Эпоха героев

Я нашла своего спутника мгновенно: он парил в воздухе в драконьей форме, в окружении родителей, атакуя плечом к плечу. Не нужно было сообщать ему, что я вернулась — он сам послал в меня вспышку любви и гордости через связь. Я также ощутила его усталость, протест мышц и крыльев при некоторых движениях.

Каэли сражалась неподалёку вместе с Персиммоном, Медоу и Фионом.

А чуть дальше, Оберон, изнывающий от скуки, заставлял демонов вокруг задыхаться землёй, камнями и стволами. Тех, кто подходил слишком близко, он отбрасывал чем-то сочащимся, что держал в руках. Рука, догадалась я. Ободранная до мышц и сухожилий рука.

Рука Накелави.

Медоу заметила меня, и его жест, направляющий стрелы воды в демонов, дрогнул. Каэли, Персиммон и Фион тоже ощутили перемену и…

Застыли на месте.

Я уставилась на бессмертного. На его изменившееся лицо. На бороду, забрызганную кровью, и глубокий порез, сочившийся на груди.

Я обернулась к Фианне.

Кумал стоял прямо за моей спиной. Такой же крепкий, как в моих снах, только здесь я могла разглядеть его лицо. В чертах угадывалось сходство и с Фионом, и с Морриган: в глазах и в том, как они прищуривались, будто скрывая улыбку.

Позади него были все остальные. Все, кого я спасла в рощице, когда слуги пытались поживиться их душами. Мужчины и женщины, люди, павшие храбро за эту землю — и чьи души кто-то бережно хранил в кипарисах, не находя для них иного упокоения.

Я не была уверена, как долго смогу удержать их здесь. Лишь столько, сколько продлится Самайн.

— Вот ваш вождь, — я указала на Фиона. — Напомните ему, что значит быть Фианной.

Кумал кивнул. И все вместе они взревели:

— ДИОРД ФИОНН!

Боевой клич Фианны.

Они бросились в бой — существа на границе жизни и смерти, неуязвимые для ударов, но способные их наносить. И они это делали. Я чувствовала, как дёргаются мои внутренности, и улыбалась.

Фион посмотрел на меня. В его глазах я увидела тени, скорбь и молнии. Увидела, как просыпается дремлющий дух и как дрогнуло несокрушимое сердце. Он крепче сжал меч и двинулся за отцом и братством, крикнув:

— Диорд Фионн!

Каэли схватила меня за руку, и сердце моё забилось быстрее. Казалось, будто кто-то вдохнул в неё новые силы.

— Аланна…

— Это твоя магия? — прошептала я. — Ты чувствуешь, что изменилась?

— Я тебя тоже чувствую. — Изумрудные глаза моей сестры пристально вглядывались в моё лицо. — Ты другая. Освобождённая, может быть?

Да.

Это было то самое слово. Я была освобождена.

Я подняла Орну — вернее, ту половину, что сохранила рукоять. Клинок был так изуродован, что восстановить его было невозможно; не было ни вибрации, ни гулкого отклика в ладони.

Я всё равно вложила её в тахали — потому что это не имело значения. Она заслуживала закончить битву вместе со мной.

— Сколько времени я была без сознания?

— Меньше часа. — Каэли заговорила поспешно, взволнованно. — Прибыло множество драконов, и всё изменилось. Их не ждали — ни их, ни манан-лири, — и фэйри с друидами сумели оттеснить демонов к бухте. Многие из них сами бросились со скал, когда из моря раздался прекрасный голос.

— Никса.

— Да. Это было величественно.

Я сжала её ладонь, потом отпустила.

— Вперёд, леэки. Нам пора вернуться.

Она улыбнулась и обернулась медведицей, и мы вместе кинулись в гущу боя.

Первый попавшийся демон пал — Сны срезал ему голову одним движением. Сомневаюсь, что она отрастёт снова.

В другого я вогнала тьму прямо в пасть, задушив изнутри, и в то же время рассекла бедренные вены.

Руки, ноги, головы, кишки и хребты — я оставляла за собой кровавый след.

Наткнулась на знакомую дэарг-дуэ и пронзила ей горло кинжалом, оставив догнивать.

Так я дошла до отряда драконов.

В центре всё ещё сражался Теутус — теперь с огромным молотом, — и в его стойке было что-то… странное.

Он был слегка сгорблен?

Маддокс приземлился рядом, пахнущий смертью и разрушением.

— Его культя снова начала кровоточить, — выдохнул он. — Внезапно.

Я распахнула рот.

Вот оно. Гейс. Наконец-то.

Я не видела Оберона, но метнула кнут тьмы искать его. Через пару минут он появился, нахмуренный, с моей магией, обвившей его запястье.

— Я был немного занят, красавица.

— Вы нужны мне оба. Каэли! — моя сестра вспыхнула искрами и снова приняла человеческий облик. — Ты можешь усилить их, верно? Подпитать их магией.

— Но только на ограниченное время.

— Этого хватит. Я хочу, чтобы вы напали на Теутуса одновременно, — приказала я. — С силой дракона и короля фэйри.

Из вихря воздуха рядом возникла Морриган.

— Я помогу. Ему никогда не нравились мои вороны.

«И он в долгу передо мной», — читалось в её глазах.

— Отлично. Будьте точны, — я впилась взглядом в короля демонов, отбивавшего удары трёх драконов сразу. — Я собираюсь снести башку этому ублюдку.

Оберон раскрыл рот, наверняка готовясь к какой-нибудь язвительной шуточке, но Маддокс заслонил меня и поцеловал так сильно, что я пошатнулась.

Он отстранился прежде, чем я успела ответить.

— За него, — прошептал он.

Все трое — Маддокс, Оберон и Морриган — возложили ладони на Каэли.

Моя сестра закрыла глаза, и её свет, вместо того чтобы остаться в ней, перетёк в эти руки, в эти души.

Не было боли. Лишь… экстаз.

Они впитывали магию богини любви и охоты и сохраняли её внутри себя.

Когда они разошлись, это были уже другие существа.

Или те же самые, но вознесённые.

Когда они обрушились на Теутуса, тот оказался не готов. Оберон оплёл его ветвями дуба и светом, сковав так, что демон не мог даже поднять руку. Потом у дуба прорезались перья, и Теутус завопил, завопил, завопил, пока неведомая тварь клевала и вырывала куски его плоти.

А затем всё вспыхнуло, и его крики заставили войско замереть.

Не верящее в то, что творили с их повелителем.

Но даже так он сопротивлялся. Оберон, Морриган и Маддокс стояли с искажёнными лицами, скаменевшими руками и напряжёнными пальцами, удерживая его магией.

Вперёд, ша’ха. Мой огонь тебя не обожжёт.

Я рванулась к Теутусу, вскинув Сны.

Но, пытаясь перерезать ему горло, наткнулась на сопротивление. Я зарычала, вдавливая клинок глубже в переплетение ветвей и пламени. Но кожа… Демон напрягал её, превращая в нечто твёрже мрамора. Мой клинок был лишь сталью.

Я разверзла тьму и завопила изо всех сил, прорезая узкую полоску и выдавливая лишь каплю синей крови. Больше. Ещё. Нужно пробить его трахею насквозь. Я вплела клочья своей магии в кинжал, пытаясь сделать его крепче, острее, сильнее. Вся энергия, что я восстановила, освободив души, устремилась наружу. Меня опустошало.

Но это не срабатывало.

И тогда фиолетовые глаза короля демонов уставились прямо в мои. Яркие. Гневные. Смертоносные.

Его рука дрогнула под путами, и ветви, перья, огонь задрожали.

Мы не справимся, мелькнуло у меня. Вот почему он победил пятьсот лет назад. Вот почему демоны завоевали столько миров и истребили целые цивилизации драконов, гигантов и сидов.

— Аланна! — с ужасом крикнул Маддокс.

Теутус освободился.

Глава 56

Аланна

Луксия всегда говорит, что никогда не бывает одна.

Что с тех пор, как дерево превратило её в мост, она постоянно ощущает себя окружённой и нужной.

Иногда я завидую ей.

— Тараксис, принцесса Тир на Ног и богиня любви и охоты

Уши звенели.

Тяжесть придавила грудь, и я не сразу поняла, что это тело.

Маддокс. Маддокс накрыл меня собой.

Потому что Теутус вырвался, и пульс магии рванул во все стороны, и…

Голова моего спутника безжизненно склонилась мне на плечо. Я чувствовала его дыхание на шее — только это удерживало панику.

— Маддокс, — прошептала я.

Он не ответил.

Уши звенели, потому что тишина глушила сильнее крика. После стольких звонких ударов мечей, воплей, стона и магии, разрывающей воздух, это казалось противоестественным.

Тьма заскулила, когда я попыталась вытянуть её, чтобы отодвинуть Маддокса, не причинив вреда. Я проверила его крылья — целы. С трудом откатила его в сторону, вырвалась, вдохнула — соль, кровь, омелу.

Слева лежал Оберон. Упал на бок, белоснежные рога забрызганы синим и красным.

Моё обессиленное тело поднялось, душа отстала на мгновение, будто между ними возникла пугающая рассинхронизация.

Бухта Эйре превратилась в поле поверженных тел. Люди, сиды, демоны. Я бросилась к Каэли, спотыкаясь о собственные ноги. Сестра была рядом с Морриган — казалось, та тоже прикрыла её собой.

Они были живы.

Я выдохнула.

Проглотила воздух.

Где…?

Теутус стоял метрах в ста, несколько демонов помогали ему подняться. Он шатался. Я не сумела перерезать ему горло, потому что, возможно, мы поторопились. Надо было ждать.

Что-то на горизонте привлекло мой взгляд.

Солнце поднималось. Облачные кромки над Вахом вспыхивали оранжевым и розовым.

Теутус оглянулся. Прищурился, будто этот слабый свет был уже невыносим. Отступил. Шаг, ещё шаг… и побежал.

Куда?

Я смотрела на изломанные тела. Лица размывались, но некоторых я наверняка знала. А если там Оисин? Или Хоп, Карадауэк с семьями? Или Фионн. Его я не видела.

Бум-бум-бум-бум. Моё сердце билось в такт поступи короля демонов. Несколько его слуг следовали за ним.

Куда же?.. Я всмотрелась.

А. Вон там. Разлом. Демоны отступали обратно в свой мир.

Они уходили.

После всего, что сотворили.

Что это за ощущение в груди? Пекло… слишком сильно. Сердце, лёгкие, желудок горели. Дыхание рвалось, кровь вскипала, силы возвращались.

Что будет, если он уйдёт? Он восстановится и вернётся. Снова и снова. Пока всех не уничтожит. Этому не будет конца.

Я не могла…

Не могла позволить.

Я провела сломанными ногтями по тахали, пока не нащупала рукоять Орны. Она не отозвалась. Камни не вспыхнули цветом.

Клинок оросили капли — я не сразу поняла, что это мои слёзы. Рука дрожала, когда я подняла её.

— Ты мне нужна, — всхлипнула я. — Прости, но мне нужна ещё раз.

Молчание.

Тогда я набрала воздуха и закричала, как никогда в жизни:

— НЕ СМЕЙ УБЕГАТЬ!

Мой голос разнёсся над бухтой, дворцом, Эйре, Вахом. Врезался в спину Теутуса, сбил с ног нескольких демонов и обратил в камень тех немногих, кто ещё стоял.

Но Теутус не остановился.

— Трус! — продолжала я кричать. Я уже не могла замолчать. Слёзы текли и текли, я едва держалась на ногах, раскачиваясь от усилия. — Ты не имеешь права сбежать! Не можешь! Ты должен заплатить за всё, что у нас отнял! За каждую мечту, за каждую надежду, за каждую жизнь! Ты обязан заплатить!

Заплатит, — прорычал дракон в моей голове.

Жжение распространилось в руки, в ладони, в ноги, в ступни. Заползло в голову, в глаза, в нос, в рот. С выдохом мне почудилось, что изо рта вырвался пар.

Каждый шаг бога приближал его к Талл Глóир. Голос предательски срывался. Я рыдала, обессиленная. Кто-то неподалёку рухнул на колени. Это был мерроу… Тэнте. Он смотрел на меня, разинув рот.

Я подняла руку, хотя плечо явно было сломано, когда Маддокс упал сверху. Я не должна была быть в состоянии пошевелиться — и всё же подняла её, направив Орну на удаляющуюся фигуру Теутуса. Оранжевое сияние рассвета лизнуло обломанный клинок. Казалось, он горел. Будто огонь рождался из зазубренных краёв и срастал то, что было разрушено.

А может, и правда срастал?

В тот миг мне было всё равно.

С дрожащим подбородком я прошептала:

— Ты не уйдёшь. Я не позволю.

Сцепила обе руки на рукояти, размахнулась и вонзила меч в землю у ног. Он вошёл с хрустом. Почва задрожала. Я услышала крики и увидела, как чьи-то тела упали, словно что-то их оттолкнуло.

— Ты не уйдёшь, — поклялась я.

Я повела клинок в сторону, пытаясь рассечь землю. Руки дрожали, кости скрипели.

А что если сил уже не осталось?

Что если…?

Что-то скользнуло по моей щеке. Жгутики тьмы и света потекли по коже, сплелись с металлом и пламенем. Тьма, искры и огонь смешались вокруг моих уставших рук. Я прорезала всего пару миллиметров, стиснув зубы так сильно, что в голову ударили волны боли.

Вдали шаги Теутуса наконец замедлились. Я подняла взгляд. Он сбавил скорость, уставившись в разлом. Что-то там привлекло его внимание.

Я сосредоточилась на Орне.

Мне нужно было больше.

Больше силы.

Больше стойкости.

Больше помощи.

И словно меня услышали, поверх моих ладоней легли другие руки, накрыв меня и клинок. Я вздрогнула, дыхание сорвалось.

— Мы с тобой, — пробормотал у моего уха голос Фионна. — Диорд Фионн.

Слёзы снова хлынули.

— Диорд Фионн, — прошептала я.

Этому боевому кличу Фианны вторили десятки голосов. Другие ладони присоединились к нашим — едва осязаемые, золотой свет проходил сквозь них, как сквозь туман. Фианны поддержали меня и своего лидера. Они окружили, обняли, влили в меня силу, которую берегли в своих оив. Я вскрикнула, когда она хлынула в меня. А снизу, из самой бухты, поднялась мелодия — голос, полный мощи тайфунов, цунами и наводнений.

Разрез углубился.

И тут, наконец, среди пламени и тьмы мелькнул пурпурный свет. Аметисты на рукояти Орны дрогнули и ожили, напитавшись всей собранной мощью. Вспыхнули, и вместе с ними вернулся голос — раздражённый, но живой.

— Моё прощание было эпичным и трагичным!

Я закрыла глаза, сдерживая ощущение, будто мои кости ломаются, а череп готов лопнуть. Улыбка прорезала слёзы и отчаяние.

— Прости, напарница. Я не справлюсь без тебя.

— Я знаю. Погоди… без меня что? Что ты задумала?.. — И, конечно же, догадалась. — Глупая девчонка! Я не для этого создана! Ты впустую потратишь свою жизнь!

— Моя жизнь не дороже всех тех, кто… уже погиб. — Голос дрогнул, когда я вспомнила Гвен. — И я доверяю тебе.

— Я так не работаю!

— Ты не знаешь. Ты создана из осколков меча, что рассекал границы миров. Ты идеальна для того, чтобы зашить их.

— Я… Нет… Никогда… — впервые Орна потеряла слова. Жаль, что свидетелями стали лишь мёртвые да я. — Ты не выдержишь, — выдохнула она наконец.

Я моргнула сквозь слёзы.

— Зато он не уйдёт. И всё закончится.

На миг повисла тишина. Я задержала дыхание. Обе мы понимали: если она не согласится, я ничего не смогу.

— Дура, — проворчала Орна.

И сопротивление исчезло. Я рванула — и земля под ногами разошлась. Всё шире и шире. Из груди Теутуса вырвался яростный рёв, когда Талл Глóир, разлом, открывшийся века назад и ставший началом конца Гибернии, начал затягиваться.

Чем глубже я резала здесь, тем уже становился он там. Будто невидимая швея затягивала швы земли.

Из моих уст вырвался дрожащий смешок.

— Я же говорила. Я говорила, что у тебя есть предназначение.

Демоны бросились туда.

Теутус заколебался. Повернул торс, взглянул на меня. За его спиной сиял рассвет, солнце вот-вот должно было выкатиться над морем, обрамляя его силуэт. Всё ещё устрашающий, даже без руки, даже обессиленный.

Я встретила его взгляд.

Чувствовал ли он хоть что-то, когда смотрел на меня — и видел свои глаза?

Помнил ли, что когда-то имел здесь, в Гибернии, семью и друзей?

Сожалел ли о том, что убил собственных детей?

Я не знала, смог ли он каким-то образом уловить мои вопросы, но его губы изогнулись, и он одарил меня полуулыбкой, которая сделала его пугающе притягательным. В его взгляде не было и следа раскаяния — лишь… удовлетворение.

Потому что он всегда выбирал сознательно.

«Он всегда был тем, кем был».

Я сжала губы как раз в тот момент, когда он отвернулся и снова бросился к расселине. Он снова сделал выбор.

Что ж, пусть будет так.

Я уже не чувствовала ни пальцев, ни рук, ни плеч, но вонзила пятки в землю и потянула всем, что у меня было и чего не было: магией Орны, тьмой, светом Каэли, пламенем, которое я знала — исходило от Маддокса, голосом Никсы, бессмертием Фионна, Фианной и решимостью всех, кто погиб здесь этой ужасной ночью и пять веков назад.

Орна скользнула вперёд, словно рассекала масло, и завершила работу. Руки Кумалла и его благородных героев исчезли.

Фионн и я повалились навзничь. Небо и земля треснули — или наоборот. Может, я как раз их и исцелила. Я сосредоточилась лишь на том, чтобы дышать, хотя ниже шеи ничего не ощущала.

Я поняла, что солнце наконец взошло, когда его лучи ударили мне в щёки и высушили слёзы. Кожа стянулась, но это было… утешающе. Держу ли я всё ещё Орну? Закрылась ли расселина?

Я не могла… даже голову от земли приподнять.

Что-то холодное коснулось моей макушки. Лёгкие, безвредные прикосновения.

— Спасибо, что позволила нам прийти на нашу последнюю битву, — лицо Кумалла возникло прямо передо мной. — Спасибо, что не дала нам уйти с этой занозой в сердце. Мы отплатим за долг.

Если бы могла, я отмахнулась бы.

— Нет… никакого… долга.

Он улыбнулся так, будто я сказала нечто невероятно смешное, и множество рук подняли меня, прижав к телу моего спутника. Достаточно, чтобы я смогла увидеть, что происходит вокруг.

— Живи, сын, — прошептал Кумалл бессознательному Фионну.

А потом… Фианна ушли. И я знала: на этот раз навсегда.

Вдалеке Теутус был в худшем состоянии, чем я. Лишённый единственного пути назад в свой мир, так, как он сам обещал Тараксис пятьсот лет назад, гейс взял своё. Расселина вновь стала ровным мысом, а спираль бурь и воплей исчезла.

Я сжала руку Маддокса и наблюдала, как умирает король демонов. Медленно. В хрипах и предсмертных судорогах, словно его лёгкие были пробиты. Держась за грудь, будто сердце разлагалось изнутри. То самое сердце, в котором застряла его клятва Тараксис.

Он рухнул лицом вниз, и чёрная корона покатилась в сторону.

Я смотрела, как окончательно гаснет свет в тех фиолетовых глазах, которые унаследовала, — и позже злые языки будут утверждать, что я улыбнулась.

— Чёрт возьми! — вдруг выкрикнул кто-то.

В нескольких метрах Гвен села, растерянно хлопая глазами. Её шея была целой, а светлые косы — облеплены грязью и кровью.

— Я чувствовала, что умираю, — пробормотала она. — А потом будто какие-то очень милые люди налили мне виски. И ужасно невежливая змея заявила, что это не моё место. Будто я сама хотела там оказаться! — Она осеклась, осознав, где находится. Как. Почему. Её глаза распахнулись до предела. — Какого хрена произошло?

Я выдохнула — и потеряла сознание.

Глава 57

Аланна

Мои сёстры — совершенно безумные дурочки.

Младшая смеётся по любому поводу, а Тараксис вздыхает в уголках из-за невозможной любви.

Но я их обожаю.

Мы сражались, бежали, поднимались снова и находили смысл вместе.

Я сделаю для них всё, что угодно.

Луксия, принцесса Тир на Ног и богиня смерти

Дни после битвы прошли в смятении. Было ликование от победы, скорбь по погибшим, множество решений, которые предстояло принять, и целое королевство, не знавшее, чего ждать дальше.

Мы с Мэддоксом, Каэли, всем Братством взялись за дело. В первую очередь — похоронить тех, кто отдал жизнь на берегу. Затем — очистить поле боя и разрушенные улицы столицы. Я отнесла тело Элаты, всё ещё в его шкуре селки, к Ваху, и там манан-лир забрали его в глубины.

Демоны сосредоточили силы на прорыве ко дворцу, и город почти не пострадал. И хотя барьер пал, Веледа пошла на риск и спустилась в темницы — спросить Сейдж, согласна ли она и её братья помочь.

Все, кроме Рана, Сивада и Сефира, сказали «да» и защищали беженцев. Сидхи и людей.

Сразу после они вернулись в темницы, но их судьба оставалась нерешённой и зависела от Оберона. Как королю фэйри, именно ему предстояло вершить суд вместе с Волундом и Инис Файл, ведь те принадлежали Вармаэту. По лицу Оберона было видно: ему нравилось сражаться, побеждать врагов и наконец освободить свои силы. Но вот обязанности короля ему были не по душе.

Однако пока он не отказался их исполнять. С каждым днём всё больше фэйри и существ из его Двора становились на его сторону. Его уже начинали звать Светом Толл Глóir, и история о том, как он прикончил сначала Дуллахана, потом ваидеру, а под конец Нукелави, разлетелась повсюду.

Ронан и его бульварный лист этому очень помогали.

Гвен хвасталась тем, что побывала в царстве Кранн Бэтахд, и всем, кто хотел слушать, рассказывала, как выглядит священное дерево и сама Керридвен. Кто-то верил, кто-то нет. Я знала правду: Фианны вернули ей её оив, и Керридвен позволила этому случиться по какой-то причине.

Я пообещала себе, что навещу её, но пока не была готова.

Большинство драконов после битвы вернулись на острова, чтобы сообщить о случившемся. Си’ро и родители Мэддокса остались. Си’ро временно должен был выступать представителем расы драконов, постоянно общаясь с Огненными островами, а Сорча и Коад уже не имели причин держаться вдали от сына.

Когда Пвил и Абердин встретили родителей Мэддокса, Сорча так разрыдалась, что даже у Абердина увлажнились глаза. Они благодарили фэйри — словами и без слов — за то, что позаботились об их сыне, и по драконьему обычаю поцеловали им ноги, пока те не начали возмущаться.

Наконец, встал вопрос: что делать с демонами, оставшимися в Гибернии? Их было меньше сотни, ведь большая часть воинства успела прыгнуть в расселину. Как я и предполагала, без короля, который бы ими правил, они сложили оружие. Никто не сказал бы, что они стали смирными и дружелюбными — это была раса воинов, сражавшихся и проигравших, оказавшихся теперь на враждебной земле.

Некоторые предлагали их сразу перебить, но этот вариант отвергли.

В итоге решили подождать, пока политическая ситуация в Гибернии прояснится. Была человеческая королева, король фэйри, королева манан-лир и правление драконов. Четыре Двора, каждый из которых мог иметь голос.

Так демоны оказались в темницах дворца, ожидая суда или приговора. Говорили, что Волунд потерял сознание, оказавшись в камере рядом с демонами. По-моему, пустые слухи. С его стороны куда правдоподобнее были бы вопли и попытки прикончить их на месте.

Через две недели после конца битвы северные гематитовые шахты были уничтожены взрывом. Удар был такой силы, что целый кусок земли оторвался от Гибернии и ушёл в глубины Ваха. Очертания нашего континента изменились.

Через месяц после всего мы с Мэддоксом, Каэли, Гвен и Веледой снова собрались. Впятером. Без придворных, вельмож, солдат или сидхи, бегавших за нами хвостом.

Мы устроились в кабинете Веледы, всё ещё бывшей маленькой чайной рядом с библиотекой. Дворец менялся стремительно и снова наполнялся людьми и деятельностью. Но теперь там были не только люди, и первым делом опустел зал трофеев.

У нас были виски, пиво, мёд, рагу от Хопа и десерт в виде полена из шоколада и орехов, традиционный у лепреконов. Это было не совсем то о чем я мечтала, но почти. И главное — у нас было всё время в мире, чтобы исполнить его.

Если только долг и обязательства не прикончили нас раньше.

— Сколько вельмож ещё не ответили тебе? — спросила Каэли у Веледы.

— Ни один. Теперь все до единого — приторные льстецы. Им нужно знать, что я собираюсь делать с их титулами и владениями. Многие баронства, графства и герцогства расположены на землях, что некогда принадлежали фэйри. — Она потерла виски. — Си’ро хочет собрать ассамблею всех Дворов, чтобы обсудить главные вопросы. Но какие они? С чего нам начинать? Всё будто бы…

— Новое? — подсказала я.

— Стрессовое.

Мэддокс рассмеялся.

— Добро пожаловать в жизнь при дворе. Как наследный принц двадцать пять лет, должен сказать — не завидую тебе.

Вел указала на него.

— Не отвертишься. Я слышала кое-что. Например, что дракон, способный принимать облик дракона, должен стать королём огненных созданий.

Мэддокс скривился. Эти слухи доходили и до нас. Мы видели взгляды родителей Мэддокса и Си’ро, будто они уже готовились нащупать почву.

— Мне это неинтересно. Я уже говорил: моё копьё превратится в пугало.

Гвен вздохнула.

— Дело ведь не в том, хочешь ты или нет, а в том, что будет лучше для королевства сейчас.

— Я помогу драконам снова вернуться в Гибернию и наоборот, — твёрдо сказал мой спутник. — Признаю, я единственный дракон, который знает здешние обычаи, и могу быть полезен. Но королём? Всю жизнь меня готовили к чему-то подобному, и ни разу это не соблазнило меня. Ни разу. И, думаю, мы все согласимся, что никто не должен надевать корону ради условностей.

— И не ради амбиций, — добавила Каэли.

Мы все кивнули.

— А ты… — пробормотала Гвен.

Я напряглась.

Я знала, что она скажет. Это было чем-то вроде открытого секретика, бродившего по коридорам и улицам, в тех же самых тавернах, где Оберона провозглашали всемогущим героем. Будто бы это проявилось в битве, а потом упомянули на совете — и слух мгновенно превратился в истину, в которую все готовы были поверить.

Потому что вера сильна, она укореняется. Она неуничтожима.

— Я не богиня, — резко отрезала я.

— А кто говорит, что нет? Кто устанавливает правила? — блондинка улыбнулась, прекрасно понимая, что меня это раздражает. — В ту ночь ты подняла Фианнов, чтобы они сражались за Гибернию. Логично, что…

— Я их не воскрешала. Я лишь освободила их оив на время, и только потому, что это была ночь Самайна.

— Не будь занудой. Суть в том: кто ещё способен на такое, кроме… богини смерти?

Я вздохнула. Богиня смерти. Так теперь меня начинали называть.

«Береги её наследие», — сказала мне Керридвен.

Каэли подняла руку, перепачканную шоколадом.

— Я согласна. Это было так впечатляюще, что я расплакалась.

— И я, — призналась Гвен.

— Если я богиня смерти, тогда ты, с твоими дарами от Тараксис, богиня любви, — прищурилась я на сестру. — Это то, кем ты хочешь быть? Чтобы тебя так называли?

— Уверена, это откроет мне двери везде. Я больше никогда не буду платить в барах и тавернах.

— Лаеки.

Когда она глубоко вдохнула, я поняла, что она отложила шутки.

— Смотри, это как с Мэддоксом и троном. Дело не в нас. Он может отказаться от короны, но всё равно останется тем, кто он есть. Мы тоже. И если людям спокойнее верить, что богини существуют, что есть существа, которые способны их защитить, я не стану их переубеждать.

Я уставилась на неё. Иногда я всё ещё забывала, что она больше не та шумная милая девчонка, что держала меня за руку и пряталась у меня на груди ночами. Иногда меня захлёстывало осознание, что теперь рядом со мной не та, о ком я заботилась, а та, кто порой заботился обо мне.

— Ты всегда была слишком умной для собственного блага, чёрт возьми.

Она рассмеялась.

— Спасибо.

— Можем мы поговорить хоть о чём-то, что не связано с будущим Гибернии? — взмолилась Вел.

Гвен подхватила на лету:

— Конечно. У меня тут «Эхо народа». Пишут, что какой-то лорд с юга, из Ильки, был без памяти влюблён в одну деарг-дью и покончил с собой, когда она погибла в битве. — Она развернула страницы сплетен. На обложке — цветная иллюстрация: чёрный дракон с золотыми глазами и прекрасная женщина у него на спине, с мечом в руке. — Дочери утверждают, что вампирша забрала всё наследство, но анонимный источник сообщает, что старшая загадала желание лепрекону — и потеряла всё.

— Верю, — сухо заметил Мэддокс.

Он положил ладонь мне на бедро, и мы вместе внимали всем слухам континента.

***

Несколько дней спустя случай свёл меня с Фионном по дороге в библиотеку. Между нами тут же возникло неловкое напряжение, заставившее улыбнуться скованно и вымученно. Я поблагодарила его за помощь в бою, он поблагодарил меня за то, что я позволила ему увидеть отца в последний раз, и всё это было тягостно.

Я не осмелилась бы утверждать наверняка, но была уверена: с бессмертным происходило что-то… странное. Страннее обычного.

Абердин сказал мне, что Морриган передала ему официальное приглашение от Никсы в её Двор, и что он его отклонил.

Я не могла понять, что именно в нём не совпадало с привычным образом, пока не заметила его пустые руки.

— Где твоя бутылка?

— Я больше не пью.

— О, шкура священного лосося, ты болен? — Я сделала движение, чтобы подойти и измерить его температуру. — Что с тобой?

Он зарычал, как уличный кот, отстраняясь.

— Ничего. Просто… теперь я должен заботиться о себе.

Я вгляделась в него.

— Что?

— Всё прошло. Дар Тараксис. Он вырвался, когда я помогал тебе закрыть Разлом. Думаю, эта чёртова сабля отняла его, чтобы возродиться. Я откуда знаю. Дело в том, что… — Он посмотрел на свои руки. — Я снова смертен.

— Вот это да.

— Да.

— Вот это да.

— Тьфу! Не смотри на меня так. Всё в порядке. Я был сыт по горло этим вечным существованием, тоской и бесконечным течением лет.

Я была… искренне потрясена. Для начала я и не подозревала, что бессмертие Фионна можно у него отнять. Однако это объясняло, почему Орна возродилась. Я задумалась, что сказала бы моя сабля, узнай она, что человек, которого она ненавидела всей душой, помог вернуть ей жизнь.

Без сомнений, оскорбила бы.

Так что я непременно расскажу ей об этом, как только Ойсин вернётся с мечом. Он чинил его в кузнице гномов.

— Никогда бы не подумала, что ты захочешь умереть, — заметила я.

— Не хочу. Пока что, по крайней мере. Но приятно знать, что это всё же случится однажды. — Он посмотрел на меня искоса. — Гвен говорит, что Священное дерево прекрасно и полно тепла.

— Так и есть. — Я задумалась на мгновение, прежде чем добавить: — Твой отец и твои друзья в хорошем месте.

Он громко откашлялся.

— Ладно, ладно.

— Но не спеши встречаться с ними, хорошо? Говорят, после битвы о Фианнах снова заговорили, и многие хотят, чтобы братство возродилось.

— Это только та глупая блондинка твердит.

Я пожала плечами, улыбнувшись.

— Возможно. И, слушай… Не думаю, что королева манан-лир приглашает в свои земли кого попало. — Его лицо напряглось. — Давным-давно ты говорил мне, что если что-то и скрывается в озере, то ты ему и даром не нужен. Но теперь всё иначе. — Я сделала паузу. — И у вас общая дочь. Так что окажи мне услугу и веди себя как мужчина.

— Тьфу!

***

В один зимний день, спустя год после того, как Каэли была вырвана у меня на пристани Гримфира, а судьба связала меня с драконом, полным тайн, Мэддокс обернулся драконом.

Каэли, Гвен и я забрались ему на спину, и мы полетели к Огненным островам — впервые после битвы, чтобы увидеть их. Веледа, которой требовалось куда больше бумаг и протокола для организации королевского путешествия, осталась махать нам с завистливым выражением лица из дворцовых садов. По бокам от неё стояли Пвил и Абердин.

Вах зимой, когда его глубинами властвовала королева, представлял собой равнину густого, загадочного синего. Мэддокс снизился так, что когтями коснулся поверхности, его огромная тень и крылья отразились внизу, и мы все взвизгнули, словно девчонки, когда нас слегка окатило водой.

Путешествие оказалось куда менее бурным, чем прошлое: больше не было ни штормов, ни магии, пытавшейся вышвырнуть нас. И вскоре после того, как мы оторвались от материка, показались острова.

Все девять.

Куски земли, разбросанные по морю, у берегов которых вода становилась бирюзовой и прозрачной. Мы увидели девять вулканов и убедились, что Дагарт — самый большой из островов.

Мэддокс закружил рядом с множеством драконов, вылетевших ему навстречу, заворожённых и польщённых возможностью лететь рядом с настоящим драконом. Мы приземлились на знакомом пляже, и Каэли с Гвен пришли в восторг от белого песка, тёплого воздуха — несмотря на зиму — и сладковатого запаха яблок, витавшего повсюду.

Сорча и Коад ждали нас там и бросились обнимать сына, едва он вернулся в облик человека. Потом они радостно приветствовали и нас.

— Идём, идём, — Сорча подтолкнула нас прочь с пляжа. Её дом был недалеко. — Все жаждут познакомиться с вами, поговорить. Они будут засыпать вас вопросами о материке. Как только договоры и прочие политические соглашения будут подписаны, их уже не удержать от того, чтобы пересечь море.

На это уходило куда больше времени, чем ожидалось. После первого собрания королей было второе. Потом третье. Четвёртое. А с пятого Веледа вылетела пулей, с Обероном на пятках и Рианн, кричащей: «Это было неуважение!»

Множество самцов и самок, взрослых и детей, следовали за нами по пути, смотрели, как мы проходим, или пролетали над головами. Каэли и Гвен были так восторженно возбуждены от всего, что видели, что я бы не удивилась, если бы они кинулись обнимать пальмы.

Мы почти достигли одного из яблоневых садов, когда моя сестра вдруг резко выдохнула.

И это был стон боли.

Она схватилась за шею, но взгляд её был прикован к другому. К молодому дракону, ошеломлённому не меньше, чем она. Я узнала его морковные волосы и веснушки. Это был воин, разговаривавший со мной у входа в Обсерваторию.

Самец резко расправил крылья цвета алого, его камни вспыхивали безумным светом, он толкнул нескольких драконов вокруг. Те возмутились, пока не посмотрели на него — и тогда их глаза распахнулись, как блюдца. Сорча прижала ладони к лицу. Мэддокс схватил меня за руку.

— Аланна…

Я не поняла, чего он хочет, пока он не притянул меня к себе. Он отводил меня от Каэли. Невольно я оказалась перед ней, заслоняя её по инстинкту.

— Подожди.

— Не вмешивайся. Когда устанавливается найд нак, самец может вспыхнуть, если почувствует, что его пытаются оттолкнуть.

Я ахнула.

— Н-найдх нак?..

Самец рухнул на колени — так же, как когда-то Мэддокс в лесу Робабо. Будто его ноги больше не могли его держать. Пирит, лазурит, кварц, обсидиан и несколько сердоликов вспыхивали и сияли, пока он отчаянно пытался добраться до ключиц. Две самки помогли ему, расстёгивая ремни, освобождая его от верхней части доспеха.

Моей сестре было куда легче коснуться кожи. На ней были брюки и блуза, и вскоре проявились и проявились голубые линии. Я знала, что она чувствовала. Будто её жалили осы, а затем кто-то плеснул на это место прохладной водой.

Какова была вероятность?

Что именно дракон, с которым я говорила, оказался… спутником моей сестры?

Я нащупала руку Мэддокса и, может быть, сжала её сильнее, чем следовало, стоя в стороне, молча, наблюдая, как моя сестра задыхалась, потрясённая, а молодой дракон, только что нашедший пару, приближался к ней с расправленными крыльями и рычал:

— Моя.

Надо отдать должное моей сестре: она посмотрела на него, вскинув голову, изучила его крылья, усыпанные камнями, и веснушки, и протянула руку.

— Вообще-то меня зовут Каэли. А ты… кто?

Глава 58

Мэддокс

Пусть никогда не обрушится на тебя крыша

и пусть друзья, собравшиеся под ней, никогда не уйдут.

Пусть у тебя всегда будут тёплые слова в холодный вечер,

полная луна в тёмную ночь

и пусть дорога всегда открывается к твоему порогу.

Больше никогда не запретная пословица

Нового спутника Каэли звали Киан. Ему было двадцать два года, и он оказался первым найдх нак дракона с островов с представителем другой расы (если не считать моего с Аланной, но мы не в счёт) со времён войны.

И это принесло нашему народу новую надежду.

Спустя несколько часов, после того как Киан надышался запахом Каэли и она проявила терпение и любопытство, он достаточно успокоился, чтобы пойти в дом моих родителей и поужинать с нами. Он был ликующим и смущённым одновременно, принимал поздравления с улыбкой и с ушами, красными, как помидоры. Он собрал еду для своей спутницы и вложил тарелку в её руки, соблюдая драконью традицию кормить тех, кого мы любим. Когда пришли его родители, также потрясённые, Киан обнял их и указал на Каэли так, будто она была только что найденным сокровищем.

А сама Каэли была… взволнована и ошеломлена.

Чёрт, вела себя куда лучше, чем её сестра в тех же обстоятельствах. Хотя я не жаловался. Меня всё ещё заводило, стоило вспомнить, как Аланна набросилась на меня и пригрозила перерезать горло.

— Всегда мечтала о крылатом воине для тебя, не для себя, — призналась Каэли сестре вполголоса. — Но это… не знаю. Я видела вас с Мэддоксом. Он разглядел твою тьму и остался рядом, помог тебе стать счастливее. Это и есть… связь?

Я улыбнулся и коснулся связи внутри. С недавних пор Аланна была не единственной, кого я мог ощутить осязаемо. Она была ближе всех, и мост, что соединял нас, самым прочным, но со временем появились тонкие ответвления, которые укоренялись. Я обнаружил это в битве, когда не мог добраться до Аланны и, отчаявшись, хватался за всё, лишь бы достучаться до неё.

Тогда меня коснулась переливчатая нить, робкая. Голос Каэли прозвучал в моей голове, успокаивая. Далёкий, слегка расплывчатый, но всё же там.

Ведь она была частью моего лаха. И с магией Аланны, питающей связь, наши эмоциональные узы только крепли, создавали новые волокна, переплетавшиеся между собой. Со временем, я подозревал, смогу общаться и с родителями, и с Абердином, и с Пвилем. Со всей моей семьёй.

Тебе стоит говорить тише, если хочешь, чтобы дракон тебя не услышал, сказал я своей золовке.

Она распахнула глаза чуть шире и покосилась на своего новообретённого спутника.

Киан оказался джентльменом и сделал вид, что ничего не слышал, как и все остальные.

— Это многое, и думаю, меняется у каждой пары, — ответила моя спутница. Я послал по связи язычок огня, отчего Аланна улыбнулась и незаметно пнула меня под столом. — Но одно я точно понял: найдх нак никогда не ошибается. Ширр соединил вас, и за этим стоит прекрасная причина.

Каэли кивнула, всё ещё растерянная.

— Я… думаю, я разберусь. Спокойно. Хочу узнать его.

— О, да, не позволяй его дракону торопить тебя. Они жадные, но… — Аланна запнулась. — Ты сама увидишь. Ты бесконечно мягче и восприимчивее, чем я, у вас всё получится.

Каэли подарила ей дрожащую улыбку, а когда повернулась к Киану, тот продолжал говорить с Сорчей и Коадом, словно и не осознавал, что изумрудные глаза его спутницы изучают его досконально.

Бедняга, он не знал, что его ждёт.

Оставшееся время на островах прошло именно так, как мы себе представляли. Возможность спокойно исследовать их, без проклятой тёмной тени Теутуса, омрачавшей всё, — это было потрясающе. Мы купались на пляже, ели яблоки, пока я не подумал, что возненавижу их, и наставники из библиотеки вручили нам десять книг, чтобы мы доставили их королеве Веледе в знак доброй воли. Она будет визжать от счастья, когда их увидит.

В ночь полнолуния, прогуливаясь с Аланной вдоль Сулиса и наблюдая за зарождавшимся ухаживанием Каэли и Киана, ко мне подошёл отец. Я мало видел его в тот день и в предыдущий, но понимал, что у него и у матери были свои обязанности. Гвен завела друзей с присущей ей скоростью и уже сидела в самой знаменитой таверне Дагарта, занимаясь тем, что умела лучше всего: пить и играть.

Коад улыбнулся мне… странно.

— Сын, у меня для тебя сюрприз.

— Это нечестно, если мы обмениваемся подарками, ты должен предупреждать.

Они с матерью уже задарили меня на мой день рождения в прошлом месяце. Я начал думать, что они пытаются возместить все подарки, которые не могли вручить, пока я рос.

— Это не подарок. Не совсем.

Затем он бросил выразительный взгляд на мою спутницу. Аланна прикусила нижнюю губу и вынула из портупеи мешочек.

Мой мешок с камнями. Я оставил его в нашей спальне во дворце.

Я прищурился на неё.

— Маленькая воровка…

— Это было очень лёгкое поручение, — сказала она, протягивая его мне.

Коад потер затылок.

— Наставники проголосовали, кто удостоится чести сопровождать тебя на твоём бели маур. Он ждёт тебя в Рихе, если ты согласишься.

Чёрт.

Я столько раз мечтал об этом, так много, что в подростковые годы просыпался по утрам, чувствуя свои крылья и воображая их усыпанными камнями.

Тёмная ниточка коснулась моего уха — моя спутница поддерживала меня. Она сговорилась с отцом ради этого.

— Конечно, я согласен, — хрипло произнёс я.

Отец махнул мне, его крылья уже взметнулись, готовясь к полёту.

— Я не смогу присутствовать, — вздохнула Аланна. — И, если честно, думаю, так даже лучше. Если бы я увидела твою боль, то могла бы снести этот вулкан.

Я улыбнулся.

— То есть дело в том, что ты хочешь присматривать, чтобы Киан не дотронулся до того, чего не следует.

— Ты оскорбляешь меня. Моя сестра уже взрослая. — Но потом, с блеском в глазах, она поднялась на цыпочки и коснулась моих губ поцелуем, разлившим жар в основании моих рогов и заставив дракона довольно зарычать. С тех пор как связь была скреплена, этот гад был тих и доволен. — Я жду не дождусь увидеть твои крылья в драгоценностях.

И я показать их ей. Я провёл рукой по её щеке, прежде чем взмыть в небеса вслед за отцом.

— Удачи! — услышал я крик Каэли.

Коад уже объяснил мне, что в северном склоне вулкана есть пещера, посвящённая священным обрядам. Таким, как бели маур. Моё сердце колотилось, когда мы приземлились на карниз. Поток горячего воздуха ударил нам в лицо, но мы выдержали. Дракны были рождены для жара.

Старый самец ждал нас там. На нём была тёмная туника, а крылья его были цвета летней травы.

Он смотрел на меня с уважением и удовлетворением. Так делали многие на островах. Я знал, что для них способность воплощать моего дракона ставила меня вровень с Ширром и Девятью. Но, чёрт возьми, я был всего лишь Мэддокс. И слишком долго — Сетанта.

Мне нужно было быть только собой. С моей спутницей и теми, кого я люблю.

— Моё имя Борта, и я поведу тебя через твой бели маур. Здесь ты должен раздеться. В какой-то момент процесса ты испустишь столько огня, что одежда всё равно сгорит, из чего бы она ни была сделана.

Совсем нагим я последовал за ним внутрь пещеры. Отец остался у входа и подарил мне ободряющий взгляд.

Чёрт, я нервничал.

Не должен был — через это проходили дети и подростки.

Тёплый импульс пришёл через связь. Я уловил насмешливое шипение тьмы.

Всё будет хорошо, прошептала Аланна. Будь мужиком.

Я невольно улыбнулся.

Борта не повёл меня в глубины вулкана, но жара хватало, чтобы даже я начал потеть. Вскоре я понял причину. Мы вышли в другую пещеру, где в самом полу была вырезана каменная плита-стол, а рядом тёк настоящий поток лавы.

И среди лавы плавали камни. Камни, камни — всех видов и цветов.

— В гротах множество таких ручьёв и озёр, — пояснил Борта. — Оттуда родители берут камни для своих детей.

Вот что сделали и мои родители, даже веря, что никогда меня не увидят.

Борта указал мне лечь на стол. Это было неудобно, и камень обжигал, но терпимо. По обе стороны стояли мраморные платформы, на которые я расправил крылья.

Я передал ему мешок с камнями, когда он попросил.

— Процесс прост и, если всё пойдёт как нужно, быстрый. Я окуну каждый твой камень в лаву, прежде чем прикрепить его к крыльям. Магма наших вулканов — один из немногих материалов, способных пройти сквозь прочные перепонки, кроме гематита. Ты должен выдержать, пока ожог не сомкнётся вокруг камня.

Звучало это… до чёрта болезненно.

— Ладно.

— Есть ли у тебя какой-нибудь узор на уме? Предпочтения в порядке?

Чёрт, я никогда об этом не думал. Даже не замечал, чтобы у других дракнов камни располагались по каким-то особым схемам.

— Нет. Знаю только, что на каждом крыле по шесть.

— Верно. Порядок — лишь эстетика.

Я задумался на миг.

— Аметист поставь на левое крыло, как можно ближе к сердцу.

— Разумеется. — Что-то металлическое скрежетнуло по полу, и я невольно напрягся, увидев, как Борта поднял стальные щипцы. — Готов?

Я глубоко вдохнул. Почувствовал, как моя спутница шлёт мне ласки и шёпот.

— Да.

— В таком случае, я начну. И позволь сказать: для меня большая честь вести через бели маур такого, как ты.

— Я не…

— Знаю, твой отец сказал, что ты скромный. Понимаю.

Я промолчал, осознавая, что сказать было особо нечего. Каэли была права. Я был тем, кем был, и для многих людей это значило нечто прекрасное, во что можно верить.

Послышался звон щипцов, хватающих первую камень, затем — шипение лавы, когда её опустили внутрь. И вскоре, без предупреждения, раздирающая боль пронзила моё левое крыло, заставив резко вдохнуть и едва не сорваться на крик. Я держался, держался, держался, клочья тьмы убаюкивали меня, и через пару секунд агония ушла так же стремительно, как пришла. Осталась ноющая пульсация, будто свежий синяк, к которому прикасаются.

— Это была первая, аметист. Всё в порядке?

— Да, — выдохнул я, удивлённый.

Потому что это было правдой. Боль длилась недолго и быстро стихала.

Мастер закончил с левым крылом, прежде чем я успел это осознать. На правом я снова почувствовал более острый укол с первым камнем. Потом перепонка чуть притупила ощущения.

Вскоре Борта выпрямился и оглядел мои крылья придирчивым взглядом. На его лбу выступили капли пота, но он выглядел удовлетворённым.

— Идеальные. Садись медленно и проверь, не кружится ли голова, прежде чем встать.

Я послушался. Больно, чёрт возьми. Я стиснул зубы, складывая крылья, но когда увидел их — будто кулак ударил в живот. Столько чувств нахлынуло разом, что все они вспыхнули одновременно.

Я коснулся аметиста.

— Мембрана вокруг будет воспалена несколько часов, а завтра всё станет идеально. Если будет слишком мучительно, всегда можешь попросить у лекаря немного лауданума.

Я расправил крылья и сжал губы. Чем больше ими двигал, тем лучше они отзывались.

— Потерплю.

— Уверен, что да. Это был один из самых быстрых и лёгких бели маур, что я проводил в жизни. Спасибо.

— Нет, Борта, спасибо тебе. — Я поднялся и пожал ему руку. — Я, э-э…

Он взглянул на меня с пониманием.

— Да, знаю. Я тоже почувствовал себя целостным, когда получил свои камни.

Я встретил отца у входа в пещеру, и у него перехватило дыхание, когда он увидел мои крылья. Он осторожно коснулся внешней кости.

— Ты великолепен, — прошептал он.

Я рассмеялся.

— Надеюсь, моя спутница скажет то же самое.

Мы полетели обратно в город, и я без труда отыскал Аланну по связи. Теперь она была постоянным биением рядом с моим и неотъемлемой частью моего сознания. Чего-то, в чём я не сомневался, что было неоспоримо.

Она увидела меня и улыбнулась одной из тех улыбок, что не раз становились моей погибелью. Я встал перед ней и расправил крылья. Глаза моей спутницы засияли, и я выставил себя напоказ, заставив камни на крыльях сверкать для неё. А когда она заметила аметист, всё поняла и перехватила дыхание.

Затем, под смех моей матери и Каэли, я схватил её за талию и взмыл в воздух. Там, между луной и звёздами, я поцеловал её. Она застонала и обвила меня руками, веря, что я никогда не дам ей упасть.

Никогда, за всю мою проклятую жизнь, я бы не подумал, что судьба уготовит мне нечто столь сладкое и прекрасное.

Глава 59

Аланна

У богини смерти

есть три смертоносных оружия:

Сутарлан, Сны и Кровопийца.

Ах да, и четвёртое, если считать её спутника.

Из журнала Эхо народа

Когда мы вернулись в Гибернию некоторое время спустя, то сделали это с явным обещанием Сорче и Коаду позволить им устроить нам с Мэддоксом поморум. Через месяц, год или пять — не имело значения, но они хотели соединить наши руки под яблоней и с благословением Ширра.

Мы с моим спутником были не против, но оба понимали: чтобы собрать всех наших близких на Огненных островах, понадобится размах колоссальных масштабов. Теперь у каждого были свои обязанности и ответственность.

Но мы это сделаем. Когда-нибудь. Потому что спешки не было.

Киан поехал с нами на материк, и Каэли решила показать ему всё. Они по-прежнему вели себя застенчиво в какие-то моменты, но строили дружбу, и я знала, как работает найдх нак: он раз за разом убеждает тебя, что этот человек предназначен тебе. А если ты слишком долго тянешь, он убеждает ещё настойчивее.

Во дворце царил хаос, как уже становилось привычным. Веледа едва не подралась с Рианн во время примерки королевского наряда. Хоп и его родня прибрали к рукам кухни, и трое слуг подали в отставку, а в садах появлялось всё больше единорогов, которые присоединились к Эпоне и уже обглодали все живые изгороди лабиринта. Пвил и Абердин постоянно курсировали между Эйре и Айлмом, где управляли деревней и замком. Веледа предложила передать им герцогство Аннуин, но теперь эту территорию предъявлял как часть своего королевства Оберон.

Я подозревала, что Оберону плевать — станет ли в его королевстве чуть больше или меньше земли, и что всё это лишь игра власти под маской политики.

Картограф из Анисы подал в отставку на седьмом собрании королей, когда его тринадцатый вариант делёжки земель был отвергнут. Говорили, Никса снова уснула — смертельно скучая, потому что, по её словам, никто и не сомневался, где начинается и где кончается её королевство, а её подданные были свободны и довольствовались малым.

У Каэли и у меня было бесконечное количество теорий о том, как выглядит коралловый трон и существует ли на самом деле легендарный подводный город манан-лир. Даже Морриган не подтверждала и не опровергала.

Демоны всё ещё сидели в подземельях — их кормили, но не пытали. И единственным фейри, кто оставался там, был Волунд. Он был и единственным, кто отказался быть верным Оберону и жить в мире с людьми.

Как мне рассказали, Сейдж и её братья вернулись в Анису по приказу Оберона. На мой взгляд, они были бы большими дураками, если бы не оценили то, как с ними обошлись. Другие без раздумий повесили бы их. Или посадили бы на кол.

Гвен обняла Сейдж перед её уходом, и та, хоть и не ответила на объятие, всё же наполнилась слезами. Глядя на них, издали, я вспомнила слова Оберона:

«С детства их семье внушают извращённое понятие верности».

С другой стороны, было правдой, что Оберону нужны будут все могущественные друи, каких он сможет собрать. Веледа подтвердила мне, что он намерен поднять лес Эмеральд на поверхность.

— Он в любой момент обратится к Каэли с официальной просьбой о помощи, — предупредила меня королева-человек. — Он верит, что она сможет оживить мёртвые земли Вармаэта своим рёвом.

Перспектива меня воодушевила.

Разве это возможно? Сможем ли мы полностью обратить вспять разрушения Теутуса?

Через несколько дней Ойсин нашёл меня в библиотеке. Я перелистывала книги, что мы привезли из Дагарта, в то время как Мэддокс делал наброски в своём блокноте. Он, похоже, всерьёз вознамерился спроектировать дом, который мы хотели построить. И кондитерскую для Каэли. И ни у меня, ни у неё не хватало духу сказать ему, что он был великолепен во многих вещах, но только не в архитектуре.

И на это ещё будет время.

Моё сердце забилось быстрее, когда я увидела в его руках продолговатый футляр.

— Это она?

Кузнец улыбнулся.

— Убедись сама.

Я взяла футляр. Он тоже был новый, и я знала, что сделал его Ойсин. Коричневая кожа, золотые монеты с выбитыми трискелями и священными деревьями.

Внутри я ощутила знакомую вибрацию.

Осторожно, я вынула клинок, и он издал шипящий звук, от которого у меня по коже побежали мурашки.

Аметисты вспыхнули светом.

— Привет, напарница.

— Девочка, скажу прямо, — начала она ворчать. — Это был самый жестокий опыт в моей жизни. Думаю, этому фейри стоит заняться чем-то другим.

Ойсин вздохнул.

— Я здесь.

— Уф.

Пока Орна Кровопийца, также зовущаяся некоторыми Пряхой, хорошенько отчитывала кузнеца за то, что ей пришлось пережить в его мастерской, я осмотрела её новое лезвие. Невозможно было сказать, где оно ломалось и где начиналась новая сталь. Ойсин сплавил, соединил и отполировал его до совершенства.

И она была столь же великолепна, как всегда.

— Неплохо, — пробормотал Мэддокс.

— Тьфу. Дракон опять.

— Что? Думала, я куда-то денусь?

— У меча есть право мечтать.

Я улыбнулась.

— Слушай, Орна, расскажи мне о своих снах.

Эпилог

Десять лет спустя

Всё закончилось праздником.

Но не любым праздником. Крестинами. И не просто крестинами ребёнка, а отпрыска двух существ, которым ни одна сказка или легенда никогда бы не отмерила счастливого конца.

Мэддокс сиял, дракн-воин в расцвете сил, в середине тридцатых, расхаживал по бальному залу дворца, держа на руках крошечный свёрток. В нём уже не осталось и тени той тяжести, что отягощала его шаги годы назад, — ноши миссии пожертвовать собой ради общего блага.

Его спутница, Аланна, с распущенными тёмными волосами, с клубящейся тьмой на шее, смеялась над чем-то, что с самым серьёзным видом бормотала её близкая подруга Гвен. Что бы это ни было, Фионн сомневался, что подобное уместно для широкой публики. Эта человеческая женщина была неисправима. Но как часть новой братии Фианнов — незаменима.

И садистка на испытаниях посвящения.

Прислонившись к деревянной стене зала и держа в руке стакан безобидной воды, Фионн невольно сравнивал эти крестины с последними, на которых ему доводилось быть. Единственное сходство, что он нашёл, — у младенца была та же самая копна мокрых волос, как он помнил; по крайней мере, именно это успел заметить с места, где стоял.

Во всём остальном всё было иным. Разница ощущалась буквально в воздухе, ею дышали, она наполняла лёгкие тёплым воздухом, сладостным ароматом лучшего рагу от искусных брауни из Спорайна, звенела в ушах оживлёнными разговорами и смехом.

Он даже побрился ради этого случая, чёрт возьми. Не видел своё лицо открытым больше пяти веков, и это открытие оказалось… странным. Он постарел. Больше не было того крепкого и простоватого мужлана, что когда-то спас богиню Ксену в облике лосося от смерти в лапах медведя и за это был вознаграждён бессмертием.

Пришли морщины, вместе с ними — больше седины и боли в костях.

Никса утверждала, что он всё ещё привлекателен. Но эта мерроу была настоящей льстицей.

— Ну же, разве ты не читал приглашение?

Абердин вынырнул словно вихрь, и со скоростью кобры выхватил у него стакан виски. Фионн едва успел нахмуриться, как мужчина грубо оттолкнул его от стены.

— Гостям запрещается прятаться по углам с меланхоличным видом. В угол можно уйти только для того, чтобы кого-то обхаживать, или же с улыбкой до ушей. Ты, очевидно, не делал ни того, ни другого.

Фионн рыкнул.

— Парень…

— Это на меня больше не действует. — Мощная рука Абердина обняла его за плечи и сжала куда крепче, чем тому хотелось. Чёрт. Ему всё ещё было трудно привыкнуть к тому, что Братия не знала такого понятия, как личное пространство, и что, считая тебя своим, они обращались буквально как со своим. — Пошли, есть кто-то, кто жаждет познакомиться с тобой, а ты всё тянешь.

Фионну было стыдно признаться даже себе, что эти слова и то, как Абердин лавировал среди гостей в поисках торчащих рогов Мэддокса, вызвали в его груди тяжесть.

— Эй, Мэддокс, передохни на секунду, сынок! — проревел Абердин.

Хотя некоторые гости вздрогнули и обернулись, испуганные, они тут же расслабились, узнав одного из глав Братии. Люди и сидхи знали его прекрасно.

Непоколебимое сердце Фионна билось слишком сильно, когда они добрались до Мэддокса. Дракн улыбался столько часов подряд, что Фионн задался вопросом, не сводит ли у него скулы.

Он игнорировал свёрток в его руках столько, сколько мог. То есть секунд пять — ровно столько понадобилось Аланне, чтобы появиться рядом со своим спутником.

Её макушка, как всегда, едва доставала до его плеча, но они были так связаны, что одного её прикосновения к его руке хватило, чтобы дракн развернулся к ней, словно звёзды, качающие на руках луну, и чуть склонился. Узнавая. Обожая. Принимая под защиту.

Их глаза встретились — золотой и фиолетовый, — и, хотя казалось невозможным, улыбка Мэддокса стала ещё шире.

— Думаю, мы тут лишние, — пробормотал Фионн Абердину.

— Не беспокойся, в какой-то момент они всегда возвращаются в реальность.

Аланна улыбнулась и наконец оторвала взгляд от спутника. Её прекрасные фиолетовые глаза, больше никогда не сравниваемые с её ненавистным предком, встретились с глазами Фионна, и в них было что-то такое, отчего мужчине до боли захотелось выпить виски.

Она смотрела на него точно так же, как тогда, когда воссоединила его с отцом.

— Мы давно хотели познакомить тебя с ней.

— Ну да, конечно.

Орна вспыхнула из портупеи Аланны.

— Оставьте беднягу в покое. Я чую его панику отсюда.

— Никто не спрашивал твоего мнения, Кровопийца.

Мэддокс рассмеялся, и ребёнок в его руках залопотал. Пара пухлых конечностей, полных складочек и ямочек, поднялась над пелёнкой.

Уф. Фионну стоило уйти подальше.

Да.

— Старик, лучший способ справиться со страхом — это встретиться с ним лицом к лицу, — сказал дракн.

И тогда, прежде чем Фионн успел сделать хоть что-нибудь (что угодно), чтобы этого избежать, тот сунул ему ребёнка. Он сказал себе, что взял его только потому, что иначе малыш упал бы на пол, а это означало бы конфликт на уровне всего континента. Теперь он считался частью Двора манан-лир после обряда ритуала связи с Никсой, дракон был новым тиарной Дагарта, а чёртовой Аланне уже воздвигали храмы.

Крошечный свёрток устроился у него на груди без труда. Фионн сглотнул несколько проклятий, когда посмотрел на него.

У него тоже были фиолетовые глаза. И густая копна тёмных волос. До определённого возраста никто не узнает, станет ли он драконом или нет, но зная, каким извращённым бывает рок? У неё вырастут чёртовы крылья. И она будет повелевать тьмой, как маленькая богиня смерти. А может, даже зарычит и поднимет волшебные леса, как её тётка по матери.

Возможности были бесконечны и пугающие.

— Она…

— Совершенна, — закончил Мэддокс, с убийственным блеском в глазах.

— Девочка? — пробормотал Фионн с надломленным голосом.

Аланна смотрела на свою дочь с величайшим проявлением преданности и любви, какие он видел за долгие годы.

— Да. Хочешь узнать её имя?

— Нет.

— Фиона.

Чёрт, чёрт, чёрт.

Комок встал в горле, и что-то странное случилось с его глазами.

Чёртова Гвен нагнулась, чтобы рассмотреть его поближе.

— Он плачет! Я же говорила!

Вскоре ребёнка забрали, и Фионн снова сказал себе, что вовсе не скучает по лёгкому весу на руках и особому запаху, исходившему от малышки. Запаху, что напомнил ему, как когда-то пахла Морриган в первые месяцы её жизни.

Гвен поднялась на цыпочки.

— Кстати, кто-нибудь видел Вел после ужина?

Каэли возникла словно из ниоткуда, с пылающими щеками и своим спутником следом. К тому времени ходили слухи, будто они с Аланной — близнецы. Немногие в королевстве знали, что на самом деле между рождением сестёр было двенадцать лет. Но им нравилось не опровергать, а наслаждаться замешательством.

— Я видела, как она улизнула с королём в сад. Подозрительно. Очень близко. Почти как будто…

— Все поняли, ша’ха, — засмеялся Киан. Он обнял спутницу за талию и подмигнул Фионну, и тот был вынужден признать, скрепя сердце, что этот дракон был обаятельным и совершенно невозможным для ненависти.

Аланна вздохнула.

— Ещё один вечер, который они организуют и с которого удирают. Хорошо хоть этот в нашу честь. Ах, чёрт! Мне нужно найти Карадо. Он с мужем везли колыбель для Фионы от лепреконов Робабо. Это… — Она огляделась. — Где моя дочь?

Мэддокс указал на толпу.

— Её только что украли мои родители и Си’ро.

— В общем, лепреконы считают себя крёстными Фионы, ведь именно в их лесу возник наш найдх нак. И я предпочла бы избежать ещё одного скандала, вроде того, когда мы отказались от брачной постели. Пойдём?

Дракон обнял спутницу за плечи рукой и приютил под крылом. Его камни мерцали, особенно аметист.

— Нет для меня ничего лучше, чем иметь дело с лепреконами, ты же знаешь.

Счастливые родители удалились, Абердин огрел Фионна ладонью так, что у того лёгкие встряхнуло, и рядом остались лишь Гвен и он. И он смог перевести дух.

Пока не появились Пвил, Морриган и Секвана — и не втянули его в ещё один разговор, в котором он не хотел участвовать.

Но он всё равно остался на крестинах — от начала и до конца.

А на следующий день добавил к груде подарков для ребёнка подвеску: чтобы, когда её повесили над колыбелью, девочка видела мечи, драконов, мерроу, фейри и цветы — и была готова к тому, что ждёт её в этом мире.