Экранные поцелуи

Глава 7

За время двадцатичетырехчасового перелета самолет сделал три посадки — в Дубай, Сингапуре и, наконец, в Джакарте, где Рэчел пересела на другой рейс, до Бали. Она понимала, что очень устанет к концу перелета. Самолет компании «Гаруда эйрлайнз» переполняли индонезийцы, обвешенные детворой самого различного возраста. Все они летели тем же эконом-классом, что и Рэчел. Постоянный шум, теснота, нескончаемые очереди в туалет могли вывести из себя кого угодно. За время полета ей удалось лишь три часа поспать. И однако, приземлившись наконец на Бали, она ощущала необыкновенный прилив энергии.

Рэчел пока не могла понять, что этому причиной — новый нос или то, что ей посчастливилось получить крупную роль в совместном фильме. Девушка ощущала необыкновенное возбуждение и оптимизм, такой, что, прикажи ей кто-нибудь явиться через час на съемочную площадку в полном облачении и гриме, она бы, не задумываясь, это сделала. Проходя через стеклянные двери аэропорта, Рэчел не могла удержаться, чтобы еще раз не взглянуть на свое отражение. И снова поразилась тому, как изменилась ее внешность. Это она, Рэчел, привыкшая к парикам, театральному гриму, к выступлениям на сцене в самых разных обличьях. Поразительно, как много может значить такая маленькая деталь на лице…

Она вспомнила свои первые впечатления после того, как сняли бинты. Хирург предупреждал, что никаких радикальных изменений не будет. Поэтому Рэчел оказалась совершенно не готова к тому, что увидела. Доктор Стил говорил, что с новым носом она лишь будет выглядеть моложе. Но он ввел ее в заблуждение. Она не стала моложе, нет, а просто превратилась в настоящую англичанку, английскую розу…

До сих пор Рэчел никогда не задумывалась о своей национальности. Родители, должно быть, придавали этому немалое значение, но в Лондоне в шестидесятых годах это никого не волновало. Поэтому и ее совершенно не беспокоила еврейская внешность. Она этого даже не осознавала. До того самого дня, когда в роскошной клинике пластической хирургии на Гарли-стрит обнаружила, что больше не выглядит еврейкой.

На мгновение она ощутила себя жертвой хитро задуманного трюка. Десмонда Френча беспокоили отнюдь не крупные планы или ракурсы. Его беспокоило именно то, что в ней проглядывала еврейка. По всей видимости, квота допуска в Голливуд актеров «неарийского» происхождения закончилась на Барбре Стрейзанд.

Хирург уловил что-то в ее глазах и заволновался:

— В чем дело, Рэчел? Вам не нравится ваше новое лицо?

Она была в полной растерянности.

— Не то чтобы не нравится. Оно мне незнакомо. Эта девушка, которая сейчас смотрит на меня в зеркале… она даже хорошенькая… будет хорошенькой, когда сойдут отеки… но это совсем не я.

Он улыбнулся:

— Ну, не так уж она от вас отличается. Глаза у нее ваши, и рот, и подбородок.

— Я знаю. Но с этим носом все выглядит по-другому.

Он, по-видимому, старался не терять терпения. Сколько раз, должно быть, приходилось ему вести подобные разговоры.

— Поймите, пропорции так же важны, как и черты лица. Я сделал вам нос чуть поменьше, и от этого все пропорции изменились. Не волнуйтесь, вы очень скоро к этому привыкнете.

Наверное, он считает ее полной идиоткой.

— Но смогут ли родители привыкнуть? И вся наша община… Они от меня отрекутся.

Теперь доктор Стил явно встревожился:

— Я не думал, что вы этим дорожите. Десмонд Френч попросил меня сделать вам такое лицо, которое можно было бы предложить кинопромышленникам: нейтральное лицо, не вызывающее никаких предубеждений. Иначе у вас было бы гораздо меньше шансов.

— Да, я знаю. И вся эта чушь про родителей и общину… я ее выдумала. Так что не беспокойтесь. Просто… надо было сказать мне заранее, что вы собираетесь делать. Я ведь не идиотка, и, в конце концов, это мое лицо.

— Если бы я вас предупредил заранее, вы могли бы передумать.

— Вполне возможно. Но ведь это мое право, не так ли? Я не собственность Десмонда Френча. А судя по оснащению вашей операционной, вы бы не умерли от голода, лишившись одной пациентки. Вернее, клиентки.

Рэчел вышла прежде, чем он успел ответить. Для нее это оказалось настоящим шоком — увидеть свое лицо изменившимся навсегда. Она знала, что это должно произойти, но, когда это действительно произошло, не могла с этим смириться. Ощущение было такое, как будто она потеряла самое себя, свою прежнюю индивидуальность. А новой ей никто не дал. Так что оставалось лишь оглядываться назад, в прошлое.

Позже, проходя по залитой солнцем улице, она подумала: а так ли плохо, что изменилась ее внешность? В конце концов, что она потеряла? Жизнь провинциальной театральной актрисы. Девчонки из маленького городка, которой так и не удалось подняться наверх. А теперь ей предложили семьсот долларов в день за участие в голливудском фильме. Как ни посмотри, жизнь меняется к лучшему.

Пейзаж Бали оказался не похож ни на что, с чем ей приходилось сталкиваться до сих пор. Она ожидала увидеть тропический остров, какие обычно изображают на цветных открытках и в рекламных туристских проспектах. Здесь же ее встретили горы и непроходимые джунгли, беспорядочно пересеченные узкими дорогами. Даже поселки отличались от тех, которые она привыкла видеть. Тонкостенные домики, похожие на лачуги, и среди них резные деревянные храмы, украшенные ярко разрисованными птицами и драконами. Позже она узнала, что они изображают древних богов. Рэчел почувствовала, что находится в центре цивилизации гораздо более древней, чем ее собственная. И еще здесь ощущалась какая-то магия.

Однако подъехав на такси к отелю, где для нее был забронирован номер, Рэчел сразу спустилась с небес на землю. Здесь все выглядело по-иному. Как оазис среди пустыни. Оазис западной цивилизации. Лужайки, ухоженные настолько, что скорее напоминали теннисные корты, и даже пальмы, казалось, знали свое место. Они не росли как попало, вкривь и вкось, нет, они грациозно обрамляли извилистую аллею, которая вела к отелю «Нуза Дуа».

Вначале Рэчел решила, что попала к самому большому из балийских храмов. Снаружи вход по стилю напоминал наиболее грандиозные из тех священных зданий, мимо которых она проезжала. Но когда она вошла внутрь и оказалась в огромном мраморном вестибюле, у нее перехватило дыхание. Он был выполнен в виде прямоугольника, в центре которого располагалась главная лестница. По одну сторону от нее находились регистрационные стойки — их было примерно раз в десять больше, чем в обычных отелях. Рэчел заметила даже стойку, где производился предварительный заказ авиабилетов. По другую сторону располагался бар под тростниковой крышей вроде тех, какие обычно бывают на пляже.

Вестибюль был заполнен туристами. Они стояли, сбившись в небольшие группы, и, судя по всему, чувствовали себя неловко в новом месте, в новом облачении, приобретенном специально для отдыха. Еще не знали, наверное, что будут делать. Все как обычно бывает в шикарных отелях.

Рэчел протиснулась между людьми, сидевшими на чемоданах, попыталась привлечь внимание служащего в форме, за стойкой. Безрезультатно. Тогда она нажала на кнопку звонка. Это сработало моментально. Откуда-то появились еще трое служащих и носильщик, тут же взявший ее чемоданы. Через пять минут она зарегистрировалась и подошла к своему номеру.

Здесь ее ждал очередной сюрприз. Это был не просто номер, в котором ночуют. Он состоял из двух комнат. В одной находилась кровать, в другой, смежной, — диван, стол с легкими стульями и холодильник. Рэчел села на кровать, наслаждаясь прохладным ветерком из кондиционера. Такие номера она видела в старых фильмах с Джоан Кроуфорд. К спальне примыкала ванная с мозаичной плиткой и огромным зеркалом. Из другой комнаты за раздвижной стеклянной стеной открывалась терраса с цветами, увитая виноградными лозами. Рэчел сделала знак носильщику поставить чемоданы. Когда он вышел, она прошла в комнату, открыла холодильник. Больше всего ей сейчас хотелось посидеть на собственной террасе, выпить бокал холодного вина и насладиться сознанием того, что она достигла цели.

Тремя этажами выше, в роскошном номере-люкс Боб Делани и Клаудиа Грэхэм бурно выясняли отношения. Клаудиа уже начала предъявлять претензии. Она прибыла несколькими часами раньше и обнаружила, что все здесь не так, как ей хотелось. Бассейн на просторной террасе не был наполнен водой. Парикмахершу поместили в крошечную комнату, не больше стенного шкафа.

Обеда, заказанного в номер, пришлось прождать целый час, и вдобавок у них не оказалось французского шампанского. Но самое ужасное — ей не разрешили держать в номере собаку.

— Как только я прибыла, какой-то индонезиец в черной форме забрал у меня Оскара. Я подумала, что они собираются его покормить, но потом мне сказали, что его отвели на псарню. Я так его и не видела.

Какое-то мгновение Делани стоял в полной растерянности. Неделей раньше прибыли оператор с помощниками и повара. Неприятности начались уже тогда. Теперь настал черед артистов. Первым прилетел Дэвид Прайс с женой и двухлетним сыном. Мальчик сразу же заболел расстройством желудка. На следующий день то же самое случилось с Дарлин, женой Прайса. И теперь Дэвид Прайс угрожал вернуться в Сидней, если им не предоставят врача-американца. Австралийский врач его больше не устраивал. Став звездой, Прайс не желал пользоваться услугами соотечественников, там где дело касалось здоровья, юридических и финансовых вопросов.

В конце концов, когда агент Прайса уже начал угрожать юридическими санкциями, Делани случайно встретил специалиста из Лос-Анджелеса и тут же нанял его. По опыту работы на натуре он знал, что в подобных случаях нельзя пренебрегать ничьими услугами. И нельзя скупиться. Высокооплачиваемый врач — это как страховка от всевозможных желудочных расстройств, ядовитых укусов, лихорадки, гонореи и сердечных приступов. Только Боб Делани немного успокоился, как прибыла Клаудиа.

— А что, менеджер вам не звонил? — спросил он, не зная, что предпринять.

— Нет. Ни менеджер, ни служащие, ни парикмахерша. Может быть, она уже ушла куда-нибудь или покончила с собой. Никогда еще за все время работы мне не приходилось останавливаться в таком жутком отеле. — Она подошла к террасе, указала на бассейн без воды. — А с этим что прикажете делать?

Несколько предложений по этому поводу буквально просились ему на язык, но он благоразумно промолчал. В конце концов, его обязанность состоит в том, чтобы обеспечить всем этим ненормальным комфортабельную и спокойную жизнь.

Он прошел в столовую, открыл холодильник. Каким-то чудом там оказались две маленькие бутылки «Моэ». Это, конечно, не «Болинже», но все же шампанское. Французское. Он открыл одну бутылку, обернул ее салфеткой и вынес на террасу.

— Садитесь, выпейте, пока оно холодное. А я пойду, поищу управляющего.

Не дав ей ответить, он вышел. Через десять минут выяснилось, что управляющий уехал в отпуск. Еще через пять минут он разыскал заместителя. После этого дела начали поправляться. Нашли комнату побольше для парикмахерши, наполнили водой бассейн и даже отыскали целый ящик «Болинже». Оставалась единственная проблема — собака. Младший управляющий, молодой австралиец, заявил, что содержание собаки в номере противоречит местным законам об охране здоровья.

— Но ведь это совсем маленькая собачка, — убеждал Делани. — Если мисс Грэхэм поместит ее в одной из своих ванных комнат, вы же наверняка можете закрыть на это глаза.

Австралиец отрицательно качал головой. Закон есть закон. Нарушение закона слишком дорого ему обойдется. Делани тяжело вздохнул и направился обратно в номер Клаудии.

Там он застал целую компанию. Парикмахерша и гример, растянувшись в шезлонгах у бассейна, пили пиво местного производства. Сама Клаудиа, в бикини со спущенными бретельками, уже начала вторую бутылку шампанского.

Боб оказался совершенно не готов лицезреть Клаудиу Грэхэм без одежды. Во время их первой встречи в Лос-Анджелесе он понял, как совершенно ее тело, над которым она неустанно работала. Однако он не представлял себе, насколько оно чувственно, насколько возбуждает желание. Оказывается, даже экран не мог передать этого в полной мере. Он пытался не смотреть на ее грудь — ничего не получалось. Она приковывала взор, вызывала непреодолимое желание коснуться.

На мгновение он даже забыл, с чем пришел. Он ведь должен сказать Клаудии, что ей так и не разрешили держать любимую таксу в номере. Он долго собирался с духом, прежде чем прийти сюда и сказать ей об этом. Но сообщить дурную весть, глядя на такую грудь… нет, к этому он оказался совершенно не подготовлен. Так же, как и к ее реакции.

— Если Оскар недостаточно хорош для этого отеля, — спокойно проговорила она, — тогда и я здесь не останусь.

С этими словами она прошла в спальню, достала чемодан и начала кидать в него вещи. Делани сразу понял — это катастрофа. С трудом перевел взгляд с ее груди на лицо.

— Остановитесь. Я сейчас пойду и решу эту проблему. Ничего не предпринимайте до моего возвращения.

Уголком глаза он заметил, как кудрявый гример обернулся к парикмахерше и торжествующе поднял палец. Та, в свою очередь, подмигнула Клаудии. Делани изо всех сил старался сдержать себя. В другое время он бы с наслаждением свернул им обоим шеи. Но сейчас… они на натурных съемках на острове, эти надутые идиоты составляют ближайшее окружение Клаудии, а она его звезда. Он собрал остатки достоинства и снова отправился на поиски гостиничной администрации.

На этот раз он не стал разговаривать с младшим управляющим в офисе, а пригласил его выпить в баре бассейна.

Отель «Нуза Дуа» гордился своим бассейном, одним из самых живописных на острове, огромным — с четверть мили в диаметре — и совершенно круглым. В центре его находился полузатопленный пляж с баром. К нему вела дорожка, проложенная по бассейну. Попав туда, можно было выпить коктейль в затененном танцевальном зале у внутреннего бара или же, если хотелось охладиться, — сидя за стойкой наружного бара, погруженной в воду. Делани решил пойти туда, где сухо. Переговоры лучше вести одетым.

Начал он с хороших новостей. Сообщил о том, что с бассейном на террасе у Клаудии все в порядке. И ее любимое шампанское в отеле также нашлось. И парикмахерша вне себя от восторга по поводу ее новой комнаты. Потом он заговорил о собаке. Услышав об этом, австралиец заказал себе еще пива.

— Лучше бы вы на меня не давили. В правилах ясно сказано — никаких животных в номерах. Я не могу обойти правила.

Делани откашлялся.

— А если я вам это компенсирую?

Молодой австралиец открыл банку с пивом и сделал большой глоток.

— Если вы предлагаете мне взятку — ничего не выйдет. Я не принимаю денег от кинокомпаний. И не позволю каким-то там неврастеничным старлеткам учить меня, как управлять отелем.

Делани откинулся на спинку стула. Изобразил на лице легкую беззаботную улыбку.

— Во-первых, Клаудиа Грэхэм — не «какая-то там старлетка». Она одна из звезд первой величины в Голливуде. Она представляет собой большую ценность, попрошу не забывать об этом. Во-вторых, я вовсе не собирался вас подкупать. Просто хотел немного облегчить вам жизнь.

Младший управляющий смотрел на него с любопытством.

— Каким образом?

— Предотвратив массовый исход большинства моих людей из вашего отеля. Мы собирались оставаться здесь, — конечно, выезжая на съемки, — в течение двух с половиной месяцев. Я не думаю, что ваш управляющий, возвратившись из отпуска, очень обрадуется, когда узнает, что семьдесят забронированных номеров пустуют.

— Вы этого не сделаете, — выдохнул управляющий. — Это невозможно. Где вы разместите людей?

— Послушайте, дорогуша. Я уже очень давно занимаюсь этим бизнесом. К вашему сведению, Бали — не первая моя натура и, уж конечно, не последняя. Можете не сомневаться, я найду, где разместить своих людей.

Вода за окнами бара искрилась под лучами солнца. На лбу у младшего управляющего выступили капли пота.

— К чему такая спешка? Почему бы нам не выпить еще по банке пива и не обсудить эту проблему. Возможно, какой-нибудь выход и найдется.

На лице Делани снова появилась улыбка. Правда, на этот раз не столь дружелюбная.

Как бы подчиняясь неслышному сигналу, появился официант с двумя банками пива, блюдом маслин и тарелкой колбасок в острой приправе.

«Есть два способа добиться того, что нужно, — думал в это время Делани, — по-хорошему и по-плохому. Второй путь просто отвратителен. Очень печально, что пришлось избрать именно его».

Они потратили полчаса на то, чтобы найти компромиссное решение. И нашел его австралиец. Оскар будет жить у Клаудии на террасе. Это открытое помещение. Формально его нельзя назвать номером. Делани взялся убедить Клаудиу в том, что это оптимальный вариант, на какой только можно рассчитывать. Администрация отеля берется соорудить на террасе будку с мягкой удобной постелью.

Солнце клонилось к закату, когда они наконец договорились обо всем и пожали друг другу руки.

Австралиец вернулся в офис. Делани посмотрел на воду. А не искупаться ли? Сегодня был длинный, жаркий и трудный день. Завтрашний будет еще длиннее и жарче. Завтра его режиссер Рик Гамильтон планирует некоторые подготовительные мероприятия, и во всех должна участвовать Клаудиа Грэхэм. Делани тяжело вздохнул и заказал еще пива.

Взгляд его случайно задержался на высокой худощавой девушке, направлявшейся к бассейну. С заходом солнца большинство купальщиков разошлись, но эта девушка выделялась бы и в толпе. Очень худенькая, она этой своей худобой напоминала молоденького жеребенка, угловатого и трепещущего. Мраморно-белая кожа резко контрастировала с черным цельным купальником. А над всем этим — беспорядочная масса ярко-рыжих завитков. Было в ней что-то знакомое. Где он мог ее видеть? Попробовал вспомнить. Но нет, поздно, и он слишком устал, и мозг затуманен пивом.

Девушка положила полотенце, подошла к воде. Остановилась, освещенная лучами заходящего солнца, как бы решая, каким образом лучше войти в воду. Потом неожиданно зажала нос двумя пальцами и прыгнула вертикально. В этом жесте было что-то неловкое и одновременно трогательное. Сначала Боб решил, что это просто еще одна красотка на отдыхе. Но теперь она его заинтриговала.

Он наблюдал за тем, как она плывет. Пловчиха она, по-видимому, отличная и, судя по всему, наслаждается этим. Вон как ныряет, не заботясь о прическе. Когда она вынырнула, он помахал ей рукой и показал на свой стакан. Девушка с энтузиазмом кивнула и, энергично рассекая воду, поплыла к нему.

— Что будете пить? — спросил он.

— Вино у них здесь есть?

Он принял разочарованный вид.

— Только австралийское. Как я слышал, оно не из лучших.

Она усмехнулась:

— Подойдет. Я не слишком разборчива. Было бы мокрое и холодное.

Он сделал знак официанту принести вина. Припомнил тот случай, когда последний раз угощал женщину вином, и порадовался, что эта незнакомая девушка совсем на нее не похожа. Ох уж эти кинозвезды… Шампанское подавай им только французское, а чуть окунувшись в воду, они уже зовут парикмахершу.

Девушка взяла свое полотенце и теперь вытирала лицо, просушивала ярко-рыжие кудряшки. Делани заметил, что на лице ее нет ни грамма косметики, и это еще больше его к ней расположило. В то же время она держалась очень естественно, без всякой скованности. Он почему-то подумал, что она, наверное, легка на подъем, живет без особых претензий и не придает большого значения преходящей моде.

Он указал на стул рядом:

— Располагайтесь, отдохните. По-моему, вам это совсем не помешает, после такой нагрузки.

Она тряхнула головой. Рыжие кудри рассыпались по плечам.

— Что правда, то правда. Я двадцать четыре часа провела в самолете. И теперь этот небольшой заплыв меня доконал.

— Откуда же вы летели?

— Из Лондона. И скажу вам, это такое наслаждение — оказаться здесь после нашего холода и сырости.

Делани не заметил в ее речи английского акцента. Более того, его тренированный слух сразу уловил почти идеальный тембр голоса. Он взглянул на нее внимательнее и внезапно вспомнил, ктоона такая и где он ее видел.

— Простите, как, вы сказали, вас зовут?

Она смотрела ему прямо в глаза.

— Я этого не говорила.

Теперь он заинтересовался по-настоящему.

— А почему вы не хотите назвать свое имя?

— Потому что вы можете оказаться надоедливым приставалой или, еще хуже, пляжным распутником. Если мы начнем называть друг друга по имени, мне труднее будет от вас избавиться.

— Да, в прямоте вам не откажешь. Что, в Англии все девушки так же откровенны?

— Только те, у кого интересная жизнь.

— И что же в вашей жизни такого интересного? На мгновение она задумалась. Потом кинула на него быстрый взгляд из-под ресниц.

— Мужчины… мои друзья. Вернее, мужчины, которые меня содержат. Наверное, я отношусь к тем, кого называют роскошными содержанками. Мои любовники страшно богаты. И они требуют, чтобы я вела такой образ жизни, который мне соответствует.

Он непроизвольно улыбнулся:

— Какой же это образ жизни?

Она обвела рукой вокруг:

— Да вот… все это. Роскошные отели, лазурные бассейны. В общем, все самое лучшее.

Его так и подмывало уличить ее во лжи. Теперь-то он точно знал, кто она такая. Знал даже, какой у нее банковский счет. Но потом решил: какого черта! Если ей хочется поиграть — на здоровье. Он не возражает. Он постарался сохранить бесстрастный вид.

— И как давно вы этим занимаетесь? Если, конечно, не секрет.

Она сделала глоток.

— Да нет, не секрет. Вы ведь не знаете, кто я такая. Так что некоторые подробности большого вреда не причинят. Я этим занимаюсь, как вы выразились, уже около восьми лет. А если вы спросите, как это приличная девушка вроде меня может заниматься такими делами, я вам отвечу: это очень просто. Это легче всякой другой работы. У меня нет фиксированного рабочего дня, и я ни перед кем не отчитываюсь. Не всегда, во всяком случае.

Делани с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. По-видимому, она играла роль содержанки в каком-нибудь спектакле. Уж слишком легко лились слова. Случись ей на самом деле вести такую жизнь, она бы скорее всего об этом помалкивала.

Он решил ее проверить:

— Но если вы действительно привыкли к такому образу жизни, как же вы можете получать удовольствие от дрянного австралийского вина?

Она нисколько не смутилась.

— Очень просто. Один из моих содержателей — австралиец. Большой патриот. Признает только отечественную продукцию. Я как раз собираюсь с ним встретиться, вот и решила вспомнить, попрактиковаться.

Он подался вперед.

— Я восхищен вашей преданностью своему призванию. Знаете, в этом вы можете потягаться с любым профессионалом.

Она подняла брови:

— А у вас какое призвание?

— Ничего интересного. На вашем месте я бы и внимания на такого не обратил. Я фермер из Аризоны. Занимаюсь скотоводством, в основном мясомолочным, хотя держу и овец. Вообще-то вы правильно сделали, что не сказали мне свое имя. После двух-трех стаканов австралийского вина я бы вам до смерти надоел. А если бы мы познакомились поближе, боюсь, я бы в вас втюрился. А так вам ничто не грозит. — Он поставил стакан и встал. — Если мы больше не встретимся, желаю хорошо провести время в Австралии.

Он наклонился, поцеловал ее в щеку и вышел. В ожидании лифта Делани задумчиво почесывал за ухом. Интересно будет посмотреть, как она выйдет из положения, увидев его сегодня вечером.

Рэчел лежала в ванне и обдумывала, что надеть. Рик Гамильтон пригласил всех к себе в номер, на коктейль. Захватывающее событие. И в то же время… Интересно, в чем полагается приходить на такие встречи в Голливуде? В ее представлении, в шоу-бизнесе такое событие приравнивалось к приему в королевском дворце. С той лишь разницей, что диадема в данном случае необязательна. Она мысленно перебрала свой гардероб. Три пары джинсов, множество блуз из хлопка, хлопковая же юбка, которая обертывается вокруг талии, и простое черное платье-«рубашка», купленное наспех в магазине «Хэрродз» по совету Десмонда Френча.

— Дорогая моя, надо иметь хоть что-то более или менее приличное на тот случай, если продюсер или кто-нибудь из звезд захочет пригласить вас на обед. Нельзя же выглядеть бедной родственницей.

И это после того, как он обвел ее вокруг пальца, уговорив на пластическую операцию! Ей очень хотелось сказать ему, что в свободное от работы время она может одеваться так, как ей угодно, и никого это не касается. Однако она сдержалась. Все-таки это он обеспечил ей вторую по значению роль в голливудском фильме. За это он безусловно заслуживал уважения. Итак, она потратила сто фунтов из своих сбережений на простое черное платье из необработанного шелка.

Выйдя из ванной, Рэчел достала платье из шкафа и приложила к себе перед зеркалом. Элегантно, ничего не скажешь. Конечно, для такого приема оно больше подходит, чем юбка. Там ведь будет сама Клаудиа Грэхэм.

Она положила платье на кровать и занялась своим лицом. Накладывала косметику привычными движениями, почти автоматически, не думая о том, что делает. Наверное, как любая актриса. Пудра, румяна, тени, помада… Этот ритуал она знала наизусть, до мелочей, так что руки работали как бы независимо от нее. И мысли текли сами по себе.

Как она выглядит живьем, Клаудиа Грэхэм? И Дэвид Прайс. Интересно, он на самом деле такой высокий? И такой светловолосый? Или, может, это просто эффект освещения? Она вспомнила о Бобе Делани, продюсере, — человеке, который всем этим заправляет. Но тут же выкинула его из головы. Наверняка толстый скучный зануда. Все они такие.

Она закончила макияж, надела платье, осмотрела себя в зеркале. Высокая, несколько угловатая женщина. Волосы она повязала лентой, и теперь они спадали на плечо с одной стороны. Элегантно… хотя, пожалуй, чересчур строго. Она порылась в ящике, достала пару золотых серег, вдела в уши. Огладила платье, взяла сумочку и направилась к номеру-люкс.

Дверь открыл слуга, державший в одной руке поднос с напитками. Шампанское различных сортов, тропические коктейли в высоких стаканах, украшенных экзотическими цветами. Рэчел взяла стакан, пригубила и поняла, что ошиблась. Коктейль, который выглядел как невинный фруктовый сок, на вкус оказался очень крепким. Она отставила его и принялась рассматривать собравшихся.

Гости, одетые, как видно, во все самое лучшее, стояли небольшими группами и, по всей видимости, ощущали крайнюю неловкость. Рэчел это напомнило атмосферу первых читок пьесы. Правда, обстановка здесь более шикарная, и больше знакомых лиц, и растворимый кофе здесь не пьют, но в остальном… то же самое напряжение, какое она не раз испытывала в театре в Уординге, когда труппа собиралась впервые.

В центре комнаты — и в центре внимания — стояла Клаудиа Грэхэм. Да, надо признать, она производит впечатление. Рэчел приготовилась к тому, что увидит роскошную красотку, но в Клаудии было нечто большее. Какая-то загадочность. Нечто экзотическое. «Возможно, это из-за платья», — подумала Рэчел. Но тут же отвергла эту мысль. Можно выглядеть простушкой и в парчовом наряде. Нет, Клаудиу отличало некое особое сияние, которое излучали ее глаза, кожа, волосы. Как будто у нее при себе свой собственный маленький прожектор для подсветки.

Дэвид Прайс стоял рядом с Клаудией и не сводил с нее глаз. Она в это время говорила что-то о технологии съемок, но тема разговора не имела никакого значения. С таким же успехом она могла бы зачитывать телефонный справочник. Австралиец был явно очарован. «Интересно, — подумала Рэчел, — сколько времени ему понадобится, чтобы уложить ее в постель». Глаза ее задержались на его широких плечах, на гриве очень светлых волос, на красивом обветренном лице парня с пляжа. Она быстренько прикинула в уме. Скорее всего, это произойдет сегодня же вечером.

Но в следующую минуту она припомнила, что Дэвид Прайс недавно женился, на девушке много моложе его. Кажется, это у него вторая жена, а может быть, и третья. Как бы там ни было, шансов у нее немного.

В этот момент дверь, соединявшая комнату с ванной, открылась, и оттуда появилась жена Прайса, маленькая худощавая блондинка. Рэчел видела ее на открытках. За ней шел двухлетний мальчик. Оба выглядели усталыми и встревоженными.

— Хоуи болеет, — проговорила блондинка, ни к кому конкретно не обращаясь.

Дэвид обернулся к ним, помахал жене и сыну. Они подошли к нему.

— Надо позвонить американскому врачу.

Она говорила с ноющими интонациями, напоминавшими о провинции и о посудомоечных машинах. Несмотря на дорогой туалет, эта женщина явно проигрывала схватку со временем.

Ребенок дернул ее за руку и протяжно заныл.

Женщина смотрела на него в отчаянии. В этот момент к ним подошел еще один человек. Женщина обернулась к нему, в глазах ее появилась надежда. Она схватила его за руку:

— Вы! Наконец-то. Я вас повсюду искала.

Да это же тот самый мужчина, которого Рэчел видела на пляже всего час назад и которому невесть что наговорила. Что он-то здесь делает, черт возьми? Он же вроде фермер.

Скоро ей стало очевидно, что он отнюдь не фермер. Он в одно мгновение успокоил жену Прайса, послал кого-то за доктором, потом взял за руку Клаудиу и стал разговаривать с ней по поводу каких-то примерок.

Он ее ловко провел, догадалась Рэчел.

Как только Клаудиа скрылась в толпе, она подошла к нему:

— Как идут дела на ранчо?

Его черные глаза сверкнули.

— На ранчо дела идут прекрасно. А как ваши будуарные успехи? Привели кого-нибудь из своих богатых любовников?

— Уф… Поделом мне, сама напросилась. Послушайте, давайте начнем сначала. Кто вы такой на самом деле и что здесь делаете?

Он усмехнулся.

— Она меня спрашивает, что я здесь делаю! Мне казалось, это очевидно. Я организую это шоу. И улаживаю все проблемы.

Она совсем растерялась.

— Боже! Неужели вы… Нет, не может быть.

Он протянул руку:

— Я Боб Делани. А вы Рэчел Келлер. И ваша шутка, кажется, слишком затянулась.

Она почувствовала себя полной идиоткой. Совсем недавно она и думать не хотела об этом человеке. Представляла его лысеющим толстяком, с которым и поговорить-то не о чем. Но сейчас из всех присутствующих ей хотелось разговаривать только с ним.

— Должен перед вами извиниться, — мягко произнес он. — Я почти с самого начала догадался, кто вы такая. Не стоило мне подыгрывать вам в этой нелепой болтовне.

— Почему же вы это делали?

— Вы показались мне очень привлекательной и естественной. И потом, вам это, кажется, доставляло удовольствие. — Он взглянул на часы. — Я собираюсь исчезнуть примерно через полчаса. Если у вас нет других планов, может быть, пообедаем вместе? Теперь-то вы знаете, что я не надоедливый приставала.

Она улыбнулась, сделала гримаску.

— Но откуда мне знать, что вы не пляжный распутник?

Он заказал столик в ресторане, а за воротами отеля их ждал автомобиль с шофером. Сиденья пахли дорогой кожей. Рэчел вспомнила, как за ней ухаживали в последний раз. Тогда ее угощали дешевым кэрри и стриптизом. Интересно, понравится ли ей сегодняшнее угощение?

Она взглянула на человека, сидевшего рядом. Он выглядел более зрелым… более искушенным, чем все, кого она знала до сих пор. Да, решила она, это наверняка будет лучше, чем в тот раз.

Он заговорил о вечеринке, с которой они только что ушли. Из чистого любопытства Рэчел спросила о Дэвиде Прайсе. Оказалось, всего несколько лет назад он был никому не известной фотомоделью в Австралии. Практически никем. Теперь у него особняк в Лос-Анджелесе и поместье недалеко от Сиднея. И доход не меньше, чем у Редфорда.

— Наверное, он невероятно талантлив, если добился такого успеха, — сказала Рэчел.

Делани рассмеялся:

— Наверное. Но это относится не столько к его актерским способностям. На сцене, например, на него невозможно было бы смотреть. И даже на экране львиная доля его успеха зависит от режиссера и монтажеров. Но это не имеет значения. Дэвид обладает характерными качествами звезды. Вы это сразу заметите, когда он, скажем, войдет в ресторан. Вот если Дастин Хофман войдет в любой, самый шикарный ресторан, никто и внимания не обратит. А при виде Дэвида Прайса все станут в стойку. Софи Лорен обладает такой же харизмой: привлекает всеобщее внимание, где бы она ни появилась.

— То есть вы хотите сказать, что своим успехом Прайс обязан исключительно внешности?

— Отчасти. И еще своей напористости. Для него не существует слова «нет». Однажды, ещё будучи фотомоделью и решив во что бы то ни стало стать актером, он тридцать шесть часов просидел в приемной режиссера, отбиравшего артистов. Все это время он не спал. В конце концов, режиссер нашел для него какую-то роль, только чтобы он перестал донимать секретаршу.

— Я потрясена. А теперь скажите, как давно он женат на этой тощей блондинке?

Делани поискал в кармане сигарету.

— Не очень давно. Два или три года. А почему вас это интересует?

Она помолчала, не зная, до какой степени можно быть с ним откровенной. Потом решила сказать все честно:

— Я наблюдала за ними, и мне показалось, что у них проблемы.

Боб щелкнул зажигалкой. В ее трепещущем свете Рэчел заметила улыбку на его лице.

— То есть вы хотите сказать, что испугались за нее? Думаете, Клаудиа может увести у нее мужа? Так?

— Да, что-то в этом роде.

Он коснулся ее руки.

— На вашем месте я бы за нее не переживал. Дарлин совсем не так беззащитна, как может показаться, хотя она и выглядит умирающим лебедем. Если хотите, я расскажу вам, как она познакомилась с Дэвидом. Вернее, как она его подцепила на крючок. Они столкнулись на съемочной площадке в Лос-Анджелесе. Дэвид тогда был со своей первой женой, а Дарлин играла в эпизодах. Но она была чертовски хороша и поразила Дэвида в самое сердце. Вначале, правда, он не принял это всерьез. Жена его вполне устраивала, они уже двадцать лет прожили вместе. Поэтому он тайно встречался с Дарлин и ничего ей не обещал. Но она решила иначе. Она прекрасно сознавала, что при всей своей внешности как актриса ничего собой не представляет. А с Дэвидом она могла бы стать чем-то. Осознав это, она принялась его обрабатывать.

— Но что она могла придумать такого, чего другие до нее не знали? Не так уж много новых приемов известно в постели.

— Вы правы. Но она действовала по-другому. Дарлин победила потому, что обращалась с Дэвидом как с королем. Она стала его шофером, его дворецким, его массажисткой. Ни перед чем не останавливалась. Ширлин, его жена, тоже много для него делала. Но от нее он это принимал как должное — слишком долго они прожили вместе. Кроме того, она была не такой целеустремленной, как Дарлин. И уж во всяком случае, не, такой молодой. Через два года преданной службы Дарлин из рабыни превратилась в жену кинозвезды. А чтобы закрепить успех, забеременела сразу же после свадьбы.

Рэчел пожала плечами:

— Об этом она сейчас наверняка сожалеет.

— Не уверен. У нее ведь нет никакой необходимости повсюду таскать ребенка за собой. При своих доходах они могли бы нанять целый штат мамок и нянек. Но она настаивает на том, чтобы самой смотреть за ним, потому что ее это больше устраивает. Дэвид обожает сына. Не отпуская его от себя ни на шаг, Дарлин как бы постоянно напоминает Дэвиду, чья это заслуга — то, что у него вообще есть сын.

Рэчел усмехнулась:

— То есть намекает на то, что она дала ему сына, но она же может его и отнять?

Автомобиль подъехал к ресторану.

— Да, примерно так. И знаете что? Если бы мне предложили поставить либо на Дарлин, либо на Клаудиу — кто из них в конце концов завоюет Прайса, — я бы выбрал Дарлин. Ей есть что терять.

Снаружи ресторан совсем не производил впечатления. Какие-то две лачуги на обочине пыльной дороги. Однако открыв тяжелую деревянную дверь, они как будто попали в другой мир. Стены тускло освещенного холла украшены затейливой резьбой, к которой Рэчел уже начала привыкать. Она думала, что из холла попадет прямо в зал. Но пройдя до конца коридора, они снова оказались на открытом воздухе, а перед ними плескалась и мерцала вода. Оказывается, для того чтобы попасть в ресторанный зал, надо было пересечь ручей. Они прошли по узенькому горбатому мостику и очутились в саду. Вокруг стоял густой аромат тропических цветов, с деревьев доносился гармоничный перезвон колокольчиков. Под хрупкими деревянными перекрытиями Рэчел увидела с десяток столиков. У нее создалось впечатление, что она вторглась в какую-то древнюю цивилизацию, полную чудес.

Три официанта провели их к столику в углу. Они сновали вокруг, быстрые и бесшумные, как мошки.

Делани заказал себе виски и обернулся к Рэчел.

— Что заказать для вас? — Прежде чем она успела ответить, он предупредил: — Если будут предлагать тропические коктейли, не соглашайтесь. Я видел, как вы с ними попались на вечеринке. Если вам небезразлично ваше здоровье… и будущее, я бы не советовал экспериментировать.

Она улыбнулась:

— Да, это я уже поняла. Закажите мне, пожалуйста, бокал вина.

Он оказался очень приятным собеседником, хотя после их первой встречи у бассейна Рэчел не знала, чего от него ждать. Во всяком случае, ни занудой, ни приставалой его нельзя было назвать. Ей очень понравилось его чувство юмора. А еще через некоторое время она поняла, что именно его способность смеяться в конечном счете принесла ему успех. Можно даже сказать, это качество помогло ему выжить. Кинозвезды могут выходить из себя, операторы могут объявить забастовку, спонсоры в Голливуде могут требовать невозможного. Все, что остается ему, — это заказать еще банку пива и посмеяться над превратностями судьбы. Ведь именно благодаря превратностям судьбы он и попал в кинобизнес.

Отец его был управляющим ирландским баром в Грэмерси-парк, на окраине Нью-Йорка, где жили обеспеченные люди. Начальное образование Боб получил в баре, моя стаканы, делая бутерброды и закуски, выполняя всевозможные поручения. В будущем отец планировал передать ему управление баром, когда уйдет на покой. Но все сложилось иначе. Боб не хотел управлять баром. Он не имел ничего против этого бизнеса, но жизнь в Нью-Йорке расширила его кругозор. Окончив школу, он пошел работать служащим в офис концерна «Мосс Харт», чем вызвал ярость отца. А попав однажды в индустрию развлечений, уже не мог с этим расстаться. Проработав в «Мосс Харт» пять лет, он решил, что хватит быть на побегушках у других, и подал заявление на место младшего агента в Эм-си-эй, одно из крупнейших агентств Америки по розыску талантов. В заявлении он изменил свой возраст и должность в «Мосс Харт». Он получил работу в Эм-си-эй только потому, что там предлагали такую ничтожную плату, на которую мог согласиться лишь бывший конторский служащий, мальчик на побегушках. Он начал с пятидесяти долларов в неделю и обещания комиссионных за каждую удачную находку. Еще ему выделили «полсекретарши» и кабинет размером со стенной шкаф. В первый месяц он привел группу ирландцев, исполнявших народные песни. Нашел их через отца. Он обработал их, как только мог, но больших доходов они не сулили.

Он решил поискать подальше. Стал посещать варьете «Грэнд Оул Опре», в Нэшвилле. Там он и обнаружил Черри Миллер. Как и многие ее предшественницы, она была дочерью фермера. Черри пела с напором человека, знакомого с бедностью. Она оказалась его первой по-настоящему удачной находкой. Он «создавал» ее не торопясь, потихоньку вводил в различные дансинги и варьете. А когда решил, что она готова, уговорил одну из студий звукозаписи сделать ее первый сольный альбом. После этого Черри уже никогда не вспоминала о прошлой жизни. А Боб смог открыть собственное агентство.

Однако он уже тогда понял, что, если хочешь зарабатывать настоящие деньги, надо попасть в киноиндустрию. Через два года после открытия своего агентства он нашел режиссера, которому нужен был сотрудник для ведения переговоров. Они стали партнерами. А еще через два года ирландец поставил сериал для телекомпании Си-би-эс, полнометражный фильм для компании «Братья Вернер» и «звездную» программу для «Юнайтед артистс», в которой были заняты Ширли Маклейн и Джек Николсон. Программа принесла колоссальный доход всем участникам.

Вот это, то есть большие доходы и все, что с ними связано, больше всего нравилось Бобу в американской жизни. В Нью-Йорке он снимал двухэтажную квартиру в районе Семидесятых улиц. Переехав в Лос-Анджелес, купил дом с бассейном. И девушки у него были теперь совсем другие. Раньше он встречался с такими же агентшами, работящими девушками со множеством обязанностей, большим честолюбием и постоянной нехваткой времени. Им некогда было выслушивать его проблемы. Теперь, когда он стал удачливым продюсером, все актрисы в городе стремились с ним познакомиться — знаменитые, привлекательные, сексуальные женщины, обладавшие собственным стилем.

В конце концов, он женился на самой классной из них — звезде Бродвея Кэти Гордон. После двух лет семейной жизни он понял, что совершил ошибку. Как и у всех прочих его женщин, у Кэти хватало времени только на свои собственные проблемы. Вначале Боб этого не замечал, он был слишком увлечен ею.

Она родила ему сына.

Внезапно, когда никто этого не ожидал, он разорился. Из-за проблем с погодой фильм, в который он вложил деньги, провалился. Боб принял это со своей обычной стойкостью. В конце концов у него есть Кэти. Вместе они как-нибудь это переживут. Оказалось, однако, что Кэти настроена совершенно иначе. В свое время она влюбилась в его успех и теперь не желала иметь с ним дела. Она перестала с ним разговаривать и прервала молчание лишь для того, чтобы потребовать развод.

— Наверное, после этого вы стали относиться с цинизмом ко всем актрисам, — заметила Рэчел.

Они уже пили кофе. К концу обеда она почувствовала себя с ним свободнее.

Боб откинулся на спинку.

— Если бы это было так, я бы не обедал сейчас с актрисой. Нет, мне нравятся девушки, зарабатывающие этим на жизнь. Иногда я с ними встречаюсь. Только стараюсь не принимать близко к сердцу, вот и все.

— Что это значит?

— Хотите, чтобы я разъяснил?

Она кивнула.

— Хорошо. Актрисы предназначены для кратковременных романов. Они сексуальны, легки в общении и не стремятся завладеть мужчиной целиком. Они и не могут себе этого позволить. Слишком много им приходится разъезжать. Но что касается любви, преданности, заботы… это увольте. Я скорее пущу себе пулю в лоб, чем еще раз женюсь на актрисе.

Рэчел поставила чашку на стол.

— И я скорее застрелюсь, чем заведу роман с продюсером.

Он знаком подозвал официанта.

— Прежде чем делать подобные заявления, может быть, стоит подождать, пока продюсер вам это предложит?

Обратно они ехали в полном молчании. В теплом ночном воздухе стрекотали сверчки. В машине, несмотря на кондиционер, воздух казался таким густым — хоть ножом режь.

Войдя в отель, он взял ее под руку, подвел к регистрационной стойке.

— Я бы с удовольствием пригласил вас выпить стаканчик на ночь, но, боюсь, вы неверно расцените мое приглашение. Да и потом, мы завтра рано начинаем.

Служащий подал им ключи от комнат.

— Спасибо за обед, — произнесла Рэчел. — Все было прекрасно, пока вы не заговорили о том, что пустите себе пулю в лоб.

Он обнял ее за плечи, наклонился и поцеловал в губы, легонько, как ребенка.

— Не принимайте близко к сердцу. Все хорошо. Вы очень симпатичная девушка. Давайте лучше оставим все как есть, чтобы избежать лишних разговоров.