Экранные поцелуи

Глава 14

Боб Делани сидел в салоне первого класса самолета компании «Пан Лм», отправлявшегося утренним рейсом на побережье. Салон постепенно заполнялся пассажирами, но Боб этого не замечал. Обычно в таких случаях он наблюдал за тем, кто входит в салон, но сегодня ему никого не хотелось видеть.

Он угрюмо перелистывал страницы журнала «Национальная география». Вообще-то он очень редко читал этот журнал, но сегодня выбрал именно его: по крайней мере, здесь уж точно не наткнешься на театральное обозрение или рецензию. У него сейчас не было никакого желания читать ни о «Войне Лили», ни о Рэчел Келлер. Эта глава в его жизни закончена, и чем меньше ему будут о ней напоминать, тем скорее удастся все забыть.

А это будет нелегко. Перед ним на глянцевых страницах журнала мелькали львы, слоны и леопарды, но он их не видел. В самом мозгу отпечатался образ Рэчел, в халате, погруженной в оживленную беседу с Ричардом Робертсом. Они говорили о прошедшей ночи, той ночи, когда она его предала. Это видение было настолько сильным, что он не замечал ничего вокруг. Лишь когда сидевшая рядом женщина ваяла журнал из его рук, он взглянул на соседку.

— Вот уж никогда не думала, что вы так увлекаетесь охотой на диких зверей, — язвительно произнесла Клаудиа Грэхэм. — Я сижу здесь уже минут пять, а вы и внимания не обращаете. Как каменный.

Он провел рукой по глазам.

— А вы что здесь делаете?!

Она улыбнулась, пригладила черные вьющиеся волосы.

— Просто счастливый случай. Я навещала друзей.

Последние слова потонули в реве моторов. Самолет резко вздрогнул и покатил на взлетную полосу.

Клаудиа взглянула на часы:

— Точно, минута в минуту. Если повезет, через семь часов приземлимся в Лакее.

Однако на самом деле мысли ее в этот момент были далеки от места назначения, которое она назвала. Сейчас Клаудиа целиком сосредоточилась на предстоящем путешествии. Если бы она специально все это спланировала, и то не могло бы получиться лучше. Семь часов рядом с Бобом Делани! Целых семь часов без всяких помех. Семь часов на то, чтобы заинтересовать, увлечь, очаровать и окончательно покорить его.

Узнав о связи Боба Делани с Рэчел Келлер, Клаудиа полностью устранилась. «Подождем, пока это кончится, — думала она, — ничто не длится вечно». И она оказалась права. Два месяца назад великая любовь дала трещину, Рэчел улетела в Нью-Йорк. Но и тогда Клаудиа не стала торопить события. Понимала, что еще слишком рано, слишком свежи воспоминания. Пусть он утешается с другими женщинами. Когда же она, Клаудиа, вступит в игру, это должно быть надолго и всерьез.

Самолет набрал высоту, стали разносить напитки. Клаудиа решила прозондировать почву.

— Ваша приятельница Рэчел Келлер вчера произвела фурор. Вы не были на премьере?

Он устало взглянул на нее:

— Был. Но больше туда не поеду. И если вы не возражаете, я вообще не хотел бы говорить об этом.

Около них остановилась стюардесса, предложила шампанского. Клаудиа взяла два бокала, один протянула Бобу:

— Выпейте. По-моему, вам это сейчас не помешает.

Обычно Боб избегал спиртного в длительных полетах, опасаясь, что это повлияет на его способность здраво рассуждать. Но теперь, снова вспомнив Рэчел, решил изменить своим принципам. Ведь он тогда принял решение лететь в Нью-Йорк на трезвую голову, и что же? Что ему это дало? Он залпом осушил бокал, знаком попросил принести еще. Потом кое-что вспомнил.

— Вы ведь любите «Болинже», если не ошибаюсь. Может быть, закажем бутылку на двоих?

— Прекрасно, только не здесь. Пойдемте в салон для отдыха. Там не так тесно.

Они поднялись по винтовой лестнице. Клаудиа шла впереди, и Боб мог любоваться ее длинными стройными ногами в прозрачных чулках. На мгновение в нем шевельнулось желание, однако он тут же себя одернул. Ему сейчас не хватает только очередной актрисы, как… дырки в голове.

Клаудиа оказалась на удивление интересной собеседницей. По опыту работы с ней он ожидал увидеть эгоцентричную невротическую примадонну. Ничего подобного. Она очень интересовалась кинобизнесом, и не только возможными, перспективными для себя ролями, но и другими, далекими от этого аспектами. Она проявила неожиданную любознательность, и вскоре Боб, к своему удивлению, поймал себя на страстном монологе о достоинствах и недостатках киноиндустрии. Остановился лишь в тот момент, когда принесли вторую бутылку «Болинже».

— Извините, я вас утомил. Я вовсе не собирался читать вам лекцию.

Клаудиа рассмеялась, откинув голову, и Боб не мог не обратить внимания на тонкую белую нежную шею. Ее кожа излучала какое-то легкое сияние, напоминавшее ему жемчуг. Почему он раньше этого не замечал?

— Нисколько вы меня не утомили. Вы ведь рассказываете о бизнесе, которым я занимаюсь, можно сказать, всю жизнь. Ну как это может быть неинтересно?

Он сосредоточенно смотрел в свой бокал. Рэчел никогда не говорила с ним о делах. Он знал, что она питает страсть к своей профессии, но это была тайная страсть. Она не хотела ни с кем ее делить.

Делани поднял глаза на Клаудиу.

— Я не говорю, что делать фильмы неинтересно. Просто никак не думал, что вам нравится об этом разговаривать.

Она снова рассмеялась:

— Не знаю, откуда вы явились. В Голливуде никто ни о чем другом и не говорит.

Она начала рассказывать о новом сценаристе по имени Слай Сталлоне, который не только написал сценарий, но и снялся в главной роли в своем фильме.

Боб был заинтригован.

— Как называется фильм?

— «Рокки» или «Бицепсы», кажется. Говорят, это что-то потрясающее, но я воздержусь от оценок до предварительного просмотра.

— А когда он состоится?

— Завтра вечером. А вам что, интересно?

— Да, пожалуй. Хотелось бы взглянуть на сценариста, который считает себя кинозвездой.

— Тогда пойдемте вместе, если у вас нет других планов. У меня есть два билета.

На следующее утро Боб Делани проснулся в состоянии жесточайшего похмелья. В сознании, отуманенном шампанским, едва запечатлелся момент прибытия в аэропорт Лакс. Он пил с какой-то женщиной… Клаудией Грэхэм. Да-да, теперь он это вспомнил. Интересно, она чувствует себя так же?

Может быть, позвонить ей? Однако он тут же выбросил эту мысль из головы. Больше никаких женщин, тем более актрис. И никакого пьянства. Как бы туго ни пришлось ему в Нью-Йорке, но жить все-таки надо.

Когда он стоял под душем, зазвонил телефон. Через полминуты Боб сообразил, что забыл включить автоответчик. Проклиная все на свете, он выключил воду, схватил полотенце и побежал к телефону. Звонила Клаудиа.

— Может быть, хотите зайти выпить чего-нибудь перед просмотром? Или встретимся прямо в кинотеатре?

— Перед каким просмотром? Я ничего не помню ни о каком просмотре.

Он услышал, как у нее, на другом конце провода, перехватило дыхание. По-видимому, он ее обидел.

— Извините, Клаудиа, похоже, я вчера совсем напился. Напомните, пожалуйста, что мы собираемся делать.

Она защебетала о новом фильме какого-то неизвестного сценариста по имени Сталлоне. Сегодня они договорились пойти на предварительный просмотр. Он беззвучно застонал. Прощай все благие намерения. Хотелось ему того или нет, но он, как видно, снова влип по уши. Очередная актриса, да еще и пьянство.

Окончив разговор с Клаудией, Боб позвонил своей секретарше и попросил зарезервировать его обычный столик в «Спагосе». Женщина вроде нее не пойдет есть гамбургеры после просмотра. Интересно, как она будет одета? Какие-нибудь неброские бриллианты и туалет от Черрути? Или предпочтет что-нибудь более вызывающее? Он припомнил стройные округлые ножки в прозрачных чулках. Потом вспомнил ее лежащей на берегу бассейна на Бали, в лучах солнца, с обнаженной грудью. Застонал вслух, вернулся в ванную и включил холодный душ на полную мощность.

В половине девятого Боб сидел за столиком в «Спагосе». Столик класса «А», у самого окна. Ему было забавно. Обычно он занимал столик в середине зала, как и подобает умеренно везучему независимому продюсеру. Но сегодня его принимали по первому классу. Он взглянул на женщину, сидевшую напротив, и вздохнул. Она, конечно, в Голливуде одна из самых популярных, после Лиз Тейлор и Ракел Уэлш.

Не дожидаясь заказа, появился официант с бутылкой «Болинже». Боб поднял брови.

— Вы как хотите, а я после вчерашнего пью только минеральную воду.

Она надула губы.

— Что это сталось с ирландским дикарем Делани? Или слухи обманывают? Я-то считала, что у вас, ирландцев, принято крушить стойки баров и насиловать женщин.

— Так вот почему вы пригласили меня на просмотр. А я и не знал.

Клаудиа вспыхнула. Боб тут же пожалел о том, что смутил ее. За последние двадцать четыре часа его представления о Клаудии Грэхэм полностью изменились. Сначала, основываясь на ее репутации и внешности, он думал, что мужчин, подобных ему, она съедает с потрохами на завтрак. Теперь, узнав ее поближе, он понял, что это совсем не так. Она оказалась на удивление стеснительной, трогательно застенчивой. В этот вечер на ней было простое черное вязаное платье с одной-единственной ниткой жемчуга. Его особенно поразило то, что она надела это платье, зная, куда они идут обедать. Любая другая звезда ее ранга наверняка появилась бы в этом итальянском ресторане в чем-нибудь более броском и вызывающем: это было одно из немногих мест в городе, куда приходили показать себя. Против своей воли Делани почувствовал, что она его заинтриговала. В течение всего вечера она продолжала его удивлять. К их столику подошел новый руководитель студии «Фокс» и пригласил на кофе после обеда. Любая актриса, даже достаточно знаменитая, не раздумывая, ухватилась бы за такое приглашение. Но Клаудиа извинилась и сказала, что устала.

Боб в этот вечер пил только минеральную воду, и она последовала его примеру. Ее бокал с шампанским остался практически нетронутым. Но больше всего ему понравилось то, как она себя вела. Большинство женщин во время первого свидания обычно флиртуют или сплетничают. Клаудиа говорила о фильме, который они только что посмотрели, и вновь поразила его. Она обсуждала картину не только как профессиональная актриса, но временами вставала на точку зрения режиссера и даже продюсера.

— Как это вам удавалось скрывать, что вы такой эксперт? — рассмеялся Делани. — Вы знаете, за много лет это моя первая интеллектуальная беседа с актрисой.

Она состроила обиженную гримаску.

— В моем положении не полагается знать слишком много. Актеры, как правило, начинают опасаться, что я собираюсь завладеть их сценами, а режиссеры боятся, что я исчезну вместе с их фильмами. — Она чуть приблизилась, взглянула ему в глаза. Боб впервые ощутил аромат ее духов. — Главная беда нашего бизнеса в том, что каждый чувствует себя чертовски незащищенным. Вот и приходится осторожничать, чтобы не задеть ничьих чувств. Настоящие отношения никогда не складываются. Я знаю, ради собственного блага надо вести себя именно так, но иногда становится очень одиноко.

Он улыбнулся. Сделал знак официанту принести счет.

— Я вас понимаю. И очень рад, что сегодня вы решили быть самой собой.

Он ожидал, что она пригласит его на бокал вина, и был страшно разочарован, когда она этого не сделала. Конечно, это хорошо, что она ведет себя, как настоящая леди, но зачем же впадать в крайности?

Они встречались еще дважды, и оба раза Клаудиа вела себя точно так же. Наконец Делани решил, что понял, в чем дело. Он нравится Клаудии, в этом сомнений быть не могло. Но нравится как… брат. Его это не устраивало. Больше того, это начало выводить его из себя. Сначала она дразнила его своим телом. Там, на Бали, когда бы он ни появился в ее номере, она встречала его почти обнаженной. А ведь он тогда был для нее посторонним человеком, всего лишь коллегой. Что за ирония судьбы, думал он. Теперь, когда они стали близкими друзьями, ей вздумалось прятаться от него.

В прошлый раз, когда они обедали вместе, на ней был брючный костюм, и за весь вечер она так и не сняла жакет. На этот раз она явилась в белой тоге, закрывавшей ее всю от самой шеи до лодыжек.

Делани решил, что больше он этого терпеть не намерен. В Голливуде достаточно других женщин, более сговорчивых, более податливых. Он вычеркнул ее из списков и продолжал жить так, как будто никогда не знал ее.

Через две недели Клаудиа позвонила ему сама. Сказала, что в воскресенье вечером собирается устроить небольшой прием с ужином, и пригласила прийти. Делани собирался извиниться и отказаться, но тут Клаудиа назвала имена Джона Ричи и Аллана Паркера, практически заправлявших делами студии «Магнум». Сказала, что они жаждут встретиться с Делани. Он спросил, в котором часу прийти, и положил трубку. Теперь, когда работа над окончательной версией «Покинутых» закончена, ему необходимы новые связи.

К его удивлению, Клаудиа сама открыла дверь. Обычно для подобных приемов нанимают девушек-филиппинок. Однако, войдя в дом, Боб не заметил и следов чьего-либо присутствия. Только он и Клаудиа.

— Я приехал слишком рано? Ты ведь, кажется, сказала, что устраиваешь прием.

Она действительно была одета как для званого вечера. Длинное черное платье из шифона, с глубоким вырезом, прилегающее в талии, с широкой волнистой юбкой. На открытой шее роскошное рубиновое ожерелье, в ушах длинные рубиновые серьги. Какая красавица, с грустью подумал Боб. И как жаль, что эта красота не для него.

Он оглядел роскошную гостиную с низкой современной мебелью и абстрактными картинами на стенах. Стеклянная дверь на террасу была раздвинута, в комнату проникал воздух теплой сентябрьской ночи. Внизу мерцали огни Бель-эр. Во всем, казалось, царила атмосфера ожидания и чего-то еще.

— Где же остальные? — опять спросил Делани. Клаудиа прошла в другой конец комнаты, резко повернулась на каблуках. Прозрачная шифоновая юбка всколыхнулась волной. Лицо казалось очень бледным, а волосы в вечернем свете выглядели абсолютно черными.

— Я вас обманула. Гостей не будет.

— Зачем же вы это сделали?

Он был смущен и рассержен. Ему захотелось домой. Устал он от ее штучек.

— Я поняла, что влюбилась в вас, а другого способа зазвать вас сюда придумать не смогла. — Голос ее прервался, она опустила глаза. — Извините меня.

Сидевший в нем циник сообразил, что им манипулируют. Он знал слишком многих актрис, чтобы этого не понять. Однако он был не только циником, но еще и мужчиной. И мужчина в нем с волнением ждал: что же будет дальше?

А дальше все произошло так быстро, что у него дыхание перехватило. Руки ее взлетели вверх, к застежке на платье. В одно мгновение платье упало к ногам. Под ним она оказалась совершенно обнаженной. Роскошная грудь, нежная белая кожа, пучки темных волос… На шее сверкали рубины.

Она подошла к нему:

— Возьми меня. Делай со мной все что хочешь.

Не говоря ни слова, он последовал за ней в спальню. Она сама вызвала в нем этот голод, пусть сама его и удовлетворяет.

Они оказались как будто в другом мире. Если дом выглядел вполне современно, в калифорнийском стиле, то будуар мог бы принадлежать какой-то иной эпохе. Центр его занимало огромное ложе, накрытое красным бархатом. Над кроватью с потолка свисала хрустальная люстра, но она не горела. Свет шел от двух свечей в старомодных газовых рожках, стоявших на двух небольших столиках в викторианском стиле. Ну прямо сцена из «Молль Флэндэрс». Боб воздал должное изобретательности Клаудии.

У изножья кровати стоял шезлонг, покрытый таким же красным бархатом. Клаудиа опустилась на него и как будто окунулась в причудливую игру света и тени. Указала Бобу на ванную комнату:

— Можешь переодеться там.

На двери ванной висел шелковый халат, по виду английский и очень дорогой. Боб увидел наклейку от «Турнбэл и Эссер». Интересно, сколько раз в своей жизни она проигрывала эту сцену? В следующий момент мысли о ее теле, о тяжелой белой груди, о темных тенях взяли верх над всеми его сомнениями.

Вернувшись в спальню, он обнаружил, что она лежит все в той же позе, и даже ожерелье не сняла.

— Я подумала, может, ты сам захочешь его снять. Он наклонился над ней, ища руками застежку.

Она подалась вперед, и ее груди оказались прямо у его лица. Он захватил губами соски. Она в это время развязывала пояс на его тяжелом шелковом халате. Он касался руками ее тела, проводил по мягкому округлому животу, вниз, по черным шелковистым волосам и внутрь, во влажную впадину. Она была готова его принять. Более чем…

Он откинулся назад. Смотрел, как огонек свечи играет на этом роскошном алебастровом теле. Одну ногу она согнула в колене, и он в первый раз увидел то, что между ног. Он тоже был готов. Осторожно раздвинул ее бедра. Однако, когда он уже был наверху, она неожиданно остановила его. Он ощутил ее руки на пенисе, а потом почувствовал внезапный холод и онемение. Боже мой, она использует новокаин, чтобы продлить удовольствие! Последний раз он столкнулся с этим в парижском борделе.

Клаудиа, по-видимому, заметила его изумление. Тихонько рассмеялась:

— Я слишком долго этого ждала и теперь хочу насладиться сполна. Так мы сможем растянуть удовольствие на всю ночь.

Лишь наутро, когда время уже близилось к завтраку, она дала ему заснуть. Убедившись, что он дышит ровно и спокойно, она встала, пошла в ванную, заперла за собой дверь и занялась своим лицом. Сначала привычными движениями наложила крем, она делала это каждый раз после очередной съемки. Пальцы двигались быстро и уверенно. За считанные минуты ее вчерашнее лицо исчезло в косметических салфетках. Потом она умылась холодной водой и начала накладывать новый грим. Накануне вечером будущего любовника встречала Клаудиа загадочная, трепещущая, драматическая, с густым слоем румян. Сегодня, после пробуждения, он увидит невинную свежую девушку.

Сосредоточившись, крепко сжав губы, она проводила коричневым карандашом вдоль линии глаз. Да, это будет ее лучшая роль.

Для Боба Делани секс с Клаудией был как пир по-китайски. Садишься за стол зверски голодным, наедаешься до отвала, а через час снова так же голоден. Клаудиа оказалась потрясающей женщиной — умной, тонкой, понимающей, великодушной. Он еще не встречал женщины, которая бы так щедро дарила себя. Теперь, объявив ему о своей любви, она стремилась отдать всю себя без остатка.

Ее друзья стали его друзьями, так же как и все ее приемы и званые вечера. Он присутствовал на обедах «в узком кругу» с руководителями студий, на приватных съемках с Клинтом Иствудом и Джейн Фонда, на вечерах с банкирами Уолл-стрит. В роли самого близкого друга Клаудии Грэхэм он повсюду встречал радушный прием. Это кружило голову. До знакомства с Клаудией, будучи независимым продюсером, он постоянно с кем-то боролся, преодолевал чье-то сопротивление. Он всегда трудился как вол, и, тем не менее, студийные боссы постоянно давали ему понять, что его здесь только терпят. Теперь его повсюду встречали как самого желанного гостя.

Вначале они с Клаудией встречались каждый вечер. Порой он чувствовал, что все происходит слишком стремительно. Хотелось побыть хоть какое-то время вдали от нее, наедине с собой. Но каждый раз, когда он пытался найти какую-нибудь отговорку — будь то желание пораньше лечь спать или деловая встреча, — она приходила в отчаяние.

— Я тебе надоела. Я знала, долго это не продлится — слишком уж все хорошо.

В конце концов, он перестал сопротивляться. Клаудиа нуждалась в его присутствии постоянно. Ей необходим был кто-то, кто бы заботился о ней, сопровождал на вечера и приемы, удовлетворял ее в постели. Все это теперь выпало на долю Боба Делани.

Ей понадобилось две недели, чтобы переселить его в свой дом. Вначале он каждое утро уезжал к себе домой — принять душ и переодеться. Потом она настояла, чтобы он перевез к ней в гардеробную несколько своих костюмов. Однажды утром, войдя в ванную, он обнаружил там новую бритву «Ремингтон», именно такую, какой он обычно пользовался, гель для душа и шампунь, тоже его любимые.

— Клаудиа, ты слишком добра ко мне, — попытался он протестовать. — У меня дома все это есть.

Она одарила его своей самой сияющей утренней улыбкой:

— А теперь у тебя все есть здесь. Так что не надо ездить домой.

Они никогда не обсуждали никакие бытовые подробности, Клаудиа не желала об этом говорить. Постепенно благодаря ее усилиям ему становилось все труднее отлучаться домой. Кончилось тем, что однажды он явился к ней с полным чемоданом вещей. Она осыпала его поцелуями.

— Ты даже не представляешь, как я счастлива!

Она повела его в свободную комнату с гардеробной, где все было подготовлено к его приходу: ряды деревянных вешалок для пиджаков, полки и ящики для белья и рубашек, пресс для брюк и даже изготовленные на заказ держалки для ботинок и туфель.

У Делани появилось такое чувство, что его купили. Целиком. Все полностью оплачено.

Она кинулась ему на шею, как ребенок:

— Я так старалась тебе угодить!

У него было сильное желание сказать, что она перестаралась, но он лишь закусил губу.

— Это великолепно, дорогая.

Когда они прожили вместе уже два месяца, Клаудиа в конце концов заговорила о Рэчел. Однажды вечером, в ноябре, они сидели у бассейна. В воздухе чувствовалась осенняя прохлада, листва на деревьях внизу, в долине, начала желтеть.

У Боба на студии был трудный день, и Клаудиа, как видно, об этом знала: она всячески старалась ублажить его. Услышав звук подъезжавшего автомобиля, она приготовила для него виски — его любимое, бурбон; налила в стакан ровно столько, сколько он любил, и положила в точности такое количество льда, какое требовалось. К виски она подала маленькие бисквиты с черной икрой.

В этот вечер на ней были брюки и мягкий мохеровый свитер, не скрывавший ни один изгиб фигуры. Несмотря на все свои сомнения, Боб почувствовал удовлетворение от того, что он здесь.

В этот момент Клаудиа заговорила о Рэчел:

— Ты никогда мне не рассказывал, из-за чего вы с Рэчел расстались. Я ведь думала, у вас все хорошо.

Впервые за последние два месяца Делани ощутил глубокую печаль. До сих пор ему как-то удавалось отгонять воспоминания о Рэчел. Он заглушал их работой, постоянной деятельностью. Клаудиа отвлекала его своим присутствием. Он почти забыл, что значит любить, быть влюбленным. Теперь при одном упоминании о Рэчел он почувствовал гложущую тоску.

— Может быть, не будем говорить о Рэчел? Ее больше нет, она в прошлом. Разве нельзя оставить ее там?

— Можно, если она там и останется. Но я боюсь, что однажды она вернется и отнимет тебя.

Он мрачно смотрел на Клаудиу.

— Этого не случится. Нет ни малейшей вероятности.

— Почему? — Клаудиа старалась говорить легким небрежным тоном. — Ты что, ей безразличен? Она тебя больше не любит?

Боб с неподвижным лицом смотрел вдаль, на краснеющие верхушки деревьев в долине.

— Может быть, и любит, — произнес он наконец, — но недостаточно для того, чтобы пожертвовать своей карьерой.

Заговорив о Рэчел, он уже не мог остановиться. Неожиданно для себя самого рассказал Клаудии о том, как предложил Рэчел выйти за него замуж и как она согласилась… пока на горизонте не появился спектакль на Бродвее.

— Она знала, как я отношусь к актрисам. Я говорил ей об этом в первый день нашего знакомства. Она понимала, что должна сделать выбор между карьерой и замужеством: нельзя иметь и то и другое.

— И она выбрала театр. Меня это не удивляет.

В нем шевельнулось любопытство.

— Почему?

Некоторое время она молчала, как будто борясь со своей совестью.

— Ты ведь знаешь, одно время мы с Рэчел были дружны.

Он кивнул.

— Так вот, в то время мы ездили к одной предсказательнице. Она жила в деревне на Бали. Сумасшедшая старая китаянка по имени мадам Чонг. Представления не имею, где Рэчел ее отыскала. Я, честно говоря, не хотела к ней ехать, но Рэчел была непреклонна. Она непременно хотела знать, что ждет ее впереди, и настаивала, чтобы я тоже поехала — для компании. Бог свидетель, она нуждалась в подруге. По крайней мере, я тогда так думала. — Клаудиа помолчала. — В общем, мы подъехали к лачуге, где жила эта мадам. И тут случилось нечто странное. Она стала гадать на картах и велела, чтобы мы обе при этом присутствовали. По-видимому, на картах складывались две жизни, и она не могла понять, какая из них чья. Я хотела уйти, мне все это не понравилось. Но Рэчел не позволила. Она решила выслушать все про обе наши жизни. Сказала, что догадается, какое из гаданий относится к ней.

Боб внимательно взглянул на Клаудиу:

— И она действительно догадалась?

Мысли Клаудии заметались в поисках подходящего ответа. Она ведь перевернула всю историю с ног на голову. А что, если Боб уже слышал истинный вариант? Но в следующее мгновение она успокоила себя. Рэчел единственная, кроме нее, знает историю с мадам Чонг. Маловероятно, чтобы Рэчел ему рассказала.

Клаудиа продолжала свою версию:

— Да, Рэчел почти с самого начала поняла, что именно относится к ней. Гадалка сказала, будто одна из нас — артистка, которая пожертвует всем ради своего искусства. На этом месте Рэчел прервала ее. «Остановитесь, — сказала она, — я знаю, вы говорите обо мне». И что самое странное во всей этой истории — Рэчел ведь в то время была совершенно неизвестна. А я была кинозвездой, так что это ведь могло относиться ко мне.

Боб нахмурил брови.

— Ты говоришь, карты показывали две жизни? Что же сказала мадам Чонг о другой?

Клаудиа не колебалась ни секунды.

— Она сказала, что другая — обыкновенная женщина, которая все отдаст ради мужчины. — Она помолчала. — Гадалка оказалась права. Рэчел выбрала сцену, а я… Кажется, я выбрала тебя.

Делани обнял ее.

— Я польщен. Хотя не уверен, что я этого заслуживаю.

Клаудиа прижалась к нему теснее. На глазах ее появились слезы.

— Мне все равно, заслуживаешь ты этого или нет. Я целиком твоя, Боб, и ты это знаешь. Я не такая, как Рэчел. Никогда карьера для меня не преобладала над тем, что действительно важно.

— Я и понятия не имел. Ты ведь такая знаменитость. Я всегда считал, что карьера для тебя важнее всего.

Она улыбнулась:

— Ты думал, все мои мужья были чистой случайностью?

— Не совсем так. Я считал, что они… ну что ли приложение к твоей карьере. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Она отодвинулась от него.

— А вот ты меня, кажется, совсем не понимаешь. Я выходила замуж, потому что все время искала любви. Я искала человека, с которым можно построить дом, для которого нужно готовить еду, которому можно посвятить себя. И если бы хоть один из моих мужей того стоил, я бы без колебаний оставила шоу-бизнес. — Она откинула волосы с лица. — Но каждый раз меня постигало разочарование. И вот теперь я встретила тебя. Теперь все по-другому.

Он встревожился:

— Что ты хочешь этим сказать?

Она ответила не сразу:

— Если бы ты предложил мне выйти за тебя замуж, я готова хоть завтра порвать свой билет члена Актерской гильдии.

Господи, как же он сумел так влипнуть?! Но поздно… По щекам ее катились крупные слезы, она даже начала всхлипывать, на полном серьезе. Клаудиа Грэхэм вела свою главную сцену.

Уйти прямо сейчас? И уж конечно, навсегда. Он взглянул на тарелку с бисквитами, на свое любимое виски в своем любимом стакане. На девушку-филиппинку, стоявшую в дверях в ожидании, когда можно будет подавать обед. Внезапно, без всякой видимой причины почувствовал страшную усталость.

— Клаудиа, дорогая, — произнес он с натугой — ты выйдешь за меня замуж?

Клаудиа решила, что свадьба будет скромной. Это означало, что она не собирается приглашать весь «Спагос», или заказывать лучший зал в Бель-эр, или побивать рекорды Голливуда. Нет, она придумала нечто другое. Свадьба состоится на яхте. Марвин Дэвис, миллиардер и известный магнат в области недвижимости, владел настоящим плавучим отелем, стоявшим на якоре в гавани в Каннах. Он и его жена предложили Клаудии устроить там свадьбу.

— Но это же так далеко! — запротестовал Боб. — Ну зачем, скажи на милость, ехать на другой конец света только для того, чтобы обвенчаться? Это же не первый брак ни у меня, ни у тебя.

Клаудиа нашла, что на это ответить. Таким образом они обеспечат себе лишь избранное общество. Никакие прощелыги и зеваки не смогут позволить себе такое путешествие — слишком дорого. И потом, Грейс Келли венчалась на Кот-д-ажур. Ах, какое это было грандиозное зрелище! Делани не стал напоминать ей о том, что она-то выходит замуж не за члена королевской фамилии. Не сказал он и о том, что для многих его друзей такое путешествие тоже может оказаться не по карману. К тому же он никогда не питал особого пристрастия к Марвину и Джоанне Дэвис. Но и об этом он промолчал. Спорить с Клаудией не имело смысла. В предвкушении очередного замужества она стала совершенно другим человеком. Неизвестно откуда объявилась масса друзей, о которых она раньше и не знала: парикмахеры, модельеры, декораторы, цветочницы, репортеры. Любая мелкая сошка в Большом Лос-Анджелесе считала своим долгом позвонить либо неожиданно появиться на пороге. Если бы Делали не был так занят, его бы это безмерно раздражало. Однако сейчас работа с готовым вариантом «Покинутых» поглощала все его время. Целые дни, с раннего утра до семи вечера, а иногда и позже, он проводил в деловых встречах. Поэтому, когда Клаудиа объявила, что собирается лететь в Париж на примерку подвенечного туалета, он почувствовал облегчение. Несколько дней без мыслей о надвигающейся свадьбе! Он сможет посмотреть все пропущенные фильмы, выпить с друзьями, удовлетворить, наконец, свою страсть к луку и гамбургерам, не боясь показаться дикарем.

Он постарался скрыть радость.

— Сколько ты там пробудешь?

— Неделю, может быть, две. Это будет зависеть от Диора. Такие мастера, как Марк Боэн, не любят, чтобы их торопили.

Боба так и подмывало сказать, что за хорошую плату любой модельер может уложиться в нужный срок. Но он воздержался. Наоборот, предложил ей не торопиться.

— В Париже в это время года должно быть очень весело. Много новых спектаклей в театрах. Я слышал, должны открыться две интересные выставки. А кроме того, ты сможешь увидеться с друзьями. Мне даже захотелось поехать с тобой.

Глаза Клаудии заволоклись туманной дымкой. Как будто закрылись ставни.

— Ты мне там будешь только мешать, — ответила она без обиняков. — И потом, Дэн говорит, у тебя нет ни минуты свободной.

Боб пожал плечами и ушел в другую комнату. Хотя он и не собирался сопровождать Клаудиу в Париж, но то, как она встретила его слова, несколько задело его. Если таково ее отношение сейчас, еще до медового месяца, чего же ожидать потом?

Но он тут же одернул себя. Что за глупости! Все женщины перед свадьбой становятся неуравновешенными. Все нормальные женщины, не занятые своей карьерой. В этом тоже состоит загадка женщины.

Но Клаудиа отказалась взять с собой Боба в Париж совсем не по причине предсвадебной нервозности. Все обстояло сложнее. Она решила лететь не сразу во Францию, а сначала заехать на Бали.

Пришло время рассчитаться с мадам Чонг. «Вы мне заплатите, — сказала китаянка, — когда художница примирится со своим искусством». Рэчел сейчас зарабатывает себе репутацию на Бродвее. Чего же еще можно ждать? Единственная загвоздка — Рэчел ничего не знает об этом уговоре с мадам Чонг. Она тогда вышла из комнаты, так и не дождавшись конца гадания.

Теперь Клаудиа была даже довольна, что получилось именно так. Сбылось все, что предсказала старая китаянка. Одна из них действительно предала другую. Хотя это и не ее вина, напомнила себе Клаудиа. Как и то, что она увела у Рэчел любимого мужчину. Все получилось случайно, по воле судьбы. И чем скорее она расплатится с судьбой, тем лучше.

В Денпасар она прибыла во второй половине дня. В аэропорту стояла страшная жара и духота, толпились азиаты с семьями. В очереди к паспортному контролю Клаудиу толкали со всех сторон, и она ничего не могла с этим поделать. Здесь она была обыкновенной туристкой из Америки, не знающей ни языка, ни местных обычаев. Впервые за много лет ей пришлось стоять в очереди. Это оказалось невыносимо.

Ее светлые брюки из тонкой шерсти, в которых было так хорошо в кондиционированном салоне самолета, здесь оказались совсем не к месту. Они были слишком узкие в талии, из-за чего ей сразу стало жарко. А модные широкие штанины собирали всю пыль и грязь. Она мечтала о номере-люкс в «Оброе», который зарезервировала заранее… прохладном, идеально чистом, с махровыми полотенцами. Только бы попасть туда, сбросить эти дурацкие брюки, шерстяной свитер, шелковую рубашку; встать под холодный душ и обливаться ледяной водой, пока снова не почувствуешь себя человеком.

Через полчаса она прошла паспортный контроль, еще через полчаса получила чемоданы с транспортера и нашла носильщика. Из отеля за ней прислали машину с шофером. Клаудиа вздохнула с облегчением. Кажется, самое страшное позади. Можно вернуться в привычный роскошный кондиционированный мир, где другие все сделают за нее.

Шофер загрузил ее вещи в багажник «мерседеса». Клаудиа взглянула на часы, усыпанные бриллиантами. Почти половина шестого. Через двадцать минут она сможет принять душ.

В следующий момент у нее появилась другая идея. За полчаса можно доехать до Убада. Она заедет к китаянке и расплатится с ней сейчас же. С этим будет покончено раз и навсегда.

Поднялся ветер, закружил клубы пыли, старые обертки и пустые пакеты. Вся грязь оказалась на ее брюках ценой в две тысячи долларов. Это еще больше укрепило решимость Клаудии.

Она забралась на заднее сиденье машины, захлопнула дверцу и включила кондиционер на полную мощность. Наклонилась к водителю:

— Сначала я бы хотела заехать в Убад. Там, рядом с поселком, есть дом с высокой стеной. Я его узнаю. Отвезите меня туда и подождите.

Казалось, у нее ушли последние силы на то, чтобы отдать это распоряжение. Все тело тосковало по комфорту и роскоши отеля «Оброй». Однако она проделала это путешествие почти на другой конец света для того, чтобы покончить дела с мадам Чонг. Сейчас или никогда.

В этой части тропиков сумерки наступают рано. К тому времени, когда они доехали до Убада, уже совсем стемнело. Клаудиа испугалась: а что, если не удастся найти дом?

В этот самый момент машина остановилась перед высокой каменной стеной.

— Китаянка, предсказывающая судьбу, живет здесь, — неожиданно произнес водитель с типичным певучим акцентом. — Вы ведь к ней приехали? Клаудиа была напугана всерьез.

— Откуда вы знаете, кто здесь живет?

Он улыбнулся:

— Я родился неподалеку от Убада. Мадам Чонг у нас в поселке все знают.

«Обычная приманка для туристов», — подумала Клаудиа. И почувствовала облегчение. Если гадалка полагается не на своих богов, а на туристский бизнес, значит, с ней легче будет договориться. И избавиться наконец от этой головной боли.

Она вышла из машины, прошла под аркой, через двор, к крыльцу, позвонила в дверь. На звонок вышел тот же самый молодой балиец, которого она помнила по первому визиту. Клаудиа назвала свое имя и попросила проводить ее к предсказательнице.

— Вы договаривались о встрече на сегодня?

Она подумала.

— Вообще-то нет. Я приезжала гадать этой весной и уехала, не расплатившись. Мы договорились, что я приеду еще раз, и вот я здесь.

Черные глаза бесстрастно смотрели на нее.

— Я помню. Подождите здесь, я спрошу ее о вас.

В первый раз за время этого путешествия Клаудиа осознала весь идиотизм своего поступка. Что она здесь делает? Она, всемирно известная кинозвезда, на пути в Париж, к Диору, для примерки подвенечного платья, перед своей шестой свадьбой, стоит здесь, в этом Богом забытом месте, и ждет, пока какой-то голодранец позволит ей встретиться с гадалкой… Когда-нибудь она вспомнит об этом и вдоволь посмеется.

Однако через десять минут ей было уже не до смеха. Она почувствовала приближение головной боли. Куда они все подевались?

Молодой балиец появился в тот момент, когда она уже потеряла надежду его увидеть.

— Вы приехали слишком рано, — сказал он. — Моя хозяйка говорит, еще не время.

Клаудиа больше не могла сдерживаться.

— Тогда передай своей хозяйке, что это все чушь собачья. Я потратила целые сутки, чтобы попасть сюда. Если она хочет, я заплачу ей больше. Но я не уеду, пока не покончу с этим.

Наступило молчание.

— Мадам Чонг знает, что вы совершили далекое путешествие. Поэтому она согласилась встретиться с вами завтра. Но не обещает, что сможет помочь вам.

Он исчез, прежде чем Клаудиа успела что-нибудь произнести в ответ.

Она откинулась на сиденье лимузина. Хорошо же, она приедет завтра и заплатит столько, сколько потребуется. Но если старая ведьма не успокоится, она закатит такой судебный процесс, что у той глаза на лоб полезут. Клаудиа знала, что это пустые угрозы. Просто для нее судебные процессы были делом привычным, можно сказать, успокаивающим. Много лет она наказывала своих врагов разорительными судебными тяжбами. Воображая китаянку-предсказательницу, проходящую через все мытарства уголовного процесса, она почувствовала себя более защищенной. Какого черта! Не позволит она этой старой ведьме запугивать ее, Клаудиу Грэхэм.

На следующее утро в семь часов она уже приняла душ, оделась и сидела за завтраком. Вернее, за чашкой кофе. На подносе, кроме кофе, стояли экзотические фрукты, тосты, свежие булочки, но Клаудиа ни к чему не притронулась. Она знала: пока не увидится с Мартой Чонг, ей не захочется есть.

В половине девятого она уже ехала в лимузине по улочкам Убада, с его антикварными магазинчиками и неряшливыми кафе. Господи, какое же здесь все грязное, убогое! Она с удивлением взирала на орды австралийских туристов, в недоумении качала головой. В Сиднее она видела гораздо более интересные деревянные скульптуры, и еда там намного лучше. Здесь все мусор… Остров, полный мусора. Чем скорее она отсюда выберется, тем лучше.

Они подъехали к дому за высокой каменной оградой. На этот раз молодой балиец встретил ее у ворот. Клаудиа шла за ним по заросшему саду, и ей показалось, будто она слышит отдаленный перезвон колоколов. Мурашки пробежали по телу. Молодой человек провел ее в дом. Здесь все было как прежде. Кухонный стол, больше похожий на торговый прилавок, с соломенными корзинами и горой фруктов. Та же древняя плита. Повсюду расхаживали куры, а в углу, у растопленной печи, дремал тощий серый кот.

Мадам Чонг сидела на том же месте, где Клаудиа видела ее почти год назад, — на стуле с высокой спинкой в дальнем конце стола. Даже платье на ней то же самое, с изумлением обнаружила Клаудиа, — из ярко-красного атласа, с высоким стоячим воротником и широкой юбкой. При виде Клаудии ярко накрашенные губы изогнулись в улыбке.

— А где же ваша подруга? Та, с которой вы приезжали в прошлый раз?

Клаудиа не отвечала, и старая китаянка закивала головой:

— Ну конечно, как же я сразу не вспомнила — вы с ней больше не подруги.

Клаудиа села, положила сумочку на колени.

— Я приехала с вами расплатиться. Не хочу ни говорить о прошлом, ни слушать предсказания о будущем. Скажите, сколько я вам должна, и я пойду.

Гадалка как будто не слышала вопроса.

— Значит, это вы предательница. Теперь понятно. Вы приехали сюда за отпущением грехов.

Клаудии стало неуютно. Не затем она приехала, чтобы ее судили. И уж конечно, не такие, как Марта Чонг.

— Я приехала, чтобы дать вам денег. Вы разве не за деньги гадаете?

Китаянка смотрела на Клаудиу, на ее брюки, сшитые по специальной модели, на блузку из тяжелого шелка.

— Если бы речь шла только о деньгах, все было бы гораздо проще. Но дело совсем не в деньгах. Это касается духовного мира. Мира богов. А им не так легко угодить. — Китаянка вздохнула. — Я не могу взять ваши доллары до тех пор, пока не утрясутся все проблемы между вами и вашей подругой.

Клаудиа встала, порылась в сумочке.

— В таком случае, вы ошибаетесь. Все уже закончилось. — Она вытащила пачку долларов, бросила на стол. — Пересчитайте и уберите, пока я не передумала.

Предсказательница рассыпала деньги по столу и рассмеялась:

— Да здесь триста долларов! Вам, как видно, очень нужно то, что вы хотите получить.

— Да, очень.

Деньги лежали на столе между ними, но ни одна не сделала движения, чтобы их взять. Позади в печке затрещала и вспыхнула ветка.

Марта Чонг первой прервала молчание.

— Вы, конечно, не художница. Художники никогда не пытаются покупать свое будущее за деньги. — Она медленно поднялась с места, собрала рассыпанные доллары, положила на край стола. — На эти деньги многое можно сделать. Купить еду, жилье, одежду. Я знаю даже один случай, когда за деньги купили время. Но никогда не смогут деньги изменить судьбу. Или купить человеческую жизнь.

— Я и не собиралась покупать ничью жизнь.

Старая женщина пристально смотрела на нее узкими черными глазами.

— Вы забываете, что я могу видеть будущее. Рядом с вами есть кто-то, кем вы хотите обладать. Скорее всего мужчина. — Она замолчала, с выражением изумления на лице. — Почему вы так хотите привязать его к себе? Чего вы боитесь?

Внутри у Клаудии как будто что-то взорвалось.

— Заткнись, старая дура. Бери деньги и замолкни.

Мадам Чонг, казалось, не слышала.

— Ваша беда в том, что вы думаете, будто все можно купить. Вы ошибаетесь.

Она подошла к тому месту, где лежал кот. Теперь было видно, какой он худой, запущенный, убогий. Ребра выпирали даже сквозь шерсть, уши разорваны в бесчисленных драках. Она погладила его.

— Даже моего кота вы не смогли бы купить. Если он не захочет с вами остаться, вы его ничем не удержите. То же самое с мужчиной. Вы просто еще этого не знаете.

С этими словами она взяла толстую пачку долларов и на глазах у Клаудии бросила в огонь, одну бумажку за другой.

Шестая свадьба Клаудии Грэхэм состоялась на яхте в гавани у побережья Канн. На церемонии присутствовали сто пятьдесят избранных, которые могли позволить себе трансатлантический перелет в первом классе. Прибыли также представители прессы практически со всего мира. Репортеры толпились на моторных лодках и катерах вокруг яхты и гудели, как рой пчел. Яхта называлась «Джоанна II», по имени жены владельца. Брачная церемония и последовавший затем прием были точно спланированы по времени и сопровождались вспышками фото— и кинокамер.

Невеста, одетая в бледно-розовый атлас, отделанный испанскими кружевами, казалось, просто излучала сияние. Все важнейшие сцены в ее жизни обычно проходили перед камерами, и само собой разумелось, что такое событие, как свадьба, не обойдется без съемок.

Жених, по всей видимости, чувствовал себя менее уютно. Он не разделял любви Клаудии к публичным сценам и рекламе. Это стало более чем очевидно еще до их отъезда из Америки. Репортеры и операторы осаждали дом и машину, следовали за ними до самого аэропорта. К тому времени, как они подошли к паспортному контролю, Боб Делани едва сдерживался. А когда один из телерепортеров поднес микрофон слишком близко к его лицу, Боб развернулся и врезал ему кулаком так, что тот свалился. Делани быстро пошел к самолету, проклиная себя за то, что не отказался от приглашения Марвина Дэвиса.

Настроение его не улучшилось и после прибытия в Ниццу. Во время всего перелета в их салоне толпились репортеры, стремившиеся взять интервью у Клаудии и даже кое у кого из гостей, летевших тем же рейсом. Боба Делани они, однако, не трогали. Пройдя французские таможенные посты, Боб понял, что их проблемы, кажется, позади: здесь их встретили шесть хорошо натренированных охранников, которым было дано указание сопровождать чету до ожидавшего их лимузина.

К тому времени, как они подъехали к гавани, Боб чувствовал к финансовому магнату чуть ли не благодарность. Но когда они поднялись на яхту и вошли в свои апартаменты, благодарность улетучилась. Оглядевшись, он сразу понял, что это не его мир. Он ожидал увидеть каюту первого класса, но то, что обнаружил здесь, не укладывалось ни в какие его прежние представления. Спальня размерами с площадку для игры в крикет, стены, обшитые тиковым деревом, на полу — от стены до стены — ковер из натурального меха. Его это настолько поразило, что он вначале даже не поверил. Снял туфли и носки, чтобы проверить, не подделка ли. Оказалось, нет. Утром перед своим вторым бракосочетанием Боб Делани расхаживал по ковру из натуральной норки. После этого он потерял всякое чувство реальности. Первая брачная ночь, вероятно, пройдет на гигантской кровати из золота прямо на воде.

Он мог бы без конца восхищаться роскошью своих предсвадебных апартаментов, однако такой возможности ему не дали. Еще до вечерней церемонии Марвин и Джоанна устроили ленч из пяти блюд, на который пригласили человек двадцать гостей, тщательно отобранных из местной элиты. Ожидались принцесса Кэролайн и принцесса Штефани, Гарольд Роббинс с супругой, чета Кашогги, Лесли Брикас с супругой, Дирк Богард и чета Нивенов. Поговаривали, будто даже Брижит Бардо собиралась выйти из укрытия, чтобы почтить Клаудиу Грэхэм.

Самой же невесты нигде не было видно. Боб обыскал нижние и верхние палубы, но так и не нашел ее. Клаудиа как будто испарилась. Наконец Рик Гамильтон, приглашенный в качестве свидетеля жениха, сказал Бобу, что она прячется в отеле «Карлтон».

— Готовится к великому событию. В такой день она не может позволить себе обмануть ожидания публики.

Боб остолбенел.

— Ты еще скажи, что она купается в молоке ослицы.

Режиссер, вышедший из простонародья, только ухмыльнулся:

— Она бы обязательно так и сделала, если бы считала, что это поможет. Парикмахершу и гримера она выслала сюда на день раньше — подготовить площадку для работ. Сейчас ей, возможно, делают маникюр, педикюр, массаж лица и тела. Через три часа, когда она поднимется по трапу, боюсь, даже ты ее не узнаешь.

Делани огляделся. Перила, окружавшие главную палубу, увиты гирляндами цветов. Среди них развешены фонари, которые зажгутся, едва наступят сумерки. За бассейном устроена специальная танцевальная площадка, вокруг нее расставлены столики, накрытые туго накрахмаленными розовыми скатертями. В центре каждого столика — затейливый букет из орхидей.

Боб громко застонал:

— Не знаю, сколько я еще смогу выдержать. Мне уже все это вот где!

— Я знаю, что тебе сейчас нужно. Выпить чего-нибудь покрепче в тихом укромном местечке, и чтобы поближе к работягам. И я знаю такое местечко.

— А как же Брижит Бардо, Гарольд Роббинс и все остальные?

Рик смотрел на него взглядом умудренного опытом человека.

— Ты ведь не думаешь, что они придут ради того, чтобы взглянуть на тебя, правда? Ты случайный участник данного действа. Необходимый, и все же случайный. Такие люди приходят на подобные сборища только для того, чтобы взглянуть друг на друга. Вернувшись домой, они смогут вдоволь посплетничать о тех, кого здесь встретили. Перемыть друг другу косточки и покопаться в чужом грязном белье, посмаковать местные скандалы. Увидев тебя, они немедленно спросят о Клаудии, а потом глаза их затуманятся от скуки. Даю тебе слово, старина, если мы сейчас тихо исчезнем, просто спустимся по сходням и все, никто и не заметит.

Больше Боба уговаривать не пришлось. Через пять минут они уже спустились на пристань и направились в город. Поднимаясь по извилистым окраинным улочкам, Боб заметил внезапно наступившую тишину и духоту. Где-то сзади, в затылке начиналась головная боль. Он вздохнул. Свадебная нервотрепка… да еще длительный перелет, и разница во времени. Ничего удивительного, что он себя паршиво чувствует.

Он оказался не единственным, кому было тошно. В роскошном номере-люкс в отеле «Карлтон» Клаудиа в очередной раз вышла из себя, уже пятый раз за этот день.

— Сандра! Распусти все и начни сначала! Когда я говорю, что волосы надо забрать наверх, это значит наверх! Собрать в тугой пучок, как у Грейс Келли. А не это беспорядочное… не поймешь что. Ты что, хочешь, чтобы я выглядела, как какая-нибудь голливудская потаскушка?

Сандра совсем растерялась. Она работала с Клаудией семь лет. Несколько минут назад она уже сделала ей прическу, как у Грейс Келли, но тогда Клаудии это не понравилось. Если она так и будет каждую минуту отдавать новые приказания, им не успеть к свадьбе. Однако Сандра давно научилась не перечить. Молча начала вынимать из волос многочисленные шпильки. Какой это бес вселился сегодня в кинозвезду?

Клаудиа, прищурившись, смотрела на себя в зеркало. Глаза щипало, как от раздражения. Кожа горела. Она с трудом подавляла безумное желание что-нибудь разбить — хрустальную вазу, бутылку шампанского, настольную лампу.

«Ну же, возьми себя в руки, — приказала она себе. — Ты выходишь замуж. Из-за чего тут сходить с ума? Тем более, Бог свидетель, это не в первый раз». Она взглянула на часы. Через полчаса надо выходить, а она еще не одета!

Она машинально осматривала себя в зеркале. Все, с головы до ног, от Диора. Кружевной бюстгальтер и такие же трусики, прозрачные шелковые чулки, узенький пояс с подвязками… Одно только белье обошлось почти в тысячу долларов. Но Клаудиа не жалела о потраченных деньгах. Сегодня она должна выглядеть как само совершенство, чувствовать себя на высоте, быть на высоте. Сегодня все только самое лучшее!

Едва поднявшись на палубу «Джоанны II», Клаудиа ощутила, что гости охвачены каким-то непонятным беспокойством. Не радостным волнением, не предвкушением грандиозного зрелища, а злым беспокойством, подобным тому, какое сама она испытывала все утро. Ее это насторожило. Что происходит сегодня с ними со всеми?

Клаудиа взглянула на небо. В первый раз за сегодняшний день она заинтересовалась чем-то еще, кроме самой себя. То, что она увидела, встревожило ее еще больше. Лазурная синева сменилась рваными серыми облаками, какие бывают при сильном ветре. Вместе с тем воздух был странно неподвижным и горячим. Никогда раньше она не сталкивалась с подобным явлением на юге Франции.

Клаудиа пожала плечами, изобразила на лице улыбку и повернулась к кинокамерам. Погода сейчас меньше всего должна ее беспокоить.

С того самого момента, как китаянка-прорицательница швырнула ее деньги в огонь, Клаудиа ощущала на себе некое проклятие. Она понимала, что это глупо, нелогично, но ничего не могла с собой поделать. «Боб ведь сам сделал предложение и пока, кажется, не передумал», — уговаривала она себя. Но доводы рассудка не действовали. Ей мерещились самые страшные кошмары. Боб все-таки может передумать и отменить свадьбу. Или Рэчел появится неизвестно откуда и прикончит ее из ревности. Ее машина может попасть в аварию. Ее может убить молнией.

Однако ничего этого не произошло. И вот сейчас, в самый разгар мая, она в подвенечном платье идет к своему жениху. Перед ним стоит нотариус, в черном костюме, а вокруг, сверкая драгоценностями и самыми изысканными туалетами, — сто пятьдесят самых близких ее друзей.

Клаудиа сделала глубокий вдох, встала рядом с Бобом и вложила ладонь в его руку. Они обменялись взглядами. Она заметила, какой он напряженный и бледный. Нотариус начал церемонию, и Клаудиа затаила дыхание. Если он доведет ее до конца, если только она услышит, как Боб произносит клятву и сама повторит ее вслед за ним, тогда проклятие потеряет силу.

Неожиданно наступила тишина. Боб надел ей на палец тонкое золотое кольцо, прижал к себе, поцеловал.

— Поздравляю, миссис Делани. Я, правда, ни слова не понимаю по-французски, но, по-моему, этот человек только что провозгласил нас мужем и женой.

Она почувствовала, как схлынуло напряжение. Наконец-то! План, который она вынашивала с момента их встречи в самолете по пути из Нью-Йорка, все-таки осуществился. Клаудиа Грэхэм переродилась в Клаудиу Делани. И больше никаких съемочных площадок, никаких костюмеров, никаких агентов и адвокатов. Только ленчи в «Бистро-гарденс» и званые обеды, на которых она будет царить, как королева. Клаудиа мысленно поздравила себя с победой. Вот что ей нужно. Вот чего она хотела всю жизнь.

Она обернулась к толпе гостей. Впереди всех в одиночестве стояла Жизель. Как всегда, самый совершенный пример искусства мадам Шанель. Только драгоценности не в стиле Шанель. Сапфиры в ушах, на шее и на руках явно от Бушерона. Может быть, это подарок Дэна Кейзера? Но в следующий момент Клаудиа вспомнила душераздирающий телефонный звонок Жизель неделю назад, и ей стало жаль подругу. Она взяла свой свадебный букет и кинула Жизель. Удачи, прошептали ее губы. Тебе она нужна больше, чем всем остальным.

Жизель, по-видимому, не разделяла предрассудков Клаудии. Поймала букет из белых лилий и мимозы, послала невесте воздушный поцелуй и скрылась в толпе. Увидев свободный стол, положила на него цветы и пошла к бару. Сейчас ей нужен не талисман, а выпивка покрепче.

В ожидании заказанной водки с тоником она оглядела палубу. Но Дэн, конечно, не приехал — сдержал слово.

Жизель перенеслась мыслями на три недели назад. Снова ощутила острое сожаление и такое же острое чувство потери. Если бы только она тогда промолчала! Если бы удержала секрет при себе! Она бы сейчас стояла здесь под руку с Дэном, а не в одиночестве.

Она взяла стакан, сделала большой глоток. Водка, казалось, вернула ее к реальности. Кого она пытается обмануть? Даже если бы она ничего не сказала Дэну о Милтоне Гаррисоне, он бы все равно узнал, как только начал работать на «Пан видео».

Милтон… Он единственный из всех, кого она любила, понимал ее до конца. Она вспомнила, как их познакомили во французском посольстве. Высокий, с седыми волосами… Она тогда только окончила Сорбонну и искала приключений. Что угодно, лишь бы оттянуть тот момент, когда придется решать, что делать дальше со своей жизнью.

Милтон не просто помог ей отодвинуть этот момент. Он перевернул всю ее жизнь. Он в то время руководил парижским отделением одной из американских телевизионных сетей. Вскоре его перевели в Нью-Йорк, и он взял ее с собой. Родители и друзья Жизель ужасались.

— Он съест тебя на завтрак и не поморщится, — говорила ей мать. — Американец, да еще на тридцать лет старше! О чем ты вообще думаешь?!

Жизель ни о чем не думала. Рассудок ее как будто замер, застыл. И оставался в таком состоянии все пять лет, что она прожила с Милтоном. Потом, в один прекрасный день, она очнулась и обнаружила, что ей уже двадцать шесть и жизнь ее как бы остановилась — ни работы, ни семьи и живет она с человеком, который не собирается на ней жениться. Но я же счастлива, говорило ее сердце. Чепуха, отвечал разум. Как можно быть счастливой без мужа, без детей, без будущего?

В ту ночь она задала этот вопрос Милтону. Но он лишь рассмеялся в ответ.

— Я всегда подозревал, что где-то глубоко в душе ты самая обыкновенная девушка, с обычными предрассудками.

— И что ты собираешься теперь делать?

— Ничего. У меня уже есть взрослые дети от первого брака, и я слишком стар и для нового брака, и для новых детей. Нам ведь хорошо вместе. Почему бы не оставить все так, как есть?

Но она уже не могла. Время летело, проходила жизнь. Ей стало страшно.

— Если ты на мне не женишься, мне придется тебя бросить.

— Ну что ж, я не стану тебя удерживать, — ответил он. Однако на глазах его появились слезы.

Она тогда сразу уехала на побережье и на целый год порвала с ним всякие контакты. Ей нужно было вновь обрести свободу и найти точку опоры.

Утвердившись в Лос-Анджелесе, она позвонила Милтону. Их дружба почти сразу возобновилась. Правда, на расстоянии и в промежутках между другими любовниками, но это было лучшее, что они могли друг другу предложить.

Жизель тяжело вздохнула. Может быть, это и было ее главной ошибкой — просить любимого мужчину помочь ей выйти замуж за нелюбимого. Она сделала еще глоток водки. Мысли вновь унеслись в прошлое, к тому дню, когда началась их связь с Дэном Кейзером. Господи, какую же он поднимал суету по поводу секса! Все эти охи, вздохи… и брызги воды в джакузи. Она состроила гримаску. Они с Милтоном могли получить больше удовольствия за минуту, чем Дэн Кейзер за целую ночь.

Тем не менее, она сказала Кейзеру, что любит его, и он ответил ей тем же. Даже заявил, что хочет связать с ней свою жизнь… если бы только смог избавиться от жены. А потом всю ночь не давал ей спать, объясняя, почему это невозможно. Если он расстанется с Карлой, придется проститься и со студией «Магнум», а значит, с работой. На что они будут жить?

На следующий день после этого разговора Жизель позвонила Милтону. Вначале он встретил новость в штыки.

— Для чего тебе этот Кейзер?! Он же мужлан, деревенщина. Образованная деревенщина, согласен, но совсем не твоего уровня.

— Я хочу выйти за него замуж.

Он расхохотался:

— При всех своих достоинствах ты еще непременно хочешь быть чьей-нибудь женой?! Жизель, Жизель, ну когда ты наконец повзрослеешь?

— Я звоню тебе не затем, чтобы начинать все сначала, — резко ответила она. — Допускаю, что ты не веришь в брак. Я с этим смирилась много лет назад. Но это не мешает мне хотеть выйти замуж. За кого-нибудь другого.

Наступило молчание.

— Даже за Дэна Кейзера?

— Даже за Дэна Кейзера.

— Хорошо, — холодно произнес он. — Если ты действительно этого хочешь, сейчас у меня бы даже нашлось для него место. Руководителю нашего производственного отдела давно пора на пенсию. Отдел в жутком состоянии. Ладно, Жизель. Посмотрим, что можно сделать. Только ты должна мне кое-что пообещать.

— Что именно?

— Не приглашай меня на свадьбу.

Милтон сдержал слово. Позвонил Кейзеру. С тех пор все изменилось. Дэн стал другим человеком. До этого они встречались лишь украдкой. Он заезжал к ней в промежутках между работой и зваными обедами, куда потом шел с женой, водил ее в самые отдаленные ресторанчики и только в те вечера, когда считалось, что его нет в городе. Встретившись с ней на публике, делал вид, что они мало знакомы.

Теперь он перестал прятаться. На ленч они ходили в «Ма мэзон» и «Бистро-гарденс», обедали в «Поло-лонж» или «Беверли-Уилшир». Однажды он даже повел ее в «Спагос». О них заговорили. Теперь, кажется, весь город знал об их связи, включая его жену. Но его, похоже, это нисколько не беспокоило. А однажды вечером он явился раньше обычного и объявил, что остается на ночь. Как правило, они договаривались об этом заранее, поэтому Жизель сразу поняла: произошло нечто из ряда вон выходящее. И оказалась права.

— Сегодня мне предложили работу.

Жизель изобразила недоумение:

— Какую работу?

— Да ту самую, о которой я говорил тебе весь последний месяц. Ты что, совсем меня не слушаешь?

— Конечно, слушаю, дорогой. Вы с Милтоном Гаррисоном разговаривали о какой-то работе в «Пан видео». Но все это было так неопределенно. И потом, я не думала, что ты настолько в этом заинтересован.

Он налил себе выпить, подошел к ней, сел рядом на диван.

— Разумеется, заинтересован. Но только на моих условиях. Пока я не получил согласия, не было смысла болтать об этом.

Жизель улыбнулась:

— Насколько я понимаю, ты получил это согласие.

— Точно… Послушай, а что ты на меня так смотришь? Может, знаешь что-то, чего я не знаю?

Она обняла его.

— Как тебе сказать… И да и нет.

Он осторожно разжал объятия, взял ее руки в свои.

— Прежде чем спросить, что там кроется в твоей хитрой маленькой головке, позволь мне сказать тебе что-то очень важное.

— Ты принимаешь предложение Милтона.

— Да, конечно. При той зарплате, которую он предлагает, было бы глупо отказываться. Но есть и еще кое-что. Я собираюсь просить у Карлы развод. Как ты смотришь на то, чтобы стать второй миссис Кейзер?

Она опустила глаза.

— Я буду счастлива.

Жизель проглотила третью порцию водки, припомнила ту сцену в подробностях. Если бы только она так и держала глаза опущенными, если бы смогла прогнать с лица проклятую улыбку!

— Чему ты все время улыбаешься? — не выдержал Дэн. — Что за секреты?

Она взглянула ему прямо в глаза:

— Я знала, что ты получишь эту работу.

— Откуда?

— Мы с Милтоном Гаррисоном — старые друзья. Несколько недель назад он сказал мне, что собирается предложить тебе работу.

Она ожидала чего угодно — нежности, благодарности, просто радости, но только не того, что последовало за ее словами. Дэн встал с дивана, отошел от нее.

— И давно вы с Гаррисоном друзья? — хрипло спросил он.

— Уже больше десяти лет. А почему тебя это так расстроило?

Теперь его голос звучал тихо и в то же время угрожающе:

— За свою жизнь я перепробовал много разных работ. И получал их разными путями. Однажды я даже получил работу через женщину. И женился на ней за это. Черт побери, Жизель! Работу на студии «Магнум» я получил от отца своей невесты. Тот, кто сейчас оказывает мне любезность, предлагая работу на «Пан видео», похоже, спит с моей невестой.

Жизель побледнела.

— Это не так. У нас с Милтоном давно все кончено.

Он резко повернулся к ней. Глаза его сверкнули.

— Значит, ты действительно с ним трахалась. Я подозревал, что здесь что-то не так. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Она встала, подбежала к нему.

— Ну послушай, это же глупо. Мы с ним расстались еще до того, как я встретила тебя. До того, как приехала в Лос-Анджелес.

Он оттолкнул ее.

— Не важно, когда ты с ним спала. Главное, что это было. Жизель… Ты даже не представляешь себе, что я испытывал по отношению к Карле после того, как ее отец дал мне работу на студии. Я-то думал, что буду страшно доволен, но оказалось, нет. Я чувствовал себя так, будто меня кастрировали. А сейчас ты проделала со мной то же самое.

Теперь она плакала. Слезы текли по лицу, смывая идеально наложенный грим.

— Но я же сделала это ради нас. Ради того, чтобы мы с тобой могли пожениться. На что ты стал бы жить, если бы развелся с Карлой? Ты же сам говорил, что никто больше не даст тебе работу, если «Магнум» вышвырнет тебя на улицу.

Он осушил стакан. Пристально взглянул на нее:

— И поэтому ты попросила старого дружка устроить это для тебя. Хитро придумано, ничего не скажешь. Теперь, значит, я должен быть благодарен тебе по гроб жизни. Лизать тебе пятки точно так же, как раньше Карле.

Он подошел к французскому антикварному инкрустированному столику с позолотой. Не глядя, поставил стакан, не потрудившись поискать подставку.

— Так вот, я не собираюсь лизать тебе пятки. Ни сейчас, ни потом. Скажу больше: с того момента, как я узнал, что это ты устроила мне работу у Милтона, вы с Карлой стали для меня на одно лицо. Кастраторши. У меня теперь ни за что с тобой не встанет. Точно так же, как и с Карлой. Только у нее есть перед тобой одно преимущество — она мать моих детей.

Он взял пиджак с дивана и направился к двери.

— Ты не можешь оставить меня сейчас! — прорыдала Жизель.

— Еще как могу.

С тех пор она его больше не видела. Он ни разу не позвонил и не написал. Она несколько раз пыталась звонить ему в студию, но секретарша ее не соединяла. В конце концов Жизель была вынуждена признать свое поражение. И с этим сознанием пришло неожиданное облегчение. Окончилась долгая охота, бесконечные хитросплетения, бесконечная ложь. Ну и что же, что ей за тридцать? Ну и что же, что у нее нет мужа? Зато у нее есть прекрасный бизнес в Лос-Анджелесе. А теперь впервые за долгое время она может распоряжаться своими вечерами. И ночи тоже целиком принадлежат ей одной.

Жизель смотрела на бушующее море. Подняла стакан с водкой в беззвучном тосте. Теперь и до конца жизни, поклялась она самой себе, секс будет только ради удовольствия.

Она подумала о Милтоне Гаррисоне, и внутри у нее потеплело. Может, позвонить этому старому ублюдку? По крайней мере, можно будет от души посмеяться.

Она поставила стакан и уже собиралась вернуться к гостям, как внезапно налетевший порыв ветра сорвал с ее головы крохотную шляпку с цветами и погнал по палубе. Какого дьявола? Однако, взглянув вверх, Жизель обнаружила, что она не единственная, кто пострадал от ветра. Вокруг летали шелковые шляпы, кружевные наколки и другие затейливые головные уборы.

Жизель направилась к тому месту, где стояла Клаудиа, и в этот момент упали бутылки в баре позади нее. Вино залило ее шелковое платье от Шанель. Ее всю обдало брызгами и осколками стекла.

Она припомнила странную тишину этого дня, неподвижный и горячий воздух, удушающую жару, грозовое небо, нервозность гостей. Ну конечно!

Как же она сразу не догадалась! Именно так начинается мистраль.

По палубе носился сухой горячий ветер. Все гости скрылись в каютах. Лишь Клаудиа, судя по всему, не собиралась уходить. Смотрела вдаль, ухватившись одной рукой за перила, а другой придерживая разлетающуюся юбку. Как будто зовет кого-то, подумала Жизель. Что это она, в самом деле?

Клаудиа не обращала внимания ни на подругу, ни на мужа, который тоже приближался к ней.

— Поздно, мадам Чонг! — выкрикнула она навстречу ветру. — Он теперь мой! И перед Богом, и перед всем миром, и перед нотариусом, и перед Рэчел. Никто не сможет его у меня отнять.