К удивлению всех и к смущению некоторых, маркиз, чья капризная память сохранила обрывки информации, сообщенной Фредерикой, появился на Аппер-Уимпоул-стрит в воскресенье вечером. Помня, что такие еженедельные приемы описывались ему как неофициальные, он прибыл в утреннем костюме: синем сюртуке изысканного покроя, полосатом жилете, светло-желтых панталонах в обтяжку и ботфортах, придание блеска которым было одной из основных обязанностей его камердинера. Племянник Элверстоука, лорд Бакстид, был аккуратно облачен в белый жилет, черные панталоны и полосатые чулки, составляющие обычный вечерний костюм, а двое очень молодых джентльменов носили рубашки с доходящими до скул крахмальными воротничками, шейные платки устрашающих размеров и изрядное количество перстней; сюртуки их пестрели кармашками для часов и печатей. Эти начинающие денди тратили много времени и мыслей на свои наряды и, покуда маркиз не вошел в гостиную, были удовлетворены результатами своих трудов. Однако при виде появившейся на пороге высокой стройной фигуры их одолели ужасные сомнения. Его лордство, располагая великолепными плечами, не нуждался в клеенчатой подкладке и не испытывал пристрастия к излишнему стягиванию талии. Высота его воротничка была весьма умеренной, шейный платок повязан красиво, но скромно, а украшения ограничивались единственным кармашком для часов и массивным золотым перстнем с печатью. Маркиз, несомненно, оказался самым элегантным человеком в комнате.
Он прибыл в разгар беседы, но, когда Баддл торжественно доложил о нем, воцарилось удивленное молчание, нарушенное возгласом Феликса:
– Вот это здорово! Кузен Элверстоук! Здравствуйте, сэр! Очень рад, что вы пришли! Я так вам благодарен! Мистер Тревор говорит, что вы все устроили как надо и мы на будущей неделе пойдем в Новый монетный двор! Вы уверены, что не хотите пойти с нами?
Мистеру Дарси Мортону, с любопытством наблюдавшему за другом, показалось, что он редко видел на его лице столь легкое выражение, как во время ответа на приветствие мальчика. Фредерика направилась к гостю с протянутой рукой, и он улыбнулся ей, вызвав у мистера Мортона некое подобие шока. Эта улыбка совсем не походила на те, которыми его лордство удостаивал вьющихся вокруг него кокеток, – она была куда более теплой и искренней. «Господи! – воскликнул про себя мистер Мортон. – Неужели ветер подул оттуда?»
Тем временем Фредерика, вежливо поздоровавшись с неожиданным визитером, спросила вполголоса:
– Что привело вас сюда, кузен?
– Чувство долга, – ответил маркиз и насмешливо добавил, слегка понизив голос: – Я боялся, что вы окажетесь в неподходящей компании!
С трудом удержавшись от смешка, Фредерика ограничилась красноречивым взглядом и промолвила с ослепительной улыбкой:
– Думаю, кузен, вы знакомы с большинством наших гостей, хотя я, возможно, должна представить вас мисс Апкотт и мисс Пенсби. – Подождав, пока Элверстоук кланялся упомянутым девицам, она представила его двум молодым щеголям. Маркиз удостоил их кивком, а их пышное облачение – поднятием бровей и легкой уничтожающей улыбкой, после чего перенес внимание на остальных гостей. Помимо Дарси Мортопа и тихого человека, в котором он узнал сэра Марка Лайнхема, присутствовали еще четверо хорошо знакомых ему людей, смущенно смотревших на него. Это были племянник маркиза, лорд Бакстид, его кузен и кузина, Эндимион и Хлоя Донтри, и его секретарь, Чарлз Тревор. Состояние Хлои можно было объяснить простой нервозностью при виде человека, на которого ее с колыбели учили взирать как на всемогущего благодетеля и которого ни при каких обстоятельствах не следует гневить, но три джентльмена выглядели так, словно их уличили в каком-то проступке. Мистер Тревор не предложил никаких объяснений своего присутствия, Эндими-он с виноватым видом сказал, что Хлоя попросила сопровождать ее, а Карлтон – что просто заглянул узнать, как поживают леди. Его лордство, не проявляя никаких признаков неодобрения, дружелюбно им улыбнулся и проследовал в заднюю гостиную, где сидела с вязаньем мисс Уиншем, время от времени кидая угрожающие взгляды па визитеров. При виде маркиза она помрачнела еще сильнее и весьма резко ответила на его вежливое приветствие. Нисколько не обескураженный, Элверстоук уселся рядом и попытался завязать разговор, прилагая столько усилий, чтобы понравиться собеседнице, что та впоследствии призналась Фредерике, что у него, по крайней мере, хорошие манеры и что он говорит как разумный человек.
Визит маркиза не продлился долго, и он не принял участия в шумной игре в «мнения», которая была предложена самыми младшими из присутствующих. Элверстоук уделил мало внимания своим родственникам и вовсе никакого – двум денди, по ко времени ухода успел уточнить для себя несколько моментов. Эндимион был очарован Кэрис, Бакстида, по-видимому, интересовала Фредерика, а Чарлз Тревор, несмотря на свою сдержанность, не мог скрыть от проницательных глаз маркиза явных признаков влюбленности. Очевидно, на его чувства отвечали взаимностью, но столь же очевидно он опасался, что его знатный работодатель задушит его намерения в зародыше. Те же страхи, судя по настороженному взгляду, испытывал и Эндимион. Причиной замешательства Бакстида, возможно, была боязнь, что Элверстоук выдаст его матери: воздавая должное этому напыщенному тугодуму, следовало отметить, что он был сам себе хозяин и никогда не выказывал желания зависеть от милостей дяди. В действительности Элверстоук питал лишь прохладный интерес к будущему наследника и вовсе никакого – к будущему племянника: знай это Эндимион и Карл-тон, они могли бы не тревожиться. Он предпочитал обоим своего секретаря и, хотя не намеревался вмешиваться в его дела, не одобрял его явного намерения жениться на мисс Донтри. Чарлз был наделен талантами, но не имел состояния; брак с девушкой, располагавшей скромным приданым и не имевшей никакого влияния, едва ли способствовал бы удовлетворению его политических амбиций. Беседуя с мисс Уиншем, Элверстоук наблюдал за Хлоей из-под лениво полуопущенных век. Хорошенькая девушка, но слишком недавно вышла из школьного возраста, чтобы распустить лепестки. Смущенный румянец свидетельствовал о молодости и влюбленности, с которым, однако, причудливо сочеталось серьезное и задумчивое выражение лица. Его лордство начинал понимать, что привлекало в девушке такого молодого человека, как Чарлз. Если его чувство окажется сильным, придется предложить ему свою поддержку. Не имея богатой и влиятельной жены, Чарлз будет нуждаться в покровителе, способствующем его карьере не с помощью денег (от которых он, вернее всего, откажется), а подыскав для него службу в правительственных кругах, где его усердие и дарования обеспечат признание и быстрое продвижение. Добиться этого не составит труда – куда труднее будет найти на его место секретаря, который столь же понравится его лордству. Впрочем, дело не являлось неотложным: маркиз подозревал, что Хлоя – первое серьезное увлечение Чарлза, и не сомневался, что Чарлз – первая любовь Хлои, которая могла ни к чему не привести.
Значительно сложнее было определить, испытывает ли Кэрис к Эндимиону более сильное чувство, чем к другим своим поклонникам. Казалось, она обращается со всеми одинаково любезно и доброжелательно, а восхищение, появлявшееся в ее глазах при взгляде на Эндимиона, не вызывало удивления – он был чертовски красивым парнем.
Что касается сэра Марка, то его лордство, не жаловавший романтических меланхоликов, считал его способным добиваться руки Кэрис не в большей степени, чем если бы та была статуей. Он не пытался привлечь ее внимание, а выглядел вполне удовлетворенным тем, что сидит рядом с ней и смотрит на нее с мечтательной улыбкой, казавшейся маркизу идиотской. Не присоединяясь к играющим в «мнения», сэр Марк все еще был поглощен созерцанием, когда Элверстоук, простившись с мисс Уиншем, подошел к нему и с усмешкой осведомился:
– Восхищаетесь моей подопечной, Лайнхем?
Сэр Марк вздрогнул и обернулся. Увидев, кто пробудил его от грез, он встал, поклонился и просто ответил:
– Да, милорд. Она словно сошла с полотна Боттичелли, не так ли? Как будто в своем ином воплощении она позировала ему, когда он писал «Рождение Венеры»! Увы, ее нельзя вставить в раму, чтобы постоянно иметь перед глазами! Как я желал бы, чтобы эти черты всегда оставались такими, как сегодня, – чистыми и совершенными! – Сэр Марк вздохнул. – Конечно, это невозможно. Прекрасная невинность, которую мы видим сейчас, на заре ее женственности, вскоре исчезнет – возраст и житейские страсти наложат на нее печать, оставят борозды в ее красоте и…
– И удвоят ее подбородок! – закончил его лордство, которому надоели вычурные излияния.
Покинув сэра Марка, он подошел проститься с Фредерикой. Она раздавала фишки игрокам, сидевшим за карточным столом, но при виде маркиза передала коробку сестре и вышла с ним к лестнице.
– Не стану умолять вас не уходить так скоро, – сказала девушка. – Я уверена, что вам смертельно скучно. Но, надеюсь, вы убедились, что мы не пребываем в дурной компании?
– О да! Компания вполне безобидная, – ответил он. – Особенно ваш образец всех добродетелей, единственное желание которого состоит в том, чтобы заключить вашу сестру в рамку и повесить ее на стену, дабы она могла вечно радовать его взгляд.
– Заключить в рамку? – недоверчиво переспросила Фредерика. – Он не мог такое сказать!
– Спросите его!
– Что за чушь! – с отвращением воскликнула она. – Никогда не думала, что он такая размазня!
– Нет-нет, он романтик с душой поэта, умеющий ценить прекрасное!
– Не вижу ничего романтичного в том, чтобы превращать Кэрис в картину! Очевидно, вы были правы, когда сказали мне, что он зануда, – с обычной откровенностью промолвила Фредерика.
Маркиз рассмеялся:
– Да, но глубоко почтительный зануда, уверяю вас! Он считает красоту Кэрис чистой и совершенной и хочет, чтобы она всегда оставалась такой.
Несколько секунд она, нахмурившись, смотрела на него, потом решительно заявила:
– Это доказывает, что сэр Марк совсем не питает к ней нежных чувств! Какая досада! Он казался мне многообещающей партией!
Глаза Элверстоука блеснули, но он серьезно ответил:
– Придется вам подыскивать другую. Может, я сумею вам помочь? Кажется, вы пришли к выводу, что молодой человек Кэрис не подойдет, поэтому я подумал… Вы возражаете против вдовца?
– Безусловно! – отозвалась Фредерика. – И более того, кузен: умоляю вас не заботиться о наших делах! Я просила вас только представить нас обществу – вы это сделали, за что я вам очень признательна, и я не хочу, чтобы вы продолжали из-за нас беспокоиться! Тем более, что в этом нет ни малейшей надобности!
– Ради бога, не сердитесь! – взмолился маркиз. – Просто вы пробудили во мне интерес…
– К поискам вдовцов для Кэрис?
– Это была шутка!
– Весьма неудачная! – сурово произнесла Фредерика.
– Тысяча извинений! Я не стану представлять моего вдовца вниманию вашей сестры, но вы можете располагать моими услугами или советами в любое время.
Фредерика заподозрила очередную насмешку, однако в глазах Элверстоука отсутствовал знакомый блеск.
– Договорились? – спросил он, стиснув крепкими пальцами ее руку, лежащую на перилах. – Вам не откажешь ни в здравомыслии, ни в силе воли, по, тем не менее, я не могу быть уверенным, что вас не проведешь, дитя мое.
– Да, конечно… – Она запнулась. – Благодарю вас, вы очень добры! Действительно, я ни к кому не стану обращаться, если буду нуждаться в совете или попаду в переделку! Но я обещаю больше не втягивать вас ни в какие переделки!
Фредерика хотела освободить руку, но маркиз поднес ее к губам и поцеловал. Девушка испытала странное ощущение, похожее на удар электрическим током, – у нее слегка закружилась голова, и прошло несколько минут после ухода Элверстоука, прежде чем она вернулась в гостиную. Обычай целовать руки уже отошел в прошлое, и, хотя старомодные джентльмены часто проделывали это с замужними леди, его лордство не был старомодным, а Фредерика не была замужем. Возможно, поступив так, он ничего не имел в виду или просто пытался пофлиртовать для забавы, так как она сказала ему, что никогда не была влюблена. Эта мысль покоробила ее – Фредерика привыкла смотреть на маркиза как на надежного друга, и ей было бы неприятно отказаться от этого. Если Элверстоук думает, будто может сделать ее очередным объектом своего флирта, то он жестоко ошибается – она не имеет пристрастия к кокетству и тем более не намерена вступить в ряды отброшенных им за ненадобностью!
Однако, когда спустя три дня Фредерика встретила маркиза на Бонд-стрит, он не проявил признаков чрезмерной галантности, а, нахмурившись, осведомился, почему ее никто не сопровождает.
– Кажется, я предупреждал вас, Фредерика, что в Лондоне неуместны сельские обычаи!
– Предупреждали, – ответила она. – И хотя я не могу сказать, что придала большое значение вашему совету, сегодня меня как раз сопровождает моя тетя!
– Которая добавила невидимость к своим прочим достоинствам?
С трудом удержавшись от смеха, Фредерика холодно объяснила:
– Она делает покупки в этом магазине и вскоре должна встретиться со мной в библиотеке Ху-кема. Надеюсь, вы удовлетворены?
– Ничуть. Если вы не хотите выглядеть фривольной особой, то не должны появляться в одиночестве в фешенебельных местах Лондона – тем более на Бонд-стрит! А если ваши намерения именно таковы, то ищите себе другого опекуна! И не морочьте мне голову болтовней о ваших преклонных годах! В Херфордшире вы можете сойти за умудренную житейским опытом женщину, но здесь вы всего лишь зеленая – даже очень зеленая – девчонка, Фредерика!
Эти резкие слова пробудили в ней противоречивые эмоции. Первым ее побуждением было дать ему такую же резкую отповедь, которую он заслужил своим высокомерием. С другой стороны, Элверсто-ук был вполне способен отказаться от своего покровительства, что если не разрушило бы ее планы, то весьма затруднило их осуществление. К тому же она ощущала, что вместе с дружбой маркиза лишится и душевного покоя.
– Конечно, я зеленая девчонка, – сказала Фредерика, пойдя на разумный компромисс с самой собой, – так как, пока не увидела вас, не считала это фешенебельным местом! С моей стороны это очень глупо – как будто я никогда не слышала о щеголях с Бонд-стрит! А вы здесь тоже… как вы это называете… на променаде?
– Нет, я не на променаде! – ответил он со знакомым блеском в глазах. – Я всего лишь направляюсь в боксерский салон Джексона.
– Какая гадость!
– Странно это слышать от той, которая еще недавно растолковывала мне смысл этой, по ее словам, «науки».
Фредерика рассмеялась:
– Все равно, это гадость! А с вашей стороны было непорядочно позволить мне строить из себя дурочку, зная об этом виде спорта куда больше меня!
– Не могу с этим не согласиться, – кивнул маркиз. – Я также знаю куда больше вас об условностях, которые необходимо соблюдать молодым леди из хороших семей!
– Как вы можете быть таким брюзгой? Разве я уже не признала свою вину?
– Если нанести мне незаслуженное оскорбление означает, по-вашему, признать свою вину…
– И вовсе не незаслуженное! – прервала Фредерика.
– Зато вы, девочка моя, – сдержанно промолвил его лордство, – скоро наверняка получите по заслугам. По крайней мере, я на это надеюсь!
– Какая жестокость! – Фредерика весело подмигнула, но тут же стала серьезной и виновато добавила: – Тяжелые вам достались подопечные, милорд! Пожалуйста, простите – вы были так добры к нам! Но вы ведь знаете, что я не собиралась впутывать вас в наши дела и теперь твердо решила больше не обращаться к вам, если у нас внезапно возникнет проблема.
– Из этого я делаю вывод, что ваши братья – в. данный момент – не пускаются в рискованные предприятия, – заметил он.
– А вот это совсем несправедливо! – возмутилась Фредерика. – Мы ведь не просили вас вызволять Феликса с парохода, а что касается Джессами, то он вообще не попадает в переделки!
Маркиз признал это, однако именно Джессами спустя несколько дней втянул его в историю с «пешеходной двуколкой».
Забавная машина была создана совсем недавно и уже становилась повальным увлечением. Ее простая конструкция состояла из двух соединенных рамой колес, переднее из которых могло поворачиваться с помощью рычага; между колесами размещалось седло. Машина приводилась в движение ногами седока, причем некоторые достигали поразительной скорости, ловко балансируя и быстро перебирая ногами к удивлению зрителей. Джесса-ми видел одного из этих специалистов с его машиной в парке и сразу же загорелся желанием достичь таких же результатов. Его жаждущая приключений натура, страдающая от отсутствия верховой езды и от добровольно возложенного им на себя режима усердного постижения наук, наконец взбунтовалась; ему казалось, что он нашел средство, не вовлекая Фредерику в дополнительные расходы, дать выход своей беспокойной энергии и продемонстрировать миру, что его младший брат – не единственный Мерривилл, способный отважиться на рискованное предприятие. Джессами узнал, что существует несколько школ, где обучают новому искусству и дают напрокат машины способным ученикам. Ему не понадобилось много времени, чтобы стать одним из них и легко научиться пробираться на своей «двуколке» через потоки экипажей на более тихие улицы. Лафра сопровождал его в этих экспедициях: это обстоятельство побудило его сестер с удовлетворением подумать, что он несколько облегчил свой строгий режим ради верного пса.
– Все-таки хорошо, что мы привезли Лафру в Лондон, – заметила Фредерика, добавив с усмешкой: – И хорошо, что он гонял коров в Грин-парке! Это внушило Джессами мысль, будто женщинам нельзя доверять собаку. Ничто другое не могло бы отвлечь его от книг!
Еще не настолько взрослый, чтобы не стремиться удивить семью неожиданной доблестью, Джессами ничего не рассказывал о своем новом увлечении. Почувствовав себя в состоянии управлять «пешеходной двуколкой», он решил подъехать к дверям дома и позвать сестер, дабы продемонстрировать им свой опыт. Правда, для него еще представляло некоторую трудность взбираться на машину, и ему не хотелось показывать это родственникам – особенно Феликсу. Поэтому Джессами попрактиковался еще несколько часов, прежде чем двинуться через самую густо населенную часть города. Он не смог противостоять искушению проехать вниз по длинному склону Пикадилли. Некоторые зрители были восхищены, а некоторые шокированы этим подвигом – в результате Джессами привлек к себе куда больше внимания, чем хотел.
В катастрофе был повинен жесткошерстный ретривер, спокойно идущий следом за хозяином. Однако при виде причудливого транспортного средства он устремился к нему с громким лаем. Джессами был слишком хорошо знаком с собаками, кидающимися на любой проезжающий экипаж, чтобы встревожиться из-за этого нападения, но Лафра, задержавшийся позади, чтобы обследовать многообещающий запах, увидел, что хозяина атакуют, и ринулся ему на помощь. Последствия были неизбежны. Сцепившиеся в смертельной схватке псы с размаху врезались в «пешеходную двуколку»; Джессами, пытаясь сохранить равновесие, налетел на человека, ремонтирующего стулья, потерял управление и свалился на мощеную дорогу, едва не угодив под копыта пары лошадей, запряженных в ландо. К счастью, кучер сумел повернуть лошадей, и Джессами с трудом поднялся, весь покрытый царапинами и синяками, но с целыми костями. Потрясенный и униженный, он увидел перед собой сцену, способную привести в ужас любого шестнадцатилетнего парня, не обладающего его безудержной отвагой. Внезапный поворот лошадей нарушил уличное движение, и воздух сотрясали грубые голоса, изрыгающие взаимные обвинения и крепкую брань; пожилая дама в ландо пребывала па грани истерики; мужчина, чинивший стул, жаловался на нанесение ему ушибов и приведение в полную негодность упомянутого предмета мебели, а хозяин ретривера кричал, чтобы ему помогли разнять собак. Джессами сосредоточил внимание на выполнении последней задачи: убедив разгневанного джентльмена прекратить осыпать ударами обоих животных и крепко держать свою собаку, он смог быстро оттащить Лафру. Не успел Джессами пробормотать извинения, как сердитый джентльмен возложил на Лафру всю вину за происшедшее, обозвав преданного пса «бешеной дворнягой». Естественно, это сразу отбило у Джессами охоту извиняться, вынудив, в свою очередь, обвинить ретривера, напавшего на него без всякой причины.
– Вам нравятся собаки, которые не защищают своих хозяев? – осведомился он. – Мне – нет!
Все больше людей заявляли о причиненном ущербе и угрожали судебным иском. Скандал принимал угрожающие размеры, и у бедного Джессами голова пошла кругом. Когда у него спросили, как его имя и куда он направлялся, ему живо представилась разгневанная толпа, набросившаяся на Фредерику и требующая у нее огромные суммы денег, поэтому он выпалил, повинуясь импульсу:
– Я ехал на Беркли-сквер… в дом моего опекуна, маркиза Элверстоука!
Джессами думал лишь о том, чтобы защитить Фредерику, однако он быстро понял, что произнес волшебные слова. Его обещания возместить убытки (до сих пор отвергаемые) были приняты; хозяин ретривера, выразив надежду, что опекун сурово накажет Джессами, двинулся дальше, а пожилая дама, придя в себя, прочитала ему нотацию, заверив его, что обязательно сообщит о случившемся маркизу.
Таким образом, представитель семейства Мерривилл вторично явился на Беркли-сквер в неурочный час, требуя немедленного свидания с маркизом. Однако, в отличие от Фредерики, Джессами не стал отказываться от услуг Чарлза Тревора и быстро и бессвязно рассказывал ему свою историю, когда Элверстоук в длинной накидке с капюшоном поверх элегантной визитки вошел в комнату и осведомился:
– В чем дело? Уикен сообщил мне… – Не договорив, он поднес к глазу монокль, разглядывая покрытого следами недавнего инцидента Джессами. – Неугомонный мальчишка! Ты что, побывал в драке? Какого дьявола вы не перевязали его, Чарлз?
– Мне еще не позволили это сделать, сэр, – ответил мистер Тревор.
– Нет-нет, это не важно! – нетерпеливо сказал Джессами, вытирая струйку крови из царапины на лбу. – Я не пострадал! Ничего серьезного! Я пришел сюда не из-за этого, а потому что… Пожалуйста, не беспокойтесь, сэр!
– Стой смирно! – скомандовал Элверстоук, беря Джессами за упрямый подбородок и поворачивая лицом к свету.
– Это не драка! Я просто упал – так мне и надо! – с горечью произнес Джессами.
– Несомненно, но я не намерен ждать, пока ты перепачкаешь кровью весь дом. Будьте любезны, Чарлз… Нет, я сам этим займусь. Подойди сюда, юный задира! Можешь все мне рассказать, пока я буду накладывать пластырь на твою рану.
Волей-неволей Джессами последовал за ним из комнаты, а потом вверх по широкой лестнице, продолжая утверждать, что его ушибы и царапины не имеют никакого значения и что он явился в дом его лордства исключительно с целью признаться в своем проступке, предупредить маркиза, что за ним, возможно, следуют несколько человек, дабы потребовать компенсации причиненного им ущерба, и попросить его выплатить им необходимую сумму, обещая возместить ее в кратчайший срок.
Вскоре, смыв грязь с лица и рук, передав испачканную куртку Нэппу, позволив смазать царапины в наиболее доступных местах и наложить пластырь на лоб, а также проглотив порцию разбавленного водой бренди, Джессами немного успокоился и смог более-менее связно поведать маркизу о случившемся, обнаруживая бушующие у него в груди эмоции только судорожным сжатием и разжиманием кулаков.
– Я не имел права называть им ваше имя, сэр, или давать понять, будто я живу здесь! – воскликнул он, встретив холодный насмешливый взгляд Элверстоука. – Я знаю это и прошу у вас прощения! Мне пришлось это сделать, чтобы не дать им наброситься на Фредерику! Понятия не имею, сколько я должен заплатить, – очевидно, очень много, так как машина разбилась вместе со стулом, – но все равно платить буду я, а не сестра! Ей и без меня пришлось потратиться на Кэрис!
В его голосе послышались страдальческие нотки, но маркиз эффективно приглушил их, осведомившись прозаичным и скучающим тоном:
– Очень хорошо, но что я могу для тебя сделать?
Находящийся на гране эмоционального взрыва Джессами покраснел, закусил губу и постарался ответить как можно сдержаннее:
– Одолжить мне необходимую сумму, если вы будете так любезны, сэр! Разумеется, я возмещу вам ее из своего содержания. Понимаете, сейчас у меня осталось немного – пришлось платить за уроки, за прокат машины и…
– Пусть это тебя не беспокоит, – посоветовал его лордство. – Я не стану тебя торопить.
Джессами покраснел еще сильнее.
– Знаю! Только, пожалуйста, не говорите, что я не должен возвращать вам деньги и что мне не о чем беспокоиться! Ничто не удержит меня от того, чтобы вернуть вам долг, и у меня есть причины для беспокойства! При первом же испытании я поддался искушению! Я показал себя тщеславным и, что еще хуже, хотел перещеголять Феликса! Мог ли я совершить более презренное деяние и показать еще сильнее, насколько я недостоин принятия духовного сана?
– Еще как мог! – отозвался Элверстоук. – Перестань превращать тривиальный инцидент в смертный грех! Все, что ты сделал, это попал в переделку, причем не совсем по своей вине, так что для душевных терзаний у тебя нет повода. Я счастлив узнать, что ты в состоянии попадать в переделки: ты будешь лучшим священником, если научишься понимать человеческие слабости, вместо того чтобы стремиться стать святым в шестнадцать лет!
Джессами выглядел удивленным, но потом нахмурился и промолвил:
– Да, но, когда принимаешь решение и тебе не хватает сил противостоять искушению, это свидетельствует о слабости характера, не так ли, сэр?
– Если твое решение состоит в том, чтобы вести себя как аскет, значит, тебе грозит смертельная опасность стать самодовольным педантом! – жестко сказал маркиз. – Но ты обратился ко мне за помощью – это, по крайней мере, доказывает, что ты не теряешь разум в критических ситуациях! Договоримся, что ты вернешь мне долг, когда сможешь это сделать, не оставаясь при этом без гроша. Что до угроз, забудь о них! Если какому-нибудь кучеру или мастеру по починке стульев хватит наглости явиться в мой дом с требованиями твоей крови, то можешь не сомневаться, что мистер Тревор сумеет с ним разобраться! Но сюда эта публика не придет.
Чело Джессами омрачилось.
– Я назвал ваше имя не по этой причине – мне даже в голову такое не пришло, – но как только я сказал, что вы мой опекун… – Сделав паузу, он посмотрел в глаза Элверстоуку. – Это отвратительно!
– Возможно, но признай, что это весьма удобно! Избавь меня от проповеди на тему никчемности высоких титулов и выслушай меня внимательно!
– Да, сэр, – кивнул Джессами, взяв себя в руки.
– Ты обратился ко мне за покровительством, как к своему опекуну, и теперь должен подчиниться моему решению. Оно состоит в том, что с этого дня тебе следует посвящать меньше времени учебе, на которую ты тратил слишком много сил, и больше – физическим упражнениям. Только тебе нужна не «пешеходная двуколка», а лошадь!
Глаза Джессами сверкнули.
– О, если только!.. – невольно воскликнул он, но оборвал фразу и покачал головой. – Я не могу. В Лондоне это слишком дорого…
– О расходах не беспокойся. Ты будешь пользоваться одной из моих лошадей.
– Вы д-доверите мне в-ваших лошадей? – запинаясь, переспросил Джессами. – Нет, сэр! Я не заслужил такой награды!
– Тебе не вручают награду, а отдают приказ! – сказал Элверстоук. – Очевидно, для тебя это в новинку. – Блестящие глаза и дрожащие губы Джессами тронули маркиза. Он улыбнулся и положил руку на плечо юноше. – Не вешай носа! Ты даже не нарушил ни одной из десяти заповедей, так что прекрати делать из мухи слона! Если Нэпп привел в порядок твою куртку, я отвезу тебя домой.