Эрия. Осколки души (СИ)

Глава 5. Свет дружбы

Вершины гор Перворождённых первыми сменили будничный наряд на торжественно белый, весело искрящийся в лучах солнца и таинственно мерцающий в отражениях луны. Природа ждала прихода зимы. Устало. С нетерпением. Как дозорный на смотровой башне в предвкушении утренней зари. Серые плотные тучи грубым полотном растеклись по небу до линии горизонта, перекрывая путь прямым солнечным лучам. Вечнозелёный лес, спускающийся по заросшему пологому склону до подножия гор и окружающий деревню Саянку с трёх сторон плотной стеной, выглядел по — осеннему сонно и мрачно. Лесные обитатели торопливо наполняли закрома снедью, утепляли жилища, готовясь к затяжной суровой зиме. Звонкое переливчатое разноголосье сменилось сухим скрежетом веток и тихим шелестом опавших листьев, гонимых стылым северным ветром.

Выйдя из перелеска, мы неспешно спускались вдоль поймы реки Саяны в деревню, расположенную в предгорной долине. Узкая частично заросшая травой тропинка постепенно расширялась и переходила в хорошо утоптанную полевую дорогу с одноэтажными бревенчатыми домиками по краям. Ближе к торгу грунтовку сменяла мощённая булыжная мостовая.

Глава Саянок десять лет назад заключил с управляющим шахтой «Кристаллическая» договор на бесплатную поставку в деревню булыжников из каменоломен в обмен на помощь саянцев при разборе обвалов. Обрушения случались в шахте нечасто, но добытого камня хватило, чтобы покрыть булыжником центральную торговую площадь с расположенными рядом с ней зданием Магистрата и домом Главы Саянок. Два года назад руководство деревни обязало зажиточных жителей, владельцев торговых и ремесленных лавок мостить дорогу перед домом шириной в сажень. Так постепенно деревенские улочки покрывались мостовой словно лоскутным одеялом.

Простые рубленые одноэтажные постройки стояли вперемежку с добротными каменными одно—, двухэтажными зданиями. Каждый строил, как и где ему хотелось, поэтому дома нередко перегораживали улицу, образуя извилистый лабиринт со множеством тупиков и переулков. Большая часть крыш домов была устлана тёсом — самым легкодоступным в наших краях материалом. Те, кто побогаче, предпочитали красно — рыжую глиняную черепицу. Из— за чего сверху деревня напоминала лесную опушку с беспорядочно рассыпанными по земле ржавыми, красными шляпками боровиков и моховиков.

Ранним утром жизнь в деревне била ключом. Торговцы открывали лавки, расставляли товар, весело перекидывались новостями, по улицам активно сновал народ. Над площадью разносились ароматы свежей выпечки вперемежку с запахами жареного мяса, мочёных яблок и прелой листвы. Проводив Грэгори до конторы Вестника, я направилась к дому Танэров, но не прошла и десяти шагов. Тёплый, мягкий аромат свежеиспечённого хлеба, кружащий над торговой площадью, словно уличный зазывала пленял случайных прохожих, разжигал аппетит. Я не устояла, ноги сами понесли меня в сторону любимой пекарни лирэссы Польной. Думаю, что небольшой завтрак в начале трудного дня не повредит! Сама я пеку редко и неумело. Кулинария не входит в число моих добродетелей.

Переливчатый звон колокольчиков раздался над головой, едва переступила порог булочной. Тёплая пряная волна сдобы гостеприимно укутывала и приглашала за стол. Вокруг незримой дымкой витали ароматы корицы, ванили, гвоздики, ореховой пасты, лесных ягод и цитрусов. Сладкие, чуть терпкие, немного острые — они щекотали нос, кружили голову, наполняли рот сладкой слюной. На чугунной плите в медной турке томился аквэрийский кофе.

— Доброго дня, тётушка Польна! — поздоровалась со стоявшей ко мне спиной хозяйкой пекарни — пышнотелой невысокой женщиной. Светлые с проседью волосы привычно убраны под расшитую красным бисером кичку. Округлый дамский силуэт удачно подчеркнут тёмно — коричневым шерстяным сарафаном поверх белой хлопковой вышиванки. Горловину, манжет, плечи и рукава украшало фигурное шитье из красной шерстяной нити. Шелковый кушак с обережным орнаментом, белый накрахмаленный передник — фартук завершали традиционный наряд. Лирэсса Польна гордилась статусом замужней женщины и тщательно это подчёркивала.

Я стянула перчатки с озябших пальцев, распахнула полы плаща и с удовольствием прижалась к тёплой украшенной изразцами стенке печи, приобняв ту словно родную сестрицу. Соблазнительный вид и дивный аромат дымящихся пирожков, пряников и печенья, выставленных хозяйкой на стеклянных полках витрины с резными наличниками, вызывал жгучий аппетит. Предвкушая удовольствие, сглотнула скопившуюся слюну.

Стеллажи позади прилавка ломились от изобилия кухонной утвари, глиняной посуды и берестяных туесков со специями, травами и сушенными листьями. Тетушка долго и кропотливо собирала свою чайную коллекцию. Особенно берегла редкие заморские сорта.

На нижних полках хранились чистые накрахмаленные скатерти и расписные льняные рушники. С обеих сторон от входа к стенам крепились массивные лавки, укрытые двухцветными суконными полавочниками.

Мягкий тёплый рассеянный свет настенных кристаллов — светильников, небольшие деревянные столики, вышивные скатерти с заботливо выставленными на них глиняными медовичками поддерживали домашнюю атмосферу пекарни.

С грубо рубленых стен свисали декоративные расписные колосья и домотканые рушники — произведение народного искусства и ручного труда местных мастериц. Каждая уважающая себя саянка стремилась украсить подобными изделиями стены собственных жилищ.

— Доброго, Эрия! Доброго! — ответила лирэсса Польна, оборачиваясь с дымящейся туркой в руках. — Продрогла, девонька? Проголодалась? Небось, опять пешком до деревни шла? Где же твоя Кассандра? Неужто снова захромала?

Лирэсса Польна была женщиной, как принято говорить, в годах. Своих детей им с мужем боги не послали, поэтому всю нерастраченную материнскую любовь она щедро выплёскивала на работающих у неё девушек и дорогих сердцу завсегдатаев кондитерской, негласно беря над ними шествие.

Моя горемычная судьба не оставила её равнодушной. Посчитав первоочередным долгом, обогреть сиротку, она щедро растрачивала любовь и на мою скромную беспризорную персону. Женщиной лирэсса была доброй, благодушной, с щедрой бескорыстной душой. В школьные годы я любила забегать в пекарню по дороге на занятия, подкрепиться пирожком с зеленым луком и яйцом или шаньгой с лесными ягодами. Тётушка неизменно усаживала меня поближе к печи, наливала горячий травяной чай с чабрецом и накладывала полную корзинку выпечки. Я старательно поедала бесплатное угощение, а тётушка заплетала мне косы и рассказывала весёлые истории про жителей и гостей Саянки. Пекарня лирэссы Польны стала мне вторым домом — местом, где тебе всегда рады и ждут.

— Нет, нет! Всё в порядке. Решила прогуляться, пока погода окончательно не испортилась. — Поспешила успокоить тётушку.

— Да, зимушка всё ближе и ближе подкрадывается. Уж недолго нашим бабам в девках гулять осталось. К Единению всем, кто в понёву повскакивал, мужья кушаки намотают, да кирчи на головы повяжут. — Довольно улыбаясь, словно кот на сметану, тётушка Польна перелила кофе в высокую глиняную кружку с толстыми стенками, из каких мужикам впору хмельной отвар пить. В плетёнку сложила имбирного печенья, кусок пирога с лесными ягодами, корзиночки со взбитыми сливками. Пристроила всё это богатство на середину круглого стола, мягко приобняв меня за плечи, опустила на стул спиной к печи.

— Садись, милая! Кофе твой любимый готов. Я на прошлой неделе специально пуд этих заморских зёрен у жаброчешуйчатых на два туеска мёда выменяла. Так что забегай почаще, буду тебя кофе поить. Не понимаю, как он тебе нравится, горечь редкостная! Твой здравник во сто крат вкуснее. — Тётушка огладила мои растрепавшиеся волосы и присела за стол напротив.

— Ну давай, деточка, кушай, не торопись. Совсем, дорогуша, исхудала. Вон тонкая какая, маленькая, кушаку и зацепиться не за что будет.

— Спасибо, тётушка! За угощение, за ласку! Кофе у вас замечательный! — Обхватила тёплую кружку двумя руками и прикрыла глаза, наслаждаясь бодрящим кофейным ароматом. Несравненно! Надо приобрести пару фунтов этих волшебных зёрен и себе домой. — А кушак мне ни к чему. Я же маг.

— Как это ни к чему?! Что ты говоришь такое, девочка? Маг, не маг — какая разница! В невестах всю жизнь собралась сидеть? У дядьки на шее хомутом висеть? Считай восемнадцать лет уже, как бобылём ходит!

Бодрый звон колокольчиков вынужденно оборвал зарождавшуюся отповедь, оповещая хозяйку о новом посетителе.

— Доброго утра, лирэсса Польна! — Звонкий весёлый голосок золотоволосой кудряшки Лэсси согнал с меня последние остатки дремы. — О, Эрия! Какая удача! Я как раз думала, как было бы здорово здесь встретиться!

— Что пьёшь? — Подруга подскочила к столу, плюхнулась на соседний стул и заглянула в кружку. Принюхавшись, она поморщилась и демонстративно зажала нос пальцами. — Фу, что это? Новый лечебный отвар? Судя по запаху, ядрёная штука!

— Нет, популярный заморский напиток, к твоему сведению. Кофе называется. Согревает и наполняет энергией. Рекомендую. Хотя ты, и так, всегда бодрая и весёлая. — недовольно пробурчала в ответ.

Лэсси счастливо заулыбалась, отчего на щеках девушки проступили две милых ямочки, по одной с каждой стороны. Высокая, стройная, с красивой пышной грудью и тонкой талией, гибкая словно лоза, с ворохом мелких светлых кудряшек, которые шапкой обрамляли лицо и спускались чуть ниже плеч, с лучащимися задором и жаждой жизни голубыми глазами. Одним присутствием она разгоняла любую грусть. Моё персональное солнце.

С Лэсси мы сдружились в пору учёбы в общеимперской школе. Заливистый заразительный смех подруги никого не оставлял равнодушным — слышишь его и смеёшься в ответ. Всегда весёлая, открытая, полная идей и неуёмной энергии. Отсутствие искры не мешало подруге выступать в роли главного заводилы игр и затей в школьном дворе. Прямолинейная, чистосердечная Лэсси слыла непримиримым поборником правды. За что не раз получала от деревенских мальчишек и девчонок, но надёжная защита в лице нашего общего друга всегда была рядом, и кара настигала обидчиков. Так мы и дружили — я, Люк и Лэсси. Неразлучная троица. Мои названые брат и сестра.

— Деточка, обожди немного. Я схожу на кухню, узнаю, готов ли заказ.

Вопросительно взглянула на подругу, та неопределённо пожала плечами, отвернулась к окну и замолчала, что было не характерно для звонкоголосой щебетуньи. Ещё минуту назад весёлое выражение лица сменилось на задумчиво — печальное.

— Лэсси, что — то случилось? — Я отставила кружку с кофе и склонилась к подруге, заглядывая в грустные глаза. Лэсси тяжело вздохнула, как будто смиряясь с неизбежным, оторвалась от созерцания пейзажа за окном и взглянула хмуро и решительно.

— Через седмицу мне предстоит вскочить в понёву. Вот родители и готовятся. Сегодня приезжает сестра мамы с семьёй из Приозёрной, потом в течение двух — трёх дней остальные подтянутся к обряду готовиться. Мама отослала меня с наказами: продуктов купить, пироги у лирэссы Польны забрать, за понёвой, рубахой — вышиванкой и рушниками к вышивальщице зайти.

Слова подруги удивили. От потрясения я в прямом смысле на время утратила дар речи. Мне было известно о старой традиции «вскакивания» в понёву. Когда девушке приходила пора становиться взрослой, родственниками по материнской линии проводился обряд, который объявлял девицу невестою и предоставлял право женихам свататься.

Взрослые замужние женщины собирались на закате дня, купали девицу в травах, закутывали в рушник, смазывали кожу маслами, заплетали косы, одевали в ритуальную одежду — белоснежную вышиванку. Действо сопровождалось традиционными песнопениями. Затем будущая невеста становилась на лавку и ходила из одного конца в другой. Мать, держа в руках открытую понёву, следовала за дочерью подле лавки и приговаривала: «Вскоци, дитятко; вскоци, милое», а та каждый раз на такое приветствие сурово отвечала: «Захочу — вскоцу, захочу — не вскоцу».

Вот только после торжественного водружения на тщательно вымытое и качественно отпетое девичье тело нарядной вышитой понёвы выбора «вскоцу — не вскоцу» не оставалось. Носить понёву невеста после завершения обряда обязана вплоть до свадьбы, когда будущий муж снимет её и повяжет на талию вышитой кушак.

Во время празднования Дня Единения, когда одарённые источником проходили ритуал слияния, семьи, которые совершили обряд «вскакивания» в понёву, объявляли о помолвке молодых и о предстоящей свадьбе. Мне казалось, что в наше время эта традиция уже не столь рьяно чтилась. Пресловутое «пора становиться взрослой» довольно растяжимое и крайне неопределённое понятие. Но родители Лэсси считали иначе. Едва подруге исполнилось восемнадцать лет, её сочли достаточно взрослой и в преддверии праздника решили провести обряд, избавиться от лишнего рта. Ещё бы! Лэсси была старшей дочерью среди пяти сестёр и двух братьев, младшему из которых едва исполнился один год. Очевидное и понятное желание родителей.

Я смотрела на подругу, на упрямо сжатые губы, едва сдерживаемые слёзы, и понимала, что услышать слова жалости — это последнее, чего бы ей хотелось. Будучи пустой, не имея богатого приданого, родившись в глухой деревушке на окраине Империи, она осознавала свою судьбу. Поэтому причитать, спорить, требовать, убеждать, доказывать — было бессмысленно и даже оскорбительно для неё. Оставалось надеяться, что к ней посватается тот, по кому давно трепещет девичье сердце.

Проглотила вставший в горле комок, придвинулась к подруге и молча обняла, крепко сжав в объятиях. Не знаю, сколько времени мы так просидели — не говорили и не двигались. Почувствовав себя лучше, подруга медленно отстранилась и с облегчением откинулась на спинку стула.

— Спасибо! — благодарно отозвалась Лэсси. — Похоже, твой кофе безнадёжно остыл.

— Ерунда! Я уже напилась и наелась. — Ободряюще улыбнулась и сжала ладонь подруги.

— Лэсси, деточка, девочки замесили тесто и готовят начинку. Ближе к полудню будет готово! — Грузно шагая, в пекарню вошла тётушка.

— Хорошо, лирэсса Польна! — пропела Лэсси звонким голоском как ни в чём не бывало.

— Может, чайку с пирожками? — Накормить каждого, кто заходил в пекарню, было для тётушки делом чести.

— Спасибо, но пока откажусь. Я только из дома. Лучше в следующий раз, когда вернусь за пирогами. — сказала Лэсси, дожёвывая кусок моей шаньги.

— Ты сейчас куда? — спросила я подругу, застёгивая полы кожаного плаща.

— А есть предложение? — Жажда приключений — неотделимая часть живой натуры Лэсси. Стоит только сказать слово, и подруга готова бросить все дела и бежать навстречу неизведанному.

— Мне надо зайти к Танэрам, навестить Фрэда, а потом можем вместе сходить к вышивальщице. Пойдёшь со мной?

— К Танэрам? Ещё спрашиваешь! С удовольствием! — Лэсси быстро вскочила со стула и накинула поверх тёмно — синего шерстяного сарафана короткий заячий тулуп. — А что с Фрэдом?

— Он вчера игрался в кузне, когда Люк с отцом работали, и обжёгся. Я его подлечила. Сегодня обещала зайти проведать и занести отвара здравника.

— Ничего себе! Бедненький! Представляю, как переволновались родители и Люк. Фрэд хороший мальчик, но крайне непоседливый. Даже мои неугомонные сестрёнки не сравнятся с ним.

Одевшись, мы тепло попрощались с лирэссой Польной, поблагодарив тётушку за угощение и радушный приём. Сытые и разрумянившиеся выпорхнули из пекарни.

За время незапланированного второго завтрака шуму на улице прибавилось. На площади бойко шла торговля. Повозки стояли колесо к колесу, образуя узкие рыночные ряды. На деревянных прилавках громоздились горы овощей и пучки сочной зелени — плоды заботливых рук саянских огородниц. Кадки со свежепойманными речными обитателями испускали мерзкий рыбный аромат, а с бортов охотничьих телег серо — рыжими полосками свисали выделанные шкурки белок, зайцев и куниц. Хозяин единственной в деревне таверны лир Матеуш громко нахваливал только сваренный густой звар, наливая желающим за пару медяков, и зазывал на дегустацию. Между рядов с веселым визгом бегала детвора. Толкалась, падала и заливисто хохотала. У лавок с полотном и милыми женскому сердцу безделушками громко с упоением сговаривались почтенные лирэссы.

Взявшись под руку, мы с подругой медленно продвигались через бурлящую реку людских тел в сторону Кузнечной улицы, где располагалась оружейная лавка, мастерская литейщика, кузня и дом четы Танэров.

— Эрия, помнишь Лидку — дочку скорняка? Она училась на год младше.

— Ну, допустим. Что с ней?

— С ней? Ничего. — отмахнувшись, ввернула Лэсси. — Живёт себе потихоньку, растёт, цветёт, благоухает.

— Рада за неё! Это всё?

Подруга хитро улыбнулась и продолжила:

— Вчера столкнулись с ней в лавке у мясника. У неё старший брат в «Имперском вестнике» работает, а Лидка его главный внештатный глашатай. Как выйдет с утра из дому, пока всем встречным — поперечным свежие новости не разба… эээ… не поведает, не вернётся. Так до вечера и ходит вещает. Как только язык не отваливается. Дел, видимо, других нет.

— Лэсси, ближе к теме!

— Ну, хорошо! Вот свежая имперская сплетня, то есть весточка: на прошлой седмице в родовом гнезде Крафтов совершено покушение на грэссу Талию Крафт. К счастью, неудачное. Получив в подарок от жениха очередной шедевр ювелира, юная и, несомненно, прекрасная грэсса едва примерила украшение, как упала без чувств. Как оказалось, на ожерелье наложено смертельное проклятие. Девушке несказанно повезло. Рядом оказался её брат, которому удалось его деактивировать. Пострадавшая лечится, виновных ищут. Вся Империя стоит на ушах. Занавес.

— Душещипательно! Повезло с братом.

— Да, только с проклятием не повезло — это уже пятое покушение за два года на наследников первой линии.

— А что в этой Талии Крафт такого? Зачем кому — то убивать девушку?

— Эрия, ты чем в школе на уроках занималась? Одна трава в голове, ей — богу! Повторяю для одарённых. Магическое равновесие в Империи поддерживается благодаря чистой энергии источника Ирбиса, питающего остальные месторождения — светлые и тёмные, взаимодействовать с которым может только маг — дуал — император Ленард Лофт Третий. Как всем известно, надеюсь, и тебе тоже, у правителя нет детей. Трон передаётся исключительно магу — дуалу, которые, внимание, рождаются только в смешанных браках. Здесь начинается самое интересное. Подобные союзы в Империи строжайше запрещены, но в качестве исключения ожидается, что для рождения наследника будет заключён династический брак между детьми ближайших родственников императора и императрицы — между грасами и грэссами. У обоих монархов есть родной брат и сестра. Талия Крафт — племянница императрицы и дочь брата императрицы Дастиана Крафта. У него, кстати, ещё есть сын. Они близняшки вроде бы.

— Лэсси, я поражена! Откуда ты это знаешь? Не припомню, чтобы на уроках истории подобное рассказывали. — Я посмотрела на подругу с недоверием.

— Хм… Тут не захочешь — узнаешь. — хмыкнула Лэсси. — У мамы с соседками — подружками любимое занятие вечерком на завалинке императорские косточки обсасывать — болеют за судьбу Империи всей душой и телом. А я что! Уши же не завяжешь! — отшутилась она, а взгляд такой невинный, невинный!

— Ну, да. Ты ещё для достоверности ресничками похлопай! Признавайся, что подслушиваешь!

Пикируясь в шутливой форме друг с другом, мы вышли из торговых рядов на открытое пространство, не успели пройти и пару шагов, как услышали крик.

— Эй, Лэсси! Подожди! — Сзади через толпу пробивался высокий худощавый парень, подпрыгивал и активно размахивал руками, пытаясь привлечь наше внимание.

— Кто это? — спросила я, пристав на цыпочки, чтобы лучше разглядеть догоняющего.

— Вот ведь тощая редиска! — выругалась Лэсси. — Это Тони. Младший сын мясника. Пиявка приставучая! Уже седмицу за мной ходит. Замучил — сил нет!

Подруга с утра меня удивляет. Сначала новостью с понёвой огорошила, потом осведомлённостью в тайнах имперского двора, а сейчас выясняется, что она уже неделю скрывается от преследующего её поклонника. Многовато для одного утра. Страшно представить, что день грядущий нам готовит!

— Стесняюсь спросить… — Вопросительно уставилась на подругу.

— Вот и стесняйся! — Лэсси схватила меня за руку и резко дёрнула за собой в ближайший проулок. — Быстро! Бежим! Не хочу с ним разговаривать.

Проскочив межстенок, мы припустили по соседней улице, пропетляли по извилистым подворотням, в которых Лэсси разбиралась не хуже деревенской босоты, и выбежали на Кузнечную улицу. Запыхавшиеся и хохочущие обогнули лавку литейщика, вынырнули к дому Танэров и на полном ускорении влетели в крепкие мужские объятия. Обладатели столь внушительной силы даже не пошатнулись, приняв вес наших тел на свою широкую мускулистую грудь.

От неожиданности я вскрикнула и безвольной куклой повисла в толстых шириной в осиновый ствол руках. Внушительное живое препятствие, которое внезапно выросло на моём пути, впечатляло. Длинные мускулистые ноги в потёртых кожаных штанах утопали в высоких сапогах с панцирными наголенниками. На массивной груди — домотканая туника без рукавов с надетой поверх ткани бригантиной из металлических пластин, напоминающих рыбью чешую. Оба предплечья до локтя прикрывали чернёные нарукавники, скреплёнными между собой кожаными ремнями. Запястья стягивали чуть почерневшие по краям стальные браслеты. Покатые бугристые мышцы трапеции плавно перетекали в широкую короткую шею. Мощный словно кряжистый дуб. Высокий. Раза в полтора выше меня. С бурыми волосами, стянутыми в тугой хвост и медово — жёлтыми глазами с широким чёрным зрачком. Оборотень, а это был он, смотрел на меня с неприкрытым раздражением.

— Простите. — пропищала я, вжимая голову в плечи.

Мужчина хмыкнул, опустил меня на ноги и разжал пальцы.

— Смотреть надо! — пробасил оборотень.

Пошатнулась и отступила в сторону, бормоча извинения.

Если меня угораздило влететь в монолитную скалу, то подруга угодила в объятия оборотня с прямыми чёрными волосами до плеч. На голове кожаный обруч, у висков с обеих сторон заплетены две тонкие косички с вплетёнными металлическими бусинами. Ростом он чуть выше подруги, но на фоне рядом стоявшего здоровенного оборотня производит противоположное впечатление. Жилистый, крепкий, гибкий. В кожаном чешуйчатом доспехе поверх домотканой рубахи, закрывающей руки до запястья с такими же, как у соплеменника браслетами.

Тот, что поменьше, буравил Лэсси злым взглядом, тяжело дышал и всё сильнее сжимал подругу в объятиях.

— Пустите. — прошипела Лэсси, пытаясь вывернуться из стального захвата. — Пожалуйста. Мне больно.

— Бёрт! — прогудел «Скала», положил огромную тяжёлую ладонь на плечо «Жилистого» и сжал пальцы. — Пусти девчонку.

Тот, кого «Скала» назвал Бёртом, нехотя разжал руки и, не говоря ни слова, быстро зашагал прочь. «Скала», напоследок окинул нас хмурым взглядом и пошёл за товарищем.

Мы недоумённо переглянулись, оправили одежду и пошли к дому Танэров.

— Ты в порядке? — спросила я Лэсси. Девушка выглядела смущённой, испуганной и взъерошенной.

— Нормально — жить буду. — привычно отшутилась она. — Перетрусила немного. Он так смотрел. … Как будто съесть хочет.

— Да уж. — нервно хохотнула я. Внезапная и неприятная встреча с оборотнями снова пошатнула моё хрупкое душевное равновесие. Как будто мне одного карателя мало. Теперь вот повезло с оборотнями столкнуться. В прямом смысле этого слова. — Жуткие они. Угораздило нас… Ладно пойдём скорее в дом.