толкает меня в плечо Саша.
— А как же. Нас так просто не сломить, — улыбаюсь ему, расстегивая замок на куртке.
Ну и натопили они тут.
— Я видел, как вы танцуете! Пришел бы ещё раз!
— Так приходи, — пожимаю плечами, — Скоро у нас выступление на городском конкурсе, можешь поболеть за нас.
— Ммм, парни, надо сходить. Будет на что посмотреть, — задорно играет бровями, за что получает неодобрительный взгляд Давида в зеркале заднего вида.
— Ты о сестре моей говоришь сейчас, — в голосе слышится предупреждение, на которое Саша только закатывает глаза.
— Может я об Оле? — заговорщицки подмигивает мне. А потом, пока Давид отвлекается на то, чтобы завести машину и отъехать от дома творчества, склоняется и шепчет. — Мари, не обижайся, о тебе тоже. Только тттсс, твой крейзи брат если услышит, лишит меня зубов.
— Я и так тебя их лишу, — грозно звучит с переднего сиденья.
— А я помогу, — добавляет Демьян.
Мне кажется, или я слышу едва заметные нотки ревности в его голосе? Хотя не удивительно. От меня не укрывается как он иногда смотрит на Мариам, когда думает, что его никто не видит.
— Да что ж такое, все против меня? — наигранно возмущается Саша, — Оля, хоть ты меня защити!
— Я не дам тебя в обиду, — смеясь, накрываю его руку своей.
— Спасибо, милая, — он кладёт свою сверху, заглядывая мне в глаза, как обиженный дворовый котяра, — ты лучшая!
Снисходительно качнув головой, перевожу взгляд вперед и тут же застываю. От того, как на меня в зеркале смотрит Давид ознобом пробивает до самых костей. Медленно забрав свои ладони из Сашиных, отворачиваюсь к окну.
Что я опять не так сделала?