Мейсон
— Что ты натворил? — Картер поворачивается ко мне, наблюдая, как я в третий раз сражаюсь с кофеваркой.
— Не твое дело, — я прохожу мимо него и возвращаюсь в свой импровизированный кабинет.
Картер молча следует за мной и занимает свое обычное место перед моим столом. Он выжидает несколько минут, прежде чем повторить попытку.
— Ты расскажешь мне, что произошло? Или я просто прочитаю об этом позже?
Я вздрагиваю от его слов.
Черт.
Он прав. Она может написать обо мне все, что захочет. Я не удивлюсь, если в ее статье меня разнесут в пух и прах.
Черт возьми. Может, мне и правда стоит посвятить его в это, как бы неохотно я ни делился личными вещами. Даже с ним.
— Я облажался.
— Ни хрена себе. Я не мог этого сказать. То, как она ушла вчера, и то, как ты ведешь себя сегодня утром, словно кто-то нассал тебе в кукурузные хлопья, не дало мне ни малейшей зацепки.
— Умник.
— И что?
— И что?
— У меня нет времени вытягивать это из тебя, Мейсон. Расскажи мне, что, блядь, произошло. Это касается компании, нравится тебе это или нет. Так что говори.
Картер — один из немногих людей на Земле, которым позволено говорить со мной в таком тоне.
Я делаю глубокий вдох, выпускаю воздух и рассказываю. Я рассказываю ему о поездке, о фабрике, о том, как мы хорошо ладили. Рассказываю ему о пожаре в машине. О том, как нас тянуло друг к другу. Я не уточняю про сахарную мельницу во время шторма, но он и так все понял.
— А теперь мы переходим к той части, где ты облажался. Не так ли?
Я смотрю на него боковым зрением.
— Картер, послушай. Я не знаю, что произошло. То есть знаю, но не понимаю, как все так быстро пошло наперекосяк.
Он усмехается.
Засранец.
— Мейсон Монтгомери, может, ты и гений в зале заседаний, но в женщинах ты ни черта не смыслишь, — он вытирает лицо руками. — Повтори мне, что ты сказал. Слово в слово.
И я повторяю.
Картер качает головой.
— Блин. Ты облажался.
— Думаю, мы это уже выяснили.
— Нет, правда, Мейсон. Ты сказал девушке, с которой у тебя только что был секс, что все вернется на круги своя? А потом заявил, что ей не стоит ничего ждать только потому, что она хорошо трахается? Черт. Это жестоко.
— Ладно, ты прав. Я признаю это. Я был взволнован. У меня были все эти гребаные чувства. А я не умею чувствовать. Не знал, как с этим справиться. Я не мог…
— Подожди, — он прерывает меня.
— Что?
— Что ты только что сказал? Мейсон Монтгомери расчувствовался? Ни хрена себе! Никогда не думал, что доживу до этого дня! — он смеется так сильно, что ему приходится держаться за живот.
— Да, это действительно смешно, придурок. Большое спасибо.
— Боже мой, Мейсон. Это фантастика.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
Он хлопает себя по бедру.
— Мы можем это исправить. Может, ты и не разбираешься в женщинах, но я разбираюсь.
Я мгновенно вздрогнул. Мысль о том, что он даже смотрит на нее, приводит меня в ярость.
— Если ты подойдешь к ней, клянусь Богом…
— Нет, нет, нет! Господи, Мейсон. Успокойся. Все, что я имел в виду, это то, что я собираюсь рассказать тебе, как все исправить. Понял?
Я хмыкаю.
— Отлично. Расскажи мне.
Тридцать минут спустя у нас есть план. И я направляюсь прямо в комнату Брук, отменив все звонки и видео-встречи на сегодня.