Эпоха героев

— Обожаю смотреть, как ты теряешь контроль, — пробормотал Мэддокс. В его голосе капала самодовольная, ленивая услада. И, чёрт побери, он её заслужил.

Я почувствовала себя настоящей героиней, когда смогла вспомнить, как складываются слова.

— А ты обожаешь держать контроль.

Я ощутила его улыбку, даже не видя её.

— И это тоже.

Я открыла глаза. Передо мной — зрачки щёлочкой, золотистые радужки, раскрасневшиеся щёки и клыки, ставшие вполне терпимого размера.

— Дракон уже успокоился?

— Ага. Видеть, как ты кончаешь, — лучшее успокоительное для него.

— Какая удача для меня. — Я замялась. — Спасибо, что дал мне победить.

— Я не давал. Ты выиграла.

Я нахмурилась.

— Это неправда.

— Аланна, ты могла победить в любой момент, даже не прикоснувшись ко мне, и мы оба это знаем. Я не настолько мелочный, чтобы обижаться из-за этого. На самом деле, меня это жутко заводит.

Я открыла рот, чтобы запротестовать — из вежливости, но…

Он был прав.

— Всё равно, ты чертовски силён. Ты тоже не сражался в полную силу.

— Давай просто признаем, что никогда не будем использовать всю свою мощь друг против друга. Сражаться с тобой — это было круто, и я бы с радостью повторил. Но я скорее умру, чем по-настоящему причиню тебе боль.

Я поиграла с тёмной прядью, свисавшей ему на лоб.

— Взаимно, — сказала я.

Он шлёпнул меня по ягодице лёгким, игривым движением.

— Смотри-ка, мы даже можем договориться.

— Эй! — возмутилась я.

В конце концов он скрестил руки за головой, устроившись предельно комфортно, пока я развалилась на его теле.

— Значит, когда Фионн тебя тренировал, ты проходил те же самые испытания?

— Точно. А поскольку на мне ещё висели чары, а этот ублюдок не знает, что такое совесть, мне понадобилось почти три месяца, чтобы пройти первое.

Меня это не удивило. Испытания Фианны были смертельно опасными.

— Ты ведь тогда был подростком.

— Мне было четырнадцать. По мнению моего па… короля, я уже был мужчиной.

Я провела пальцами по его крепкой челюсти.

— Ты можешь называть его отцом. В этом нет ничего плохого.

Он сглотнул.

— Это неправильно. Он никогда не был мне отцом — ни по крови, ни по сердцу.

Я не стала его переубеждать. Понимала, почему он так думает.

— И как часто тебе удавалось ускользнуть из Двора, чтобы тренироваться с Фионном и быть с Братством?

Мы лежали так, обнявшись, делясь тихими поцелуями и воспоминаниями о прошлом, довольно долго. Вокруг не слышно было ничего, кроме наших шепотов, дыхания и глубокого, ровного биения его сердца.

Пока вдруг не раздался далёкий крик боли, разорвавший тишину ночи.

Глава 33

Аланна

Нет границ для тех, кто отдал душу мести.

И прощения — тоже.

Слова богини Ксены, произнесённые более пятисот лет назад.

Я оделась наспех, и мы рванули в пустоту. Воздух хлестал по коже и волосам, пока мы пролетали над городом в поисках источника звука. Он отразился от стен каньона, и Мэддокс не мог с точностью определить, откуда он пришёл. Атрий уже опустел, наши друзья давно разошлись по спальням.

Но хуже всего было другое — резкая, точная боль в животе, как если бы за моё нутро тянули из разных уголков города.

Тогда я вспомнила, что говорила Хейзел, девочке-человеку.

— Спустись ко входу в цитадель, — попросила я.

Он камнем рухнула вниз, и у меня всё внутри сжалось — желудок подкатил к горлу. Когда мы приземлились, в глазах плясали чёрные блестящие точки. Я бросилась к нише, где когда-то была входная решётка цитадели. Там, среди обломков плохо выдранного гематита, лежал клочок бумаги.

Я аккуратно подняла его, стараясь не задеть гематит.

Когда прочитала, душа ушла в пятки. Всё спокойствие мгновенно испарилось из тела.

— Это от Хейзел. Она пишет, что за последние часы многие люди начали заболевать… Один из её братьев — в тяжёлом состоянии.

Лицо Мэддокса потемнело.

— Пошли. Я знаю, где они живут.

Мы добрались за считанные минуты. Хейзел с семьёй жила в скоплении лачуг, которые здесь называли «крысиным гнездом». Дома лепились друг на друга, как груда камней, сложенная наспех: устойчивость — да, эстетика — нет. Бесконечные цветные навесы, окна, двери — заблудиться здесь было проще простого, если не знал дорогу наизусть.

Соседние улицы были забиты взволнованными людьми. Многие хмурились, завидев нас, но одна женщина бросилась ко мне с отчаянием.

— Мой сын! Он… — Лицо её, смуглое, обветренное солнцем и работой, было залито слезами. Узкие глаза подсказали мне, что это, скорее всего, мать Хейзел. Руки у неё так дрожали, что браслеты с бубенцами звенели без умолку. — Ему плохо, я не знаю, что с ним!

Скоро люди вокруг заговорили вразнобой — почти у каждого кто-то внезапно заболел. Ком встал в горле. Я была травницей, я видела болезни и умирающих. В Гальснане мужчины часто погибали от лёгочных заболеваний, вроде туберкулёза — беда, что косила только людей.

Если это одна из тех болезней, которые я знаю, и если у меня будут под рукой нужные травы…

Я взяла женщину за руки, пытаясь остановить дрожь.

— Покажи мне сына. Мне нужно его осмотреть. — Я обернулась к Мэддоксу: — Пожалуйста, узнай, как обстоят дела у остальных.

Если это начало эпидемии…

Дома здесь обычно были овальными, с хорошо утеплёнными стенами, чтобы отражать жар. Пол был усыпан коврами, поверх которых стояли низкие столики и подушки, сшитые вручную. В другой ситуации я бы залюбовалась резными ставнями и настенными узорами, но сейчас молча следовала за женщиной сквозь арку за аркой, пока не оказалась в прохладной и проветриваемой комнате, где находились четверо.

Запах, что встретил нас…

Кровь застыла в жилах.

Хейзел и двое её братьев сгрудились у кровати. Четвёртый брат лежал на ней. Имса — тот самый, что недавно краснел от проделок своей младшей сестры.

Я подошла медленно, контролируя дыхание и каждое движение. Кожа мальчика, обычно бронзовая, теперь отливала зеленью. Под глазами — глубокие тени. На полу у кровати стояло ведро, полное рвоты. И, судя по запаху, удержать он не смог и другие жидкости.

— Когда началось? — спросила я.

Мать села рядом и взяла его за руку — безжизненную, тяжёлую. Мальчик был в лихорадочной полудрёме, ресницы дрожали.

— Часа три назад. Это было как раз в тот момент, когда начали приходить вести о других больных. Имса сказал, что у него горят губы, я дала ему воды, и… — Голос её сорвался, но она заставила себя продолжить: — Через пару минут он начал шататься и жаловался на озноб. А потом… начал рвать, и… Всё развивалось очень быстро.

Я осмотрела его губы. Покрасневшие. Обветренные.

— У него есть непереносимость продуктов? Или хронические болезни?

Женщина резко замотала головой.

— Он всегда был крепким мальчиком. У нас в Вармаэте только весной случаются лихорадки, когда с юга дуют ветры и приносят споры грибов. Но с возрастом мы почти неуязвимы к ним.

Да, я слышала о таких лихорадках. Но это… не похоже.

— Я знаю, кто ты, — прошептала женщина, глядя на меня с ужасом, надеждой и мукой одновременно. — В тебе кровь богов. Ты ведь сможешь его спасти, правда?

— Да, сможет, — уверенно ответила Хейзел. — Я видела, как она сражается.

Ах… Чёрт.

Я зажмурилась на мгновение.

— У меня нет целительной силы. Но я умею готовить некоторые друидские снадобья, — выдохнула я. А если не смогу сама — выжму всё из Сивада, хоть за яйца его схвачу, но заставлю открыть свою лавку и отдать всё, что у него есть. — Но сначала мне нужно знать, с чем мы имеем дело. — Я позволила тьме подняться к суставам пальцев и посмотрела на женщину. — Можно?

Сомнение застыло на её лице, но… она кивнула. Она была матерью, защищающей своего ребёнка. Она бы сделала всё, что нужно. Я взяла тонкую руку Имсы — и в меня ударила вся его боль. Я сдержала стон.

Судороги в животе. Бред. Онемение в пальцах…

Я начала искать. Перебирала воспоминания, впервые по-настоящему применяя этот дар. Но ничего необычного не увидела. Он играл, помогал матери плести корзины, ходил за водой с братьями, спал на крыше соседского дома…

Убитая этим, я осторожно положила его ладонь обратно на покрывало.

Тьма зашипела — именно в тот момент, когда вернулся Мэддокс. По его лицу было ясно — ничего хорошего. Он пересказал симптомы других соседей — всё как у Имсы. Он даже не успел обойти всех, а уже насчитал более тридцати заболевших поблизости.

Инстинкт подсказывал: это отравление. Но чем можно заразить столько людей сразу?

Тьма вновь зашипела — и чернеющий палец осторожно повернул мою голову к низкому столику у изножья кровати. Там были грязные марлевые повязки, полотенца, пузырьки с натуральными обезболивающими и…

Миска с водой.

«Имса сказал, что у него горят губы, я дала ему воды, и…»

Я резко поднялась, схватила миску. Внутри — всего несколько глотков на дне. Я принюхалась. Ничего.

Поднесла её к Мэддоксу. Мать детей с тревогой следила за каждым движением.

— Что чувствуешь?

Он принюхался резко. Лицо тут же сморщилось, он чихнул.

— Что-то есть. Не знаю, что именно.

Женщина вскрикнула и бросилась к миске, как будто вдруг осознала, что она — чужая, незнакомая, опасная.

— Но я сама наливала воду из нашей цистерны! Мы её пополнили вчера.

Жуткая догадка, гадкая и разъедающая, начала подбираться ко мне.

— Ваша вода — из колодца герцогов?

— Да. Вся вода для районов берётся оттуда.

Я посмотрела на Мэддокса.

— Нет, — рявкнул он, но не стал отрицать. Не стал притворяться, будто такое невозможно.

Он просто… не мог поверить, что кто-то способен на такое.

— Хейзел, отведи нас как можно скорее к общественному колодцу, — сказал Мэддокс с мрачной решимостью в голосе.

Девочка кивнула. Получив от матери торопливый поглаживающий жест по голове, она побежала вперёд, ведя нас через переулки, полные подозрительных взглядов. Мы неслись, не разбирая дороги, пока не выскочили на небольшую площадь, окружённую домами и закрытыми лавками. Там, у колодца, стояли люди — тянули верёвку, поднимая воду.

— Стойте! — выкрикнула я.

Мы кинулись разгонять их как могли. Мэддокс тут же нагнулся. Достаточно было одного вдоха. Он резко отпрянул, прижал руки к лицу, зарычал.

— Что? — Я в панике подскочила ближе. Сквозь пальцы виднелся его покрасневший нос. — Жжёт?

Он кивнул. Глаза сверкнули хищно.

— Не знаю, что это за дерьмо, но колодец отравлен.

Окружающие нас люди ахнули, переглянулись в ужасе.

— Никто не должен больше пить воду, — сказала я вслух. — Если у вас кто-то заболел — постарайтесь вызвать рвоту. Нужно, чтобы они очистили желудок.

Мужчина, который только что поднял из колодца вёдро, выронил его. Вода выплеснулась на землю. Глиняный пол и песок мгновенно её впитали.

— Что это за яд? — спросил он.

Взгляд Мэддокса в этот момент был смесью огня и холода.

— Мы это выясним. — Он подхватил меня на руки раньше, чем я успела возразить. — Делайте, как сказала моя спутница. Предупредите всю Анису: вода отравлена.

Он взмыл в небо с мощным взмахом крыльев и полетел низко над крышами к месту, где акведук проходил недалеко от кварталов, но всё ещё находился внутри цитадели. Там он, не задумываясь, врезал кулаком в маленькую стенку из камня, покрытую мхом. Та разлетелась, открыв деревянный канал, по которому мощной струёй текла вода — вниз, к людям. Та самая вода, за которую герцоги брали с бедняков плату.

Сначала я не почувствовала ничего. Но для Мэддокса запах был нестерпим. Глаза его наполнились слезами.

— Что-то знакомое, но…

Что-то фиолетовое колыхнулось в мутной воде. Я, не думая, хлестнула тьмой, вытянула это из потока, и когда цветок коснулся моих пальцев, мир под ногами раскололся надвое.

Мэддокс увидел — и тоже узнал.

— Аконит.

Одно из самых смертоносных растений королевства… для людей. Сидхи обычно могли справиться с природными ядами. Людей же убивала капля. Крупинка.

Всего за несколько часов.

Безо всякого противоядия.

Я провела пальцем по лепестку — вытянутому, в форме нектарника, цвета моих глаз. Внутри меня поднималась буря. Яростная. Беспощадная.

Я вновь посмотрела на поток. В воде иногда проплывали фиолетовые лепестки. Немного. Редко. Почти незаметно.

«Отпусти людей, которых держишь здесь как рабов, и позволь беднякам из кварталов выйти на улицу, чтобы выжить».

«Я всегда держу слово».

— Они бросили лепестки в колодец, чтобы яд действовал постепенно. Чтобы люди продолжали пить, не замечая. Чтобы, когда появятся первые симптомы… было уже поздно. Чтобы…

Руки Мэддокса обвили меня. Большой палец погладил щеку — и только тогда я поняла, что плачу.

— В этом нет смысла, — прошептала я, всхлипывая. — Мэддокс… это не имеет никакого смысла…

— Знаю. — Он обхватил мою шею, заставляя посмотреть на него. В его взгляде бурлило то же, что и во мне. И всё же — то, что чувствовали мы, не шло ни в какое сравнение с тем, через что проходили сейчас сотни в этих кварталах — и те, кто умирал, и те, кто их любил. — Они заплатят за это.

О да. Заплатят.

Я заставила себя дышать ровнее. С сердцем было сложнее.

— Вернёмся к Хейзел и её семье. Мне нужно…

— Мне тоже.

Когда мы вернулись, тревога уже переросла в панику и горе. Я чувствовала, как внутри меня что-то дёргало — резко, болезненно. Души. Повсюду ускользающие души. Я приняла всех, кого могла. Всех, кто был рядом и искал во мне прибежище. И спрятала слёзы, когда снова вошла в этот дом, в эту вонючую комнату…

Имса уже не был зеленоватым. Он был белым. Совсем белым.

Мать обнимала его, рыдая. Братья сидели, не понимая, что происходит.

Хейзел взяла меня за руку — в тот самый миг, когда оив Имсы скользнул к моим ступням и впитался в моё естество. Я не смогла ответить ни на один из вопросов, что задала девочка. Я стояла, не двигаясь, пока Мэддокс обнимал её, а смерть продолжала косить людей Анисы.

Смерть — и безумная, бессмысленная ненависть.

***

Мы с Мэддоксом приземлились в атрии молча. Гвен, Веледа и — к моему удивлению — Сейдж вышли нам навстречу. На них всё ещё была ночная одежда, и лица выражали замешательство.

— Что произошло? — Гвен вгляделась в нас, и, судя по тому, как она попятилась, увиденное её напугало. — Богини… с вами всё в порядке?

Нет. Я даже не могла ответить.

Внутри меня уже не было Аланны — только существо, целиком поглощённое тьмой и яростью.

— Где твой отец?

Сейдж взглянула за наши спины, туда, где возвышалась цитадель и простирались кварталы. Крики, агония сотен людей ощущались даже отсюда. Это было не просто шумом. Это было ощущением, гнетущей пеленой, пропитавшей воздух.

— Вы устроили бунт? — устало спросила она.

Мэддокс резко расправил крылья во всю длину. Звук получился хлёстким, как удар кнута. Девушки вздрогнули, и даже Сейдж, наконец, напряглась.

— Думаю, он у себя, — сказала она. — Скорее всего, с одним из моих братьев… что-то замышляют. Вы объясните, наконец, что случилось?

От Мэддокса исходила такая энергия, будто он вот-вот взорвётся. Но это была не рьястрад. Его взгляд был чётким, сосредоточенным. Я едва коснулась его пальцев.

— Позволь мне нанести последний удар. Пожалуйста.

— Ничего не обещаю.

Он взмыл в воздух и влетел в особняк так, как это сделал бы очень, очень злой дракон. С грохотом пробил фасад одной из террас, выдолбив в ней дыру собственным телом. Ни лестниц, ни дверей. Зачем?

Сейдж, Гвен и Веледа остались с раскрытыми ртами.

— Волунд отравил колодец в кварталах аконитом. То, что ты слышишь, — это сотни людей, наблюдающих, как умирают их близкие. Хочешь почувствовать это? — Я протянула руки к Сейдж, и между пальцами вспыхнули чёрные нити. — Я могу тебе показать.

Она отступила, запнувшись о собственные ноги.

Вел и Гвен закрыли лица ладонями. Они бывали в этих кварталах бесчисленное количество раз. Знали людей. Семьи. Истории.

— Нет… Что? Мой отец не… — Сейдж не смогла договорить. Она сама не верила словам, что собиралась произнести. — Ты говоришь… аконит?

— Тот самый. Тот, что растёт в лесу под этим городом, который вы так старательно прячете. — Я пнула землю, и мне показалось, что вибрация пошла по всему основанию, будто разлилась вокруг. — Да, сюрприз. Мы всё выяснили. Не благодаря тебе, разумеется, потому что с момента твоего появления ты не делала ничего, кроме как смотреть на меня, будто я враг. Будто мы все — враги. Это и есть твоя сторона, Сейдж? Сторона твоего отца, который убивает людей без разбора? И наша — которая верит его чёртовым обещаниям?

Через лицо Сейдж промелькнула буря эмоций. Быстро. Ярко. Но мне было плевать.

Имела значение только одна вещь.

Ключевая.

— Ты знала?

Она встретилась со мной взглядом. Без единого мигания.

Из особняка доносились звуки разрушения — как будто там рушилась гора.

— Нет.

И я знала. Инстинктивно — знала, что это правда. Как бы запутанны ни были её отношения с семьёй, как бы далеко она ни отдалилась… Она никогда не приняла бы участия в этом.

Но в конце концов… имело ли это значение? Для Хейзел и её семьи — нет. Для тех, кто в ближайшие дни будет хоронить своих близких — тоже нет. Неважно, будут ли эти могилы большими… или совсем крошечными. Одна только мысль о маленьких ямках вывернула мне желудок.

Оглушительный грохот и мощная вибрация прокатились по всему каньону. Из особняка вылетело тело и рухнуло вниз, в центр атрия. Волунд замахал руками, как курица, пытающаяся взлететь. Сорвав с него жалобный свист — поток воздуха подхватил его и не дал разбиться о плитку.

И всё же это не было его обычным изящным приземлением. Он споткнулся, едва коснувшись земли — и когда перед ним опустился дракон, чёрный, как упавшая звезда, мы все услышали, как он тяжело задышал.

По его лицу и разодранной одежде было ясно, почему он выглядел так… неважно. Мэддокс за пару минут успел всыпать ему немало. Переломанная переносица, расплющенная скула, кровь, струящаяся по шее. Большинство пирсингов исчезли — смяты, вырваны.

Мысли о том, что все эти травмы заживут через пару минут — благодаря его фэйской крови — только разозлили меня.

Сделай его человеком, — прошипела Тьма с ненавистью.

О да.

Это была отличная мысль.

Волунд сплюнул кровь. С крыши спустились ещё двое, скользя по потокам воздуха, будто парили. Цефир и Сивад стали по обе стороны от отца.

— Грубая ошибка, дракон, — процедил один из них. — Ты только что нарушил хрупкое перемирие между нашими фракциями.

Мэддокс даже не держал копья. Но рога его уже пылали. Он взглянул на Волунда с презрением и отвращением.

— Правда? — бросил он.

— Я… хотел, чтобы вы стали частью нового королевства. Хотел…

Но стоило ему прошептать ещё хоть слово — и Мэддокс сократил расстояние за миг, ударив Волунда по лицу с такой силой, что затрещали кости.

Цефир и Сивад среагировали: прошептали заклинание и одновременно свистнули. У ног Мэддокса закружился вихрь, поднялся спиралью вверх и оторвал его от цели. Пламя на рогах погасло, дракон пошатнулся.

Я вскинула руку — и два чёрных кнута обвились вокруг шей Цефира и Сивада. Они были растеряны. Испуганы. Страх бился в их сердцах сильнее, чем они пытались показать.

— Лучше приберегите дыхание, — прошептала я.

Они попытались разорвать мои тени. Бесполезно. Для них они были нематериальны. Их магия исчезла, а рога Мэддокса снова вспыхнули.

Он метнул в мою сторону взгляд — благодарный — и снова прыгнул к Волунду.

Я наблюдала, как он швырнул фэйри на землю, прорвавшись сквозь ветра, словно сквозь лёгкий ветерок. И вспомнила слова Фионна:

«Он — дракон, сдерживаемый лишь слоями магии. Если бы не они, я бы давно уже прятался, чтобы он не превратил меня в пепел».

Драконы были самой могущественной расой сидхи. Да, друи достигали вершины фэйских искусств, но в сравнении с настоящим разъярённым драконом… это было ничто. Даже если он думал, что его кровь настоящая.

Сейдж не сказала ни слова, пока её отца избивали. Цефир и Сивад со временем поняли намёк — и я убрала свою тьму.

Когда Волунд остался просто телом, почти не подающим признаков жизни, мы с Мэддоксом были уже не одни.

Во внутренний двор вошли Фионн и Морриган. За ними — остальные дети Волунда. И Оберон с другими союзниками.

И множество фэй из цитадели — привлечённые хаосом, так же, как и раньше, когда я проходила испытания.

Из кожи Мэддокса сочился сажистый дым, пока он сжимал пальцы на одном из рогов Волунда.

— Из-за твоей лжи погиб невинный ребёнок. Погиб отец. Брат. Бабушка. Сотни. — Голос Мэддокса звенел от ярости. — Ты понятия не имеешь, что значит держать слово. Основания Инис Файл сгнили… если они вообще когда-либо существовали.

Он резко взмахнул запястьем.

ХРЯСЬ.

Крик Волунда прокатился эхом по всему атрию, по особняку, по цитадели… и дошёл до самых окраин. Его дети сжались от боли, Сейдж зажмурилась, а на лице Оберона невольно дрогнула гримаса сочувствия.

Мэддокс швырнул обломок рога на землю. Теперь из спутанных чёрных волос фэйри торчал только один. Он был лишь половиной короля, которым себя называл.

Пока он корчился на плитке, я представила себе, каково это — не просто сломать кость, а вырвать магически сплетённую сидхскую часть тела. Это была самая настоящая ампутация.

Я опустилась на колени перед ним и вытащила лепесток аконита из кармана.

— Если бы я была человеком, одного прикосновения хватило бы, чтобы яд начал действовать. Паралич, пот, тошнота. А потом, после долгой агонии, — остановка сердца. Но я — не человек. Как и ты. Как и все, кто тебе дорог. Вот почему аконит — умный выбор. Фэйри в Анисе могли бы продолжать пить эту воду и даже не почувствовали бы последствий.

Я обрушила на него Тьму и начала выкачивать из него всё, что делало его сидхом. Он родился таким — значит, это было сродни попытке выскрести костный мозг. Невозможно. Больно. Противоестественно. Он кричал, бился, извивался.

Но я продолжала. И продолжала. Пока не убедилась, что он стал настолько человеческим, насколько вообще возможно.

Тогда я силой разжала его рот и вложила лепесток внутрь.

— Съешь, пожалуйста, — произнесла я очень спокойно.

Он попытался выплюнуть — не позволила. Тьма сжала его челюсть, не давая закрыться, а потом перекрыла доступ к воздуху настолько, чтобы он понял: легче проглотить, чем сопротивляться.

И вскоре пришли симптомы. Я наблюдала за ними медленно, методично. Без спешки.

Я не сморщилась, когда он начал рвать — сначала едой, потом только желчью. Не вздрогнула, когда его речь превратилась в бред, потому что он больше не мог складывать слова. Просто ждала, пока его сердце начнёт замедляться… всё медленнее… и медленнее…

И когда он уже корчился в предсмертных судорогах, я отозвала Тьму и вернула ему магию.

Фэйская кровь исцелила его куда быстрее, чем мне хотелось бы, но агония успела оставить следы на его когда-то прекрасном лице. Его плащ был залит рвотой. Руки — те самые, что вечно сияли кольцами — дрожали, как у старика.

Это было самое близкое к старости и болезни, что он когда-либо испытает.

— Это… ничто, — сказала я ровно. — Потому что ты жив. А вот многие — нет. Вы поступили здесь точно так же, как армия в На Сиог. Вы смели всё, не разбирая, кто перед вами. А герцог и его свита? Это ровно то, чем занимается Дикая Охота. Я это видела — не раз. Скажи мне, Волунд, как это должно спасти королевство?

Он скривил губы в снисходительной улыбке — и этот жест прорвал стену отупения, охватившего меня.

Слюна смешалась на его подбородке с чёрной жидкостью, сочащейся из разорванных пирсингов.

Говорил он сипло, прерывисто:

— Прежде чем что-то чинить, нужно… сделать куда больше. Больше вреда. Больше крови. Иногда это необходимо. То, что Двор сделал с сидхами за века — не забудется. Они должны заплатить. Тебе жаль крестьян? Скажи мне, сколько из них подняли бы руку, чтобы спасти тебя, если бы тебя схватили и повесили прилюдно? Сколько бы хоть раз взглянули на твой труп, если бы тебя посадили на кол за то, что ты сидха? Они оглохли и ослепли ко всему, что не похоже на них. Мы для них — не живые, не чувствующие. Я хочу, чтобы это изменилось. Чтобы они раскаялись в той жизни, которой жили до сих пор. Чтобы почувствовали себя такими же маленькими и беспомощными, какими они нас заставляли быть веками. Те, кто поймёт — выживут. Остальные… Достаточно посмотреть на этот город. Пример — лучший учитель. Не так ли, Инициаторша?

Я… не могла дышать.

Потому что сама когда-то думала почти так же.

После того как Дуллахан пробудился и убил маленькую Тали, во мне кипела такая ярость. Я сочувствовала Эмбер, старшей сестре Тали, — её боли, с которой ей теперь предстояло жить. Этому пустому месту внутри, которое ничем не заполнить, когда у тебя отнимают то, что ты любишь больше всего… и ты ничего не можешь сделать.

Да и сам принц Бран наглядно показал, насколько он оторван от реальности, когда рассмеялся, показывая мне отрезанные уши десятков младенцев-сидхов. Для него это были не невинные дети, которых надо защищать по определению.

Да, я много раз думала то же, что и Волунд.

Но — в отличие от него. И от таких, как моя мать. Во мне всегда оставалось место для других мыслей. Для других возможностей.

Старик Ффодор был человеком — и стал моим первым другом. Когда он увидел, как я колдую, чтобы попытаться его спасти, в его глазах не было ни ужаса, ни отвращения. Он хотел, чтобы я бежала. Хотел, чтобы я выжила.

Гвен, хоть и была воспитана среди знати, втайне присоединилась к Братству.

Фианна пожертвовали собой ради Гибернии.

Игнас.

Плюмерия.

Я сжала кулаки. До побелевших костяшек.

— Во-первых, — прошептала я, — ты больше никогда не назовёшь меня Инициаторшей.

— А во-вторых… нет, нельзя мстить той же монетой. Потому что в нашем королевстве нет чёрного и белого. Обобщая, ты приговариваешь невинных за то, чего они не выбирали. Я не просила родиться в своей семье. Или с этой судьбой. Как и сидхи. Как и люди. То, кто ты есть, не определяет, на чьей ты стороне. Или во что веришь. Всё может измениться, — сказала я твёрдо. — Безразборная смерть ничему не учит. Она — только предвестие ещё одной эпохи террора. А нам этого уже достаточно. В Гибернии.

— Ты только подогреваешь моё любопытство, — пробормотал он. — И что же ты сделаешь, когда прибудет Теутус? Попытаешься с ним… договориться?

— Если бы это было возможно — без сомнений, да, — твёрдо ответила я, хотя мы оба знали, насколько нереальна такая надежда. — Я буду сражаться, если придётся. Но войну начну не я. Мы все уже слишком много потеряли. Крови пролито более чем достаточно. — Отчаяние зазвучало в моём голосе. У этого мужчины была власть. Его слова всё ещё значили многое для могущественных фэйри. — Нам нужна… мирная связь. Как когда-то, здесь, в лесу Борестель. Та, что могла бы быть в Эмералде…

Я сразу поняла, что сказала что-то не то.

Что-то в воздухе изменилось. Пространство вокруг Волунда исказилось, его фигура мигнула, словно в рябь.

Мои узы заныли.

— Ты знаешь, как умер великий Паралда? Создатель Борестеля и верный сторонник мирного сосуществования? — спросил Волунд.

В его голосе звучало нечто тёмное. Сарказм, смешанный с презрением.

— Тёмный всадник. Он убил Паралду и короля Гоба, — ответила я.

— Именно. Эти двое дураков размахивали белым флагом, встретились с Всадником, чтобы попытаться договориться. Хотели, чтобы Старик Ник прекратил чуму, уносившую жизни сидхов тысячами… и чтобы он передал послание Теутусу. — Его губы дёрнулись. Улыбка — болезненная, зловещая — прорезала его лицо. — А на рассвете их головы уже развевались рядом с знамёнами демонов. Кто-то говорит, Всадник их обманул. Кто-то — что они добровольно пожертвовали собой ради мира. Но суть одна — фэйри и гномы потеряли своих правителей. И их кости расклевали вороны Морриган. Их черепа теперь служат пресс-папье для Теутуса. — Он глубоко вдохнул. Сломанный рог на его голове сочился мутной серой жижей, капая на землю. — Вот тебе и «мир» между демонами и Человеческим Двором. А ты — ты, что держишь проклятый меч и должна быть светом для угнетённых — ты предлагаешь нам взяться за руки с чертовыми людьми? После всего, что они получили от Теутуса за пять столетий?!

Последние слова он выкрикнул. И над всем этим опустилась тишина.

Полсекунды спустя — волна жара и ярости встала у меня за спиной. Крыло Мэддокса изогнулось справа от меня. Его костяной отросток направился прямо в лицо Волунда.

Но я не чувствовала злости. Нет. Только… жалость. И усталость.

Потому что я поняла: с ним нельзя говорить.

Он… такой же, как Нукелави. И даже не подозревает об этом.

— Мне жаль, что ты так думаешь, — сказала я тихо, проводя ладонью по крылу Мэддокса. Не чтобы оттолкнуть — а чтобы поблагодарить.

— И по поводу твоего вечного вопроса — нет, я не вытащила Орну из камня ради плана. Я сделала это… потому что чувствовала, что так правильно. И это — всё, что я продолжу делать.

Я повернулась к Мэддоксу, повернувшись спиной к Волунду и его ненависти.

В его глазах — понимание. Гордость. Боль. И усталость. Всё то же, что бурлило и во мне.

Прямо за ним стояли Фионн и Морриган. Бессмертный сплюнул, осушил кувшин, что держал, и вытер бороду тыльной стороной ладони.

— Пойду соберу свои шмотки. Этот засранец рано или поздно поймёт, что больше никому не может предложить ни приюта, ни королевства, ни грёбаных вечеринок. — Он взглянул на меня сощуренными глазами. И, клянусь, в его взгляде мелькнула тень веселья. — Впрочем, я и так устал находить песок у себя… между ягодицами.

Глава 34

Аланна

Я снова в долине, у озера, полного манан лир, с зданием, наполненным счастливыми и слегка подвыпившими людьми. Мужчина виляющей походкой пробирается по впадине, среди вереска цвета лаванды. У берега его ждёт прекрасная мерроу с огненными волосами и улыбкой.

На пороге меня снова останавливает тот самый высокий бородатый мужчина.

Но на этот раз он говорит:

— Добро пожаловать, лайли. — А затем оборачивается вглубь здания:

— Ребята, у нас новый член братства!

В ответ раздаются радостные крики и поздравления.

Я вхожу, но золотой свет слишком ослепителен — я не могу различить лиц окружающих. Знаю лишь, что кто-то суёт мне кружку и хлопает по спине в знак приветствия. Я отпиваю немного пива — оно безвкусное.

Кто-то обнимает меня крепкой рукой, прижимает к себе. От него пахнет старым кипарисом.

— Диорд Фионн, Аланна.

Мы покинули Анису два дня спустя — после того как помогли похоронить погибших, отправили послание Пвилю и Абердину с просьбой встретиться у границ Реймса и собрать людей, желающих покинуть город и пересечь пустыню вместе с нами.

И фэйри тоже. Множество фэйри.

Некоторые предпочли остаться. Это был их дом, всегда был. Многие из них всё ещё считали себя частью Инис Файл и продолжали верить в него, не слишком переживая из-за поступков Волунда. Они утопали в своём озлоблении, и мы не могли заставить их передумать.

Среди них были почти все дети Волунда. Я ни на секунду не сомневалась, что они продолжат поддерживать отца — и это ещё не конец. Но ума им хватило, чтобы не нападать на нас и не возражать, когда мы распахнули городские ворота и освободили людей.

А у нас хватило ума не задерживаться дольше, чем нужно, и не дать им времени на построение плана.

У городских ворот, под взором статуй Луахры и Костедавки, я видела, как множество людей уходили, оставляя позади свои жизни, сердца и большую часть имущества. Рианн бросила в мою сторону тусклый, печальный взгляд, когда направилась на восток с большой группой. Я надеялась, что она благополучно доберётся до Гримфира и воссоединится с родителями. И что всё это не ожесточит её сердце ещё сильнее — против сидхов.

Сюрпризом стало появление Оберона, Персиммона и Медоу — с пустыми руками. Даже без жалкого мешка.

— Вы не идёте, — догадалась я.

— Кто-то должен остаться и проследить, чтобы тут всё не вышло из-под контроля. И чтобы за вами не отправились мстить. Теперь ты — враг Волунда, не забывай. — Оберон кивнул в сторону Мориган, сидевшей верхом и наблюдавшей за исходом — пристально. — Она оставила здесь ворона. Мы сообщим всё важное.

Это, казалось, означало, что они на нашей стороне. Но можно ли было быть уверенной? Можно ли было им доверять? Я глубоко вдохнула, глядя в его серебристые глаза — такие… неопределённые. И увела его в тень у стены, чуть в сторону.

— Я расскажу тебе одну историю.

— Ох, дорогая, ты опоздала. Я не сплю с женщинами, которые были с драконом. — Он притворно передёрнул плечами. — Это же ужасный вкус.

Я его проигнорировала.

— Мою бабушку похитила группа сидхов с юга. Вероятно, они увидели, как она использует странную для них магию, сложили два и два и захватили её. — Я прислонилась к стене, прохладной даже под солнцем в зените. — Она никогда не призналась, кто она на самом деле, и смогла сбежать только благодаря милосердию ребёнка. Но так и не оправилась до конца от того, что с ней сделали. Думаю, моя мать впитала в себя весь этот страх и боль. Они обе чувствовали, что не принадлежат ни к одному миру. И научили меня, что с магией в венах или без — врагом может быть кто угодно. Скажем так… я унаследовала их шрамы.

Тело фэйри напряглось. Он понял меня абсолютно.

Он тоже унаследовал шрамы, которые заставили его подсознательно отвергнуть Братство. Будучи ребёнком, он, возможно, винил их в том, что остался без отца и матери. А во взрослом возрасте… какие решения это подталкивало его принимать?

Он убил Дуллахана из-за клятвы крови, данной Эмбер.

И, возможно, всё это также имело отношение к его ужасным отношениям с Веледой.

— Ближе к делу, красавица.

— Это не война между добром и злом, богами и чудовищами. Не было ею и пятьсот лет назад — и не является сейчас. Если мы не выступим единым фронтом, нам не победить Теутуса. Мы не можем убивать друг друга и при этом рассчитывать одолеть демонов. Если ты не способен этого понять… возможно, ты не тот союзник, которого я хочу рядом.

Он тихо рассмеялся, без капли настоящего веселья.

— Первый раз меня так прямо отшивают. Ты хоть посоветовалась с остальными из Братства, прежде чем отвергнуть меня? Просто хочу знать, стоит ли принимать это близко к сердцу.

— Не пришлось. Потому что я говорю не от имени Братства. Я здесь как подруга. — Это слово его удивило. Я увидела, как его уши откинулись назад и как он моргнул — быстро, инстинктивно. — Открой глаза, Оберон. А потом, если у тебя хватит смелости, открой и сердце. Может, удивишься, сколько в нём места. Как однажды удивилась я. Кто знает, может, там даже найдётся уголок для чего-то большего, чем ненависть, разврат и отвратительное чувство юмора.

Одна секунда. Другая. Третья.

Затем он улыбнулся.

— А не хочешь заодно попросить меня раздвинуть ноги?

Я закатила глаза и развернулась, чтобы уйти.

— Ты их вообще когда-нибудь сдвигаешь? — бросила я через плечо.

Вернувшись к нашей группе, я встретилась взглядом с Сейдж — и сердце у меня ёкнуло. Она сидела на верблюде, с тяжёлыми сумками по бокам. Она уезжала с нами.

Я не знала, чего ожидала… и не могла понять, что именно я чувствую — замешательство или неловкость.

Дело уже было не в напряжённости, между нами. Теперь её отец и братья официально меня ненавидели, и их слова до сих пор жгли.

«Ты подумала о том, что сказала Морриган? Что это лишь вопрос времени, когда вернётся Теутус? На чьей стороне будешь ты?»

Как будто это была какая-то чёртова загадка.

Как будто всё, что между нами было — кем я была, что с ними разделяла, — оказалось ложью.

Да, я их обманула. Но и у неё были свои призраки.

И я не собиралась больше извиняться за её страхи.

Я прошла мимо и направилась к Эпоне. Единорог фыркнул, широко раздувая ноздри, и тревожно забил копытом по песку. И я подумала: ну, чудесное нас ждёт путешествие.

Большую часть пути мы держались рядом с другими группами, направлявшимися на восток. Дороги Вармаэта были пустынны, и через несколько дней после отъезда к нам прилетел лебедь прямо из Реймса. Ойсин сообщал о новых волнениях и о том, что многие аристократы покидают Эйре. Они собирались укрыться в своих загородных имениях — как можно дальше от столицы и всего, что там происходило.

К письму был приложен ещё один фрагмент из Голоса народа:

После стольких тайн мы можем прийти только к одному выводу по поводу отсутствия коронации и короля. Разумеется, чисто с логической точки зрения и в рамках дедукции.

Всем известно, что только истинные Нессиа, потомки великой, почитаемой (и так далее) Луахры, могут носить корону. Именно это королевский дом всегда так гордо провозглашал. Только их кровь санкционирована Теутусом на занятие трона. Для всех прочих этот венец из золота и драгоценных камней — яд.

Так что, если мы имеем дело с вопиющим свидетельством того, что на самом деле произошло с королевой Дектерой?

А что, если она не стала жертвой эпидемии пятнадцать лет назад?

Что, если король узнал, что супруга искала утешения в чужой постели… и что второй ребёнок вовсе не был Нессиа?

Бедный, бедный Бран. Должно быть, он пытался примерить корону, так и не поняв, в чём дело.

Пожалуй, сейчас было бы разумно сдуть пыль с Камня Судьбы.

— Проклятый Ронан, — пробормотала я.

Мэддокс, сидя сзади, обвил поводья Эпоны вокруг седельного рожка. Он уже совершил свой очередной облёт и заметил лебедя первым. Бедной птице едва не хватил удар от одного только вида дракона в небе.

— Ты знаешь Ронана?

Я немного повернулась к нему.

— А ты?

— Он довольно известный торговец, особенно в Гримфире, Реймсе и Эйре. Будучи капитаном одного из отрядов Охоты, я имел с ним множество неловких бесед.

Я слегка улыбнулась.

— Да, он всегда стоял одной ногой в законе, а другой — в теневом мире Гибернии.

Тело дракона немного напряглось у меня за спиной.

— Подожди… Все эти подработки, о которых ты рассказывала, когда была маленькой…

— Именно. Прямо сейчас ты сидишь в седле с одной из бывших девочек Ронана. И, надо сказать, весьма успешной.

Мне было странно в этом признаться. Как и многое в моей жизни, это было тайной. Отчасти — из-за последствий, которые могла повлечь за собой такая информация, отчасти — потому что люди, связанные с Ронаном, не пользовались особой симпатией у приличного общества.

— Что? Но ты же была ребёнком. Сколько тебе было лет?

— Около… десяти? Одиннадцати? Это было до рождения Каэли, до того, как мы переехали на юг, в Тэлми. Моя мать сумела обмануть одну добрую женщину в Реймсе, которая сжалилась и дала нам комнату почти бесплатно — потому что не могла позволить себе оставить её с маленькой дочерью на улице. Я плохо питалась и выглядела младше. — Я не начала набирать вес и чувствовать себя человеком до тех пор, пока мы не прожили несколько лет в Гальснене. При воспоминании о той поре во рту появился горький привкус. — Но моя мать не воспользовалась возможностью. Дала себя убедить парочке проходимцев из квартала наслаждений и пропадала сутками. Я не могла рассказать хозяйке, чтобы та не заподозрила, что мама не ищет нормальную работу. Так что я сама пошла её искать. И он нашёл меня.

Я поняла, что Мэддокс с трудом сдерживает эмоции — по его медленному, сдержанному выдоху.

— Твоя мама…

— Она всегда была потерянной. Пока не родилась Каэли. Та появилась ненадолго, но с ней мама стала… лучше. Лучшая женщина. Лучшая мать. — Я пожала плечами, как бы стряхивая с себя ту детскую печаль, которая тогда ничего не понимала. — Дело в том, что я ограбила богача на улице. Его кошелёк, жемчужное ожерелье с шеи его собаки и часы. Я была в восторге — если бы удалось всё продать, мы бы могли питаться несколько месяцев. Но в ту же ночь к нам пришёл Ронан. От него в городе ничего не ускользало. Оказалось, что тот богач — грёбаный граф Хеннес. О краже гремели все газеты. — Я потрясла листовкой. — У Ронана глаза и уши даже в сточных трубах. Он договорился с моей матерью, и она согласилась, чтобы я работала на него — в обмен на деньги, которых хватило бы нам на безбедную жизнь.

— Она тебя продала?

Так и было. Я хотела, чтобы она встала на мою защиту, выставила Ронана и его головорезов за дверь, поняла, что я бы не полезла в эту кашу, если бы она просто выполняла роль родителя.

Но этого не произошло.

— Всё равно я бы в итоге оказалась у него. Никто не говорит Ронану «нет». Помнишь, я рассказывала, как однажды в отчаянии пила из лужи? Это было тогда. Он не такой ужасный, как ты думаешь. Пока я работала у него, я никогда не голодала. И многому научилась — у него и у его девушек.

После нескольких долгих секунд молчания Мэддокс тихо пробормотал:

— Например, как перерезать сухожилия на ногах красивым незнакомцам и снимать с них серьги, пока они отвлеклись?

— К примеру.

— Я ненавижу твоё детство, — резко сказал он.

— А я твоё.

Я почувствовала, как он коснулся губами верхнего края моего уха.

Дракон легонько постучал пальцем по листовке.

— А всё это, между прочим, ложь. Бран — сын Дектеры и короля, настоящий Нессиа. Хотя она изначально и хотела обмануть его, Дектера прекрасно исполняла свою роль. Включая супружеские обязанности.

— Ну, тогда мы по-прежнему не знаем, что происходит во дворце.

— Похоже на то.

Спустя десять дней на горизонте уже виднелись горы Хелтер. Мы оказались единственными, кто продолжил путь прямо в Долину Смерти. Остальные группы разошлись в стороны, выбирая обходные тропы. После того, что они пережили в Анисе, я не могла их винить за то, что они не хотели ступать в место, где закончилась война — о котором ходили слухи, будто оно проклято.

Я чувствовала себя чужой и выброшенной из времени, проходя мимо озера Гленн На Сиог, на островке которого больше не было меча, вонзённого в камень. Орна хранила молчание с тех пор, как мы вошли в долину, и я погладила её фиолетовые камни.

— Ты в порядке?

Орна завибрировала мгновенно.

— А с чего бы мне быть не в порядке?

— Не знаю. Плохие воспоминания?

Ответа не последовало, поэтому я мягко похлопала её.

— Пока это зависит от меня, ты больше никогда не окажешься рядом с тем островком. Или с каким-либо другим камнем.

— Это вы все вначале так говорите!

Проход через На Сиог оказался… тяжёлым. Улицы, по которым я смеялась и пьяно шаталась во время Бельтайна, руины «Безумной Рыбы», площадь, где Хигель обвенчался, кузница Ошина…

Всё, всё, всё было разрушено, опустошено и неподвижно. Слишком неподвижно.

Перевал через Хелтер оказался гораздо проще без снега. Мы едва взглянули на мрачный лес Спорайн — там больше не было ни демонов, ни слугов, способных отнять жизнь.

Мы нашли пастбища, на которых сидхи из На Сиог выращивали свои урожаи, и решили остановиться на ночлег — в доме и в амбаре. Мэддокс рассказывал, что несколько семей из деревни занимались этими полями и поднимались сюда, когда нужно было поработать. Некоторые грядки уцелели без ухода, но большая часть пропала.

Сейчас как раз был бы пик сезона сбора урожая… Я провела рукой по кустам клубники, высохшим и хрупким. Видимо, люди сбежали после битвы.

Внутри дома всё было нетронуто, будто кто-то побывал здесь с утра. Разве что всю мебель покрывал толстый слой пыли. Я поёжилась, когда вошла. Казалось, будто нарушаю чью-то священную территорию.

После ужина мы разошлись по трём спальням и кухне, которая служила ещё и столовой. Фионн без зазрения совести обыскал кладовую, отыскал бутылку виски и ушёл в амбар.

Морриган и Гвен выбрали одну из комнат; в Анисе они сблизились. Или, как выразился Мэддокс: «Морриган ничего не поделает, если Гвен решила, что та ей нравится». Сейдж без слов устроилась на диване у кухни, Веледа была счастлива спать одна, а Мэддокс и я заняли последнюю комнату.

Я отвернулась от зеркала на комоде. Через окно в лунном свете я видела тропу, пересекавшую склоны Хелтера. Помнила орешники, рябины и сосны… но больше всего — чёртовых пейстов.

Мэддокс подошёл ко мне и прижался грудью к моей спине. Он обнял меня, стараясь не поцарапать шипами. И на какое-то мгновение я могла притвориться, что не чувствую себя выжатой до последней капли — после пустыни, десятков похорон, ссоры с могущественным фэйри и испытаний у Фианна.

Он смотрел туда же, куда и я.

— Иногда я всё ещё чувствую их запах.

— Пейстов? Иногда я до сих пор ощущаю их вкус.

Он усмехнулся:

— Ах да, они же взорвались тебе в лицо. Славные воспоминания. — Его нос уткнулся мне в шею, он вдохнул запах. Он делал это каждый раз, когда мог, — я уже знала, что это успокаивает его дракона. — Это ведь тогда я впервые увидел тебя голой.

— В нижнем белье, если быть точной. Я не разбрасываюсь своими чарами просто так.

— Хорошо. — Его огромная ладонь внезапно скользнула вверх и обхватила мою грудь, сжав её. Я замерла, дыхание сбилось. — Мне бы очень не хотелось испачкать руки, если кто-то осмелится на тебя пялиться.

— Знаешь, я вообще-то должна тебя отчитать за такие комментарии. — Я повернулась к нему лицом. Золото в его глазах сияло, как живое пламя. — Но я слишком устала.

Он усмехнулся в полсилы, демонстрируя клык.

— Скажем, что дело в этом.

О, боги… каким же он был красивым.

Я не смогла удержаться и встала на носочки, чтобы поцеловать его. Каждый раз это ощущалось как в первый. Каким-то странным, безумным образом. Неважно, что я уже запомнила его вкус, как он проводит языком, по-моему, и тот хриплый стон, что всегда срывался с его губ, когда я вонзала ногти ему в затылок. Это было…

Мы услышали два громких удара в стену.

— Только не сегодня, умоляю! — крикнула Гвен.

— Определённо, она моя любимая, — вздохнула Орна, всё ещё болтаясь у меня на ремне.

Мэддокс оскалился, скривившись от досады. Он уткнулся лбом в мой.

— Интимность, — прошипел он.

— Что это такое? Где это купить?

***

Меня разбудил прекрасный-прекрасный голос.

Настолько прекрасный и завораживающий, что я сразу поняла: что-то не так. Стоило открыть глаза, как Мэддокс прикрыл мне рот ладонью и жестом приказал молчать. Он тоже это слышал.

Мы медленно открыли дверь и застыли в изумлении: Гвен выходила наружу, пошатываясь. Волоча ноги, с опущенной головой, она двигалась, будто во сне, а её длинные светлые волосы сияли в темноте, образуя ореол.

Снаружи голос продолжал звать её — без слов, одними вибрациями. Это было пение, полное обманчивого умиротворения, призрачных мелодий и роскошных пиршеств. Оно вызывало в воображении чудесные картины.

Это было пение смерти.

Мэддокс бросился следом. Я схватила Орну и бегло осмотрела дом. Сейдж и Морриган всё ещё крепко спали, не подозревая о происходящем.

А Веледы не было.

Чёрт.

Я услышала крик Мэддокса и выбежала наружу. Он боролся с Гвен — та вырывалась слабо, неосознанно, словно тело не подчинялось ей. Глаза у неё были закрыты, губы чуть приоткрыты. Она спала.

А значит… это могло означать только одно.

— Я надеялась, что эти твари давно вымерли, — пробормотала Орна.

Я подняла глаза к ночному небу. Очаровательное пение сменилось зловещим щелчком, смешанным с хохотом. Что-то тёмное металось в вышине, скрытое ночным мраком.

Я ударила Орной по земле.

— Отпусти мою подругу и спустись сюда. Быстро.

Она подчинилась — не по моей воле, конечно. Чёрное пятно рухнуло на землю и вытянулось в фигуру женщины невероятной красоты. Её алые глаза с интересом рассматривали меня. На ней были лохмотья, едва прикрывающие грудь и бёдра, а в чёрные волосы была вплетена увядшая роза.

— Ах… а с чего бы мне это делать? Тогда я лишусь ужина.

Она взмахнула когтистой рукой, и Гвен завизжала, извиваясь в объятиях Мэддокса. Вампирша полностью подчинила её сознание — классический способ охоты. Хоть многие сами отдавались деарг-дюа, соблазнённые ложью Двора, эти твари всё же предпочитали сопротивление. Им нужна была охота.

Позади послышались быстрые шаги. Сейдж и Морриган проснулись от шума. Первая сразу же подбежала к Мэддоксу с флаконом в руке и несколько раз провела им у носа Гвен.

Та резко вздохнула и очнулась.

Сопротивление прекратилось.

— Что… происходит?

Деарг-дюа раздражённо цокнула языком — как ребёнок, у которого отняли сладость.

— Какая жалость. У блондинок обычно особенно пикантный вкус. Ну да ладно… — Её тело начало растворяться, а лохмотья окутали её фигуру — Мы довольствуемся другой.

Я кинулась вперёд и неловко ударила Орной, но только рассекла воздух. Её хохот и визг растворились в небе, уносясь к склонам.

Я бросилась следом.

— У них Вэл!

Деарг-дюа всегда охотились втроём. Некоторые считали, что они рождались именно так — тройняшками, связанными кровью и проклятием. Как бы там ни было, убить их было до невозможности трудно. Из-за постоянного потребления крови они моментально заживляли любые раны — даже если им отрубить голову, на её месте вырастет новая. Единственный способ обезвредить тварей, который мне был известен, — это придавить их чем-то настолько тяжёлым, чтобы они не смогли выбраться. Они не умирали, но становились пленницами.

А придавить троих — задача не из лёгких.

Кто-то догнал меня на склоне, и, обернувшись, я увидела Морриган. Отпустив идею выследить самих деарг-дюа — они растворялись в темноте, скользили, как тени, — я сосредоточилась на поиске следов Веледы. Её, скорее всего, заманили так же, как Гвен. А значит, босые ноги должны были оставить следы…

Внезапно воздух наполнился шумом, и стая ворон пронеслась мимо нас, врываясь в лес, поднимая вихрь листвы и распугивая зверьков. Морриган остановила меня:

— Жди. Они найдут её. — Её глаза помутнели, покрывшись серой вуалью. — Они не могли унести её далеко. Должно быть… Вон там. — Она моргнула, и туман исчез. — За мной.

Ошеломлённая, я пошла следом. Морриган уверенно свернула на тропу, ведущую вглубь склона, к скоплению камней. Я и не знала, что её магия с воронами работала так, но теперь всё стало ясно.

Что-то голубое мелькнуло между орешником — ночная рубашка Вел. Одна из деарг-дюа с хохотом рвала ткань на клочки, пока вторая скользила когтями по обнажённым ногам моей подруги. Веледа лежала на земле — безвольная, беззащитная.

— Сегодня мне хочется чего-то поострее, — прорычала одна, поднимаясь вверх по её бёдрам. Длинный чёрный язык свисал у неё изо рта, почти до груди, а над ним торчали два продолговатых клыка. — Эта бедренная артерия пахнет… просто божественно.

— Три глотка, Дилиат. Потом моя очередь.

— Да-да…

Когда я увидела, как Дилиат склоняется к паху Вел, из моих пальцев вырвалась тьма. В тот же миг десятки ворон набросились на другую вампиршу, терзая её клювами, заставляя визжать от боли.

Я обвила тьмой лодыжки Дилиат и потащила её прочь. Она пыталась вцепиться когтями в землю, оставляя борозды, но я повесила её вниз головой на дерево. Хотела вытянуть из неё силу, ослабить… но…

От неё нечего было вытягивать.

Понадобилась доля секунды, чтобы понять: она демон. В отличие от слуагов, что питались ойв, её вид не имел души. Они не были сотканы из той же материи, что сидхе.

И в этот краткий миг колебания что-то тяжёлое навалилось мне на спину и повалило на землю. Тьма сразу приняла форму щита, защищая меня, когда вонючий рот — гораздо шире человеческого — попытался вцепиться мне в шею. Клыки ударились о нечто прочное, как мрамор, со скрежетом. У меня зазвенело в правом ухе.

Я оттолкнула её локтём в висок — это была та, с розой в волосах.

Из-за моей заминки Дилиат вырвалась из пут тьмы, а другая, устав от атак ворон, распалась на облако чёрных струек. Все трое собрались в вихре когтей, ртов, рук и ног, снова обретая формы перед нами.

И были они очень-очень злы.

Я глубоко вдохнула.

— Есть идеи? — прошептала я.

Морриган откинула назад свою рыжую косу.

— Их не убить, так что лучше даже не пытаться сражаться.

— Есть полезные идеи?

Её синие глаза скользнули к моему бедру. К Орне.

— Если она смогла убить Тёмного Всадника и испарить слуагов, то, может, попробуешь с этими тремя дурочками?

Дилиат шумно выдохнула, оскорблённая.

— Что ты сказала?

— Предательница! — прошипела та, что с розой в волосах. — Подожди, когда наш господин узнает, чьи ноги ты теперь лижешь.

Морриган лишь усмехнулась дерзко.

— Ах, он уже знает. И придёт. И тогда всем вам снова придётся греть ему постель по очереди.

Вампирша побледнела.

— Нет… Это не…

— Не слушай её, — оборвала её та, что разорвала ночную рубашку Вел. Она была самой высокой из троих. — Господин не может явиться сюда.

Я прищурилась.

— Что ты имеешь в виду?

Она уставилась на меня своими кроваво-красными глазами.

— Мы не будем делиться секретами своего хозяина с тобой. Ты не он, даже если носишь его кровь и его меч. А если он снова ступит на эту землю, он наградит тех, кто избавился от его последнего врага.

После этого она рванулась ко мне, оскалив клыки и выставив когти. Я выхватила Орну, успев отскочить, но всё равно почувствовала, как её когти полоснули мне по руке. Четыре глубокие царапины тут же залились кровью.

Деарг-дюа рассмеялась, как сумасшедшая.

— Чуете, сёстры? Кровь демона! Это не спрячешь!

Я стиснула зубы и подняла Орну перед собой.

— Мне нужна помощь, — сказала я.

Она едва заметно завибрировала.

— Не думаю.

— Что?

— Они — вампирши. Младшие демоны.

Волоски на затылке встали дыбом. Я резко развернулась и одновременно нанесла удар. Напрасно — лишь услышала удаляющийся смех.

— Ты — моя клинковая дева, — продолжила Орна. И, к моему полному изумлению, её голос прозвучал с ленивым зевком. — Моя напарница. Этот пьянчуга может говорить всё что угодно, но тебе не нужно обучение, чтобы владеть мной. Мы созданы для того, чтобы работать вместе.

Я сильнее сжала рукоять, обдумывая её слова.

— Но в Долине…

— Ох, борода Гоба, да ты не из-за меня выдохлась! Ты вообще когда-нибудь слушаешь, девчонка?

Я ничего не понимала. Да, Орна не раз говорила, что это была не она, кто лишил меня сил. Я просто считала, что это всё — последствия событий того дня, особенно того, что я сражалась с ней в руках. Из-за силы, которую она мне передала. Из-за того, что направляла мои движения.

Так значит…?

— Справа, — прошептала Орна.

Я сделала шаг назад — и тут же получила ещё одну глубокую царапину в живот. Вскрикнула и согнулась. Чёрт. Если так пойдёт дальше, меня порвут на куски.

Я выставила Орну перед собой. Отполированное лезвие, сверкающая кромка, драгоценные камни в оправе, подобранной под цвет моих глаз.

— Это было из-за магии… — прошептала я. — Слуаги. Никто.

Камни вспыхнули фиолетовым.

— Сотни слуагов и один Тёмный Всадник, ни больше ни меньше. Слишком тяжёлый груз для одной лишь девушки. Даже если в её венах течёт такая кровь, как у тебя.

Именно это сказал Мэддокс, когда коснулся моей тьмы во время поединка.

«Ты носишь это бремя каждый день?»

Теперь я поняла, о чём он говорил. Потому что я действительно несу его всю жизнь. Оно стало для меня настолько привычным, что я его почти не замечала. А ведь с Анисы оно стало просто чудовищным.

Вот почему я избегала смотреть в зеркало той ночью.

Я коснулась плеча и почти почувствовала горячее дыхание теней, прилипших ко мне. Души, оив — все искали во мне прибежище. Раньше я пыталась считать их. Теперь — это было невозможно.

Вот что сломало меня в Долине.

Вот что заставило переступить порог Царства Кранн-Бетада.

Вот что Керридвен велела мне принять.

И самое главное — я избегала браться за Орну без всякой причины.

Я бросила взгляд на Морриган. Она казалась даже развеселённой, превращая своих ворон в волков и псов, что загоняли двух других вампирш. Она почти не двигалась с места и лениво крутила в пальцах конец своей косы.

Она подмигнула мне. Теперь я понимала, почему она сошлась с Гвен.

Когда этот жадный смех вновь приблизился ко мне в третий раз, я взмахнула Орной без колебаний и без удержки. И снова почувствовала, как по моим рукам разливается тепло — словно горячий мёд. Усталость отступила, боль от ран почти не ощущалась.

Лезвие вошло. Разрезало, и смех сменился на стон.

Я подумала — чья же кровь сейчас заливает землю?

Она остановилась передо мной, потрогала рану на груди, будто не веря, что это действительно с ней. Вся её одежда, живот и ноги моментально пропитались красным. И рана не остановилась — наоборот, разрез продолжал расти, будто клинок продолжал резать, хотя я уже отступила. Он прошёл по спине, раскрыл её, как гнилой плод — наружу полезли мёртвые корни, покрытые плесенью черви, сухая пыль.

— Ну что ж, работает, — прокомментировала Морриган.

Я с открытым ртом уставилась на Орну.

Это был меч Короля демонов. И он ранил демонов… так же, как гематит — сидхов.

Вампирша завизжала и, в последней отчаянной попытке, метнулась ко мне, целясь в горло.

Я попятилась, и в этот момент нечто огромное, лохматое и коричневое метнулось вперёд и снесло её с траектории.

Медведь вонзил лапу — размером с бочку — прямо в рану на груди вампирши. Пять когтей, как кинжалы, погрузились в плоть. Затем он раскрыл челюсти размером с кузов и зарычал ей в лицо с такой силой, что воздух взорвался от давления.

Я пошатнулась, магия ударила, как лавина. Деревья согнулись. Земля задрожала. Даже вороны Морриган замерли на секунду — и этого хватило двум другим вампиршам, чтобы исчезнуть.

Запах демона исчез.

В воздухе повис… сладкий аромат. По-настоящему сладкий.

Моё сердце сжалось. Я узнала его. Инстинктивно.

Тело вампирши распалось на гниль под тяжестью медведя. Когда под лапой не осталось ничего, кроме грязи и мерзости, он отступил. Он был… огромен. Крупнее любого медведя, которого я когда-либо видела. А я ведь охотилась на гигантов в Хелглаз, чтобы выжить.

Сначала он повернул голову к Морриган — та выглядела скорее заинтригованной, чем напуганной. Потом — ко мне. И…

Изумрудные глаза в звериной морде.

Я пошатнулась. Орна тихо завибрировала и прошептала:

— Я чувствую…

Земля задрожала от новых шагов. В паре метров от меня затормозил кабан, на спине которого ехал угрюмый брауни. Его шляпа из пуговиц болталась на боку.

— Точно. Обоняние у сладкоежки кабана никогда не подводит, — буркнул он, хлопнув зверя по голове. Потом уставился на меня с укором. — Уф. Ты стала ещё худее.

Моё сердце застучало сильнее.

— Хоп? Дедалера?..

Медведь двинулся ко мне, и по мере того, как приближался, его окутала дымка из золотых искр и света. Когда она рассеялась, на её месте стояла молодая женщина в зелёном платье и шерстяном жилете. Босая.

— Привет, Аланна'са.

Мир закачался, будто маятник.

Я не узнала этот взрослый, бархатистый голос, не узнала её без щербинки в молочных зубах, и локоны уже были не карамельными, а насыщенно-рубиновыми.

Но эти изумрудные глаза…

И нос, усыпанный веснушками…

— Лики, — прошептала я.

Моё сердце уже узнало её. Тьма внутри меня метнулась к ней, обезумев от радости.

Потому что да, девушка, которая выглядела ровесницей мне и была выше меня ростом, — это моя восьмилетняя сестра.

Глава 35

Аланна

Если есть на свете нечто, внушающее мне истинный страх,

так это брауни из Спорайна.

Чёрт возьми, какие же они кровожадные и задиристые твари!

Никогда — слышите, никогда! — не вздумайте оскорбить

их друзей или родных в их присутствии, если не хотите

распрощаться с парой пальцев на ноге.

— Из запрещённой книги «Двор Паральды».

Длинные тёплые руки обвили меня и сжали так крепко, что в груди защемило. Этот запах был мне знаком. И это ощущение — тоже. Но теперь моя щека прижималась к её груди, а не наоборот. Она шептала мне ласковые, красивые слова на ухо и гладила по спине, снова и снова.

Я не заметила, как подошли Мэддокс, Гвен, Сейдж и Фионн.

Не заметила, как они разбудили Веледу.

Не заметила, как прочёсывали лес, чтобы убедиться, что деарг-дью действительно ушли и эта куча гнили не оживёт снова.

Я не замечала ничего, пока резкий спазм не пронёсся по моей руке, заставив меня зашипеть. Я выронила Орну, и та с глухим звуком рухнула на землю у моих ног — и её.

— Спустись с небес, девчонка! — проворчала меч — Поменьше слёз, побольше внимания!

Слёзы? Да, я плакала.

Она — тоже.

— Меч говорит, — всхлипнула она, втягивая носом воздух. — Обожаю.

Я посмотрела на неё. Её лицо было всего в ладони от моего. Щёки мокрые от слёз, ресницы блестят. Веснушки расползлись и теперь поднимались до самого лба, усыпали скулы и нос. Кожа светилась здоровьем. Волосы стали короче, по плечи, и когда она дрогнувшими губами улыбнулась, я заметила кривоватый зуб — отчего её лицо стало таким… озорным.

Я коснулась её подбородка. Её рыжих бровей. Носа, который больше не был круглым, а стал чуть вздёрнутым.

И снова встретилась с её глазами — и это было как удар под дых.

«Я никогда не променяю тебя ни на кого, Аланна’са».

— Каэли, — прошептала я. Голос дрожал. Пальцы дрожали. Душа дрожала. — Богини… Что с тобой произошло?

— Ох, долгая история. Но ты знала, что медведи растут гораздо быстрее людей? Ну вот примерно это со мной и случилось. — Она теребила пальцы на коленях, сидя на земле напротив меня. Хотя я не помнила, чтобы мы садились. — Но я в порядке, правда. Даже больше чем в порядке.

Уверенность, с которой она это произнесла — словно пыталась успокоить меня, — разрушила меня окончательно. Это был уже не тот голосок — звонкий и детский.

— Но ведь… — я сглотнула. — Всего несколько месяцев назад тебе было восемь. А теперь… Сколько тебе лет?

— Точно не скажу, но Луксия считает, около восемнадцати.

Я прижала ладони к лицу. Восемнадцать? Я… я пропустила десять лет её жизни? Где была моя малышка? Что, чёрт возьми, с ней произошло? Это было естественным ростом? Продолжит ли она стареть с такой же скоростью? Потому что это значит, что…

— Sha’ha…

Тепло. Убежище. Пара больших рук легла мне на руки — и ураган мыслей в голове начал понемногу утихать. По бокам расправились крылья Мэддокса, и Каэли уставилась на них с изумлением.

— Твоя сестра здесь, и с ней всё в порядке. Дыши. Объяснения будут, но сперва — дыши.

Я слегка оперлась на его уверенность, на его тепло. Его присутствие вернуло меня к реальности — к тому, где мы находимся и что произошло перед тем, как появилась Каэли.

— Я в порядке, — сказала я.

Хотя это было не так. Между юной девушкой передо мной и той маленькой девочкой, которую я любила всем сердцем, зияла пропасть, и мой разум изо всех сил пытался соединить несостыковки.

Мэддокс сжал мою руку, а потом отошёл.

— Что скажете, если продолжим разговор в доме? До рассвета ещё пара часов, и я не уверен, не вернутся ли вампирши за местью.

Со стороны Морриган донеслось:

— Сомневаюсь. Жадные — да, но трусливые. Для них тут слишком много сидхов.

Я поднялась, чувствуя, как дрожат колени. Каэли последовала за мной, не отставая ни на шаг. Чёрт, чтобы посмотреть ей в глаза, мне пришлось задрать голову. Это не укладывалось в голове.

Она, естественно, просунула руку под мою.

— Пойдём, Аланна’са. Мне нужно тебе столько рассказать… и ещё больше спросить. — Она закатила глаза в сторону Мэддокса, который на нас поглядывал. — Очень, очень много.

Ох. Шутки про мужчин?

Нет, я к такому не была готова.

В доме мы с Каэли устроились на одном диване, остальные расселись вокруг. Хоп возился на кухне, заваривая всем чай. Мэддокс щелчком пальцев зажёг все свечи.

Веледа закуталась в свой плащ и выглядела немного бледной после всего, что произошло. Я пристально на неё смотрела, пока она не поймала мой взгляд, и тогда я тут же отвернулась.

Гвен села у дивана, поджав ноги. Не сводила глаз с Каэли.

— Удивительно, как вы похожи.

Мы с сестрой обменялись недоверчивыми взглядами. У нас никогда не было общих черт. Каэли — точная копия нашей матери, а я унаследовала тёмные волосы и смуглую кожу от мужчины, с которым она тогда была. По крайней мере, я так думала. У Каэли были изумрудные глаза Тараксис, у меня — фиалковые, как у Теутуса.

Гвен цокнула языком.

— Я о другом. О сущности. О том, как вы двигаетесь. О её улыбке. — Она кивнула на Каэли. — Без сомнений — вы семья.

Каэли одарила её такой сияющей улыбкой, что у меня перехватило дыхание. Она и раньше была красивой девочкой, но теперь?.. Теперь она была по-настоящему ослепительна.

— Спасибо. Я всегда хотела быть похожей на Аланна’су. Ты — Гвен, да? Я тебя помню из замка. Ты принесла мне воду и еду, когда я пряталась в кладовке. Сейдж, Веледа, Мэддокс… А вот этого вечно пьющего господина я не знаю. А ты…

Она остановилась, дойдя до Морриган. Та сжала губы, когда Каэли встала и подошла к ней. Я напряглась, не зная, чего ждать, пока сестра не взяла Морриган за руки и не сказала:

— Спасибо. Я знаю, что ты спасла мне жизнь. Я всё слышала и понимала, понимаешь? Всё. — Морриган затрепетала ресницами, растерянная и тронутая, но Каэли лишь мягко улыбнулась. — Спасибо.

Она оставила её стоять на месте, глубоко дышащую и заметно смущённую, и вернулась ко мне. Дедалера фыркнула, когда Хоп бросил ей на пол немного орешков, и чайник завизжал.

— Ты точно в порядке? — тихо спросила я у Каэли. — Куда тебя забрала Луксия? Почему ты оказалась в Кранн Бетаде?

— Ах да, священное дерево. — Она глубоко вдохнула. — Первые дни Луксия пыталась обратить мою магию вспять, вернуть меня в прежний облик, но это оказалось невозможным. Мне потребовалось много времени, чтобы соединиться со своими силами, принять их и научиться управлять ими. Слишком много лет страха, подавления, побегов… Это не было для меня естественным. Я даже не помнила момент, когда впервые превратилась в медведя. Я почти ничего не помню с тех пор, как мы были у причала. Что-то очень злое овладело мной, когда принц Бран ударил тебя, и я не пришла в себя до тех пор, пока не оказалась в руках у Морриган — гораздо позже.

Да, я помнила ауру, которая тогда окутала мою сестру, этот свет… и как она с лёгкостью разметала охотников. Смертоносная. Неумолимая.

— У Морриган, кстати, мне жилось неплохо. За редкими исключениями, когда Никто полностью овладевал телом, я в основном только ела и спала. И нет, я ни на секунду не винила тебя за случившееся или за то, что ты не смогла спасти меня, когда мы виделись в Теу Бьяде, — сказала Каэли, глядя мне прямо в глаза. — Я знала, что ты сделаешь всё, чтобы добраться до меня.

Я открыла рот, чтобы ответить. Но Мэддокс опередил меня:

— Она сделала всё. И даже больше. Поставила под удар свою жизнь.

Гвен подняла руку:

— Я свидетель.

Каэли улыбнулась.

— Я знаю. Это же Аланна’са. Когда она чего-то хочет, ничто не встанет у неё на пути.

Я почувствовала, как щёки заливает румянец, а в груди разливается чистейшее чувство удовлетворения. Любовь между мной и моей сестрой всегда была безусловной. И сейчас часть тяжести спала с души — потому что она ни на секунду не сомневалась, что я за ней приду. Что ничто и никто меня не остановит.

— Значит, ты не могла вернуться в человеческий облик. А потом что было?

— Она отвела меня в Кранн Бетад, и это было… даже не знаю, как описать. Хотя ты и так знаешь. — Её пальцы нащупали мои. Мы переплели руки. В её прикосновении чувствовалась только жизнь, свет и тепло — как всегда. — Луксия всё это время была там. Внутри дерева есть настоящий дом, и она рассказала, что они с сёстрами и Ширром жили там до того, как попали в Гибернию. Они пришли не прямо из родного мира.

Я нахмурилась, вспоминая лестницу, которую видела среди корней…

— Что? В смысле, они жили в священном дереве?

Все вокруг замерли, вслушиваясь в каждое слово Каэли.

Сестра наклонила голову, задумчиво.

— Луксия никогда не говорит о своём родном мире. Ни о том, что случилось в Тинтагеле и почему они с Ширром ушли. Я знаю только, что сначала они попали в Кранн Бетад и обустроили там быт. Я видела дом, кровати, стол и стулья, следы, которые остались. Они напитались силой, и уже тогда — могущественные — пришли в Гибернию. Создали жизнь, распространили ауэн и оив. Может, поэтому их потом и считали чем-то вроде богов.

— Керридвен говорила мне нечто похожее, — вспомнила я вслух. — В тот день, когда я тебя увидела. Она сказала, что и она, и дерево существовали задолго до Ксены, Тараксис и Луксии. Что, когда они с Ширром прибыли туда, они даже не были богинями.

Слова повисли в воздухе.

Мэддокс, сидевший на низком столике перед диваном, нахмурился.

— Мы почти ничего не знаем о прошлом Ксены, Тараксис, Луксии и Ширра. Но знаем, что есть Иной Мир, а значит, возможно, есть и другие. Логично предположить, что они были существами из другого мира, пришли в Кранн Бетад, напитались магией, пришли сюда — и рассеяли её по всей Гибернии.

Я взглянула на Фиона, прислонившегося к дальней стене, мрачного, как никогда.

— Если ты что-то знаешь, было бы неплохо, если бы ты сейчас заговорил.

Он фыркнул.

— Тараксис даровала мне бессмертие, но не делилась откровениями. Даже когда Ширр напивался до потери сознания, он никогда не говорил, откуда родом или почему они пришли в Гибернию. Если хочешь знать моё мнение — это была слишком болезненная тема. Проще было её похоронить.

Болезненная тема…

— Возможно. Хотя это может объясняться и другими причинами. — Перед глазами всплыл образ Луксии в лесу: гордая, но измождённая. — Она рассказала тебе, почему Теутус её не убил?

Каэли вздохнула:

— Только то, что после смерти Ксены Тараксис решила сама отдаться Теутусу, чтобы всё закончить, и заставила сестру поклясться, что та уйдёт и выживет. Что позаботится о Гибернии и о своих творениях. Поэтому Луксия и скрывалась всё это время. — Её большой палец почти бессознательно гладил мои костяшки пальцев. — Она слаба. Её сила была неразрывно связана с сёстрами, и когда они умерли, у неё почти не осталось сил, чтобы вернуться в Кранн Бетад и ждать, в надежде, что пророчество исполнится. Там, рядом с энергией дерева, она продержалась все эти годы. — Из-под её кожи вспыхнули золотистые нити, лаская мои пальцы, вызывая щекотку и тепло, заставляя меня затаить дыхание. Моя Тьма в ответ лизнула её пальцы, довольная. — Наши магии тоже связаны.

— Мы сами связаны.

Она посмотрела на меня, и вдруг её изумрудные глаза снова наполнились слезами.

— Я так скучала по тебе, Аланна’са.

Я крепко её обняла, прижав к себе. Мне было всё равно, как она теперь выглядит — её энергия была прежней, взгляд, её оив. Она навсегда останется моей младшей сестрёнкой.

— И я по тебе, леэки. Ты даже не представляешь как.

Кто-то кашлянул, между нами.

— Значит, — проворчала Орна, — это и есть вторая девочка-демон.

Каэли отпрянула с восторженным возгласом:

— О да! Я так хотела спросить про меч! Можно?

Она протянула руки к рукояти — и мы все одновременно закричали:

— НЕТ!

Сестра застыла с раскрытым ртом.

— Ну что такое? Я обещаю быть осторожной!

— Орна — особенный меч, — объяснил Мэддокс.

Фион хрипло рассмеялся.

— Ну и грёбаный эвфемизм, — хмыкнул Фион.

— Вы не имеете права высказываться! — возмутилась Орна. — Конечно я особенная, но не потому, что терпеть не могу ваши грязные руки на себе!

Каэли выглядела абсолютно потрясённой.

— Ух ты. Похоже, вы друг друга совсем не выносите.

— Я просто не хочу, чтобы она тебе навредила, — объяснила я. — У неё очень чёткое представление, кто может её носить и как с ней нужно обращаться.

Каэли на секунду задумалась, а потом кивнула.

— Ну, вообще-то, звучит логично. Если бы я была мечом, мне бы тоже не понравилось, чтобы меня лапал кто попало.

— Вот именно! — резко подхватила Орна. Если бы у неё были глаза, она наверняка испепелила бы взглядом и Мэддокса, и Фиона.

Хоп разливал всем чёрный чай с каплей молока и, устроившись рядом, тоже подключился к разговору, рассказывая, как на днях бродил по Спорайну в поисках родни — и наткнулся на Каэли.

— Я сам из Спорайна. И родители мои из Спорайна, и бабушки с дедушками, и все дяди-тёти, и двоюродные. Я отправился их искать, когда услышал, что там больше нет ни Дуллахана, ни слугов. И вот… — он театрально вскинул руку, — бац! Посреди дороги — огромная медведица! Унюхала её Дедалера, и сразу поняли: это та самая малышка, что когда-то перетрясла нам всю кладовку, — сказал он с гордостью. — А потом она вдруг говорит, что чувствует поблизости сестру. Ну и, кажется, мы пришли как раз вовремя.

Каэли улыбнулась мне:

— Сейчас я куда лучше контролирую свою магию. Я попросила Луксию вернуть меня обратно. Единственное место, где я могла тебя искать, было то, куда ты направлялась, когда мы прощались — На Сиог.

Так что, по сути, судьба снова свела нас в нужное время и в нужном месте. И почему-то это меня совсем не удивляло. Я только благодарила богинь за это.

Каэли пригубила чай, поморщилась — и я тут же поняла, что он для неё слишком горький. Она всегда обожала сладкое. Я мысленно пообещала: завалю её малино-марципановыми пирожными, слоёными булочками с корицей и шоколадным сиропом — всем, о чём она мечтала, пока мы работали в пекарне Гримфира и нам было нельзя даже пробовать.

Каэли взглянула на меня поверх чашки и расплылась в улыбке:

— А теперь я хочу знать всё, что произошло, пока меня не было. — Она многозначительно посмотрела на Мэддокса. — Всё.

Дракон ухмыльнулся с озорным прищуром.

Это был долгий разговор, и, несмотря на плохие новости и тревожные повороты, я наслаждалась каждой его секундой всем сердцем.

Моя леэки была здесь. Наконец-то. Со мной.

И это было всё, что имело значение.

Глава 36

Мэддокс

Лахи драконов могут быть маленькими или огромными.

Они не заканчиваются, когда дети находят пару и вылетают из гнезда, — они расширяются.

Если дракон считает тебя частью своего лаха, ты никогда не почувствуешь себя одиноким.

Из запрещённой книги «О народе драконов».

— Можно поговорить?

Мои крылья дёрнулись. Я развернулся рывком.

Какого чёрта…?

Каэли стояла в паре шагов, улыбаясь. Оранжевый свет из окон у неё за спиной очерчивал высокий, тонкий силуэт и вытягивал рыжие отблески из её волос.

Я выпустил охапку дров, которые собирал у амбара. Лето на востоке было куда мягче, чем в Вармаэте, а ночами температура падала. Я мог создать огонь из ничего, но, чтобы в камине поддерживалось пламя, нужна была древесина. Да и спать в такую ночь никому не хотелось. Слишком много нужно было обсудить, и всех нас трясло от пережитого.

— Ты столь же бесшумна, как твоя сестра.

— А кто, по-твоему, меня учил?

Она наклонила голову, не убирая улыбки, — и я не мог не согласиться с Гвен. Каэли была очень похожа на старшую сестру, и дело было вовсе не в цвете волос или глаз. В её манере смотреть на тебя было что-то такое, от чего чувствуешь себя крошечным, под присмотром, значимым или не в своей тарелке — в зависимости от её намерения.

Я прищурился, с усмешкой.

— В день нашей встречи она сначала уложила меня, а потом пригрозила отрезать крылья. Если ты всего лишь хочешь поговорить — считаю, мне повезло.

— Аланна делала и будет делать вещи куда похуже, защищая своих. И теперь ты — её. Знаешь это, верно?

Дракон внутри меня одобрительно зарычал.

Я устроился на поленнице, что кто-то сложил у амбара, и жестом пригласил Каэли. Она без колебаний села рядом, с любопытством разглядывая мои крылья. Я держал их сложенными, отодвинув шипы подальше от неё.

Похоже, её это не тревожило.

— Можешь спрашивать или рассказывать что угодно, и этот разговор останется, между нами, если захочешь. Хотя твоя сестра за нами подсматривает.

Каэли фыркнула.

— Знаю. Наверняка переживает, что я тебе досаждаю. В детстве она была одержима кое-какими легендами об Огненных островах.

Я приподнял бровь.

— В детстве? И как тебе мысль, что это было всего несколько месяцев назад?

— Это трудно объяснить, но я не ощущаю, будто тело сменилось в одночасье, а разум остался прежним. Я выросла. — Она посмотрела на свои руки. — Быстро и магически, но всё-таки выросла и чувствую себя старше. Порой это странно даже для меня, но… да. Сейчас это — я.

— Я рад, — искренне сказал я.

Она подняла взгляд к небу. Чёрный уступал место бледному кобальту. Ночь выдалась долгой — после долгих месяцев и паршивой отсидки в Анисе.

— Я не помню нашу мать. Аланна никогда не говорила о ней плохо, только рассказывала, как сильно та меня любила и как была счастлива, когда я родилась, но я не дура. Хорошая мать не заставила бы мою сестру так бояться и так сильно ненавидеть в себе наследованную магию. Эта женщина поселила в глазах Аланны недоверие к миру, и я всем сердцем это ненавидела. — Она перевела взгляд на дом, и чей-то силуэт поспешно отскочил от окна. — И, несмотря на всё это, она замечательная. Из тех людей, кому можно доверить жизнь. Но теперь я уже не ребёнок, и она больше не одна. Что бы ни случилось, я не позволю ей жертвовать собой ни ради чего и ни ради кого. Ни ради Гибернии, ни ради меня, ни ради тебя. Если кто-то и заслуживает спастись — и быть спасённой, — так это Аланна.

Она посмотрела на меня — и я едва не задохнулся.

В её изумрудных глазах вспыхнул свет, жилы превратились в белые реки. Что-то похожее я уже видел — тогда, на доках Гримфира.

В носу защекотало. От неё исходили волны чистой магии.

Дракон внутри меня фыркнул, заинтригованный. Он не чувствовал угрозы — лишь… любопытство.

Я протянул ей руку.

— Ни одна часть меня, особенно дракон, не позволит, чтобы с моей спутницей случилось хоть что-то. Я скорее сожгу это чёртово королевство дотла.

Изумруд вспыхнул ещё ярче.

— А я станцую на его пепле.

Она пожала мою ладонь, и я едва не выругался. Поток энергии пронзил меня, словно удар молнии. Он вытянул мои крылья, прошёлся по рогам, ускорил сердце — и в тот миг мне показалось, что я способен облететь Гибернию сотню раз. Тысячу. Вечность.

Когда она отпустила, сила схлынула. Жилы её погасли, и Каэли вновь улыбнулась.

— К слову о драконах. Есть кое-что, что я должна тебе отдать.

Я незаметно сделал глубокий вдох, пытаясь прийти в себя. Из-под шерстяного жилета она достала чёрный кожаный мешочек. Синий шнурок на завязке я узнал сразу.

— Мой мешочек с камнями.

Я взял его. Внутри загремели двенадцать камней, я ощутил их сквозь ткань. Я играл с ними столько раз за двадцать пять лет, что мог отличить каждый, даже не доставая.

— Хоп прихватил его, убегая из замка, вместе с другими вещами твоих друзей, — сказала Каэли. — Поручил мне вернуть. И при этом так бурчал, что, думаю, ему просто стыдно признаться, насколько он внимателен.

Мои губы тронула улыбка.

— В духе Хопа.

— Я открыла его. Не смогла удержаться.

— Ничего страшного. Я и сам собирался показать их тебе. Твоя сестра сказала, что история о воинах с камнями в крыльях — твоя любимая.

Она ничуть не смутилась.

— Конечно. Говорили, что твари с островов имели крылья, были хитры и могли заразить худшей из болезней. Наид нак. Можно взглянуть на твои узы?

Аланна рассказала Каэли о нашей связи: как она возникла и как долго сопротивлялась. Опуская, естественно, интимные подробности. Хотя по восторженному блеску в глазах сестры я понял — как только останется с Аланной наедине, она задаст совсем другие вопросы.

Я гадал, откроется ли Аланна или просто опешит, что её сестра — ещё вчера восьмилетняя девчонка — захочет знать подробности её секса с драконом.

Зная её, скорее второе. А Гвен, как всегда, вмешается.

Я расстегнул рубашку и показал Каэли ключицу. Она не дотронулась, но склонилась так близко, что дыхание коснулось моей груди, изучая вечные узы. Я с усмешкой объяснил, что их рисунок совпадает с тем, что есть на чешуе моего внутреннего дракона.

После череды вопросов — о крыльях, рогах, шипах, о том, как я управляю огнём, о связи с Аланной и даже о любимой еде — она вдруг вскочила.

Она прошла несколько шагов, и я готов был поклясться: там, где ступала Каэли, засохшая земляника вновь наливалась яркой спелостью.

— Прокатишь меня?

Она указала на небо, уже окрасившееся в лиловый.

Когда я нёс Каэли над вершинами Хелтера, а она визжала и смеялась мне прямо в ухо, узы внутри меня разразились каскадом щекочущих искр.

Спасибо, — прошептал голос Аланны. Я обожаю смех моей сестры. И…

Я замер в ожидании. Каэли ахнула, когда я резко накренился влево, уходя от стаи воробьёв.

Мне нравится видеть вас вместе, — закончила она. От неё хлынула искренняя благодарность, радость и умиротворение. Но если уронишь её — убью.

Я расхохотался, и Каэли взглянула на меня с сияющей радостью.

Мой лах вырос.

Глава 37

Аланна

В болотах Реймса

больше трупов глупцов с пустыми карманами,

чем в игорных домах.

Ронан Торговец

Реймс встретил нас удушливым, зловонным жаром — оставалось всего три дня до Лугнассада. Болота у побережья превращали этот район, на окраине города, в худший квартал. Когда-то это были старицы Муирдриса, но теперь — заброшенные, лишённые свежей воды, они насыщали воздух смрадом тухлых яиц, от которого сводило желудок.

Тёмные, густые, они унесли больше человеческих жизней в своих глубинах, чем старость. Особенно если кто-то был настолько глуп, что осмеливался подходить слишком близко.

Может быть, именно поэтому виллы в этом районе стали идеальным местом для убежища Братства.

Старая деревянная изгородь, местами прогнившая и сломанная, окружала большое поместье — что-то среднее между усадьбой и конюшней. Вокруг тянулись участки земли, стояли полуразвалившиеся стойла, а раскидистый вяз отбрасывал тень на значительную часть строения. Трава росла клочьями — сухая, убогая. В целом место производило впечатление такого, где лучше не останавливаться.

Что, несомненно, и было целью.

Вдали тянулся Муирдрис, неся свои воды к устью в Вах, отделяя Реймс от Эйре. На другом берегу, за туманом бухты, более чем в пятидесяти километрах, возвышался дворец. Его остроконечные башни едва угадывались в дымке, но перехватило дыхание у меня не от них, а от того, что находилось рядом.

На мосту, соединявшем дворцовые земли с бухтой, зиял Толл Глойр. Трещина, через которую Теутус явился — и через которую ушёл вновь. Спираль воздуха, облаков и грозы, вращавшаяся без остановки.

Как бы невозможно это ни казалось, я снова уловила шёпот — эхом, и пронзительные звуки. Мы были так близко, что по коже бежал холодок. Но одновременно было ясно: никто из Двора не станет искать нас здесь.

Над нашими головами пронёсся лебедь, крича, словно труба. Через секунды дверь особняка распахнулась, и из неё стремительно вышел высокий, крепкий, бородатый мужчина. За ним — другой, пониже и худощавый, с круглыми очками и выдающимся носом.

Абердин и Пвил. За ними вышел Ойсин, кузнец из На Сиог, и под тёмными штанами проступали его козлиные ноги.

Сердце у меня дрогнуло, и я улыбнулась. Аб и Пвил сняли чары и выглядели великолепно в своей истинной сидхийской природе. Лица заострились, глаза сузились, уши вытянулись. В бороде Абердина пробивался можжевельник, а у Пвила из висков росли два мощных бараньих рога.

Веледа, сидевшая в седле вместе с Сейдж, спрыгнула и кинулась в объятия родителей. Слёзы катились по щекам Пвила, пока он гладил её волосы, а громогласный Абердин бормотал что-то, отчего дочь всхлипывала ещё сильнее.

Это воссоединение было особенно трогательным — ведь они расставались после огромной утраты, не зная, увидятся ли снова. Следующим в их объятиях оказался Мэддокс. Я чуть отступила, оставив им пространство.

Чья-то огромная рука вынырнула и втащила меня внутрь.

Мой нос утонул в груди — точнее, сразу в трёх мужских грудях. Пахло глубоким лесом.

— Лейли, богини свидетель, как мы рады вас видеть. — Я не могла поверить: голос Абердина дрожал, он заикался, будто робкий мальчишка. — Как ты? Вы должны рассказать нам всё, что случилось в Анисе. Чёрт, Мэддокс, что это у тебя на руках? Проклятый Волунд, я бы многое отдал, чтобы собственноручно свернуть ему шею. Сейдж, иди сюда, не ускользай! Хоп, Дедалера! А это кто у нас такая красавица?

Моя сестра радостно ответила:

— Я Каэли. А вы — Абердин и Пвил, я вас помню.

Оба мужчины заморгали и уставились на меня, потерянные.

— Да, это она. Долгая и странная история.

Я подошла, чтобы тепло поприветствовать Ойсина. Его маленькие тёмные глаза скользнули по моей фигуре и остановились на кинжалах в портупее. На тех самых кинжалах, которые он выковал для меня по заказу Мэддокса. На лице кузнеца расцвела гордая улыбка.

— Слышал, ты устроила неплохую бойню этими красавцами в Долине.

— А ещё я почти все щупальца срезала настоящему муирдрису.

Он застыл с открытым ртом.

— Что?

— Нам есть что рассказать друг другу, — заметила я, наблюдая, как Абердин и Пвил с явным изумлением приветствовали Фионна и Морриган, то и дело бросая взгляды на Каэли. Потом я окинула взглядом дом: фасад из дерева, крыша из соломы. — Это одна из баз Братства?

— Нет. Когда я прибыл со своей группой, постоялый двор, который иногда использовался как явочная квартира, был разрушен Двором ещё несколько месяцев назад. Но кто-то нас нашёл и предложил укрыть и помочь.

— Кто?

— Здравствуй, дорогая.

В дверях появился мужчина лет сорока. Высокий, в тёмно-синем костюме отменного пошива и в чёрных кожаных туфлях с острым носом. Эту манеру одеваться я не могла забыть никогда, но больше всего — усы с закрученными вверх концами.

— Ронан.

Мэддокс возник рядом со мной.

— Что здесь происходит?

Ронан улыбнулся и постучал костяшками по дверному косяку.

— Происходит то, что хороший торговец никогда не упускает крупной возможности. Теперь я верный помощник Братства, а ты уже не охотник, который может читать мне нотации, верно?

Я вскинула бровь. Была уверена: за этим стояло множество условий и ожиданий выгоды.

— Политика королевства тебя никогда не интересовала. Я слышала, как ты сотни раз осмеивал такие организации, как Братство.

В его чёрных глазах сверкнуло веселье.

— Ах, как же я скучал по этой освежающей честности. Ты не рада меня видеть, дорогая Аланна?

Я ещё несколько секунд вглядывалась в него, а потом улыбнулась и обняла. Он пах, как всегда, — дорогими духами и выдержанными винами. Пах тем, что люди называли хорошей жизнью и рискованными решениями, — именно тем, что он любил.

Когда мы отстранились, у Мэддокса между бровей пролегла мрачная складка. Я ведь говорила ему, что работа на Ронана была не такой уж ужасной, но он, похоже, не поверил тогда до конца.

Ронан не был хорошим человеком, но и худшим его не назовёшь. У него были свои правила, и он им следовал — и это уже немало. Он не торговал людьми и часто закрывал глаза, когда на пути оказывался сидхи.

— О, я разбудил драконьи инстинкты собственника? — Ронан улыбнулся, дёрнув усами. — Простите. Просто я действительно рад… — Он осёкся. Его взгляд упал на Каэли. Моя сестра сменила опору с одной ноги на другую. — Она — вылитая твоя мать.

— Это моя младшая сестра.

— У тебя была сестра?

Разумеется, Ронан не понимал. Он-то знал, что в Реймс мы прибыли только вдвоём с матерью, одни и нуждающиеся. А сейчас могло показаться, будто Каэли и я ровесницы.

— Долгая история.

Тем временем Хоп, как всегда, завладел кухней и уже грохотал котлами, ложками и ворчал по поводу беспорядка. Внутри дом выглядел куда лучше, чем снаружи. Чистый, хорошо обставленный, без повреждений. Даже имелась сеть нурала — наверняка украденная из центра города. В Реймсе это было обычным делом: красть нурал и не платить за него.

Как я и предполагала, внешний вид был лишь тщательно продуманной ширмой.

— Это один из твоих контрабандных домов? — спросила я у Ронана.

Остальные уже расселись в просторной гостиной с натёртым полом и тёмной мебелью. В воздухе стоял запах сосны.

— Не знаю, о чём ты, — невинно протянул он. — Все мои дела легальны.

— Разумеется. — Мысль о его «законных» делах и обо всём, в чём я участвовала, работая на него, вдруг вернула воспоминание. — Скажи, у тебя случайно не осталось того сборника о драконах, который я украла для тебя?

Он посмотрел на меня — оценивающе, понимая.

— В моей личной библиотеке, в Реймсе. Могу велеть доставить его сюда для тебя и твоего дракона… — Я подняла брови в ожидании. — При условии, что мы договоримся.

Я выдохнула.

— Чего ты хочешь?

— Сейчас немного. В какое сложное время мы живём, правда? — Он пожал плечами. Свет настенных бра освещал его костюм серебристыми отблесками. — В будущем, если мы будем живы и не произойдёт катастрофической войны, которая уничтожит всё и вся… В том гипотетическом будущем я убеждён: у тебя будет привилегированное положение.

Я раскрыла рот, чтобы возразить, но он остановил меня, указав на Орну:

— Хочешь ты того или нет, ты — это ты. Ты всегда казалась мне исключительной, хотя я и не догадывался о правде. И поверь, для человека, который гордится своим умом, как я, — это жжёт изнутри.

— Значит, в том самом будущем ты хочешь заранее обеспечить себе друзей поважнее.

Он сунул руки в карманы брюк. Из внутреннего жилета свисали часы — те самые, что он когда-то стянул у графа Хеннеса. Может, и вправду те же.

— Друзья. Мне нравится это слово. Друзья помогают друг другу, верно?

Помимо воли я улыбнулась. Ронан тоже был самим собой и всегда таким оставался. Он никогда меня не обманывал, строго соблюдая все свои условия и договоры.

— Возможно, это худшая сделка в твоей жизни, потому что я и сама не знаю, что будет в ближайшие месяцы, где и как всё закончится. Но если именно этого ты хочешь — договорились.

Он чуть наклонился ко мне. Кончики его усов затрепетали в такт улыбке.

— Я доверяю твоим способностям выживать. В конце концов, я сам отточил тебя, как лезвие ножа.

И это было правдой.

***

Мы провели первую ночь и весь следующий день, делясь новостями. Я была искренне рада узнать, что сидхи из На Сиог, ушедшие вместе с Ойсином, были расселены по восточному побережью — в разных владениях, большинство из которых принадлежали Ронану, — и находились в безопасности. Скрытые, ждущие, какими станут их жизни, но всё же в безопасности.

Правда заключалась в том, что без герцогини Аннуин и её щедрых богатств на нужды Братства, ресурсов катастрофически не хватало. Ронан был необходим.

Дом имел приличные размеры, но это была не анисская усадьба. Я постоянно сталкивалась с Сейдж, и это только усиливало напряжение. Она молчала, и я тоже, и в итоге каждая из нас шла своей дорогой, не предпринимая ни малейшей попытки распутать тугой узел, в который превратились наши отношения.

К вечеру пришёл гонец с посылкой для Ронана. Тот, подмигнув, протянул её мне, и сердце моё ускорило ритм.

Я торопливо разорвала обёртку и обнаружила том в шесть сотен страниц, переплетённый алым бархатом. На обложке простыми золотыми буквами красовалось название: О народе драконов.

Веледа едва не вырвала книгу у меня из рук. С благоговением положила её на кухонный стол, где Хоп раздувал огонь кузнечным мехом почти себе под стать, а Дедалера дремала среди мешков с зерном. Мэддокс, пытаясь скрыть нервозность и нетерпение, всё равно передавал их мне через связь. Он хотел знать, что с ним происходит и как этим управлять.

Гвен и Каэли сидели тут же: первая с кувшином пива, вторая — с миской тёплого молока с мёдом, которое Хоп всучил ей едва она вошла. Сейдж, делая вид, что помогает Хопу с мехом, неотрывно следила за происходящим.

Обложка хрустнула, когда Веледа раскрыла книгу, и мы все склонились над ней. Текст был написан от руки, с безупречной каллиграфией.

Веледа с благоговением провела пальцами по слегка повреждённой, отдающей сыростью странице.

Я откашлялась:

— Попробуй найти места о развитии взрослых драконов. Крылья, рога…

Веледа отмахнулась рукой у меня перед лицом:

— Знаю, знаю. Дайте мне работать.

Гвен зевнула, Каэли громко отпила молоко, и мы все затаились, пока Веледа листала страницу за страницей, нахмурившись.

— О росте драконов упоминается лишь развитие крыльев и управление огнём, — наконец произнесла она. — Их физическая сила, нюх, ловкость…

Мэддокс скрестил руки на груди.

— А про рога ничего?

— Нет. Они не упоминаются как естественные отростки. Но… — Она пролистала указатель, заглянув дальше. — Вот. О найдх нак.

Мэддокс взглянул на неё с недоумением:

— Прочту это позже, но я же…

— Шшш.

Мы обменялись взглядом и позволили ей продолжить. В итоге Сейдж присела и всё-таки приняла миску молока, которой Хоп уже добрых пять минут постукивал ей по коленям.

Веледа вздохнула и откинулась на спинку стула.

— Ну, это любопытно. Здесь говорится, что внутри драконьего общества те, кто был связан парой, становились немного могущественнее прочих. Наид нак не благословлял всех, к несчастью. Некоторые так и не встречали свою половину до смерти. — Она показала иллюстрацию драконицы с великолепными расправленными крыльями алого цвета, стоящей перед изумлённым феем. — Сила зависела от партнёра. Чем могущественнее они были по отдельности, тем больше питали друг друга. Дракон-воин, связанный с феем-друи, например, — сочетание крайне мощное. А вы…

Её голос стих.

Мы с Мэддоксом затаили дыхание. Узлы внутри покалывали. Его огонь. Моя тьма. Когда мы сражались, когда прикасались — что-то перетекало, между нами, туда и обратно.

Изменения Мэддокса были нетипичны для дракона. Мы уже подозревали. Причина крылась в ином.

Сейдж первой нарушила тишину, глядя на Мэддокса:

— Если у Аланны кровь богов и это питает тебя… Во что ты превращаешься?

Никто из нас не имел ни малейшего понятия. Абердин и Пвил были так же озадачены и встревожены, когда мы рассказали им. И Фионн с Морриган, жившие рядом с драконами, подтвердили: им были известны пары, связанные найдх нак, которые становились сильнее благодаря друг другу.

Бессмертный почесал бороду:

— Лишь однажды я видел существо с рогами и шипами — это был проклятый Ширр, когда выбирал себе человеческий облик. Очевидно, ты не дракон, а один из его размытых потомков. Но у тебя есть она.

Он ткнул в меня грязным пальцем.

Я нервно усмехнулась:

— Ну вот, значит, это моя вина, что у него всё новые и новые «дополнения» прут.

Мэддокс расхохотался.

— Дополнения. Нравится, — он обнял меня за плечи, и его тяжесть стала для меня утешением. — Что бы это ни было, вреда оно мне не причиняет. Просто неожиданно. И всё, что приносит наид нак, — часть удачи связи. Она не сделает ничего, что повредит спутнику.

Он был в смятении и на нервах, когда обнаружил у себя шипы. И то, что сейчас он говорил это, чтобы успокоить меня, растрогало до глубины души.

Веледа, по-прежнему уткнувшаяся носом в книгу, подняла руку:

— Это верно. Любая ссылка на наид нак положительна — это чудо, благословение.

Каэли отпила ещё глоток молока:

— А кто знает, может, когда-нибудь у него появится какой-нибудь более интересный отросток.

Гвен, как раз сделавшая большой глоток пива, брызнула во все стороны.

— Вот уж это было бы неожиданно! — расхохоталась она. — Мне нравится, как ты думаешь!

Я распахнула глаза, в то время как Мэддокс уже гремел смехом. Его грудь вибрировала у моего плеча, и его рёвы отдавались во мне.

— Лики, не вздумай больше никогда говорить такое.

— А почему? Это же возможно. Однажды я слышала, как ты говорила, будто ходят слухи, что твари с островов имели два…

Я кинулась закрывать ей рот.

***

Той ночью, после того как я умылась в великолепной ванной комнате, которую Ронан спрятал в этом облезлом доме, я столкнулась с Ойсином в коридоре верхнего этажа, где находились спальни.

— Привет.

Фей кивнул мне. Его тёмные глазки были потухшими.

— Лейли. Я пришёл попросить у тебя об одолжении.

— Конечно, говори.

— Этот меч. — Он указал на Орну, которая уже какое-то время висела у меня за плечом, тихая и спокойная. — Я не присутствовал, когда ты использовала его против Никого, но слышал, что он сработал. Что уничтожил Тёмного Всадника, сотни слугов и деарг-дью.

Я коснулась рукояти, и меня охватила волна гордости.

— Всё верно. Он разрубил сущность, в которой обитал Всадник, или что-то вроде того. Честно сказать, я до конца не понимаю, как действовали силы этого демона. Но я знаю точно: он поработил Морриган с помощью тех цепей, той маски, и Орна рассекла их надвое. А деарг-дью он буквально уничтожил одним ударом.

— У меня есть обломки той маски. Их подобрали после битвы, надеясь, что они пригодятся, но оказалось — это просто обычная сталь. Всё, что делало её особенной, исчезло.

Я кивнула.

— Логично. И какое же одолжение?

— Я хотел спросить, можно ли мне изучить твой меч. Мы уже знаем, что он особенный по многим причинам, но, возможно, он скрывает больше, чем нам кажется. Материал, из которого он сделан, явно не из этого мира, так что…

— Думаю, он причиняет демонам такой же вред, как гематит — сидхи, — ответила я.

Я провела пальцем по округлой рукояти и спустя несколько секунд вытащила клинок. Орна вспыхнула и мигнула под светом коридора, всегда отполированная, всегда радость для глаз. В глазках кузнеца блеснуло восхищение, его копытца заскребли по полу, будто он не мог усидеть на месте от желания прикоснуться к ней.

— Что скажешь, Орна? Поможешь Ойсину?

Прошла секунда.

Другая.

И ещё одна.

А мой меч, который умел болтать в самые неподходящие моменты, сейчас молчал.

Я встряхнула его, и жар стыда залил щёки. Нужно же было выбрать именно этот момент, когда Ойсин ждал ответа, чтобы прикинуться немой!

— Эй. Орна.

Ничего. Камни на гарде оставались безжизненными, и если бы не её лёгкость и постоянное сияние силы, я бы решила, что держу в руках подделку.

Фей скрестил руки на груди, уголки губ чуть дрогнули в улыбке.

— Считаем это согласием?

Я задумалась на мгновение, но всё же…

— Нет. Она сама решает. — И, чувствуя себя полной дурой, добавила: — Может, ей просто нужно время, чтобы подумать.

— Разумеется. Ты дашь знать, если она согласится на мою идею?

— Конечно. Бегом прибегу сообщить, что мой болтливый меч решил снова заговорить.

Ойсин фыркнул, кивнул и повернулся, чтобы уйти.

И тут меня осенило — мысль, которая мелькнула у меня ещё несколько недель назад.

— Подожди!

Я объяснила ему свою идею, и он заверил меня, что сможет сделать это без проблем.

— Это не в приоритете, займись, когда будет время, — попросила я, слегка смутившись.

Он бросил на меня лукавый взгляд, прежде чем уйти.

— Давненько мне не попадался такой заказ. Для меня будет честью, лейли.

Я метнула сердитый взгляд на Орну, но сдержалась, прикусив язык. Убрала клинок в ножны и подумала, что каждый имеет право на уединение и раздумья — даже если ты предмет, который живёт, вечно разрушая твои минуты.

Позднее, уже свернувшись калачиком рядом с Мэддоксом в нашей спальне, меня разбудил голос.

— Ты говорила серьёзно?

— Клятые сиськи Тараксис, — задыхаясь, выдохнула я, прижимая ладонь к груди. Если сердце не выскочило у меня через горло и не оказалось во рту — это было настоящее чудо. — Вот теперь ты решила заговорить? Серьёзно?

Мэддокс простонал и сильнее прижал руку к моей талии.

— Я же говорил, оставляй её на ночь в конюшне.

Орна слегка засветилась на тумбочке. Фиолетовый свет её камней отразился на стенах, занавесках и светильниках, окутывая комнату таинственным сиянием.

— Что? — повторила я.

— «Она решает». Ты сказала это фею.

Я смотрела на неё, чувствуя… всё. Всё, что выражал этот меч в двух простых фразах: колебание, осторожность, надежду.

Магия действительно чудесна, подумала я. Она подарила этому мечу больше чувств, чем многим существам — за целую жизнь.

— Да. Я говорила серьёзно.

— Почему?

— Потому что это правда. Потому что здесь, со мной, тебе не важны законы, которым ты должна была следовать в Ином Мире или под властью Теутуса. Я знаю, тебе неприятно говорить о нём, но не думаю, что он был хорошим воином. И уверена, он тебя не заслуживал, если когда-либо заставлял чувствовать, будто ты не владеешь собой. А ты владеешь. — Пальцы Мэддокса сжались на моём животе, и я ощутила его улыбку у себя на затылке. — Мы партнёрши, помнишь? Равные. А значит, твоё мнение важно. Если ты не хочешь, чтобы Ойсин тобой распоряжался — я этого не позволю.

— Да он бы и не смог, — фыркнула она с большим пренебрежением. — Я бы его сварила заживо, и от него остались бы только эти грязные копытца.

— Элегантно.

А спустя некоторое время, когда я уже начала засыпать, она произнесла:

— Я соглашусь.

Я спрятала улыбку в подушку. Иногда, и только иногда, она могла быть очаровательной.

— Хорошо. Спасибо.

— Не благодари. Сомневаюсь, что кузнец-фей сумеет понять, что со мной делать. Я слишком хороша для него.

Мэддокс тихо рассмеялся. Я закатила глаза. Вот она — причина, по которой временами мне хотелось вышвырнуть её в реку, вместе с ножнами.

— Спокойной ночи, Орна.

Глава 38

Аланна

Камень Судьбы — причуда Двора.

В день, когда сын Луахры был коронован

Теутусом как первый Нессия,

земля у его ног напиталась клятвой и магией короны.

Тот кусок мрамора был вырезан и сохранён,

и с тех пор говорят, что он засияет и запоёт

перед истинным наследником престола.

Он выставлен рядом с храмом Теутуса, в Эйре,

и все претенденты на службу в армии

посещают его перед экзаменами.

Из книги Первые годы свободы, первые Нессия

Несколько раз в день мы получали новости о том, что происходило в королевстве. Морриган снова выпустила своих воронов. Лебеди поддерживали нас в связи с другими членами Братства.

А у Ронана были его девицы и их сплетни.

Я смотрела на почти полную луну в окно гостиной. Завтра — Лугнассад, Ламмас. Интересно, что творилось в Анисе: продолжал ли безумный Волунд свои приготовления и щеголял ли перед своими сторонниками с единственным рогом? Сдержал ли он наши угрозы и пощадил ли людей, которые там остались? Пусть бы Оберон скорее вышел на связь.

Моя рука сама собой потянулась к Орне — жест уже стал бессознательным, — но у меня даже не было на плечах портупеи. Орна находилась у Ойсина в подвале, который служил и тайником для контрабанды, и убежищем на случай нужды, и оружейной. За весь день я не слышала ни криков, ни ругани — что, по моим меркам, было хорошим знаком. Но, насколько я знала, кузнец-фей так и не нашёл ничего нового.

Мэддокс чистил копьё у камина, а Каэли с Гвен раскладывали на ковре популярную среди знати настольную игру. По раскатистому смеху блондинки можно было понять, что моя сестра проигрывала с треском. А Каэли, мягко говоря, не умела достойно проигрывать.

Ронан появился в дверях с бумагой в руке.

— Вчера ночью у дворца произошло восстание. — Он улыбался, закрученные усики касались крыльев его носа. — Люди Эйре потребовали, чтобы принц Бран доказал своё право на престол у Камня Судьбы и тем самым опроверг слухи о его коронации.

Я приподняла брови.

— Ах, и кто же мог им подсказать?

— Без понятия, дорогая. Их быстро разогнали солдаты, но даже армия несёт потери. В Дикой Охоте больше нет капитанов, способных удерживать порядок. — Он бросил выразительный взгляд на Мэддокса, который лишь моргнул. — А Призрачная Королева, их высшая власть, теперь служит иной цели.

Морриган улыбнулась. Один ворон нежно тёрся о её косу, вытягивая клювом алые пряди. Сейдж вальяжно растянулась рядом.

— Иерархия короля всегда была шаткой. Он складывал все яйца в одну корзину, ведь его паранойя не позволяла доверять никому, кроме детей и демонов, обязанных ему служить. Академия — клубок интриг и раздутых эго, многие солдаты используют замешательство, чтобы вернуться к своим семьям.

Мэддокс провёл промасленной тряпкой по наконечнику копья.

— Согласен. Дворец всегда казался мне карточным домиком.

Ронан откашлялся.

— И ещё кое-что. Младший Бран либо сошёл с ума, как его отец, либо его отвратительно советуют. После восстания он разослал знатным семьям официальные приглашения на праздник Ламмаса — завтра. — Он протянул прямоугольный лист Пвилу, сидевшему на диване у двери рядом с Абердином и Веледой. — Мои девицы сообщили, что он надеется задобрить их и успокоить щедрым угощением и демонстрацией в духе: «Здесь ничего страшного не происходит, продолжаем веселье».

Когда приглашение оказалось у меня в руках, я тяжело вздохнула. Бумага хорошего качества, каллиграфия ручная, а печать Двора подтверждала подлинность: золотой коронованный ворон на красном фоне.

Я не стала читать дальше, чем: «Его Королевское Высочество принц Бран приглашает…». Да, он был безумен. Пытался закрыть солнце одним пальцем.

Я передала лист Мэддоксу. Он отложил копьё, задумчивый.

— Скажи-ка, Ронан, откуда твои девицы так точно знают намерения Брана?

— Из слухов, разумеется.

— Они что, внедрены в королевскую прислугу?

— Молодой человек, пожалуйста. Я ведь простой торговец из Реймса. — Он прижал руку к груди, скрытой под другим шёлковым костюмом. — Я не поставляю слуг во дворец.

— Ага, — с явной жёсткостью бросил Мэддокс.

Я наблюдала за ними с мягкой улыбкой. Мэддокс Ронану до конца не доверял, и я не собиралась переубеждать его. С Торговцем всегда лучше держать ухо востро.

Абердин шумно выдохнул. Его движение встряхнуло и спутника, и дочь, устроившихся рядом.

— Мне плевать, есть у него девки-шпионки или нет. По крайней мере, мы что-то знаем. Если праздник состоится, нам необходимо выяснить, о чём там будут говорить. Принц впервые за месяцы покажется на публике.

Пвил кивнул.

— Не думаю, что это хорошо кончится. Должна быть веская причина, чтобы он всё это время скрывался. Делает он это из отчаяния.

Мэддокс вновь взял копьё, играя им с той лёгкостью, которая всегда завораживала меня. Металлический блеск скользил по его лицу, когда он двигал древко.

— Он один. Ни короля, ни королевы, ни брата. Ни друзей, ни доверенных, кроме видеру. Конечно, он в отчаянии.

Пвил поморщился.

— Сынок…

Я придвинулась ближе к Мэддоксу и зарылась пальцами в волосы на его затылке. Осторожно массировала, и не вздрогнула, когда у основания его рогов вспыхнул огонь, а в камине громко треснули поленья.

Он не посмотрел на меня, но наклонился, уперев плечо мне в живот, и сам потянулся к моим ласкам.

— У меня есть идея, — внезапно прошептала Вел.

Гвен приподняла брови, двигая фишку так, что моя сестра недовольно зарычала.

— И почему же у тебя вид такой, будто тебя сейчас стошнит?

Абердин и Пвил повернулись к дочери. Та глубоко вдохнула.

— Потому что это… безумие.

— Ах, тогда всё в порядке. Такие идеи обычно лучшие.

Веледа перебирала тетрадь на коленях, свои заметки. Тишина разлилась по комнате, все ждали, когда она продолжит.

— Это безумие, — повторила она.

Абердин потянулся и взял её за руку. Его взгляд был полон нежности и доверия.

— Что бы это ни было, скажи, дочка. Никто не станет судить тебя за дерзкую мысль.

— Речь о Лугнассаде, или Ламмасе. О том, что собирался устроить Волунд, пригласив Брана в Анису. — Вел облизнула губы. — И о сокровищах, которые веками спрятаны во дворце.

Мэддокс расправил крылья, одно задело мне спину. Его штаны скрипнули, когда он резко поднялся.

— Чёрт. Чёрт.

Все уставились на него, включая Веледу. Его реакция придала ей смелости. Она разложила записи на столике и показала нам собранные материалы. Несколько страниц были вырваны из книг — с иллюстрациями и заметками на полях.

Гвен округлила глаза.

— Ты что, книги оскверняла? Вот теперь я и правда волнуюсь.

— Мысль пришла, когда я читала Четыре праздника на круглый год. Волунд был прав. Пока длится праздник, Дворы откладывают оружие и вражду. — Она указала на рисунок углём: четверо сидхи сидели за общим столом, улыбаясь и поднимая кружки пива. Ширр, Паральда, Гоб и Никса. Узнавались по драконьим рогам, фейской короне из ветвей, низкому росту гнома и чешуйчатому хвосту мерроу. Палец Вел опустился на фигуру Никсы. — И тут я увидела её. И вспомнила, что Бран так и не взошёл на трон, со всеми вытекающими последствиями.

Мой ум лихорадочно пытался увязать слова Веледы, но что-то ускользало. А вот Мэддоксу всё было ясно — достаточно было взглянуть в его горящие глаза.

Я снова посмотрела на рисунок.

Морриган резко вдохнула. Ворон на её плече каркнул.

— Голос моей матери.

— Что? — я нахмурилась. — Причём здесь её…?

Ах.

Конечно.

Теутус отнял голос у Никсы из-за пророчества, и с тех пор он хранился под надёжной охраной в зале трофеев дворца. Я видела его — запаянный в безликом сосуде. Прямо рядом, в другой витрине, находился оригинальный экземпляр Эпохи Богинь.

Я повернулась к Мэддоксу:

— Ты говорил, что магия видеру защищала эти реликвии так, чтобы доступ к ним имел только король. Но если короля нет? Вы ведь собирались их забрать, если план Братства удался бы?

Дракон кивнул.

— Именно так. Со всем, что произошло, я перестал об этом думать. Но ты права, Вел. Без Нессии, носящего корону, реликвии должны быть без защиты.

— И всё же они остаются во дворце, — возразила Сейдж. — В месте, которое охраняют солдаты, охотники, три хреновых видеру и Тёмный Всадник.