Эпоха героев

Нира Страусс

Эпоха героев

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜ http://Wfbooks.ru

Оригинальное название: La era de los heroes

Автор: Нира Страусс / Nira Strauss

Серии: Триада #2 / La Tríada #2

Перевод: nasya29

Редактор: nasya29

Пролог

Демон шагал по коридору размашисто, с торопливостью, которая могла бы ввести в заблуждение. Любой, кто увидел бы Элата, подумал бы, что он спешит в тронный зал — не терпится предстать перед своим господином.

Он фыркнул от одной только этой мысли.

Фырканье эхом отлетело к потолку — некогда ослепительному своду, усыпанному драгоценными камнями и золотыми узорами, а теперь — изъеденной пустотой, готовой обрушить на голову булыжник при первом же шквале.

Обнажённые ступни скользнули по снегу, смешанному с пылью. Элат чуть не рухнул, целуясь с собственной тенью. Подавив проклятие, он восстановил равновесие и плотнее закутался в свою накидку из шкуры селки. Слава богиням — он не был идиотом и захватил из Гибернии всё, что смог унести.

Тир на Ног уже был на издыхании, когда они покинули его, слепо последовав за Теутусом. А когда вернулись — от некогда блистательного, необъятного королевства, изобилующего оивом, не осталось ни искры.

Другие демоны предлагали ему немалую цену за эту шкуру, но Элат оставил её себе. Плотная, сияющая — она принадлежала слишком наивной сидхе, что когда-то подмигнула ему с берега в Гибернии, когда ещё казалось, будто людям, сидхам и демонам суждено жить в мире.

Она изменила облик, чтобы соблазнить его в ночь полнолуния — и Элат не был дураком. Он наслаждался ею в постели, а потом — возвращался к той же самой бухте, снова и снова, несмотря на то что знал: она ушла в море, а в нём, демону вроде него, не было ничего, что стоило бы помнить.

Он убеждал себя, что не ждёт её. Но когда спустя многие луны она вновь появилась — улыбающаяся, зарумянившаяся, с собственной кожей в руках — что-то внутри него дрогнуло.

Она не спрятала шкуру между скал, как было принято, — она протянула её ему.

— Почему? — спросил он тогда. Он не понимал. Её кожа была её волей и жизнью. Если бы он пожелал — она бы больше никогда не вернулась в море. Он мог бы оставить её при себе. Навсегда.

И для демона это было… чертовски заманчиво.

Но она только шире улыбнулась, как будто знала что-то, чего не знал он.

— За твою верность.

Он вспыхнул.

— Что? Я вовсе не…

— И для твоих зим, — добавила она с мягким взглядом. — Ты говорил, что там, откуда ты родом, такие лютые морозы, что ни один костёр не спасёт от ночного холода. С моей кожей тебе больше не будет так… холодно.

С какой-то странной тоской он попытался вернуть ей шкуру. Холод в его краях был неестественным — потому что они сами сделали этот мир таким.

— Гиберния теперь мой дом. Мой король и твоя богиня обручены.

Но она покачала головой.

— Глубины Ваха полны слухов и предсказаний, демон, — произнесла она, имея в виду Никсу Красную, вспыльчивую и неуловимую королеву манан-лир. — Дар — это дар. Его не обсуждают и не возвращают.

Он не стал настаивать. Но всё-таки отдал ей шкуру обратно — когда смог.

Потому что слухи оказались не просто шёпотом, а предвестием. Беды. Хаоса. Разрушения.

И тогда Элат сам вернул глупую сидху в её море.

Он держал её в объятиях — холодную, безжизненную, укрытую той самой прекрасной кожей — и входил с ней в бушующие волны. Ему было всё равно, погибнет он или нет.

Какая-то часть его даже желала этого. Та, что не имела ничего общего с демоном, каким он был.

Часть, что сломалась в тот момент, когда он увидел её мёртвой — с переломанной шеей — и осознал, что не может отомстить.

Потому что в войне, когда всё началось, они оказались по разные стороны — не выбирая этого.

И если подумать… он сам был её палачом. Его кровь. Его род. Его раса.

Её народ пришёл за ней. Отнял у него из рук. Они кружили вокруг, он чувствовал, как их плавники и когти цепляют его ноги.

Волны — как утёсы — топили, швыряли, выплёвывали его обратно, будто море не могло решить, что с ним делать.

Элат не сопротивлялся.

На берегу его ничего не ждало — только безумный король, которому он должен был служить.

Демоны не дезертируют. Для них не существует такого понятия.

У них были пороки — но предательство не входило в их природу.

Так же, как их предки следовали за Балором, первым королём-демоном, Элат пойдёт за Теутусом — туда, где тот захочет проливать свою ненависть.

Но если Вах его поглотит… это нельзя будет назвать изменой.

Это будет допустимая форма бегства.

Это будет…

Он не помнил, как потерял сознание. Но вдруг оказался на берегу. Среди чёрных скал.

Плевался солёной водой. Поднимался, шатаясь.

И в руке — лежало что-то мягкое.

Кожа его селки.

Отдуваясь, он обернулся.

Над волнами выныривали как минимум дюжина тюленьих голов. Они упрямо противостояли течению, не сводя с него своих пугающих чёрных глаз — блестящих, затаивших недоброе — а затем исчезли, будто их и не было.

Никто не возвращался из Ваха после поражения Никсы.

И всё же он — вернулся.

Когда Теутус с армией вернулся в Тир на Ног, одержав победу в войне, это не было похоже на триумф. Они покидали землю, полную жизни и возможностей, чтобы вернуться в абсолютное бесплодие.

Демоны привыкли к солнцу, к летнему воздуху, к сидхам, полным оива, которыми можно было питаться. Привыкли разрывать швы между мирами в поисках новых земель для завоевания — ведь именно в этом всегда и заключалась цель их королей.

Но Теутус всё это прекратил.

Никаких возможностей.

Никакого оива.

Никаких миров.

В порыве гордыни и безумия он запер их всех в Тир на Ног — обрёк на жизнь в холоде, в тенях и в вечной нехватке. И нехватка эта была столь велика, что она начала пожирать их самих — вместо того, чтобы быть их оружием.

И король не собирался уходить отсюда.

Коридор, ведущий к тронному залу, был заставлен зеркалами. Большинство из них разбиты, но осколки всё равно возвращали ему его собственное отражение — десятки раз. Элат отвернулся. Он давно уже предпочитал не смотреть на себя.

Он потерял глаз в последней битве в лесу Борестель — ещё до того, как тот превратился в бесплодную пустошь.

Даже если всё, что он тогда делал — это прятался за деревьями, пока его сородичи вырезали фей — это не спасло его от друида-лучника. Тот не стал спрашивать, на чьей он стороне. И был прав.

Элат и сам бы не знал, что ответить.

Селки зашила ему рану водорослями с целебными свойствами. Глаз, конечно, не восстановился, но боли он больше не чувствовал.

Не то, чтобы другие могли сказать о себе то же самое.

Теутус не сидел на троне.

Он и так делал это крайне редко.

У него была дюжина министров, которые разбирались с прошениями, жалобами и прочей бюрократией.

Ему был нужен сам титул — чтобы отомстить.

Только и всего.

Даже если это означало уничтожение собственной расы.

Крик отвлёк Элата. Он взглянул в сторону колонн и гнилых занавесей — и увидел, как группа слугов рвёт на куски одного из своих.

Несчастное существо корчилось и хрипело, судорожно трепыхаясь остатками крыльев. Остальные прижимали его к полу когтистыми лапами и вгрызались в него без пощады. Снова и снова.

Высасывая капли оива — единственного, что у них ещё оставалось, — выдёргивая его из костного мозга.

Разве нужно было лучшее напоминание о том, кем они стали?

Элат почувствовал, как по его длинным, заострённым ушам пробежал жар — почти стыд.

Теутус стоял у одного из окон-витражей. Окно тянулось от пола до самого свода.

Он всегда останавливался именно здесь, и Элат знал почему.

За руинами, за нищетой, за грязным снегом — виднелся портал. Его извивающиеся огни были единственным цветом во всём этом сером царстве.

— Есть что сообщить? — спросил король.

Голос его был словно пещера — глухой, шероховатый, как сама суть его природы.

Огромные плечи, ладонь, опёртая о стекло. Большая часть его кожи — обнажённая, синеватая. Он был сыт и в тепле — замок оберегал его от холода. Не так, как остальных.

— Только птицы и прочие звери. Ни одного человека, — отрапортовал Элат, стараясь звучать услужливо и почтительно, как всегда. — Всё отправлено на склады, как вы велели.

Король не ответил.

Полагая, что встреча окончена, Элат сделал шаг назад, чтобы уйти.

— Ты присоединился ко мне, как только я взошёл на трон, верно? Кажется, мы тренировались вместе в юности.

Элат застыл. Прошло столько лет, что он и сам уже не был уверен, правда ли это.

Да, тогда они оба были ещё зелёными демонами, но Теутус — всегда знал, что будет королём. А Элат — всегда знал, что будет ему служить.

— Так точно, мой повелитель, — поклонился он. — Я недолго служил вашему… вашему предшественнику. Потом поклялся в верности вам.

С резким разворотом Теутус повернулся к нему. Это было неожиданно. Он никогда так не делал.

Обычно все их встречи проходили одинаково: король стоял спиной — у окна, выходящего во внешний мир замка, или сидел у камина, а Элат говорил, глядя ему в спину.

А теперь… их взгляды пересеклись.

Элаты не успел вовремя отвести глаза. На мгновение он поймал взгляд короля — тот самый фиалковый, некогда воспеваемый художниками и обожаемый женщинами. Он тут же опустил глаза. В пол, тусклый и покрытый мхом.

Когда-то за такую дерзость его бы ждала череда пыток и публичная казнь. Демоны почитали своих королей. Когда-то. Давно.

— Как ты думаешь… сколько у нас осталось времени?

Элат затаил дыхание. Что, чёрт возьми, он должен был на это ответить? Что бы он ни сказал — вряд ли это устроит Теутуса.

— Говори, Элат, — усмехнулся король, и в этом выдохе слышалась усталость, смешанная с раздражением. — Я бы не стал спрашивать, если бы хотел услышать ложь. Ты всё время мотаешься туда-сюда, видишь, что творится за пределами Мойтирры и Маг Туиреда. Вряд ли отличия значительны… но я хочу знать, что ты видел.

Что он видел?

Элат сжал кулаки. Какая-то часть его кричала — молчи, увиливай, приукрась. Но он всё равно сказал правду.

— Смерть. Тир на Ног умирает. Я вижу только одно решение.

Он замер. Ждал удара. Ждал приказа — бросить его в подземелья за намёк на портал.

Краем глаза уловил, как король вновь сделал шаг. Развернулся. Снова к окну.

— Продолжай искать, — прозвучал ответ.

Он только-только успел выйти из зала, как всё вокруг содрогнулось.

Пульс магии — чистой, искрящейся, яркой. Ауэн и оив, сплетённые воедино, ударили по нему и разлетелись по стенам.

Элат едва устоял, вцепившись в одну из шатких колонн.

И вдалеке раздался рёв.

Рёв Теутуса.

Однажды три богини и один дракон спустились с небес и упали в Гибернию — королевство, где обитали лишь люди.

Маленький островок, на котором они появились, получил имя Холм Тинтаджел — в честь того далёкого места, откуда они пришли.

Ксена — тёплая, полная доброты — была богиней жизни.

Тараксис — страстная, дикая — богиней любви, охоты и домашнего очага.

А Луксия — прекрасная и суровая — богиней смерти.

Они принесли с собой ауэн и оив, и из их магии родились создания, подобных которым мир ещё не знал.

Феи, живущие в согласии с природой и её стихиями.

Гномы — трудолюбивые, молчаливые, любящие горы и крепкий виски.

И манан-лир — дети воды, чья кровь была связана с морями и реками.

Люди жили в мире с Триадой и её созданиями. Возникли Дворы, появились короли.

На востоке, на Огненных островах, Ширр Дракон даровал своим девятерым детям способность находить свои родственные души.

И от этих союзов появились драконы — люди с крыльями и спящим драконом внутри.

Мир пребывал в покое…

Пока не явился Теутус.

Он разверз землю — и из неё хлынули демоны.

Он пришёл с речами о любви, а ушёл, оставив после себя лишь кровь и пепел.

Уходя, он оставил меч.

И пророчество.

О нём шептали веками — с трепетом и благоговением.

Верить в него было сладко. Но лишь глупцы падали в эту ловушку.

И всё же…

По королевству пронёсся шквал магии — с востока на запад, с севера на юг.

И все существа почувствовали это.

Те, кто не забыл, — вспомнили.

Меч нашёл свою хозяйку.

Глава 1

Мэддокс

Зачаровать оружие — задача весьма неблагодарная.

Для многих это попросту не стоит усилий: награда туманна, результат — непредсказуем.

Кузнец вкладывает в металл магию и упорство, а металл… впитывает, что хочет сам.

Говорят, молот короля Гоба мог сокрушать горы.

А что делает на самом деле?

Предсказывает снег.

Из запрещённой книги «Наследие молота»

— Заткнись, — огрызнулся я.

— Это ты заткнись, — парировала зачарованная меч, — Пятьсот лет. ПЯТЬСОТ. Я молчала. Против своей воли. Так вот, дорогуша, я больше не замолкну. Ни-ког-да. Ни за что.

И, надо сказать, она не врала — с тех пор не умолкала ни на секунду.

Чтобы вытащить её из того самого места, куда Аланна воткнула клинок — у озера Гленн на Сиог — мне приходилось тянуть изо всех сил. И когда я говорил всех, я не преувеличивал. Я хлопал крыльями, как долбаный ворон в клетке, вкапывал пятки в землю, надеясь создать хоть какую-то точку опоры, и всерьёз опасался, что у меня сейчас вылезут глазные яблоки от напряжения.

Орна, естественно, не упускала случая вставить своё:

— Арг, руки у тебя как у дракона.

А следом:

— Ты что, удушить меня пытаешься, сыночек Ширра? Кто-нибудь тебе вообще говорил, что зачарованным мечам не нужно дышать? Ты себе руки оторвёшь быстрее, чем вытащишь меня из того, куда меня засадила моя дорогая соратница.

И завершалось всё с ленивым фырканьем:

— Кажется, ты только сильнее вдавил меня в землю. Надеюсь, хоть кто-то осмелился тебе это сказать.

Абердин, Пвил и несколько фей, чудом переживших бой, пытались наложить всякие заклинания, чтобы мне помочь. Бесполезно. Магия отлетала от меча, будто он и не меч вовсе, а зеркало, отражающее всё чужое воздействие.

Что, впрочем, объяснимо — учитывая, что он пришёл из Иного мира вместе с демонами.

Фионн — легендарный бессмертный герой — наблюдал за мной с выражением лёгкой тоски на лице. Рядом с ним стояла Морриган. Богиня всё ещё не оправилась после того, что с ней случилось, когда Аланна уничтожила Никого — одного из Трёх Тёмных Всадников Теутуса.

Морриган была… носителем демона? Паразитом? Сознательной участницей всего этого или марионеткой? Была ли она подчинена всё то время, что я её знал?

Я не знал, где кончалось влияние Всадника и где начиналась воля Морриган. Я не знал, враг она или нет. Но узнаю.

Её растерянный, ослабевший облик на меня не подействует.

Но сначала…

Сначала нам нужно было выбираться отсюда. Перегруппироваться.

Уберечь Аланну, — зарычал дракон внутри меня.

Когда я попытался призвать огонь, чтобы усилить силу рывка, Орна шарахнула меня каким-то парализующим разрядом.

Я несколько минут матерился, пока онемевшие пальцы не начали снова шевелиться.

— У тебя ничего не выйдет, — прорычал Фионн. — Она слушается только своего хозяина. Для любого другого она слишком тяжела. Её вес — как весь Вах, и она будет ждать — преданно, не двигаясь — там, где её оставили. — Он с презрением махнул в сторону островка, известного как холм Тинтаджел. — Хоть неделями, хоть веками. Ты ведь это знаешь.

— Тогда я буду тянуть, пока сам грёбаный Вах не опустеет, — выдохнул я сквозь зубы. Пот заливал глаза, смешиваясь с кровью и грязью после недавнего боя. Я был измотан. Я… был выжат до дна.

Последние часы. Последние дни. Всё изменилось. И даже сейчас у меня не было ни секунды, чтобы осознать, что именно.

Некогда.

— Но она не может остаться здесь. Теперь она — меч Аланны. И куда бы ни пошла моя спутница, её чёртова Орна пойдёт с ней.

И тут меч… фыркнул.

Фыркнул — и выскользнул из земли с такой лёгкостью, будто это был кусок торта на вилке.

Я рухнул на спину, задыхаясь.

На коленях — Орна. Она едва светилась изнутри — тонким фиолетовым свечением.

Точно такого же цвета, как глаза Аланны, когда она злилась.

— Тогда неси меня к ней, — произнесла Орна. — Мы с этой девчонкой заключили сделку.

Я тут же ощутил, как лезвие вдавливается мне в ноги — чудовищная тяжесть. Торопливо сбросил её с себя.

Да, она весила гораздо больше обычного оружия. А я, мягко говоря, не привык, чтобы мне не хватало силы.

Даже с теми заклинаниями, которые я носил с рождения — чтобы скрыть, кто я на самом деле, — я всё равно был сильнее, быстрее, ловчее людей и почти всех сидхов.

Кровь Девятки. Кровь Ширра. Она текла во мне.

Я вспомнил, как Аланна держала меч всего несколько минут назад. Как поднимала его. Как разила, будто разгоняя мух.

Я в упор посмотрел на Орну:

— Что ты сделала с моей спутницей? Ваша сделка… она ей навредила?

Ответом было новое фырканье. Слишком уж демонстративное, чтобы быть обычным.

Но слов я не услышал. Я наклонился к эфесу, усыпанному аметистами. Абердин и Пвил, наблюдавшие за мной с явной тревогой, одновременно рванули ко мне.

— Сын…

— Отвечай, — зарычал я. — Мне нужно знать, что с ней…

Как только я коснулся меча, меня ударила новая волна силы — яркая, чистая, нестерпимая. Она прошлась током по костям, по сухожилиям, свалила меня на бок.

Я едва сдержал крик.

— Чёрт…

Фионн выдохнул. Громко. Протяжно.

— Я и забыл, какие вы, драконы, упрямые ублюдки.

Орну обмотали десятками слоёв ткани, чтобы заглушить её вопли. И оскорбления. Такие разнообразные, что мне даже стало интересно — не провела ли она больше времени по захудалым тавернам, чем я сам.

Понадобилось восемь сидхов, чтобы поднять Орну и водрузить её на старую повозку, привезённую из На Сиог. И, если честно, мне кажется, что они справились только потому, что меч… немного помог.

Дерево жалобно заскрипело, а тягловая лошадь заволновалась и начала лягаться.

— Она очнётся? — спросил я у оружия.

Молчание.

Я сжал губы, уже хотел развернуться… Но тут услышал — приглушённый, едва уловимый ответ.

— Она сильная, дурень. Ей просто нужен отдых. Слишком много несёт на себе.

Воздух с силой вырвался из моих лёгких. Крылья опустились — их нижние кончики коснулись земли, будто и они поняли: можно, наконец, расслабиться.

Всё было в хаосе.

Но хоть это…

Хоть это можно было исправить.

Я сжал руки в кулаки. Дракон внутри меня не спешил сдаваться.

Мы прочесали Долину, убедившись, что ни один из воинов Дикой Охоты или солдат не выжил, и что все слуги, каким-то образом свалившиеся с неба, действительно мертвы.

И когда уже не осталось ни одной задачи, на которую можно было бы отвлечься, Гвен тихо свистнула мне. Она стояла рядом с Аланной, которую усадила на спину Эпоны после того, как…

Дракон зарычал внутри.

Ранена. Защити.

Поцелуй её. Возьми её.

Закрепи связь.

У меня загудели уши. В висках застучало.

Чёрт.

Я не мог думать о том моменте, когда она упала передо мной. Потому что стоило только попытаться — и внутри поднималась волна чего-то дикого, мстительного. Желание сжечь грёбаную Долину до основания.

Огнём. Пеплом. Лавой. Залить всё красным, пока не останется ничего.

Защити.

Защити.

Гвен ждала, становясь всё более тревожной.

Сердце бухало в груди, как проклятый барабан, когда я подошёл ближе.

Эпона, как всегда тонко чувствующая, шагнула мне навстречу. Я дрожащими пальцами коснулся её морды, гладя влажную шею. В другое время она бы от души лягнула меня за то, что прикасаюсь грязными руками. Но сама была в пятнах сажи и крови.

Рог я обошёл стороной — он был священен.

— Спасибо, что нашла её и привела… мо пейнх, — прошептал я.

Она ткнулась мне в грудь мягким лбом.

— Обещаю — достану тебе карамелизированную морковку.

Я краем глаза взглянул на Аланну. Расплетённая коса. Тёмные влажные пряди, прилипшие к лицу. Бледные щеки. Приоткрытые губы.

У меня снова перехватило дыхание.

— Всё в порядке? — тихо спросила Гвен, наблюдая за каждым моим движением. Она выглядела так же, как и все вокруг: растрёпанная, в грязи, с видимыми ранами… Но глаза — ясные. Настороженные.

Скорее всего, она следила, не начинает ли проявляться рьястрад. Не берёт ли верх дракон.

Поцелуй её.

Возьми её.

Скрепи связь.

Я глубоко вдохнул, так, как делал это уже миллионы раз.

— Я не знаю. Я…

Я поднял руку, чтобы коснуться её щеки. Или мне показалось, или на коже выступил синяк. Мир начал пульсировать. Края зрения расплылись.

Я опустил руку, не дотянувшись.

— Я не могу.

Гвен цокнула языком и сделала шаг ко мне.

— Мэддокс…

— Я не могу! — взревел я.

И это был не только мой голос. В нём звучало что-то чужое. Что-то, от чего все вокруг замерли, глядя на меня, будто впервые видели.

Кроме Гвен. Как всегда, чуткая, тёплая, она лишь сжала губы и сделала вид, что я не орал на неё, как одержимый.

— Может, сосредоточимся на фактах? — предложила она. Я кивнул — поспешно.

— Я всё думаю, где может быть Каэли. Они же вместе покинули замок, но Аланна пришла одна. Может, оставила её где-то в безопасности?

Факты. Настоящее. Нужно было собраться. Я направил мысли на то, что нужно было сделать, и задвинул дракона вглубь — туда, где он мог топтаться, злобный и уязвлённый.

— Если она всё ещё в облике медвежонка — возможно. Но мне трудно поверить, что они разошлись, особенно после всего, через что прошли.

— Как бы то ни было, нам пора двигаться. И я имею в виду… — Гвен сглотнула. — Всем пора. На Сиог больше не убежище. Двор знает о нём, Бран сбежал… Да и даже если бы нет — от него почти ничего не осталось. Возвращаться попросту некуда.

Я зажмурился, вспоминая, как мы пересекали Спорайн, и с перевала Хелтер увидели, что король Нессия и его воины сделали с тем местом. С местом, которое я поклялся никогда не запятнать. С местом, что я поклялся защищать.

Всё из-за Брана и его безумной жестокости. Он сразу помчался рассказывать всё, что узнал, нашему…

Нет.

Не нашему.

Его отцу.

Королю.

Человеку, которого я был вынужден двадцать пять лет притворно обожать и копировать.

Человеку, который умер совсем недавно — его кровь всё ещё покрывала землю Долины Смерти… и мои пальцы.

Я сжал кулаки.

Чья-то рука мягко накрыла мою.

— Я знаю, — прошептала Гвен. — Мне очень жаль, чар’айд.

Мой дорогой друг. Только она называла меня так. И только тогда, когда нас никто не слышал.

Похоже, теперь было всё равно. Никого уже не волновали притворства. Не осталось ни прикрытий, ни прошлой жизни.

Я всегда думал, что день, когда я освобожусь от лжи, будет связан со смертью. До недавнего времени я и представить не мог другого исхода. Так что даже не пытался придумать, что будет потом.

А теперь… Теперь этот «потом» наступил, и в голове — пусто. Словно ты читаешь книгу, а на последних страницах — белые листы.

Мне не хотелось в этом признаваться, но ощущение было… пугающим.

«Ах, мой любимый сын. Свет моего сердца».

Я резко отмахнулся от воспоминания.

От его голоса, пропитанного болью и яростью.

— Лучше, что он мёртв, — прохрипел я.

— Знаю, — снова ответила она — всё так же терпеливо, с той же теплотой и сочувствием, что всегда жили в её голосе. — Но я рада, что тебе не пришлось делать это самому.

Я тоже, — подумал я.

— Где он?

Ответ пришёл не от Гвен. К нам подошла Веледа.

— Там, где и пал, — ответила она.

Но выглядела… иначе.

Взгляд — отрешённый, с каким-то новым, жёстким светом. Каштановые волосы растрёпаны, пальцы сжаты в кулаки у бёдер.

Может, всё дело было в том, что я никогда раньше не видел её вне стен замка Сутарлан. Тем более — не на поле боя.

Будто её высокая, изящная фигура не вписывалась в разрушенный, выжженный пейзаж.

— Собирают гематитовые клинки и всё, что может пригодиться.

— Пусть захоронят гематит. Чтобы больше никто не смог его использовать, — сказал я почти машинально. — А его…Сжечь вместе с солдатами.

Обе кивнули.

Никто не стал бы перечить моим решениям, когда дело касалось короля.

— Звучит разумно.

Веледа бросила тёмный взгляд на неподвижную фигуру Аланны.

Что-то в её глазах померкло.

— Похоже, я была не единственной, кто чувствовал себя в ловушке, — тихо пробормотала она.

Глава 2

Мэддокс

Как лучше всего заманить лепрекона?

Закопайте в землю кувшин, набитый сокровищами.

Жадное чутьё приведёт его прямо к вам.

Из запрещённой книги «Двор Паральды»

Когда занялась заря, выжившие из На Сиог собрались у кипарисовой рощи. Их было немного. И все — разбиты.

Некоторые всё ещё исподтишка бросали на меня взгляды, полные растерянности. На мои крылья. На рога. Никто и представить не мог, что я — дракон. Все верили в мою легенду: сидх из Братства, внедрённый в Охоту.

Плач Секваны эхом отзывался снова и снова. Старая мерроу, что успела привязаться к Аланне за то короткое время, что мы провели в На Сиог, видела слишком много смертей, слишком много войн. Танте и Мэй, владельцы таверны и постоялого двора, молча держались за руки.

Они потеряли единственного сына. Единственную нить, что связывала их.

Что тут скажешь?

С теми немногими пожитками, повозками и лошадьми, которые удалось спасти, они были готовы к отбытию.

Проблема была в том, что мы не знали — куда.

Пвил, Абердин, Гвен, Веледа и я стояли возле Эпоны и Аланны.

— Мы не можем вернуться в замок Сутарлан, — начал Пвил. Несмотря на засохшую кровь у виска, он был цел. Курил обломанный самокрут, а руки у него слегка дрожали. Как и у меня.

— Он больше не безопасен. После смерти…

Он не договорил, но остаток фразы впился в нас, как нож.

Смерть Игнас и Плюмерии.

После тягостной паузы, в которой воздух буквально пропитался болью, фей продолжил:

— Хоп сразу уйдёт в подполье, если кто-то из Двора появится. Он умеет себя прятать, — он имел в виду брауни, который жил в замке и присматривал за ним. — Он укроется с Дедалерой и будет нас искать.

Абердин стоял сразу за ним, обняв Пвила массивной рукой, покрытой узорами древних татуировок в сине-чёрных чернилах. Его тёмные волосы были собраны в узел, борода частично скрывала выражение лица. Он был на голову выше Пвила.

— Мы не можем пойти и в Эйре. И вообще туда, где полно солдат или охотников, — прогремел он. Его голос — обычно пугающий для незнакомых — будто разогнал давящий воздух у меня в груди.

— Сейдж и Персиммон, скорее всего, уже там. Сообщают о нападении нашим людям в столице. Если они уже отправились… что ж, уверен, они будут винить себя за то, что не успели вовремя.

— Сейдж свихнётся оттого, что упустила возможность расчленить солдат, — пробормотала Гвен. — Но мы не можем ждать их.

Я перевёл взгляд туда, где раньше стояла деревня.

Отсюда её не было видно — но я знал, что образ той бойни будет преследовать меня всю жизнь.

Оберон и Мидоу появились, когда солнце уже перелезло через Хелтер и окрасило светом всю Долину Смерти. К тому моменту вонь от разложения и порченного оива, что вытекал из мёртвых слугов, стала невыносимой.

По выражению их лиц я понял — поймать Брана им не удалось. Они гнались за ним, когда он сбежал с поля боя — сразу после того, как Веледа отрубила ему руку. Эта рука сгорела в одном костре с телом короля.

Оберон спрыгнул с седла.

— На севере, вверх по реке, его ждала лодка, — процедил он. — Будь моя воля, пусть воды сожрут его, а манан-лир выплюнут на берег его раздробленные кости и сгнившие кишки. Мне не обязательно самому его убивать — лишь бы увидеть, как он сдохнет.

Гвен закатила глаза от такой красочной тирады, но я лишь нахмурился.

Я смотрел на сияющую водную ленту, что разрезала Гибернию с севера на юг, рассыпаясь на сотни рукавов, прежде чем влиться в воды Ваха.

С тех пор как Никса Красная лишилась трона, большинство манан-лир одичали.

Более разумные представители, вроде мерроу, иногда предпочитали жить на суше — хоть и тосковали по глубинам.

Лучше было скучать — чем каждый день сражаться за выживание.

Для остальных сидхов и людей Вах и Муридрис были вражеской территорией. Торговые корабли рисковали всем, пересекая эти воды. Ходили только по строго определённым маршрутам, обвешанные гарпунами из гематита.

Но не это привлекло моё внимание.

Похоже, Абердин подумал о том же.

— Значит, у него был план побега.

Я вспомнил, как Бран натягивал тетиву. Готовился выстрелить.

И как в его глазах отразилась лихорадочная решимость — он был уверен, что вот-вот вернёт мне ту боль, которую я непреднамеренно причинил ему когда-то. И я… я не был уверен, что смог бы отойти.

Будто какая-то часть меня считала, что я заслужил эту чёртову стрелу. Что я должен был расплатиться за всё, что он носил в себе все эти годы. За ту боль, которую я слишком долго игнорировал.

Я откашлялся, вырываясь из воспоминаний, и почувствовал, как на меня смотрят. Ждали слов.

Потому что именно я знал, как устроена жизнь королевской семьи.

Потому что я был одним из них.

— Он явно хотел иметь путь к отступлению, чтобы бы ни случилось. Бран понимал, что король полностью выйдет из себя, когда узнает о предательстве Сутарлана и поймёт, кто я на самом деле. Не думаю, что он рассчитывал на то, что король окажется настолько идиотом, чтобы добровольно снять с себя корону в порыве безумия, но он точно ожидал, что между нами произойдёт столкновение. И рассчитывал, что это сыграет ему на руку. В крайнем случае — надеялся стать наследником. Он увидел шанс и воспользовался им.

Пвил нетерпеливо выпустил облако дыма из самокрутки.

— После того как он всадил стрелу в глаз собственному отцу, обвинил Братство в убийстве. И именно эта версия разлетится по всему королевству, в этом я уверен.

Я кивнул.

— Охотники, сбежавшие вместе с принцем, будут вынуждены подтвердить его ложь или умрут. Готов поспорить, Бран отрубит им головы, как только окажется в безопасности при Дворе — чтобы не допустить новых предательств. А затем распространит свою версию событий. — Я невольно усмехнулся — без тени веселья. — Сиротливый принц, раненый в бою, — его обнимут и будут боготворить перед лицом человеческого народа. А вот подлый принц, убивший родного отца, — такой не удержит верность подданных.

Оберон провёл рукой по пепельным волосам, взъерошив заплетённые пряди, покрытые копотью и кровью. Её было так много, что удивительно было видеть его целым. Видимо, большая часть принадлежала Даллахан.

Кровь и мозги забрызгали всё — воздух, землю, каждого поблизости, когда фей проткнул ей череп мечом. Я задумался, что же он сделал, чтобы успеть отыскать голову к началу битвы. Может, именно поэтому он с Мидоу исчез сразу после того, как мы прибыли в На Сиог и увидели бойню? Ушёл в Спорайн — искать то место, где Всадник закопал свою единственную уязвимость?

Фей бросил взгляд на Веледу.

— Уверен, этот придурок даже представить не мог, что библиотечная крыса сделает его калекой.

Девушка перевела на него взгляд. Движение было пугающе спокойным. По идее, она не умела сражаться. Не больше, чем выучила за несколько уроков, которые Аланна успела ей дать в замке. А парочка трюков с кинжалами не слишком помогает в открытом бою, когда враг повсюду.

И всё же именно она поставила точку в этой партии. Она не выглядела травмированной, потрясённой или сожалеющей. Её лицо не выражало ничего.

Оберон поёжился под её взглядом, переступая с ноги на ногу. Возможно, вспоминал тот случай, когда Веледа вогнала ему колено в пах.

— Нам придётся разделиться, — вмешался Пвил. — Лебеди с озера могут отправить весточки нашим союзникам, предупредить, что нам нужно укрытие. Чем дальше от пограничных постов и королевских трактов, тем лучше. Фермы, горные феоды, рыбацкие деревушки.

Абердин кивнул.

— Пока страна в смятении — у нас есть шанс. Пусть все постараются скрыть свои черты как могут, и избегают населённых пунктов. — Он бросил взгляд на небольшую толпу у рощи. Некоторые прислушивались к нашему разговору, другие сидели на земле, уставившись в никуда. Абердин сглотнул. — Сколько нас осталось…?

— Менее двухсот, — прошептала Гвен.

Я замер. Моё тело будто застыло, осмысливая эту цифру. Я знал, что потери велики. Знал, что мы опоздали. Что король со своей армией и демонами уже прошлись по деревне, когда мы добрались. Но всё равно…

Что это значит? Что погибли семьсот, восемьсот беженцев?

Я подумал об Айсене — мальчишке, который всегда приносил мне сплетни за пару монет или сладостей из столицы. Иногда мне и неинтересно было, что он там раздобыл — просто нравилась его улыбка и то, как охотно он носился по деревне, выискивая новости.

Жив ли он? Чёрт, даже думать об этом было больно. Он… и другие дети…

Гвен добавила:

— Детей укрыли в святилище под священным колодцем, как только Фира подала сигнал. — Она кивнула на Секвану. Мерроу обессилела от горя и теперь облокачивалась на плечо подруги, Сето. — Они держали малышей в тишине и укрытии. Сейчас они в одной из повозок. Их усыпили бетоникой, чтобы те не впали в панику.

Хоть они всё равно проснутся в незнакомом месте. И, возможно, кто-то из их родных уже мёртв.

И всё же по Братству прокатился облегчённый вздох.

Дети были святы.

Они были будущим.

Хриплый, почти трубный крик привлёк наше внимание. Один из лебедей расправил крылья у озера. Вся стая повернула длинные шеи в сторону кипарисовой рощи.

Мы напряглись.

Остался живой слуг? Приближаются враги?

Дракон зарычал снова. С Аланной без сознания инстинкты обострились до предела. Я сделаю всё, что потребуется.

Защитить.

Сжечь.

Убить.

Я сжал кулаки, сдерживая пламя, которое уже начинало загораться на ладонях.

Пытался разглядеть, что именно встревожило лебедей.

К моему удивлению, спустя несколько секунд птицы снова успокоились.

Я вгляделся между стволами кипарисов. Мне показалось, что там что-то двигалось… но почти у самой земли.

Послышался ропот. Вскоре он перерос в пёструю какофонию голосов.

Между деревьями замелькали всполохи красного, зелёного и золотого блеска.

Я опустил копьё, которое держал наготове.

— Вот дерьмо, — пробормотал я.

Дракон раздражённо заворчал.

Рядом со мной у Гвен отвисла челюсть.

— Это… лепреконы? Только не снова.

Да. Именно они.

Из рощи хлынула целая стая — не меньше двух десятков. Невысокие, едва выше колена, одеты с такой вычурной аккуратностью, будто направлялись на королевский бал.

Сияние исходило от их пряжек, пуговиц и затейливых застёжек, отлитых из золота.

Никто из них не смотрел нам в глаза — чтобы не попасть в ловушку собственной магии.

Но воздух вокруг гудел от недоверия.

Один шагнул вперёд с подчёркнутой важностью, обеими руками вцепившись в лацканы своего мшисто-зелёного фрака. На голове — цилиндр.

— Меня зовут Карадо Браслокий, — провозгласил лепрекон, и лицо его показалось мне до боли знакомым. Но, чёрт возьми, они все были на одно лицо: те же костюмы, те же аккуратные бороды, те же фетровые шляпы, те же хмурые выражения.

— Леса полны шёпота о надвигающейся войне. — Один из его спутников наклонился и что-то прошептал ему на ухо, после чего тот прокашлялся. — То есть, возможно, она уже началась. Блуждающие огоньки потеряли курс, а озеро Таллесин в Робабо вышло из берегов после того, как неведомая сила потрясла деревья и землю. Сила, которую наши аосдэ вспоминают лишь раз… Пятьсот лет назад.

«Аосдэ» — уважительный титул, которым они называли, очевидно, старейшин.

Тех, чьи волосы и бороды были серебристо-белыми, и кто опирался на более молодых спутников.

Затем лепрекон развернулся и принялся рыться в мешке, висевшем у него за спиной.

Я опешил, увидев, что он достал пару чёрных кожаных сапог. Отполированных до блеска.

— Я не держу чужую обувь. Они были такими драными, что мне пришлось их починить, — проворчал он. Затем скосил взгляд на мою кобылу. — Эти сапоги принадлежат прекрасной девушке, которая смогла бы покорить меня, но не стала. Той, что вынула меч из камня и запустила волну магии по всему королевству.

Гвен резко вздохнула.

— Это вы?

Карадо — тот самый лепрекон, которого мы захватили несколько месяцев назад в лесах Робабо, чтобы он показал нам дорогу к кноку, — цокнул языком и повернулся к своему шепчущему спутнику.

— Я же говорил тебе, что не выдумывал. Это они, арды, из-за которых я тогда опоздал домой. — Затем он вновь повернулся к нам, пристально глядя на землю у наших ног. — Ну так что? Куда направляется ваша процессия? Чем мы можем помочь?

Глава 3

Мэддокс

Отец, работы продвигаются быстро.

Я нашёл способ укреплять туннели даже во время работы машин.

Они остаются гибкими и выдерживают подземные толчки.

Если бы у меня было ещё немного времени, я бы смог сделать стены и потолки прочнее.

Через несколько недель мы достигнем границ королевства Триады.

Я скучаю по тебе.

Гейрдия.

Последнее послание Гейрдии своему отцу, Гобу Ледяному Молоту

Карадо, его подозрительный супруг и весь его род (да-да, все двадцать четыре — родственники по крови) вызвались провести нас по безопасным маршрутам, избегая внимания.

Одна группа, в которую вошли Танте и Мэй, направилась на юг. Они собирались искать убежище в рыбацких деревнях на побережье Эремона, подальше от соляных шахт и любого места, которое могло бы представлять интерес для Двора. Вместе с ними ушли Секвана, Сето и остальные выжившие мерроу, включая нескольких детей. Им нужно было быть рядом с водой.

Ойсин, кузнец из На Сиог, повёл большую группу фей на восток, через горы Хелтер. Он планировал добраться до окраин Реймса — мыса, полного болот, на который никто особо не обращал внимания. Оттуда они попытаются связаться с Сейдж, Персиммоном и другими членами Братства.

Наконец, Абердин и Пвил вызвались сопровождать остальных на север — в самую негостеприимную часть Хелглаз. Мы знали, что в замёрзших лесах спрятаны небольшие деревни сидхов.

Мне пришлось прощаться с теми, кто был для меня настоящей родительской опорой. Я не хотел расставаться с ними — ни с ними, ни с кем-либо другим.

Видеть, как сидхи вот так покидают дом, волоча ноги, не зная, найдут ли убежище и смогут ли вновь чувствовать себя в безопасности… Это убивало меня по-своему. Шло вразрез со всем, к чему мы стремились, чего добились.

— Мы пройдём мимо Айлма, проверим, как там обстоят дела, — сказал мне Абердин. — Сынок, посмотри на меня.

Мне стоило труда оторвать взгляд от кончиков грязных ботинок. Абердин был выше меня на несколько дюймов и раза в два шире. В детстве он казался мне вечным, идеальным, я пытался во всём быть на него похож. Знал, что был занозой в заднице — тем мальчишкой, за которым пришлось присматривать, которого надо было учить, воспитывать… и с которым когда-нибудь придётся попрощаться без сожалений.

Я встретился с ним взглядом. Его тёмные глаза, крошечные, но живые, прятались под густыми бровями. Немногие знали, какая доброта и покой скрывались за его суровым фасадом. Сколько любви он мог отдавать тем, кого называл своими.

Его огромная ладонь легла мне на затылок. Я ощутил его тепло, силу.

— Ты справился, — пробормотал он, и, чёрт побери, глаза тут же защипало. — Дыши. Просто продолжай дышать, пока мы снова не встретимся. Договорились?

Я кивнул. Говорить не мог. Он выругался себе под нос и сжал меня в объятиях.

— Я выиграл пари у своего напарника, знаешь ли, — прошептал он мне на ухо. — Я понял, как только Ширр благословил тебя найдх наком. Понял, что тебе не придётся прощаться. Судьба уготовила тебе нечто большее. Так и вышло. — Он отстранился и ладонями обхватил моё лицо. Сколько бы лет ни прошло, когда он делал это, я снова становился тем мальчиком, потерянным, мечтающим о защите и ласке. — Что бы ни случилось, мы вместе. Мы твой лах, разве нет?

Тонкая ладонь Пвила скользнула по моим волосам.

— Я никогда ещё не был так рад проиграть спор.

Я сглотнул с трудом.

— Ничего из того, что ждёт нас дальше, не входило в планы.

Аб кивнул.

— И мы боимся не меньше тебя. Но мы хотели расшатать королевство — и нам это удалось. Не так, как мы надеялись… Наверное, мы просто были наивны, полагая, что всё пойдёт строго по нашему плану. Жизнь так не работает. Гиберния так не работает. — Он улыбнулся — широкой, вдохновляющей улыбкой, той самой, которая умела зажигать даже самых уставших и ожесточённых повстанцев, заставляя верить в него и в дело Братства. — А теперь — за дело.

Я шумно выдохнул.

— За дело.

Пвил хлопнул меня по голове, чуть выше рог, в последний раз, прежде чем отойти.

— Я ещё раз осмотрел Аланну. Укус келпи заживает быстро и без осложнений — скорее благодаря её силам, чем моим стараниям. Скорее всего, шрама вообще не останется.

Я кивнул.

Этот чёртов келпи укусил Аланну за лодыжку. У меня было непреодолимое желание испепелить озеро дотла, выпарить до последней капли, а потом сварить из этого ублюдка рагу прямо на сухом дне.

Гвен тогда щёлкала пальцами у меня перед носом, пока я не вышел из транса, а потом прошептала: «Больше никогда не буду тырить твоё пиво».

В итоге с нами остались только Карадо и его муж, Гвен, Веледа, Оберон, Мидоу, Фионн и Морриган. Аланна по-прежнему лежала на Эпоне, отдыхая, а Орна вполголоса бубнила что-то себе под нос в телеге с двумя колёсами, где хранились запасы.

Мы направились на юг, к краю Долины Смерти, к границе с Эремоном. Карадо и его супруг повели нас к перелеску, усеянному фейскими дымоходами. Люди называли их «худу». Они встречались по всему Вармаэту, особенно на границе пустыни, там, где гниль после смерти богини Ксены уже сошла на нет.

Из раскалённой и сухой земли поднимались узкие столбы рыжевато-оранжевого камня. Некоторые были ростом с человека, другие — выше дубов.

— Раньше это были деревья из леса Борестель, — рассказывал Карадо. Он, очевидно, был более общительным из пары. Его муж лишь изредка шептал ему что-то и поглядывал на нас с подозрением. — Живые и великолепные. В их стволах обитали феи, гилли, пикси, сумисьосы… и, конечно, лепреконы. Прабабушка моей бабушки жила здесь — только западнее, ближе к Ваху. Может, потому я и чувствую себя иногда морским волком? — Он расхохотался, и звук многократно отразился между худу. — Это бы объяснило ту самую конвенти́ну, правда, милый?

Я провёл рукой по одному из худу, проходя мимо.

Если они и правда когда-то были деревьями, то от них осталась лишь форма.

Для меня они выглядели как каменные стражи, что охраняют границу пустыни и будто говорят: «Здесь пролилась последняя кровь богини Жизни».

С наступлением вечера мы разбили лагерь у склона, где худу тянулись вдоль наклонной гряды. Я сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем снять Аланну с лошади и уложить на импровизированную походную раскладушку. Уловив её запах — смесь океана и ясеня, почувствовав тепло её тела под руками…

Барабан в груди замедлил ритм.

Дракон перестал метаться и лишь глухо зарычал.

Защитить, повторил, но уже куда спокойнее.

Я опустился на землю рядом, спрятал лицо в коленях.

Ощущал, как тревога смешивается с напряжением, усталостью, печалью. Всё сразу и по отдельности. Сильное, тяжёлое, затуманивающее мысли.

Я пытался отрешиться от этого — не получалось. А от того, что не получалось, становилось только хуже.

Гвен опустилась рядом.

— Наши жизни перевернулись за считанные часы. И знаешь, о чём я подумала первым делом, когда мы вступили в бой и сразились с теми, кто были нашими товарищами? — Она дождалась, пока я посмотрю на неё. — «Зато мне больше никогда не придётся возвращаться в эту грёбаную Академию».

Я почувствовал, как уголки губ дёрнулись вверх.

Гвен ткнула меня пальцем в щёку.

— Ты снова научишься улыбаться. И снова почувствуешь, что в жизни есть смысл. Мы все научимся. Но какое-то время — это будет сущий ад.

Я ничего не ответил, просто качнулся плечом, ударившись о её бок. Мы сидели, наблюдая, как остальные разводят огонь и готовят что-то на ужин.

Голубые глаза Гвен уставились на Оберона и Мидоу.

— Я знаю, зачем эти двое идиотов здесь. Инис Файл хочет быть в курсе. В курсе о ней.

Я зарычал.

— Если бы я не был уверен, что они не собираются причинить ей вред, я бы уже давно вырубил их и скинул их тушки в какую-нибудь кучу говна капалаха.

— И чем нас больше, тем лучше.

— И это тоже, — признал я, почти неохотно.

— Но Фионн… — Она покачала головой с недоверием. Её светлые, спутанные, запылённые волосы распались по худеньким плечам. — Он покинул долину.

Да. Этот старый сумасшедший сдержал бы обещание, даже если бы это стоило ему жизни.

— Теперь он не отойдёт от Аланны. С тех пор как она стала владелицей меча — он принял это как свою судьбу. Он сам возложил её на себя — много веков назад.

Гвен посмотрела на меня с изумлением.

— Он будет её учить? Как тебя?

— Полагаю, да. — В конце концов, как я и сам сказал Аланне, он — последний из эпохи богинь. — Теперь-то я понимаю, зачем этот сукин сын тогда накачал меня снадобьем, когда мы его навестили. Он с первого взгляда понял, кто она такая.

Это также объясняло, почему Аланна потом так нервничала. Она умела это скрывать, хорошо маскировала эмоции, но для моего дракона ничто не оставалось незамеченным. Я до сих пор помнил её выражение в пещере Хелтер, когда она поняла, что я что-то скрываю. Её глаза распахнулись, как у кролика перед волком. Это было… забавно, несмотря на обстановку. Она ведь тоже лгала. И тогда я был уверен, что мы никогда не преодолеем эту стену. Никогда не сможем быть честными друг с другом. Что она найдёт свою сестру, а я останусь с этим знанием, с этой связью, в одиночку, зная, что моя спутница где-то в Гибернии — и что она умрёт, так и не узнав меня по-настоящему.

А теперь…

— И, похоже, куда идёт бессмертный, туда идёт и Морриган, — добавил я.

Она дремала на земле, полуопершись на каменную стену. Сейчас она выглядела скорее человеком, чем богиней — без цепей, пересекающих лицо, с растрёпанными огненно-рыжими волосами и тёмными кругами под глазами. Фионн пытался заставить её пить воду, бормоча себе под нос.

— Почему он решил помочь ей? — вслух задумалась Гвен.

Я пожал плечами. Фионн ненавидел Морриган, я это знал. Она была верна Триаде и создательницей первой Дикой Охоты. А когда началась война, перешла на сторону Теутуса и предала многих.

Но теперь всё это могло означать совсем другое.

— Нам предстоит это выяснить.

Спустя несколько минут к нам присоединилась Веледа. Она уткнулась лбом в плечо Гвен, и та начала гладить её по волосам. Почти сразу до моего драконьего обоняния донёсся привычный запах Вел — орехов и чёрных ягод.

— Как тебе удалось убедить родителей отпустить тебя? — спросил я.

Ответила она не сразу. Глаза были закрыты, и она наслаждалась лаской подруги.

— Ты ведь помнишь, что мне столько же лет, сколько тебе?

Я криво усмехнулся.

— Когда их это вообще останавливало?

Она вздохнула.

— Тоже, верно.

Я смотрел на неё. Не удивился, увидев ту самую суровую линию губ. Веледа всегда была такой. Замкнутая, спокойная девочка, которая выросла в женщину, не моргнувшую, когда Сейдж в очередной раз едва не разнесла всё после неудачного заклинания. Мы знали друг друга всю жизнь. Гвен любит называть себя моей самой давней подругой, но это не так. Просто я не осмеливался сказать ей правду.

На самом деле первой была Вел. Она была рядом, когда у меня в четыре года выросли крылья, и держала меня за руку, когда их пришлось впервые прятать. Она вытирала мне нос и слёзы, усаживала в библиотеке и клала на колени книгу, как будто это могло залатать дыру внутри. Как будто эти бесконечные буквы могли вернуть то, что у меня отняли.

Это не сработало. Но я всегда ценил её попытку.

Когда она поняла, что я всё равно не читаю, а просто рисую на полях её драгоценных книг, она притащила мне стопку чистых листов. А в двенадцать — в один из редких случаев, когда я мог сбежать со Двора на несколько дней, — она подарила мне мой первый альбом для рисунков. Обтянула обложку сама.

В пятнадцать, когда Оберон разбил ей сердце, я разбил ему нос. И сломал руку. Это был первый и единственный раз, когда этот идиот-фей не стал отбиваться и не пришёл потом мстить. Будто понимал, что заслужил.

Я пытался её утешить. Тогда, помню, промямлил:

— Если тебе было интересно, каково это, ты могла просто попросить. Я… Я бы мог…

Меня передёрнуло от самой этой мысли, но мне казалось, что я должен был предложить.

Она посмотрела на меня с ужасом.

— Даже не продолжай.

С тех пор, между нами, никогда не возникало сомнений: никаких чувств, кроме дружбы. Мне всё ещё казалось, что она была дурой, влюбившись в такого, как Оберон, но я не мог её винить. Она никогда не покидала окрестностей Айлма, а Абердин своим видом отпугивал любого местного, который мог бы заинтересоваться ею. Оберон был единственным, у кого хватило смелости за ней ухаживать. Хоть потом и повёл себя как последний осёл.

Что Абердин и Пвил ушли на север, оставив дочь одну — было поразительно. Особенно в таких обстоятельствах.

— Я сказала им, что если я могу отрубить руку принцу, то вполне могу пойти, куда захочу.

Гвен сжала её лицо ладонями.

— Клянись.

Вел закатила глаза.

— Не совсем так я им сказала, но суть верна. Вы боитесь, что я стану обузой?

— Вел, мы прекрасно знаем, что ты умеешь постоять за себя. Даже до того, как научилась метать ножи. — Я осторожно пошевелил крыльями. Всё ещё не знал, как с ними быть в тех или иных ситуациях, чувствовал себя неуклюжим. — Сейчас всё шатко. Пока Аланна не очнётся и не скажет, где её сестра, я не могу далеко уйти. А потом… потом нам нужно будет очень осторожно выбрать, куда двигаться. Сейчас…

Я не знал, как это сказать. И с чего начать.

Веледа кивнула.

— Вся Гиберния узнает, что пророчество сбылось и у меча есть хозяйка. За ней будут охотиться. Некоторые, как Карадо, — из надежды. Но другие…

Я бросил взгляд на Морриган.

— Она сказала, что то, что сделала Аланна, отзовётся повсюду. Даже в Ином мире.

— В этом есть логика. В конце концов, меч принадлежал Теутусу. А Аланна — его потомок. — Она помолчала. — Если этот бог вернётся…

Мы все трое замолчали.

Пятьсот лет мы жили с последствиями того, что этот бог прошёл по нашему миру.

Сможем ли мы выдержать, если он вернётся?

Что мы вообще могли противопоставить ему и новой армии демонов, если три богини, десять драконов и самые могущественные сидхи, что когда-либо существовали, не смогли победить его?

Карадо и его муж ушли проверять окрестности, а когда вернулись, сообщили, что всё спокойно. Никаких признаков приближающихся войск, ни одного ворона или лебедя с вестями — ничего.

Мы легли спать с каким-то странным ощущением, повисшим в воздухе.

Я улёгся на разумном расстоянии от Аланны — так же, как и все последние дни.

Оставил её между собой и стеной, прикрывая, но даже не позволяя себе приблизиться достаточно, чтобы почувствовать её тепло.

Я даже не заметил, как заснул, — пока не раздался сдавленный стон, заставивший меня резко проснуться.

В одну секунду я оказался в полной боевой готовности.

Я выпрямился, окинул взглядом всё вокруг, ища силуэты, оружие — любую угрозу.

Снова — тот же звук. И сердце моё сжалось, когда я понял, откуда он исходил.

От Аланны.

Я щёлкнул пальцами, высвобождая маленькое пламя, и позволил ему зависнуть над нами.

Она металась, лоб и виски мокрые от пота, на лице — глубокая тревога, брови сведены, уголки губ напряжены.

Кошмары? Боль, несмотря на бессознательное состояние? Пвил уверял, что нет, но…

Я вспомнил, что произошло в пещере Хелтер, когда я впервые рассказал ей о вечных узах.

Как воспоминания схватили её за горло, утащили вглубь, и она почти впала в ступор. Я тогда чуть не сошёл с ума от беспомощности — не мог её разбудить, не мог помочь.

В итоге пришлось прибегнуть к связи между нами, чтобы понять, что происходит.

Связь.

Но для этого… мне нужно было лечь рядом. Прикоснуться к ней.

А если дракон сорвётся с цепи? Если станет настолько сильным, что я не смогу его остановить?

Аланна приоткрыла губы — как будто ей не хватало воздуха.

Повернулась на бок и потянулась рукой в мою сторону.

Словно искала меня.

Словно знала, что я рядом.

Чёрт.

Я ударил себя кулаком в грудь.

— Соберись. Сейчас ей не нужен похотливый дракон. Ей нужен спутник.

Он выдохнул в глубине меня чёрным дымом — но не возразил.

Осторожно, я провёл пальцами по её ладони, и, будто ждавшая этого, она тут же вцепилась в моё запястье.

Сдавшись, я лёг рядом, глядя на её тёмные ресницы и упрямо сжатые губы.

В прошлый раз, когда я оказался в её снах, она наорала на меня — всегда защищала свои секреты, всегда сомневалась.

Что она скажет теперь?

На губах невольно появилась улыбка. Представил, как она смотрит на меня с прищуром и говорит, что я вторгся в её личное пространство.

Дракон внутри был спокойнее, чем за все последние дни. Я погасил огонёк, взял её руку и положил себе на грудь, к узлам. А потом осторожно провёл пальцами по тёплой коже её ключиц…

И пошёл искать её — там, где бы она ни была.

Глава 4

Аланна

Три богини были первыми, кто рассказал нам о священном дереве.

Оно не находится нигде. Оно просто существует.

И принимает все души без исключения.

Из запрещённой книги Эпоха Богинь

Сначала я почти не отдыхаю.

Мне несложно понять, что моё тело находится в бессознании; слова Луксии, богини смерти, снова и снова звучат в моей голове.

«Во снах и потерях сознания происходят бесконечно важные вещи. В следующий раз тебе стоит быть внимательнее».

Поняла. Я бы не выжила так долго в Гибернии, если бы мне нужно было всё объяснять по два раза. Даже когда мне кажется, что разум отключается, это не так. Надо быть начеку. Особенно когда происходящее явно не плод воображения.

Я не настолько креативна.

Как только я отпустила Орну, этот меч забрал с собой всю силу, которую мне одолжил, а вместе с ней — и последние крохи энергии. Видимо, я потратила всё на то, чтобы поглотить жизнь (или что бы это ни было) слугов. Сражаясь зачарованным мечом. Уничтожая Никого. Я перешла от полного нежелания использовать даже четверть своей силы — к тому, чтобы сорваться с цепи и нестись, как одичавшая лошадь.

Да, последние часы у меня были… насыщенные.

Посреди пустоты стоит дерево. Или пустота — это и есть дерево. Оно куда больше внутреннего дракона Мэддокса. В его корнях могла бы уместиться вся Гиберния, по его стволу могли бы течь целые созвездия, а треск его листвы кажется способным расколоть и воссоздать миры.

На его фоне я — пылинка внутри другой пылинки.

Чем ближе я подхожу, тем яснее понимаю — это не одно дерево. По форме напоминает дуб, но от него исходит столько разных запахов. И вот я замечаю повсюду свисающую омелу, а у основания вижу переплетённые корни тысяч тисов. Там же — берёзы, сосны, ясеня, ивы, рябины… Все те деревья, которые я сама изучала и собирала, чьи плоды и элементы использовала в друидской магии. Все они сосуществуют. Все делят одни корни и одну жизнь.

Я читала об этом. Как и о многом другом, не знала — существовало ли оно на самом деле или было лишь частью мифологии Гибернии.

Кранн Бэтахд. Священное дерево.

Место, где сливаются ауэн и оив.

Огромный механизм, запущенный Триадой, благодаря которому магия непрерывно течёт по нашему миру.

Я стою, зачарованно глядя на него, и где-то внутри ощущаю стыд.

Что я здесь делаю? Почему именно мне выпала честь увидеть священное дерево?

Тяга в животе толкает меня ближе к одному из корней, таких массивных, что они вдвое выше горного хребта Хелглаз. Это ощущение я уже знала — оно было всякий раз, когда рядом оказывалась магия Луксии. В дольмене. В лесу, когда она нашла меня.

Священное дерево не отбрасывает тени. Хотя, если подумать, я не уверена, что здесь вообще есть свет.

Слышу шипение и поднимаю взгляд. Голова змеи размером с замок Сутарлан смотрит на меня. Я резко отшатываюсь, спотыкаюсь о собственные ноги и падаю на задницу.

По рукам вниз устремляется тьма.

Я узнаю эту радужную чешую, в которой — все цвета радуги.

Но в последний раз она была длиной метра в три-четыре, не в пятьсот.

И, может быть, я тогда подумывала отрубить ей голову.

— Чёрт, — шепчу.

Керридвен, прославленная спутница богини Луксии, высовывает раздвоенный язык. Она не прикасается ко мне, но поток воздуха заставляет меня зажмуриться. Пахнет ветром, что дует в Гальснене зимой — льдом и невозмутимостью.

Всё вокруг сотрясается от звука, который без сомнений можно назвать смехом.

— Очень смешно, — бурчу я, поднимаясь на ноги.

— Займись делом, — отвечает она.

Её голос такой же, как я помню, с той ночи, когда она явилась ко мне после событий в башне принца Брана. Тогда раны были слишком серьёзны, и последняя нить жизни внутри меня готова была оборваться. А хуже всего было то, что Каэли пошла бы за мной.

Керридвен заключила со мной сделку, которую я сперва посчитала бредом: она спасёт нас обеих, если сможет забрать Каэли с собой на некоторое время. Я думала только об одном — спасти сестру. После всего, что она пережила, она не могла умереть. Я согласилась, не колеблясь.

Это не был бред.

— С Каэли всё в порядке? — спрашиваю я. Её гигантское тело вплетено в структуру дерева, она скользит по корням — то появляется, то исчезает, как узор на ткани. Треугольная голова отдаляется и уходит вглубь. Звук её движения — как снежная лавина. — Подожди!

Я не знаю, что она хочет, чтобы я сделала. О каком «деле» речь. Но взгляд всё снова и снова возвращается к ближайшему корню. И в конце концов я подчиняюсь инстинкту. Думаю, если дерево нельзя трогать — я об этом так или иначе узнаю.

Я касаюсь корня лишь подушечкой указательного пальца, и…

Взвизгиваю и резко отдёргиваю руку. Прижимаю её к животу.

Ощущение было таким, будто меня пытались всосать вглубь, содрать кожу до костей. Тьма рядом с моим ухом жалобно застонала — недовольная.

Это…

В памяти вспыхивает воспоминание. Когда я касалась кипарисов в рощице, в Долине Смерти, ответ был похожим. Будто нечто огромное и полное боли стремилось ко мне. Теперь я знаю — это были души Фианны, отважных человеческих воинов, отдавших жизни за Гибернию и Триаду. Фионн сказал, что именно так бывает, когда умираешь с горечью в сердце.

Я обхожу дерево. Или, по крайней мере, пытаюсь.

Скорее всего, на то, чтобы обойти всю эту структуру, мне понадобятся годы.

Я не знаю, что именно ищу.

Но других живых существ, кроме Керридвен, я не нахожу.

Хотя — жива ли она? Та ли это змея, которую я видела из плоти и крови в лесу рядом с Луксией?

Они выглядят одинаково. Но здесь она может говорить. И менять размеры. Всё, что я знаю — это крохи из книг. Что у Луксии, богини смерти, столько обязанностей, что ей потребовалась могущественная спутница. Неизвестно даже, пришла ли она с богинями и Ширром с небес — или была рождена в самой Гибернии.

Может, она существует так же, как священное дерево.

Может, у них симбиотическая связь.

Может, это неважно. Или я никогда не узнаю.

Я прохожу мимо корня, переплетённого цветущими липами — воздух пахнет медом. Затем — гнилой, облепленный айлантом, и я зажимаю рот и нос. За хитрым плетением ветвей мне кажется, что я вижу лестницу — но, когда моргаю, она исчезает.

Один из корней поражает меня: я даже не знаю, что это.

Он пахнет невероятно. Весь покрыт ветками, с которых свисают красные плоды размером с кулак. Похожи на сливы, но блестящая кожура наталкивает на мысль, что они жёстче. Цвет напоминает кровь. Любопытство, как всегда, гложет… но я удерживаюсь.

Я была глупой девочкой, которая пошла искать лепреконов и сломала палец. Я не стану взрослой идиоткой, которая ест странные плоды со священного дерева.

Я устаю от бесконечной ходьбы и поднимаю взгляд к недостижимой кроне.

И тогда замечаю то, чего раньше не видела.

Дерево внизу и вверху — разное.

Примерно с середины ствола древесина становится зеленее, свежее, влажнее. А в коре начинает струиться золотистый свет, поднимаясь вверх, к ветвям и листьям.

При этом свете я чувствую странное спокойствие.

Эта сияющая энергия кажется мне… знакомой.

И тут я понимаю: хотя Керридвен связана с Кранн Бэтахд на уровне сути, её тело занимает только нижнюю часть. Она всё время движется, ползёт по корням, по земле, но не поднимается вверх.

— Ауэн… — шепчу я, глядя на крону. — И оив. — И опускаю взгляд к корням.

Потому что эти две энергии — одно целое. Ауэн принадлежит Тараксис, моей прародительнице. Это магия, что связывает всё. Из неё, как считается, родились гейсы, она пульсирует в крови сидхов и соединяет их с Гибернией. Оив, наоборот, — цикл начала и конца. Как и создательницы этой энергии — Ксена и Луксия, богини жизни и смерти.

Я смотрю на свои руки.

А вдруг… когда я прикасаюсь к людям — я вижу не просто страшные воспоминания…

А их душу? Их оив?

Это бы объяснило, почему однажды Мэддокс показал мне счастливое воспоминание. Потому что не всё, что впечатывается в душу, — это боль. В конце концов, моя магия идёт от Луксии, а не от Теутуса, как всегда, думала моя семья. Может, поэтому души тех, кого я видела умирающими… или сама убивала… стремились ко мне? Я поглощала их оив, даже не осознавая, потому что это часть моей природы?

Луксия подарила троим детям Тараксис и Теутуса частичку своей тьмы в день их крещения. Из добрых побуждений. Чтобы защитить. В итоге лишь один ребёнок смог вместить эту силу — и только он выжил после того, как Теутус сорвался. Из этого ребёнка пошёл мой род — бесконечная череда проклятых, чья магия была непонятой.

Чаще всего проявлялся дар Тараксис — светлая, чистая сила, такая, как у Каэли. Но иногда рождался ребёнок с даром Луксии. С темнотой.

«Ты, моя драгоценная Аланна, ты — самая опасная из нас» — это мать повторяла мне снова и снова.

Она не понимала моей силы. И учила меня только разрушать.

Моя сестра не несёт в себе тьму. Вся её суть — свет.

А я… я убила человека, когда мне было всего четыре года.

Теперь я знаю правду.

«Она будет столь же безжалостна или столь же милосердна, какой будешь ты. В ней нет чувств, которых ты ей не показала. Вот почему она никогда не причинит вреда тем, кого ты любишь. И никогда не простит тем, кто тебя ранил».

Я ищу Керридвен, но она не обращает на меня внимания. Её плоские ноздри направлены туда, откуда я пришла, будто она принюхивается. Хотя там ничего нет. Только пустота.

Или…

Так я думаю, пока не чувствую покалывание в узах.

Во мне вспыхивает искра.

Двойной язык Керридвен мелькает туда-сюда.

— Скажи своему спутнику, что он не может вторгаться сюда. Неважно, насколько он отчаян.

— А почему ты не скажешь ему сама? — бормочу я, зная, как глупо это звучит.

Её голова поворачивается ко мне.

— День, когда я заговорю с ним — будет днём, когда я заберу его оив.

Я вскидываю руку.

— Ладно-ладно, не кипятись. Передам. Но… как мне выбраться отсюда?

Если бы змеи умели закатывать глаза, я уверена — она бы сейчас именно это и сделала.

— Сделай ровно противоположное тому, что сделала, когда вошла.

Я прикусила язык, сдержав все свои язвительные комментарии. Было очевидно, что речь идёт не о том, чтобы отпустить меч или убить Тёмного Всадника.

— Я ещё вернусь?

— Узнаешь сама.

Я бросаю последний взгляд на Кранн Бэтахд, закрываю глаза. Кладу ладонь на узы, и в тот же миг он — рядом. Его сущность, этот запах свежей древесины, едва тронутой огнём домашнего очага, заполняет мои лёгкие. Его голос — отдалённый шёпот, до конца неразборчивый. Мы слишком далеко друг от друга. Он — в Гибернии, я — в месте, о существовании которого даже не подозревала.

Мне кажется, я слышу слово, но оно пролетает мимо — слишком быстро, чтобы уловить его смысл.

Я иду за эхом и шорохами. Ощущение, будто они доносятся из сотен точек сразу. Я подношу вторую руку и расправляю все десять пальцев на ключицах.

И вдруг — его голос достигает меня.

— … частями. Тебя. Твою сестру.

— Мэддокс.

— Аланна. — В его голосе — отчаяние, облегчение и бессилие. Всё сразу. — Ты в порядке?

В голове начинает пульсировать боль. Я едва слышно задыхаюсь.

— Да. Орна выжала меня досуха. И я оказалась… в странном месте. Но со мной всё хорошо.

— Отдыхай, — звучит быстрый ответ. — Я рядом.

Я знаю, — думаю.

— А ты? Братство, На Сиог…

— Не думай об этом сейчас, расскажем всё, когда вернёшься.

— Хорошо… — Пальцы тяжелеют, будто на груди сидит гигант. Голова кажется готовой взорваться от давления. Что-то внутри говорит мне: сейчас пришло время восстановить тело. — Прости. Я задержусь ещё немного, прежде чем смогу вернуться к тебе.

Кажется, я слышу его смех.

— Конечно. Только скажи, где твоя сестра — и я немедленно отправлюсь за ней.

Ах да. Он ведь не знает, что случилось с Каэли. Это произошло прямо перед тем, как я вскочила на Эпону и поскакала в бой.

— Её не будет рядом какое-то время. Она… — На мгновение всё перед глазами темнеет, я едва удерживаюсь в сознании, мигаю. — Это длинная история. Но она в безопасности.

— Не напрягайся, sha’ha. Отдохни. А потом возвращайся ко мне.

— Скажи это Керридвен. Она, мягко говоря, не очень помогает.

Когда наступает тишина, я понимаю, что руки соскользнули — я больше не касаюсь узлов. Конечности не слушаются. Я чувствую, как ускользаю.

Ключицы пульсируют, пытаются вливать в меня силы, но всё напрасно.

Да, во снах и бессознательном происходит бесконечно много всего.

Интересно, означает ли это, что я никогда больше не смогу по-настоящему отдохнуть? Что мой разум будет вечно чем-то занят?

А потом… я позволяю себе провалиться в изнеможение.

Глава 5

Мэддокс

Однажды произошёл спор, в который вмешалась сама Триада.

Один гном подал жалобу на дракона за то, что тот задел его крылом.

Дракон клялся, что это было случайно. Он его даже не заметил.

Гном же чувствовал себя оскорблённым и проигнорированным

(все знают, какова гордыня этого народа).

Разразился такой скандал, что потребовали,

чтобы драконы спиливали свои когти и садились только за пределами населённых пунктов.

Богиня Ксена разрешила это так:

гномы должны научиться смотреть вверх,

признавая свои ограничения,

а драконы — смотреть вниз,

признавая свою неуклюжесть.

Из запрещённой книги Легенды и заблуждения

Кто-то тряс меня за плечо. Я проснулся резко, и по инерции прижал Аланну к себе, расправил крыло и с силой махнул — удар пришёлся по чему-то твёрдому, и в ответ послышалось глухое ругательство.

— Чёрт! — раздался голос Мидоу.

— Я же говорил, — лениво отозвался Оберон.

Я сел, нахмурившись, и смерил обоих фей тяжёлым взглядом. Мидоу лежал, растянувшись у одного из худу, его зелёные кудри были перепачканы землёй.

Оберон держался подальше. Умнее своего друга.

Мидоу отряхнул волосы руками.

— В следующий раз я не стану церемониться и просто залью тебе в нос пару литров болотной воды.

Если бы это сказал кто-то другой — я бы, возможно, напрягся. Я видел Мидоу в деле, знал, как он управляется с водой. Он был отличным бойцом.

К несчастью для него, вода ничего не стоит против драконьего огня.

— Я же сказал…

— …чтобы не будили тебя без крайней необходимости, — закончил за меня Оберон, не особо впечатлённый. Он кивнул в сторону налево — туда, где мы развели костёр и готовили то, что ловили лепреконы. — Пришло сообщение.

Это мгновенно разогнало моё раздражение.

— Лебедь?

Может, это Пвил с Абердином. Или Сейдж. Прошла уже почти неделя. Возможно, Ойсин…

Но Оберон покачал головой. Его глаза — серебристые, с выцветшей, почти печальной глубиной — внимательно смотрели на меня.

— Стриж.

Я на миг растерялся. Стрижи в Гибернии — редкость. Они гнездятся только за пустыней Вармаэт, далеко на западе. Единственный раз, когда я видел одного…

Я едва не выругался вслух.

— Волунд, — прорычал я.

Оберон улыбнулся.

Глава 6

Аланна

Ронан Торговец ищет купцов,

готовых пересечь пустыню Вармаэт.

Тем, кто сумеет вернуться, будет щедро заплачено.

Провизия и материалы включены.

Объявление в газете Реймса

Покинуть королевство Кранн Бэтахд оказалось так же интуитивно, как и войти в него. Я быстро поняла, что имела в виду Керридвен. Нужно было просто сделать противоположное тому, что сделала при входе: проснуться.

Моё тело встретило меня огнём. Я вдохнула — и тут же закашлялась. Горло, нос и рот были сухими, как старый пергамент. Глаза не открывались, веки будто затвердели камнем во сне.

Я ощущала своё тело — тяжёлое, онемевшее. Волна покалывания прокатилась по рукам и ногам, как будто я слишком долго пролежала в одном положении, и кровь стала вялой. Это напугало.

Чей-то голос, сперва далёкий, начал звучать яснее.

Уши звенели, но я его узнала.

Хриплый, глубокий, насыщенный оттенками, он настораживал меня с первого раза, когда я его услышала.

— Аланна? — Если бы я судила только по тону, то решила бы, что Мэддокс не рад моему пробуждению. Но теперь я знала его достаточно хорошо. Я уловила напряжение. И под ним — скрытую агонию. — Открой глаза. Ну же. Посмотри на меня.

Руки дракона были осторожными, когда он приподнял меня. Направил моё тело, пока я не села, но веки всё равно не хотели подниматься. Я приоткрыла рот — и губы тут же треснули.

Раздался резкий вдох.

— Воды, — рявкнул Мэддокс. — И тряпку.

Кто-то бросился исполнять приказ, и я поняла, что мы здесь не одни. Жжение в теле могло быть вызвано жарой — там, где бы мы ни находились, было слишком жарко. Воздух был плотным, тяжёлым для дыхания.

Вдалеке что-то звенело. Животное замычало — или издало похожий звук; я почти уверена, что это была не корова и не бык. Я растила таких в Гальснене и знала, как они звучат. Глухие голоса дали понять: вокруг были другие люди, но не близко.

Пальцы Мэддокса едва касались моих ресниц. Я почувствовала уколы. Они были жёсткие, слипшиеся.

Я ощущала его запах — успокаивающий, как дерево, тронутое пламенем очага. Но тут же почувствовала и другой аромат. Орехи и чёрные ягоды.

Веледа.

Торопливые шаги.

— Вот она, — сказала тревожным голосом Гвен.

Мэддокс приподнял мне подбородок, поднёс стакан к губам, и я послушно приняла его помощь.

Если бы это произошло пару месяцев назад, когда он был для меня в лучшем случае чужаком, а в худшем — смертельным врагом, я бы разбила стакан о его лицо и вонзила осколок ему в горло.

Но теперь всё было иначе.

Во всём, что касалось его и моих новых друзей, я больше не сомневалась. Весы склонялись в сторону доверия. Навсегда.

Пока я жадно пила, другие руки осторожно тёрли влажной тканью мои веки. Движения были неторопливыми, бережными. Запах чёрных ягод стал сильнее.

Я отложила стакан — в тот самый момент, когда ресницы расплелись и свет ударил в глаза. Я зажмурилась, моргнула, пытаясь привыкнуть. Богини, я чувствовала себя существом, впавшим в спячку и только что выбравшимся из своей пещеры к весне.

Особенно потому, что этот свет был… другим. Это была не ясность дня в Айлме. Не туманный полусвет у Муирдриса в На Сиог. И даже не тот редкий, холодный отблеск, что иногда скользил по снегу в Гальснене, когда солнце решалось выглянуть в Хелглаз.

Это было пламя. Плавленое золото.

Кто-то закрыл мне глаза ладонью.

— Постепенно, Sha’ha. Гвен, опусти полог.

Когда Мэддокс снова убрал руку, свет стал терпимее. Всё равно — по щеке скатилась невольная слеза от жжения.

Наконец я осмотрелась.

И, конечно, первым, на чём задержался мой взгляд, был сам дракон.

Огромный, внушительный, широкоплечий — его силуэт казался ещё массивнее из-за странной туники цвета спелой сливы. Она была изо льна и спадала мягкими складками, скрывая его привычную тёмную одежду. Из-под неё виднелись только икры и чёрные кожаные сапоги.

В его тени что-то дрогнуло.

Нет — это была не тень.

Его крылья.

Верхняя часть — цвета ночи. Нижняя — с сиреневым отливом по краям.

Два когтя — будто лапы адской твари: широкие у основания и заострённые, как пики. Они вздымались у него за плечами, как часовые. Но мой взгляд поднимался всё выше, к тому, что впечатляло ещё сильнее, чему у меня почти не было возможности раньше вглядеться.

Рога.

Они появились где-то в тот момент, когда принц Бран держал меня взаперти в своей башне кошмаров. Рожденные из темени, между прядей коротких тёмных волос, чёрные как обсидиан. Сначала загибались внутрь, потом выпрямлялись и закручивались к концам.

Всё в нём говорило о смертельной угрозе.

Он не двигался. Он ничего не говорил. Это просто исходило от него.

Он уже был опасен и до того, как открыл в себе черты дракона.

А теперь?..

Меня это не напугало, разумеется. Но заинтриговало — а это уже само по себе говорило о том, в какую задницу я влезла, когда дело касалось его.

Наши взгляды встретились. И несмотря на всю воду, которую я только что выпила, в животе стало жарко.

Для меня прошло всего несколько часов с тех пор, как я видела его в последний раз, в Долине Смерти. День, максимум.

И всё же отрицать влияние, которое он оказывал на меня, было невозможно. Меня тянуло к нему. Безумно.

Он показался мне красивым — почти несправедливо красивым — с самого первого раза, как я увидела его на пристани Гримфира. Тогда я считала его охотником короля и не могла смириться с тем, что такой привлекательный человек убивает и преследует сидхов.

Потом оказалось, что он не просто охотник, а дракон. И что он… связан со мной.

А позже — что он, этот слишком красивый дракон, выдавал себя за наследного-принца.

Вообще, жизнь была бы куда проще, если бы он не был таким чертовски красивым.

В его вертикальных зрачках, в этих золотистых глазах, плясало что-то дикое. Взгляд дракона. Нет, хуже — взгляд привязанного дракона, встревоженного за свою пару.

Тьма осторожно скользнула с моих плеч, шевельнулась, счастливо затрепетала. Нахалка.

Я скомандовала ей спрятаться — инстинктивно.

Я не сразу поняла, что Мэддокс всё ещё держит меня, пока его пальцы не впились в мою талию.

— Не нужно её прятать, — прорычал он.

Кто-то тихо кашлянул.

— Я догадывалась, что что-то такое возможно… но это куда более неловко, чем я себе представляла.

Я оторвала взгляд от Мэддокса.

Гвен стояла у изножья узкого ложа, на котором я лежала. Рядом с ней — Веледа. Обе были закутаны в одинаковые туники бледных тонов, скрывающие почти всё тело. На Гвен, ростом с двенадцатилетнюю девочку, одежда сидела так, что из-под подола едва торчали её ноги.

Оглядеться особенно не на что было. Нас окружала серая тканевая конструкция, едва колышущаяся от лёгкого ветерка. Нас с трудом вмещало сюда четверых.

Позади Гвен висела узкая полоска ткани, отделённая от остального — видимо, вход.

Я сглотнула. Это было больно, но уже не так, как раньше.

— Привет, — наконец произнесла я. Голос сорвался на хрип. Пальцы Мэддокса на миг сжались у меня на коже — и только потом отпустили. — Как… как вы?

После короткой тишины Веледа фыркнула.

— Ты хочешь узнать, как мы?

Гвен вскинула руки и тут же врезалась ими в потолок.

— Это мы-то лежали в коме семнадцать дней?!

У меня перехватило дыхание. Семнадцать дней? Как это вообще возможно?

Прошло чуть больше двух недель с той самой битвы в Долине Смерти. С тех пор, как я вытащила Орну из камня. С тех пор, как Каэли ушла с богиней Луксией в неизвестное место.

С тех пор, как умер король Нессия VIII.

Убитый собственным — и единственным — сыном.

— Эй, — окликнул Мэддокс. — Всё хорошо.

Гвен едва слышно вздохнула.

— Ну-у…

Я вгляделась в золотистую глубину его глаз. Там всегда было что-то, что меня тянуло — ещё до того, как я узнала, что внутри него живёт дракон. Дракон, который считал меня своей.

— Кажется, нам всем есть что рассказать, — прошептала я.

Его лицо дрогнуло.

Уголки губ чуть поднялись.

Мне показалось, он давно не улыбался.

С тех пор, как всё произошло в На Сиог. С тех пор, как он потерял место, которое так любил.

Снаружи кто-то заговорил громче. Гвен откинула полог и выглянула наружу. Лучи золотого и янтарного света пробились внутрь и скользнули по моим ногам. Я сразу почувствовала жар.

Я поняла, что на мне та же одежда, в которой я сражалась. Та самая, в которой я тайком сбежала из замка Сутарлан, решив, что укрыться с сестрой — лучший выход.

Её просто выстирали и снова надели на меня.

Когда светловолосая воительница вернулась внутрь, её лицо было нахмурено.

— Кажется, у нас не так много времени.

Я попыталась согнуть ноги — облегчённо выдохнула, когда они подчинились. Суставы протестовали, но только чуть-чуть. Я была босиком.

— Что ты имеешь в виду? Где мы?

Веледа склонила голову.

— По правде говоря, ты проснулась в самый неподходящий момент.

Мэддокс метнул в её сторону укоризненный взгляд.

И было что-то… что-то трепыхалось в глубине сознания, пыталось привлечь моё внимание, но…

Ох.

Да.

Самое очевидное — я упустила из виду.

Гвен, Веледа и все остальные узнали правду о моём происхождении прямо во время битвы. Когда я появилась с мечом Теутуса и, как будто этого было мало, развернула тьму на глазах у всех.

Единственным, чью реакцию я знала, был Мэддокс. Но на него нельзя было полагаться как на пример — нас связывал древний узел. Конечно, я понимала, что найдх нак не меняет личность и мнения, что он был со мной абсолютно честен… но глупо было бы думать, что остальные отреагируют так же.

— Вы меня ненавидите.

Я хотела, чтобы это прозвучало как вопрос, но вышло как утверждение.

Гвен и Веледа продолжали смотреть на меня — почти как будто ждали, что за этой фразой последует что-то ещё.

Гвен так высоко подняла брови, что они почти исчезли в её светлых волосах. Большая часть света была у неё за спиной, но я готова поклясться — её лицо вспыхнуло, особенно щёки и нос. И это точно был не румянец.

— Конечно, ненавидим, — фыркнула она, — поэтому и таскали твоё безжизненное тело всё это время.

— И кормили тебя, — добавила Веледа.

— И мыли, чтобы Мэддокс не впал в ярость при виде малейшей царапины на твоей коже.

Дракон нахмурился ещё сильнее.

— И делали тебе массажи, чтобы, проснувшись, ты не решала, что пора ампутировать что-нибудь.

— И…

Я подняла руку.

— Ладно. — В груди распустились тепло и надежда, пока я слушала их, видела их возмущённые лица. Но всё же… — То есть… вы не ненавидите меня. — Теперь, вместо утверждения, это звучало как вопрос. Превосходно. Мой мозг решил поиграть с языком. — Я хотела рассказать вам. Может, сейчас это прозвучит неубедительно — особенно после того, как я так… ушла из замка, — но этот секрет был отнюдь не лёгким бременем. Впервые в жизни мне действительно хотелось быть честной. По-настоящему.

— Я верю, — быстро ответила Гвен. Когда я удивлённо на неё посмотрела, она одарила меня одной из тех своих мягких, понимающих улыбок. В ней была тень нетерпения, будто она считала меня дурочкой. — Что? У меня интуиция, достойная изучения. Может, я и не знала, что ты, но никогда не сомневалась, кто ты: умная, сильная и готовая на всё ради тех, кого любишь.

Она уже говорила мне это. Тогда, когда мы знали друг друга всего пару дней.

И теперь повторила.

Грудь сдавило от чего-то неожиданно тёплого.

Веледа заправила прядь каштановых волос за ухо.

— Для меня многое стало на свои места. Я ведь сразу сказала, что не собираюсь тебя судить. Думаю, ты поступала как могла с теми картами, что тебе выпали, Лан.

Если бы я не была так обезвожена, я бы наверняка разрыдалась прямо сейчас. Эмоции подступили к горлу, и я потянулась за стаканом из рук Мэддокса.

И только тогда заметила, что это вовсе не стекло, а керамика. Снаружи он был окрашен в жёлтый, внутри — в синий.

Вдоль края кто-то нарисовал бабочек с такой точностью, что они казались настоящими.

Это был не просто сосуд. Такие вещи в Гибернии не делали.

Я видела их только на рынке в Реймсе, куда их привозили прямиком из…

Я огляделась.

Мы были в повозке. Нестерпимая жара. Слепящий свет. Сухой, пыльный воздух.

Снаружи снова закричали.

И на этот раз я отчётливо поняла слова:

— Король приближается!

Холод ужаса пронзил мне живот. Гвен и Веледа переглянулись — и мне это совсем не понравилось.

Мэддокс, который не упускал ни одного моего движения, стиснул челюсть.

— Боюсь, объяснения придётся отложить, sliseag. — Он потянулся под ложем и протянул мне пару сапог. — Пора. Лучше не заставлять его ждать.

Глава 7

Аланна

Там, где была жизнь — смерть.

Там, где была чистая прозрачная вода — выжженные пустоши.

Там, где звучал смех и царило процветание — сорняки и гниль.

Что может лучше показать, кто такие демоны, чем Вармаэт?

Публичная речь фея в Эйре.

Казнён через несколько часов.

Мэддокс помог мне надеть сапоги, движения были резкими. Он весь словно гудел от напряжения. Девушки уже вышли из повозки.

Я остановила его, коснувшись пальцами его запястья. Наши кожи соприкоснулись — и он тихо выдохнул.

— Король мёртв, — прошептала я. Холодный страх пробежал по спине — один только намёк на то, что это может быть не так, заставлял содрогнуться. — Я видела.

Гематитовая стрела прошла сквозь его череп, насквозь — от затылка до лба, унося с собой часть мозга и один глаз. Гематит оказался бесполезен: он был всего лишь человеком, лишившимся единственной защиты — проклятой короны, созданной вайдеру из чешуи и магических самоцветов короля-дракона Ширра. Но любой бы умер, если что-то острое забурилось бы ему прямо в мозг.

Глаза Мэддокса на секунду сомкнулись. Затем он снова принялся за шнуровку. Эти сапоги были не мои. Совершенно новые, из мягкой, ухоженной кожи — лучшего качества. У меня никогда не было обуви такой выделки. Но они сидели идеально по размеру.

— Король Нессия мёртв, — подтвердил дракон. — И, насколько мы знаем, Бран ещё не взошёл на трон. Этот король… боюсь, он не человек.

Я опешила.

— Что ты сказал?

С раздражением схватила его за подбородок, заставив посмотреть мне в глаза. Он не ожидал — и я увидела в его взгляде то, чего совсем не ждала. Вину. Или нечто очень похожее. Будто он всеми силами не хотел объяснять мне, что именно происходит.

— Мэддокс, — надавила я.

— В Гибернии многое изменилось за эти дни. Маленькие огоньки, что раньше едва теплились, превратились в пожары. В данном случае… — Он напряг шею и отвернулся к выходу. — Нам ничего не оставалось, кроме как принять помощь… сомнительных союзников. Помни: им нельзя доверять, Аланна. — Он снова посмотрел на меня, взгляд стал твёрдым. — У них свои скрытые цели. Нам может казаться, что у нас общий враг, но их методы и цели совершенно не совпадают с методами Братства.

По какой-то причине я сразу подумала об одном фее, притворявшемся плотником в компании таких же самозванцев.

— Как Оберон и Ко?

Он фыркнул, с мрачной усмешкой.

— Эти идиоты на побегушках у них. Пешки. Хотя Оберон отказывается это признавать.

— Если им нельзя доверять, зачем вы приняли их помощь?

Я не имела права упрекать его, пока сама провалялась без сознания, не зная, что творится снаружи. Но мне нужно было понять.

Снаружи шум нарастал.

Кто был там? Почему столько возбуждённых голосов?

И… да. В воздухе гремели барабаны.

— Нам был нужен безопасный приют, а они обещали укрыть нас. После разрушения На Сиог и раскола Братства у нас не осталось выбора. — Он закончил шнуровку, помог мне поставить ноги на пол и тут же отдёрнул руки, будто насильно заставил себя не прикасаться ко мне. — Я заставил Сейдж поклясться, что здесь нам ничто не угрожает. Если бы у нас был хоть один другой выход, клянусь тебе, Аланна — мы бы не пришли сюда.

Прекрасно. Теперь мне было ещё тревожнее. Всё за пределами этой повозки казалось сплошной угрозой. А барабаны отбивали ритм моего бешено колотящегося сердца.

— И при чём тут Сейдж?

На лице Мэддокса промелькнула тень. Тканевый полог качнулся, и в проёме появилась высокая фигура в зелёном. Льняная туника с вышивкой по краям была обмотана вокруг головы, оставляя лицо открытым. Я сразу узнала её тёмные брови и пронзительный, суровый взгляд.

— Потому что он — параноидальный дракон, который забыл, сколько раз я спасала его глупую задницу, — огрызнулась Сейдж.

Невозможно было понять, злилась ли она больше, чем обычно, или ровно настолько же. Единственный раз, когда я видела её хоть немного расслабленной, был Бельтайн. И даже тогда она потратила половину праздника, обвиняя меня в эгоизме за то, что я не приняла узы с Мэддоксом.

— Выходите как можно скорее. Нас с Персиммоном он видеть не хочет. Хоть и жаль, но это факт.

Она исчезла, так и не взглянув на меня.

Я всё больше путалась. О ком она говорила? Об этом… нечеловеческом короле?

Мэддокс протянул мне руку — и тут же отдёрнул её.

Я поняла, почему он замешкался — и сама переплела наши пальцы. Его кожа была горячей. И что-то… что-то потянулось от него ко мне, поток, скользящий по его руке, пытающийся пройти в мою.

Нет, — подумала я.

И — к моему полному удивлению — никакое воспоминание Мэддокса, каким бы оно ни было, не обрушилось на мой разум. Темнота радостно запела у меня в ухе.

А что, если всё всегда было так просто?

А если, подавляя её раз за разом, я просто теряла над ней контроль, и она вырывалась наружу?

Пальцы Мэддокса дёрнулись.

— Ты можешь держать меня за руку, когда захочешь, — прошептала я, всё ещё немного ошеломлённая. Интересно, что он скажет, когда узнает, что эта магия идёт прямиком от самой богини смерти. И что она не была убита Теутусом, как все думали. — Это моя магия. Тьма. Когда я прикасаюсь к чьим-то рукам, получаю доступ к его воспоминаниям. Обычно… они неприятные. Всегда это какие-то моменты, настолько важные, что запечатлелись в душе. Мне нужно научиться контролировать это.

Мэддокс смотрел на наши переплетённые пальцы с какой-то странной сосредоточенностью.

Его зрачки колебались. Я уже знала — это происходило, когда он боролся с драконом внутри и его инстинктами.

— Ты… видела что-то обо мне? — прошептал он хрипло.

— Прости. Я не смогла удержаться.

— Не извиняйся, — прорычал он.

Потом сделал что-то неожиданное — мотнул головой, будто пытаясь избавиться от какой-то мысли.

И, к моему удивлению, отпустил мою руку и подал знак. Я осторожно поднялась. Чувствовала себя хорошо. Немного закостенело — но идти могла вполне.

Я воспользовалась этим моментом, чтобы глубоко вдохнуть и потянуться к энергии моей сестры. Она обняла меня, тёплая и сильная. Всё было в порядке.

Мэддокс провёл меня наружу, не отрывая взгляда от каждого моего движения, будто ждал, что я вот-вот упаду. Я заметила, как он снова и снова сжимал пальцы той самой руки, которой держал только что мою.

А потом мои ноги утонули в чём-то мягком, тугом. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к новому свету.

И когда я увидела всё, что нас окружало — у меня перехватило дыхание.

Сначала я не могла отличить небо от земли — их цвета почти сливались.

Золото, янтарь, рубин.

Слепящие лучи беспощадного солнца переплетались с удушливым небом, растекавшимся во все стороны и сливавшимся с морем дюн.

Песок был красным. Не терракотовым, не медовым, не тыквенным.

Красным. Как кровь.

Точнее — как кровь богини, пролитая здесь пятьсот лет назад, и осквернившая всё вокруг.

Вокруг нас стояли с десяток повозок.

Те животные с жутким мычанием оказались верблюдами. Никогда не видела их вживую, ведь они не покидали пустынные земли, но я изучала иллюстрации. Единственное, что их роднило с лошадьми — четыре ноги.

На их горбах были установлены седла, закреплённые поверх роскошных тканей с яркой вышивкой. Когда они двигались, кисточки с бубенцами весело позванивали.

Я ощутила на себе взгляды.

Мужчины и женщины, одетые в туники всех оттенков. Одежда, подходящая для палящего климата. Большинство закрывали головы, как Сейдж, чтобы защититься от солнца.

Вот почему у Гвен обгорело лицо.

Я была… ошеломлена.

Они забрались в грёбаную пустыню Вармаэт, пока я лежала без сознания.

Мэддокс провёл меня сквозь толпу.

Я не узнала никого.

Кто они были? Я догадывалась — местные жители Вармаэта, судя по украшениям и более тёмной коже.

Это тоже были те самые люди, о которых говорил Мэддокс, — тем, кому нельзя доверять?

Где были Пвил, Абердин и остальные? Что он имел в виду, говоря, что Братство расколото?

Некоторые из этих людей подходили слишком близко. Будто хотели разглядеть меня получше. Тьма, столь же настороженная, как и я, напряглась.

Когда один мужчина сделал шаг вперёд и протянул ко мне руку, Мэддокс встал между нами и резко расправил крылья. Мужчине и остальным ничего не оставалось, как отшатнуться — чтобы не получить по лицу шпорой или жёстким костяным краем.

Я не была уверена, но… в его глазах промелькнуло что-то странное. Он моргнул — вертикально.

Он был сидхом?

Сидхи часто прятали свою внешность чарами: острые уши, вытянутые зрачки, клыки, хвосты, когти — всё, что могло выдать их суть. Единственные сидхи, которых я видела во всей их красоте, были жители На Сиог. И только потому, что деревня была далека от всех людских поселений и считалась заброшенными руинами в глазах Двора.

— Думал, я ясно выразился во время пути, — произнёс Мэддокс с ледяным спокойствием. — Кто коснётся её без разрешения — останется без руки. Или без той части тела, которой осмелится проигнорировать моё любезное предупреждение.

Воздух напрягся, насыщенный напряжением. А может, оно и раньше было здесь — просто теперь его невозможно стало не чувствовать.

Мэддокс и остальные провели с этими людьми весь путь через Вармаэт?

Если да — можно было с уверенностью сказать, что они не сдружились.

Я едва коснулась спины дракона, отрывая его внимание от мужчины.

Когда он повернулся ко мне…

Его глаза сверкали. Я затаила дыхание. Я не привыкла к такому.

И хотя он быстро моргнул и отвёл взгляд, было уже поздно.

Что-то с ним происходило.

Он был каким-то другим. Его чувства стали обнажёнными.

Раньше в нём всегда было что-то скрытое, инстинктивное, почти звериное.

То, что он редко показывал. Я видела это на Бельтайне.

А теперь — оно было здесь.

Свободное. Беспощадное.

И, если честно… прекрасное.

— Сейдж велела не задерживаться, — прошептала я.

Он сжал губы и двинулся вперёд. Крылья не сложил. Послание было очевидным.

Мы взобрались на крутой склон дюны, следуя за звуками барабанов, изо всех сил борясь с песком, норовившим стащить нас обратно. За гребнем начинало вырисовываться нечто алое. Оно росло, заполняя всё поле зрения, пока, наконец, не раскрылось полностью.

Масштаб ошеломлял. Я не могла охватить взглядом всё сразу.

На самом верху я остановилась. Мэддокс оказался рядом, его крыло прикрывало мою спину всё это время.

— Добро пожаловать в Анису, — сказал он. И в его голосе невольно проскользнуло восхищение. — Столицу Вармаэта.

Глава 8

Аланна

Теперь человек не может доверять даже собственной семье.

Но я не стану как король. Меня не предадут.

Хочешь узнать, как удостовериться, кто тебе служит?

Небольшой прокол гематитом в кожу — и они будут как скот.

Моей жене особенно нравится, когда это на губах.

Письмо герцога Вармаэта герцогу Гримфира, пятнадцать лет назад

Легендарная Аниса, каменный город.

Её ещё называли дочерью Деринкую — так назвали песчаный каньон, к которому примыкала столица. На западном языке это означало страж камня. И именно таким было первое впечатление, когда ты её видел.

Каэли каталась бы по этим дюнам, визжа от восторга, — подумала я.

Согласно преданию, под пустыней спал каменный титан, но руку он оставил на поверхности. Эта рука лежала на боку, как если бы черпала воду из источника, и в высоту достигала более четырёхсот метров. Её текстура напоминала взбитые сливки, с волнистыми линиями, словно дюны, и мягкими изгибами по всей поверхности. Она растягивалась более чем на десять километров в длину, и в её изогнутой чаше образовался город — укрытие от солнца и беспощадных песчаных бурь.

На краях каньона к ней примыкала стена, замыкая круг, полностью охватывая город. Хотя по высоте она не шла ни в какое сравнение с этим природным чудом. Ниже нас, прямо под дюной, начиналась утоптанная дорога, которая змеилась вниз к городским воротам почти в километре от нас. Эта дорога разветвлялась, огибая Анису и уводя в разные стороны.

Учитывая всё, что я знала об Анисе и её процветающей торговле, меня удивило, что я не увидела других повозок или транспортов поблизости. Торговля была их жизнью — у них не было другого выбора, ведь земля здесь была мертва. Их единственное богатство — это ремесло.

По дороге двигалась процессия, поднимая пыльный вихрь. Шесть верблюдов сопровождали паланкин, который несли на плечах четверо. Конструкция покачивалась в такт дербаке*, в который бил вспотевший мальчишка, бежавший рядом, стараясь не сбиться с ритма.

*название восточного барабана

Я подумала о герцогах Вармаэта — Хайфайдах. Они жили в Анисе, и я видела их на Теу Биад. Госпожа Хайфайд ненавидела меня так же яростно, как и все прочие дамочки, когда оба принца проявили ко мне интерес на балу.

Её дочь была подругой Реанн Болг — той самой круглоглазой брюнетки, что застыла в ужасе, когда я окунула голову Реанн в фонтан, чтобы освежить ей мысли обо мне.

— Я проснулась как раз в тот момент, когда вы подошли к городу? — спросила я, вспоминая слова Веледы.

Мэддокс кивнул, не отрывая глаз от приближающейся процессии.

— Наш проводник только успел послать стрижа, чтобы предупредить их, как узы сообщили мне, что ты возвращаешься.

— Проводник? Стриж?

В Гибернии предпочитали ворон. Символ Морриган, Дикой Охоты и жестокой Человеческой Короны. Именно поэтому Братство всегда использовало лебедей — птиц, не преданных богине и не поддающихся её влиянию.

Я задумалась, что стало с Морриган после того, как я освободила её от Никого.

— Именно так передают послания в Вармаэте, — подтвердил он. — Это единственная птица, что осмеливается пересекать пустыню и обладает достаточной выносливостью: они спят в полёте и не останавливаются, пока не доставят весточку.

Во главе процессии шёл человек. Высокий, стройный, в свободной одежде из дышащих тканей, как и все здесь. На икрах я заметила пересекающиеся кожаные ремни — там же находились ножны для ножей.

Когда он подошёл ближе, я поняла, что именно меня с самого начала смущало. Из тёмных наручей выглядывали его руки — и на них сверкали четыре изогнутых, чёрных когтя.

Фей.

Он изучал нас взглядом, преодолевая последние метры между нами с лёгкостью, будто песок под его ногами был камнем. Процессия остановилась у подножия дороги, внизу.

Он снял капюшон и закрывающую лицо ткань. Когти засверкали на солнце. Из-под угольно-чёрных волос показались заострённые уши. Кожа — тёмная, как у всех с запада, глаза — тревожные: с чёрной склерой и белыми зрачками. Наоборот, чем у обычных людей.

Но не это меня поразило. Черты сидхов были прекрасны своей необычностью и тем, что они символизировали.

А вот пирсинг… В его носу и нижней губе было как минимум восемь серебристых колец, вонзившихся в покрасневшую, воспалённую кожу.

Я различила блеск гематита. Любой сидх его чувствует. Этот металл невозможно спутать ни с чем — кровь сидхов будто сама знает, как его избегать.

Он был создан людьми и демонами, чтобы истреблять нас. Он не просто резал — он уродовал. При попадании в кровь он распадался, разносился по телу…

Разлагал. Уничтожал.

Фей перед нами имел шесть кусков гематита, вонзённых в лицо. Недостаточно, чтобы убить — но достаточно, чтобы держать его в постоянной агонии. Одно из колец в левой брови сочилось ихором.

Я сглотнула. Это было немыслимо.

Он взглянул на Мэддокса с чистейшим презрением и усталостью. И, что странно — мне это выражение показалось знакомым.

Потом перевёл взгляд на меня. Воздух вокруг него задрожал — будто жара пустыни начала испаряться.

Я нахмурилась, когда тьма во мне зашевелилась.

Ей не понравился этот человек.

И было ясно, что эта процессия не имела никакого отношения к герцогам Вармаэта.

Человеческая знать закричала бы от ужаса, окажись рядом с таким сидхом. Ведь это же те самые порождения кошмаров, о которых рассказывали страшилки: создания из преисподней, выродки, созданные позорными богинями, которые поработили человечество своими ужасающими силами.

Когда он заговорил, голос фея оказался резким и раздражённым.

— Очнулась, — сообщил он, не сводя с меня взгляда, хотя и не обращался напрямую ко мне. — Отлично. Это упростит дело и очень обрадует короля. Хотя… первое впечатление не самое запоминающееся. — Он окинул взглядом мою одежду и волосы, верхняя губа приподнялась в презрении. — Но, думаю, это не важно. В конце концов, её внешность — наименьшее из её достоинств.

Ну надо же.

Никогда ещё меня не презирали с таким мастерством — в паре фраз.

И мне не нужно было даже смотреть на Мэддокса, чтобы почувствовать, как внутри него поднимается ярость. От него исходило тепло, совсем не связанное с пустыней или солнцем. Оно исходило из его крыльев, из его тела — и окружало меня.

Я мило улыбнулась.

— Ну что ж, очевидно, вы нас очень ждали, раз сам «король» соизволил выйти из своего логова, чтобы встретить нас. — Я озорно подмигнула. — А ты кто, напомни?

Я знала, что этот вопрос выведет его из себя. В нём вся суть того, кто считает себя важнее всех на свете.

— Следи за языком в присутствии короля… Моего отца. А это, если тебе трудно провести параллель, делает меня принцем.

Мэддокс фыркнул и рассмеялся, глухо и насмешливо.

— Ты же знаешь, что настоящим принцам не нужно объяснять, кто они, верно? — Он взглянул на меня, и в его глазах полыхнуло. — Его зовут Рандьюспор. Или, как мы его прозвали, Ран. И, как видишь, у него острый приступ идиотизма. Он был нашим «дружелюбным» проводником через пустыню.

Когти фея сжались, пальцы изогнулись. Похоже, он только и мечтал вонзить их Мэддоксу в глотку.

— Ран, — рявкнул он. — И ты забываешь, в каком шатком положении вы находитесь, дракон. — Улыбка медленно поползла по его лицу, потянув кольца в коже и открыв старые раны. Я была уверена, они никогда не заживают до конца. Струйка крови стекла к его подбородку — у меня по спине пробежали мурашки. Он, похоже, этого даже не заметил. — Но ничего. Пока что я проявлю великодушие. Пока ты свыкаешься с тем, насколько ничтожным стал после смерти ложного короля и провала своей миссии. Она, собственно, и есть самое интересное, что в тебе осталось. Забавно, не так ли?

Во мне вспыхнула ярость. Как он смеет так говорить о Мэддоксе?

— Эй, — окликнула я и кивнула на его подбородок. — Подотри. Не думаю, что принцу подобает ходить, как запечённый кабан — весь в крови.

Его глаза блеснули обещанием смерти, но он резко развернулся. Я с удовлетворением увидела, как он смахивает кровь когтем.

Мы последовали за ним без всякого энтузиазма.

Тревога внутри превратилась в злость. Неудивительно, что Мэддокс был таким напряжённым — он провёл с этим типом дни.

Мы подошли к паланкину: деревянная платформа, четыре резных колонны, соединённые вверху небольшой куполом, украшенным изображениями животных. Я разглядела цапель, змей и скорпионов. Всё было раскрашено вручную — и, судя по размерам, весило тонны.

Я взглянула на носильщиков. Люди. Их тела дрожали от усилия, пот лился по лицам, пропитывая грязные туники.

Под куполом, на шелковых подушках, расшитых золотом, восседал мужчина.

Рандьюспор — Ран — подошёл и подал ему руку, помогая сойти по выдвижной лесенке. Это было из вежливости, не из нужды: тот и сам мог справиться.

На вид ему было около пятидесяти, но тело — крепкое, движения — уверенные. Выверенные. Наполненные властью.

Сидх, поняла я, заметив острые уши и рога, вырастающие из висков.

Они были тонкими, около пятнадцати сантиметров, молочного цвета, с деликатными разветвлениями на концах. Будто когда-то пытались вырасти дальше, но не смогли.

На нём был чёрный шёлковый шарф, расшитый золотыми звёздами. Он прикрывал шею и плечи, небрежно спадал по рукам. Его тело украшали тяжёлые браслеты, кольца и цепи.

И… пирсинг на лице. Как у Рана.

Он широко раскинул руки и одарил нас обворожительной улыбкой. Он был красив. И в его чёрных глазах не было ничего.

— Каково это? Надо отдать должное герцогам — умели путешествовать со вкусом. — Он похлопал по борту паланкина. От удара вся конструкция дрогнула, и четверо людей застонали, пытаясь удержать равновесие. — Всегда хотел прокатиться на нём. И вот — милосердные богини наконец исполнили мою мечту. Они слышат своих верных. А теперь подойди, Сетанта, прошу. Мы давно не виделись.

Мэддокс не двинулся с места.

— Волунд, — холодно ответил он. — Я больше не использую это имя.

— Разумеется, разумеется. Король Нессия сдох — с ним и твоя маска. Когда мои шпионы сообщили мне, что ты появился в Эйре в облике дракона, я удивился.

Почему юноша, пожертвовавший всем ради столь благородной цели, вдруг всё это бросил? И вот он — ответ. — Он посмотрел на меня. Глазами, в которых не было жизни.

В его словах было нечто, что мне очень не понравилось.

— Аланна, если тебя не затруднит, — спокойно произнесла я.

Я была твёрдо уверена: стоит показать хоть каплю слабости перед этими сидхами — они набросятся, как стервятники.

— Аланна, — повторил Волунд, будто смакуя моё имя на языке. — Родственница Теутуса.

— Дальний потомок. У нас очень мало общего.

По взгляду Рана, испепелявшему меня, было ясно, что мой тон вовсе не был уместен для разговора с его отцом.

— Но меч теперь у тебя, — подчеркнул Волунд. Его тёмные брови приподнялись, и он окинул взглядом мою талию и бёдра. — Где он, кстати? Я бы с удовольствием взглянул на причину магического всплеска, изменившего наши судьбы.

Я не до конца поняла его слова, но они напомнили мне, что Орны при мне нет.

— Всему своё время, — вмешался Мэддокс, шагнув вперёд довольно демонстративно, пытаясь закрыть меня от взгляда Волунда. — Мы устали после дороги. Мы бы хотели…

Фей отмахнулся пальцами, усыпанными кольцами.

— Да-да. Инис Файл не забывает своих обещаний, мальчик. Но в конце концов, я всего лишь любопытный фей, который надеется, что не совершил ошибку, протянув руку Братству. Вы всегда презирали наши цели, понимаешь? А теперь нуждаетесь в нас, и поверь, мы рады принять ту, что приблизила нашу свободу. Вот только меча у неё нет, а глаза — какими бы красивыми они ни были — может заколдовать даже самый тупой брауни.

Взгляд Мэддокса потемнел.

Нас окружали те же сидхи, что были при входе. Они не упускали ни одного слова. Я встретилась глазами с Гвен и Веледой; обе нахмурены.

Мы были в невыгодной позиции.

Я не знала, что такое Инис Файл, но подозревала — как-то связано с той самой организацией, в которой Оберон и его друзья были всего лишь пешками.

И это совсем не внушало доверия.

Каждый раз, когда я сталкивалась с Обероном, он либо плёл интриги, либо изливал ядовитую ненависть к людям. Его роль в битве была, безусловно, важна — он уничтожил Дуллахана. Но Игнас, Абердин и Пвил ему не доверяли. Вел врезала ему между ног. А Мэддокс? Он всегда был в одном шаге от того, чтобы его задушить.

И он был всего лишь пешкой этой структуры?

Я посмотрела Волунду прямо в глаза, не моргая.

— Цвет моих глаз настоящий. Но можешь не верить. Что тебе нужно? Мои друзья устали.

И вот наконец-то в глазах фея мелькнуло что-то живое. Эмоция.

И мне совсем не показалось, что это хорошая новость.

— Может быть… маленькая демонстрация? Той самой странной силы, что у тебя есть.

Откуда он знает…?

Он упоминал шпионов. Оберон мог быть одним из них.

— Я не цирковая обезьянка, — процедила я сквозь зубы.

Фей моргнул медленно. Ожидающе. Ни подтвердил, ни опроверг.

— Моя спутница не собирается танцевать под твою дудку, — произнёс Мэддокс. В его взгляде таилась спокойная ярость. — И, пожалуйста, не делай ошибки, считая нас глупцами. Твоя помощь не бескорыстна — и мы оба это знаем. Интересно, кто из нас нуждается сильнее.

Волунд почти не двинулся под взглядом дракона. Почти.

Я заметила лёгкое отступление, едва заметный отклик — будто в глубине его естества что-то всё же боялось рогов и крыльев.

— В этом-то и вопрос, не так ли? — прошептал фей.

Между ними завязался немой поединок взглядов. И я не была уверена, сколько он продлится.

Я выдохнула.

Хорошо.

Он хочет демонстрацию силы, унаследованной от Луксии?

Он её получит.

И это точно не будет «маленькая» демонстрация.

Можешь выходить. И не сдерживайся вовсе, — сказала я Тьме, которая только и ждала сигнала, чтобы вырваться на волю.

Пугай — но не вреди.

И она подчинилась.

Вылилась с моих плеч к пальцам, с шеи к ступням. Обволокла моё тело, как вторая кожа — тёмная мантия, вызывающая ужас.

Она скользнула по красному песку, заиграла в радужных зернах, прыгнула в тень, что отбрасывали крылья Мэддокса — и метнулась прямо к ногам Волунда. К Рану. К теням под паланкином, взбираясь по его колоннам и пугая носильщиков.

Она скользнула под обувь всех, кто наблюдал за нами — кроме Гвен, Сейдж и Веледы.

Вспыхнула паника. Люди метались, отскакивали назад, вскрикивали, чертыхались, пытались сбросить её с ног.

Бесполезно. Тьма всегда находила складку, щель, угол — и скользила туда.

Я сосредоточилась на Волунде.

Он застыл, как статуя. Смотрел на тени, поднимающиеся по его голым лодыжкам.

Он знал, что чувствует: ледяной язычок, змеистое прикосновение, которое будто соединяется с оив — и пьёт его.

Внутри меня вспыхивали импульсы древней силы — как летние грозы, как ураганы, как сырой мох в лесу, которому тысяча лет.

Я ощущала магию фея. Вкусила её.

Он был неимоверно силён — в этом не было сомнений.

И он изо всех сил делал вид, что это на него не действует. Но я заметила его пальцы.

Он водил ими по воздуху — пытаясь вызвать защитную магию.

Безрезультатно. Я ничего не ощущала.

Я продолжала, вверх и выше, скользя по его открытой коже, заставляя её покрываться мурашками, крадя у него жар.

А злость Мэддокса растаяла… в ослепительной, ликующей улыбке.

Волунд держался до последнего — пока пара языков тьмы не скользнули по его шёлковому шарфу и не коснулись основания шеи.

— Хватит, — процедил он. Его голос стал… выше.

— Ты уверен? — пропела я. Пара сидхов отступили назад, отряхивая одежду. Бледные, испуганные. — Присмотрись. Эта сила достаточно «странная» для тебя?

Волунд сжал челюсть, глядя на меня с отвращением.

— Полагаю, его убедили, sliseag, — прошептал Мэддокс. На его лице — торжествовала гордость. У меня даже кровь потекла быстрее. — Его просто нужно было немного… подтолкнуть.

Хорошая работа, — похвалила я Тьму. Она вернулась ко мне довольная, как кошка. Её единственным желанием было быть рядом, укутывать меня, присутствовать.

По воздуху, горячему и сухому, плыли перешёптывания. Теперь все смотрели на меня иначе. Сомневаюсь, что у кого-то ещё возникнет желание коснуться меня без разрешения. В их взглядах было недоверие — направленное теперь на Волунда, того, в чью силу они до этого безоговорочно верили.

И он это заметил.

Ран шаркал по песку, будто пытался затоптать остатки теней. Я едва заметно усмехнулась. Он это увидел — и замер на месте.

А вот Волунд всего лишь поправил свой шарф.

— Хорошо. Хорошо, — сказал он вслух, принуждённо спокойным тоном. Словно всего несколько секунд назад не просил меня остановиться. — Несомненно, ты — та самая, достойная титула. Но… насчёт пророчества? Это ещё предстоит доказать.

Я нахмурилась, и фей продолжил:

— Инис Файл веками ждал подходящего знака, чтобы сделать решающий шаг. Чтобы привести в действие тщательно выстроенные планы. Чтобы вернуть то, что наше по праву. Аниса — лишь первая фигура в игре. — Он махнул рукой на город из красного камня у себя за спиной. — А твой поступок, когда ты вытащила меч, запустил всё. Благодарю тебя, Аланна. Добро пожаловать в моё королевство как Инициатор Перемен. Уверен, нам будет о чём поговорить.

Я всё это начала? Я — Инициатор Перемен?

Я оглянулась. Не понимала. Совсем.

Мэддокс тоже выглядел озадаченным. Напряжённым.

Волунд прибыл на паланкине герцогов Хайфайд. Они никогда бы добровольно не отдали его сидху.