Фредерика

Глава 17

Маркиз между тем вел себя с присущей ему осмотрительностью, стараясь не давать досужим болтунам поводов для сплетен. Зная о своей дурной славе и понимая, какие скандальные слухи вызовут малейшие признаки его интереса к старшей мисс Мерривилл. он предпринимал не свойственные ему усилия с целью уберечь ее от злобных и завистливых языков. Дабы удовлетворить любопытство тех, кого могло заинтриговать, почему он стал доставлять удовольствие стольким хозяйкам, появляясь на их балах и приемах, маркиз для виду флиртовал с миссис Илфорд, прекрасно зная, что проницательность прелестной вдовушки не уступает ее красоте; несмотря на репутацию повесы, он не желал разбивать ничьи сердца, никогда не делая объектами своей галантности невинных простушек. Если же какая-нибудь девица заигрывала с ним слишком настойчиво, он применял эффективный, хотя и безжалостный метод: вовсю ухаживал за ней на глазах шокированных сверстниц, а при следующей встрече не мог вспомнить даже ее имени. Эта бессердечная тактика сделала Элверстоука опасным в глазах родителей, которые предупреждали дочерей, чтобы те не поощряли его авансы. Один или два раза они даже просили мистера Мортона повлиять на своего ближайшего друга, но ответом на обвинение в жестокости служили презрительная усмешка и холодно выраженная надежда, что жертва получила хороший урок. Начиная с первого выхода в свет маркиз считался выгодным матримониальным трофеем, но годы не научили его спокойно относиться к этой ситуации, терпеть интриги мамаш, подыскивающих женихов, или смеяться над приманками, подбрасываемыми их честолюбивыми дочками. Со дня открытия, что его первая любовь была готова выйти замуж хоть за горбуна, лишь бы тот обладал большим состоянием и высоким положением в обществе, Элверстоук становился все более циничным и в возрасте тридцати семи лет, когда Фредерика неожиданно ворвалась в его жизнь, имел не больше намерений вступить в брак, чем броситься в Темзу.

Фредерика серьезно взмутила спокойные воды его безмятежного существования. Не сразу, но достаточно быстро маркиз ощутил, что сильно увлечен ею, причем каким-то доселе неведомым ему образом. Ранее его интересовали лишь прирожденные кокетки, с которыми было забавно флиртовать, и не обремененные моралью особы, с которыми он наслаждался более близкими отношениями. Элверстоук не испытывал сердечной привязанности ни к одной из упомянутых леди и не имел ни малейшего желания установить с кем-либо из них более прочные связи. Его страшила одна мысль о том, чтобы соединить судьбу с женщиной, которая, несмотря на всю красоту и очарование, неизбежно наскучила бы ему через несколько месяцев. Он отнюдь не жаждал постоянного женского общества, тем более ответственности, налагаемой браком.

Появление Фредерики расстроило его холодные расчеты, вторгаясь все сильнее в размеренное течение его жизни и повергая его в весьма нежелательные сомнения. Несмотря на все старания, маркиз не мог отыскать причину этих тревожных перемен в самом себе. Фредерику нельзя было назвать красавицей, она не использовала никаких ухищрений, чтобы привлечь его, была деловитой, практичной и небрежной к условностям и никак не принадлежала к категориям женщин, чье внимание он когда-либо стремился привлечь. Более того, она навязала ему двух утомительных школьников!

Но было ли справедливым последнее обвинение? Подумав, маркиз с виноватой усмешкой решил, что это не так. Он сам поддался льстивым уговорам Феликса (невыносимого чертенка!), а когда Джессами (тоже весьма назойливый парень!) попал в переделку и обратился к нему за помощью, то, естественно, был вынужден ее оказать. Было бы несправедливым винить за это Фредерику – она пришла в бешенство, узнав, что он дал Джессами деньги. Энергичная, самоуверенная девчонка, которую даже хорошенькой не назовешь! Тогда какого же дьявола она ему так нравится?

Бессознательно следуя примеру, поданному Фредерикой, маркиз начал воздавать ей должное, пытаясь понять, какие ее качества повергли его из привычного состояния праздного гедонизма в незнакомое до сих пор состояние тревожной неопределенности. Это было приятным занятием, но не приблизило его к решению проблемы. Ему нравились ее хладнокровие, искренность, улыбка во взгляде, чувство юмора, бодрость, с которой она несла бремя, слишком тяжкое для девичьих плеч, то, как она ловила себя на использовании жаргонных словечек из лексикона братьев, внимательное выражение лица, с которым она обдумывала щекотливые вопросы, ее неожиданные заявления – но что было во всем этом такого, чтобы подвергнуть опасности его будущее? Разумеется, ничего: она просто разбудила в нем чувства, о существовании которых он не догадывался, но не могла стать чем-то большим, нежели мимолетное увлечение.

Размышляя над этим, маркиз нахмурил брови. Все дело заключалось в том, что чем чаще он виделся с Фредерикой, тем сильнее становилось его чувство к ней. Разумеется, это не было любовью (подобные эмоции – достояние юности), но не было и простым увлечением. Пожалуй, его можно назвать привязанностью. Оно побуждало Элверстоука думать о Фредерике слишком много, чтобы сохранять душевный покой, и испытывать постоянное желание (должно быть, он и впрямь становится слабоумным!) снять ношу с ее плеч. В нынешней ситуации маркиз мог оказывать ей лишь самую незначительную помощь, которая едва ли избавляла ее от наиболее серьезных беспокойств. Элверстоук с самого начала подозревал, что Фредерика недооценила расходы, требуемые лондонским сезоном, и, когда его наметанный взгляд замечал вечернее платье, уже подвергавшееся нескольким искусным трансформациям, он понимал, что она начинает испытывать недостаток в средствах. Маркиз со злостью думал о том, что каждый пенни был израсходован на Кэрис. Конечно, он был слишком сведущ в подобных делах, чтобы не замечать, что Кэрис также носит переделываемые платья, позволяющие ей появляться каждый раз как бы в новом облачении, но несправедливо приписывал эту сложную работу Фредерике и даже представлял ее корпевшей над шитьем при догорающих свечах. Если бы ему сказали, что все идеи переделывания платьев принадлежат Кэрис и что она сама выполняла всю нудную работу (которую, правда, не считала таковой), он бы едва ли этому поверил, ибо давно решил, что Кэрис не блещет никакими достоинствами, кроме неоспоримой красоты. В предубежденных глазах его лордства Кэрис недоставало того, что в обществе именовалось «качеством» и что было в полной мере присуще Фредерике. Оно чувствовалось во всем, что бы она ни делала: от изящества, с которым Фредерика носила перешитые платья, до уверенности, с которой она принимала визитеров в своем непрезентабельном доме, арендованном на сезон. Маркизу хотелось переселить Фредерику с Аппер-Уимпоул-стрит в достойное ее жилище и снабдить достаточным количеством денег, чтобы она могла покупать новые платья, когда ей заблагорассудится. Но, несмотря на все свое богатство, единственная помощь, которую он мог ей предоставить, заключалась в пустячных суммах, компенсирующих последствия авантюр Джессами и Лафры! Конечно, подобные услуги маркиз мог оказывать и впредь, но это была ничтожная доля того, что ему хотелось бы сделать для Фредерики.

Он нахмурился еще сильнее. Старший брат Фредерики скорее окажется для нее обузой, чем поддержкой. Харри – безобидный парень, но если он и не настолько легкомыслен, как его отец, то у него наверняка столь же мало развито чувство ответственности. Возможно, через год или два Харри осядет в своем херфордширском поместье, где будет счастливо жить, но в настоящее время он явно склонен наслаждаться лондонскими увеселениями и передать ведение хозяйства, заботу о младших братьях и все прочие проблемы семьи, живущей в стесненных обстоятельствах, в умелые руки Фредерики. Маркиз ненавязчиво наблюдал за Харри и не сомневался, что он вскоре окажется в долгах. К счастью, Харри не питал склонности к игре, так что профессиональные шулеры, охотящиеся на деревенских простаков с толстыми кошельками, тщетно потратили бы на него свои уловки. Харри предпочел бы более скучный и менее прибыльный способ провести вечер, чем посещение игорных заведений, против которых его предостерегал мистер Пеплоу. Конечно, было бы недурно выиграть целое состояние, но Харри был достаточно проницателен и понимал, что состояния не выигрывают у личностей, которых его друг характеризовал как «греческих бандитов».

Другое дело лошади! Тот, кто хорошо в них разбирается (а Харри с гордостью причислял себя к таковым) и знает, на кого делать ставки, может недурно заработать! В первый понедельник после прибытия в Лондон Харри отправился с мистером Пеплоу в Тэттерсолл и с тех пор стал частым его посетителем. Так как он любил спорт более ради него самого, чем ради денег, которые мог выиграть, то посещал все скачки в городе, приезжая туда на козлах двуколки, которую по совету Эндимиона Донтри приобрел по дешевке в Лонг-Эйкре. Пара лошадей оказалась не такой дешевой, но, как Харри с довольно виноватым видом объяснил Фредерике, покупать за гроши дешевых кляч, которые наверняка оказались бы медлительными и хромыми, было бы мнимой экономией.

Фредерика с этим согласилась, подавив импульс протеста против его расточительности. Отчасти этому способствовало понимание, что критика сестры не будет воспринята благосклонно, но куда в большей степени – осознание собственных расходов. Лондоский сезон был оплачен благодаря доходам от Грейнарда, который принадлежал не ей, а Харри. Она ограничилась полушутливой просьбой не лезть в долги.

– Чепуха! – раздраженно отмахнулся Харри. – Я не нищий! Ты хотела, чтобы я разъезжал на рабочих лошадях?

– Нет-нет! Только конюшня и конюх в Лондоне стоят недешево…

– Чушь! Если бы у тебя было побольше ума, Фредди, ты бы привезла в Лондон наших лошадей и кучера Джона тоже! Мне совсем не нравится, что ты ездишь в наемном экипаже! Если ты думала, что я буду брюзжать из-за расходов, то ты ошиблась!

Фредерика заверила, что ничего подобного не приходило ей в голову, и предпочла сменить тему. Однако Джессами оказался менее терпелив. Он не только не проявил даже малейшего интереса к паре валлийских гнедых, но осудил их покупку настолько недвусмысленно и с таким отсутствием уважения к старшему брату, что, по словам Харри, только чувство приличия не позволило ему щелкнуть его по носу.

С тех пор семья редко видела Харри. Его великолепный новый выезд облегчил ему возможность бывать на скачках и боксерских матчах, проводимых неподалеку от города, – в таких местах, как Маулси-Херст или Коптолл-Каммон.

Маркиз знал о ссоре и последовавшей холодности между братьями. Один или два раза он приглашал Джессами прокатиться с ним в парк, и во время одной из этих поездок они увидели Харри, испытывающего свою пару гнедых.

– Недурные лошади! – заметил маркиз. – Ты уже выезжал на них, Джессами?

– Нет! И не собираюсь! – ответил Джессами с сердитым блеском в глазах и угрожающе поднятой верхней губой. – Харри отлично известно, что я думаю о его приобретении!

– Я не так хорошо информирован. Так что же ты думаешь?

Джессами откровенно рассказал ему обо всем. Обычно он был крайне сдержан, но уже давно относился к его лордству как к близкому родственнику и надеялся, что кузен Элверстоук отругает Харри за его безумную расточительность.

– Ведь па мое мнение ему наплевать! – с горечью закончил Джессами.

– Однако то, что ты не заработал шишку па лбу, свидетельствует о его снисходительности, – с усмешкой промолвил Элверстоук. – Ты был бы доволен, если бы Феликс читал тебе нотации?

Джереми густо покраснел.

– Конечно, сэр, мне не следовало так говорить, – согласился он. – Но я… просто был не в силах держать язык за зубами! Фредерика может утверждать, что Харри имеет право поступать как ему хочется, но, по-моему, он должен в первую очередь думать, как помочь ей, а не тратить все деньги на свои развлечения!

Маркиз разделял чувства Джессами, по не сказал об этом, а постарался умерить его гнев, заметив, что покупка двуколки и пары лошадей едва ли способна разорить всю семью.

Он был искренен в своем мнении и не думал, что Фредерику особенно встревожил легкий приступ расточительности Харри. Однако Элверстоук не сомневался, что ее что-то беспокоит, а так как для него теперь стало жизненно важным следить за ее душевным покоем, он поставил перед собой задачу выяснить причину напряженности во взгляде девушки. Маркиз пригласил сестер Мерривилл, милорда и леди Дживингтон и мистера Питера Нейвенби быть его гостями в опере, держа в уме свою сестру Луизу и ее скучного сына про запас, на случай, если Огаста отклонит его приглашение. Но этого не произошло, что удивило и маркиза, и мужа Огасты, так как Дживингтоны тоже арендовали ложу в опере.

Вежливый, но довольно скучающий вид его лордства был точно рассчитан на то, чтобы убедить даже самых подозрительных, будто он всего лишь исполняет долг опекуна. Ему не составило труда вовлечь в разговор Фредерику, не привлекая внимания, – для этого было достаточно отойти с ней в глубь ложи, освободив место для поклонников Кэрис, рискнувших сюда явиться.

– Надеюсь, вы мною довольны, – сказал маркиз. – Я сочту себя пренебрегающим своими обязанностями, если не услышу горячих выражений вашей признательности!

Какой-то момент Фредерика выглядела озадаченной, и он опасался, что она обескуражит его вопросом: «Что вы имеете в виду?» Но Фредерика ответила:

– Я очень благодарна вам, сэр! Только мне бы хотелось… – Вздохнув, она добавила: – Теперь, когда у вас есть возможность наблюдать за ним вблизи, вам не кажется, что он самая подходящая партия для нее?

Маркиз посмотрел на ничего не подозревающего мистера Нейвенби.

– Может быть. Откуда мне знать? Значит, это вас беспокоит?

– В общем, нет. Я лишь хочу, чтобы Кэрис была счастлива.

– Тогда что? – допытывался Элверстоук.

– Да ничего! Кроме того, что мне, возможно, придется уволить кухарку, которая очень хорошо готовит. Но моя экономка утверждает, что она употребляет джин в чрезмерных дозах. Поэтому неудивительно, если я выгляжу немного расстроенной. Хотя надеюсь, что это не так!

– О, не волнуйтесь! Те, кто не слишком близко вас знает, наверняка ничего не заметили, а в случае чего ваша выдумка насчет кухарки вполне способна их одурачить.

– Это не выдумка! – возмутилась Фредерика.

– Допустим, но кухарка не могла вас расстроить. Может быть, вы, подобно Джессами, опасаетесь, что покупка Харри лошадей и двуколки вас разорит?

– Господи, конечно нет! Признаюсь, что не одобряю эту покупку, так как Харри, думаю, понятия не имеет, во что обходится содержание собственного экипажа в Лондоне, но уверяю вас, это меня ни капельки не расстроило! Джессами рассказал вам об этом? Хорошо бы вы внушили ему, что он не должен читать Харри лекции!

– Я уже это сделал, – отозвался маркиз.

– Благодарю вас! К вам Джессами прислушивается больше, чем к кому-либо, поэтому надеюсь, что когда он увидит Харри в следующий раз, то не будет смотреть на него так укоризненно.

Элверстоук приподнял брови.

– Увидит в следующий раз? Значит, Харри уехал?

– Да, на день или два. Точно не знаю, но, кажется, с какими-то друзьями, – беспечным тоном ответила Фредерика.

– Так вот в чем дело! – усмехнулся маркиз.

– Вовсе нет! Как вы можете говорить такие нелепости?

– Я должен принять этот упрек с вежливым поклоном, или вы предпочитаете, чтобы я вас успокоил? – При виде вопрошающего взгляда Фредерики маркиз улыбнулся еще шире. – Вы очень хорошая сестра и не возражаете, чтобы Харри проводил время с друзьями, но боитесь, что он может попасть в дурную компанию, не так ли? Ну так можете быть спокойны: лично я не знаком с молодым Пеплоу, но, судя по тому, что я слышал, его компанию таковой не назовешь. Не сомневаюсь, что за ним и Харри водится немало глупых проказ, но для их возраста это вполне естественно. – Поколебавшись, Элверстоук добавил: – При нашей первой встрече, Фредерика, вы рассказали мне о вашем отце с такой откровенностью, что я могу взять на себя смелость и заверить вас: вам нечего опасаться, что Харри пойдет по его стопам. Очевидно, между ними имеется сходство, но я вижу и определенные различия, главное из которых состоит в том, что у Харри вроде бы нет пристрастия к игре. Это вас успокаивает?

Фредерика кивнула и тихо отозвалась:

– Да, благодарю вас. Должна признаться, подобные мысли действительно мелькали у меня в голове, хотя понятия не имею, как вы об этом догадались. – Она улыбнулась и просто сказала: – Вы очень хороший, и я вам глубоко признательна – особенно за доброту к моим братьям. Не знаю, почему вы должны проявлять интерес к Харри, который даже не пытается изображать вашего подопечного, но все равно спасибо!

Маркиз мог объяснить ей, почему он считает себя обязанным интересоваться Харри, но промолчал, опасаясь оказаться в опасной близости от заявления, которое твердо решил не делать. Фредерика очень ему нравилось, но он не намеревался жениться и ни за что на свете не заставил бы ее страдать хотя бы от малейшего унижения. Однако, подумав, Элверстоук осознал, что у его сдержанности была и другая причина: страх навсегда потерять Фредерику. Он вспомнил, как однажды поцеловал ей руку и даже этот пустячный знак внимания вызвал у нее некоторое отчуждение. Ему почти сразу же удалось отвоевать прежнюю позицию, но в ее отношении не было и намека на то, что она хочет от него чего-нибудь, кроме дружбы.

Для маркиза это был новый опыт. Женщины так настойчиво добивались его внимания, что до сих пор ему и в голову не приходило, что какая-нибудь из них может отвергнуть его предложение. Но Фредерика не расставляла ему ловушек, и Элверстоук не сомневался, что она не вышла бы замуж ни за него, ни за другого мужчину ради положения и состояния. К тому же он отнюдь не был уверен, что нравится ей настолько, чтобы она согласилась стать его женой. Маркиз криво усмехнулся, подумав, не превратили ли его легкие победы над Джулией Пэрраком, ослепительной миссис Илфорд и многими другими леди в самодовольного хлыща, считающего себя неотразимым.

Когда спустя несколько дней, все еще пытаясь разобраться в себе самом и Фредерике, маркиз вернулся домой, он увидел, что холл завален чемоданами и шляпными картонками, что двое слуг поднимают на лестницу сундук и что на физиономии его дворецкого написано выражение отеческой благожелательности.

– Какого дьявола?.. – осведомился Элверстоук.

– Это миледи Элизабет, милорд, – объяснил Уикен, принимая у него шляпу и перчатки. – Совсем как в старые времена! Она прибыла минут двадцать назад.

– Вот как? – мрачно спросил его лордство.

Леди Элизабет – «бедная Элиза», которая вышла замуж всего лишь за мистера Кентмира, – в этот момент вышла из библиотеки, все еще облаченная в дорожное платье, и приветливо сказала:

– Да, дорогой Вернон, это так! – Леди Элизабет направилась к нему. Это была высокая женщина, по возрасту ближе маркизу, чем две другие его сестры, и очень на него похожая, хотя в ней не ощущалось ни его лености, ни его изящества. – Какой элегантный костюм! – улыбнулась она. – У тебя, как всегда, все высшего класса!

– Сожалею, что не могу вернуть комплимент. – Маркиз слегка чмокнул подставленную щеку. – Что у тебя на голове? Не шляпа, а воронье гнездо! Ты выглядишь как оборванка, Элиза! Что привело тебя в Лондон?

– Моя шляпа, разумеется. Я должна купить новую. – Она добавила с томным видом: – Если бы я только могла позволить себе купить и новое платье, дорогой братец!

Так как единственной вещью, сделавшей «всего лишь мистера» Кентмира приемлемым для ее родителей, являлось его весьма солидное состояние, маркиз не был введен в заблуждение. Подтолкнув сестру в библиотеку, он сказал, закрывая дверь:

– Подумай хоть немного о манерах, Элиза!

Она снова рассмеялась:

– Как будто Уикен не знает о нас абсолютно все! Кстати, как поживает наша дорогая сестра Луиза?

– Я уже больше недели избавлен от необходимости видеть и слышать ее. – Он прищурился, окидывая сестру внимательным взглядом. – Что тебя привело в Лондон, если отбросить шляпу?

– Ты никак не можешь отбросить шляпу, – возразила леди Элизабет. – К тому же я должна сделать новую прическу и вообще постараться привести свой облик в соответствие с модой. Но в действительности меня привело в Лондон то, на что ты всегда жалуешься, – скука!

– Тебе наскучило сельское спокойствие?

– Если бы ты когда-нибудь проявлял хоть малейший интерес к своим племянникам и племянницам, – строго заметила она, – то не говорил бы мне о спокойствии! В начале года трое из них переболели коклюшем один за другим. Едва последний перестал кашлять, как Кэролайн заболела ветрянкой – в ее-то возрасте! – и заразила ей Тома и Мэри. А потом Джек привез из Итона какую-то жуткую инфекцию, которую подхватили они все – даже Джон! Лучше бы я тоже заболела – это было бы не так утомительно! Я оставалась дома, как преданная жена и мать, пока все не поправились, а потом быстро собрала чемоданы, прежде чем кто-нибудь из них успел пожаловаться на сыпь и боль в горле или сломать ногу!

Маркиз улыбнулся, но не сводил глаз с лица сестры.

– И как долго ты намерена здесь оставаться? – осведомился он.

– Господи, откуда мне знать? Неделю, может быть, две! А это важно? Ты хочешь, чтобы я уехала?

– Вовсе нет, – вежливо ответил Элверстоук.

– Рада это слышать, так как я собираюсь посетить всех старых друзей, а также выбрать подходящий дом для аренды на сезон в будущем году. Ты ведь знаешь, что я буду выводить в свет Кэролайн, а если не знаешь, то должен был бы знать. Разумеется, мне нужен дом с бальным залом… нет-нет, я намерена давать бал только под собственной крышей, так что можешь не беспокоиться! Меня и так удивило, что ты устроил здесь бал для Джейн Бакстид! Что это на тебя нашло?

– Ничего, – ответил маркиз. – Я сделал это с целью представить обществу дочерей Фреда Мерривилла. Неужели ты не знала, что я принял на себя опеку над очень красивой девушкой?

Леди Элизабет не выдержала и расхохоталась:

– Конечно знала! Что ты за отвратительное существо! Признаюсь, что я сгорала от любопытства. Как это произошло?

– Очень просто. Можешь называть это уплатой долга. Формально я не являюсь опекуном Мерривиллов, но их поручили моему покровительству. Самое меньшее, что я мог сделать, это ввести красавицу в общество – вот я это и сделал. Вернее, убедил Луизу это сделать.

– Ты настоящий демон! – усмехнулась его сестра. – Огаста написала мне, что Луиза обезумела от злобы при виде твоей красавицы и до сих пор не может прийти в себя. А другая сестра? Она тоже хороша собой?

– Нет, ее не сравнить с Кэрис, – равнодушно отозвался Элверстоук. – Она старшая в семье и заботится о всех остальных. Мое опекунство, как ты, надеюсь, понимаешь, чисто номинальное. Я очень мало имею с ними дело.

В этот в высшей степени неподходящий момент Уикен вошел в комнату и скромно доложил:

– Пришел мастер Феликс и просит повидать ваше лордство. Впустить его, милорд?

– Какого черта ему нужно? – осведомился маркиз, полный дурных предчувствий. – Скажите ему, что я… Нет, пожалуй, лучше повидаться с ним. Впустите его! – Он бросил взгляд на сестру и изобразил подобие печальной улыбки. – Сейчас ты познакомишься с младшим Мерривиллом, Элиза, – это поистине дьявольское отродье! – Он обернулся, когда Уикен проводил в комнату Феликса. – Ну, Феликс? В какую ты теперь угодил переделку?

– Ни в какую, сэр! – топом оскорбленной невинности ответил Феликс.

– Прими мои извинения! Значит, это просто визит вежливости? Элиза, позволь представить тебе Феликса – одного из моих подопечных. Феликс, это моя сестра, леди Элизабет Кептмир.

– О, я не знал… Прошу прощения, мэм! – Феликс смущенно поклонился и с беспокойством посмотрел на Элверстоука. – Может быть, мне лучше прийти завтра, сэр? Я не хотел вам мешать – просто Уикен ничего мне не сказал, а я должен сообщить вам нечто очень важное!

Леди Элизабет, мать троих подающих надежды сыновей, сочла нужным вмешаться:

– Тогда тебе не следует терять ни минуты! Твое дело конфиденциального свойства? Может, мне лучше выйти и оставить вас с братом наедине?

Поняв по веселым искоркам в ее глазах, что она «классная тетка», Феликс понимающе усмехнулся и ответил:

– Нет, мэм, благодарю вас. Если дело и кон-ди… конфиденциальное, то самую малость. Надеюсь, вы никому не расскажете?

– Заметано! – быстро отозвалась она.

– Выкладывай, Феликс! – велел Элверсто-ук. – Если ты не попал в переделку, то в чем проблема?

– В воздушном шаре, кузен Элверстоук! – заявил Феликс, беря быка за рога.

Леди Элизабет разразилась смехом, который ей быстро удалось превратить в кашель, но его лордство осведомился тоном человека, привыкшего к несчастьям:

– Вот как? А какое отношение я – и ты, если уж на то пошло, – имеем к воздушным шарам?

– Но, сэр! – воскликнул шокированный Феликс. – Вы должны знать, что в четверг в Гайд-парке состоится подъем на воздушном шаре!

– Тем не менее, я этого не знаю. И позволь тебе сообщить, что меня не интересуют воздушные шары. Так что если ты намерен просить меня повести тебя смотреть это зрелище, то мой ответ – нет! Ты отлично можешь пойти в Гайд-парк без моего сопровождения!

– В том-то и дело, что не могу! – Внезапно он устремил на маркиза жалобный взгляд влажных голубых глаз и произнес голосом бедного сиротки: – Пожалуйста, кузен Элверстоук, пойдемте со мной! Вы должны! Это… это обязательно!

– Почему обязательно? – спросил его лордство, бросив успокаивающий взгляд па встревоженную сестру.

– Ну… вы ведь мой опекун, и я… я сказал кузену Бакстиду, что вы пригласили меня пойти с вами! – объяснил Феликс с обезоруживающей откровенностью. Улыбнувшись маркизу, он добавил: – Я знал, что вы меня поймете, кузен Элверстоук! Вам ведь тоже не нравится кузен Бакстид!

– Когда я это говорил? – осведомился его лордство.

– Никогда, но я был бы тупицей, если бы об этом не догадался! – с презрением сказал Феликс. – Кроме того, когда я рассказывал вам, какую лекцию он мне прочитал, когда я прокатился на пароходе, вы говорили…

– Не важно! – поспешно прервал маркиз. – Но какое отношение имеет Бакстид к твоему воздушному шару?

– Он пригласил нас всех поехать с ним в парк посмотреть полет – всех, кроме Харри! – отозвался Феликс тоном человека, повествующего о катастрофе. – Только не говорите, как Джессами, сэр, что это очень любезно с его стороны, потому что если вам кто-то не нравится, то вам совсем не хочется принимать от него любезности!

– Истинная правда! – согласилась леди Элизабет. – Скорее уж хочется, чтобы он вообще не проявлял никаких любезностей!

– Вот именно! – одобрительно кивнул Феликс. – К тому же я прекрасно знаю, что из этого выйдет! Джессами разместится на козлах с кучером, а мне придется сидеть рядом с кузеном Бакстидом и слушать, как он рассказывает сестрам о воздухоплавании, словно он в этом разбирается! Я бы этого не выдержал, сэр! – Увидев, что уголки рта Элверстоука задрожали, Феликс торжествующе воскликнул: – Я знал, что вы поймете! Поэтому, когда я вошел в комнату, не зная, что там кузен Бакстид, и Фредерика сообщила мне, что он нас пригласил, я сказал, что не могу ехать с ним, так как вы уже пригласили меня ехать в парк с вами, сэр! А если Джессами начнет вам жаловаться, что у меня дурные манеры, так это неправда! Я вежливо поблагодарил кузена Бакстида, честное слово! Конечно, если вы не повезете меня в парк, то я уже не смогу ехать с ним, так как это было бы невежливо!

– И ты еще утверждаешь, что не попал в переделку! Неужели твоя семья поверила этому вранью?

– Нет-нет! Конечно, Фредерика и Джессами поняли, что я это выдумал. Фредерика потом запретила мне приставать к вам. Но я ведь не пристаю, а прошу вас, сэр! Она говорит, что вам неинтересно смотреть на полет воздушного шара, но я думаю, это доставит вам удовольствие!

– Ах вот как? – не выдержал маркиз. – Так вот что я тебе скажу, нахальный щенок…

– Еще какое удовольствие! – вмешалась леди Элизабет. – Я бы сама с радостью на это посмотрела – в жизни не видела подъем воздушного шара! Дорогой Вернон, ты ведь ломал себе голову над тем, как лучше меня развлечь, не так ли? Теперь ты это знаешь! Повези меня и Феликса в Гайд-парк смотреть полет!

– Ладно! – махнул рукой маркиз.

– Я говорил Джессами, что вы согласитесь! – обрадованно воскликнул Феликс. – Поедем в вашем фаэтоне, сэр?

– Тебе ведь неинтересны ни фаэтоны, ни лошади, верно? – осведомился Элверстоук. – Ты предпочел бы, чтобы я повез тебя в Гайд-парк на паровозе!

– Конечно! – Глаза Феликса заблестели от подобной перспективы. – Только это невозможно, сэр, потому что паровоз ездит по рельсам! Сил нет терпеть, как Джессами задирает нос из-за того, что вы разрешили ему пользоваться вашими лошадьми! Так что будет здорово, если вы повезете не его, а меня! – Внезапно его одолело сомнение – он посмотрел на леди Элизабет и вежливо добавил: – Если вы не будете возражать, мэм!

– Разумеется, не буду! Мне бы не хотелось наблюдать подъем воздушного шара из душной кареты! – быстро отозвалась она. – Кроме того, как иначе мы сможем утереть нос кузену Бакстиду?

Этот ответ завоевал горячую признательность Феликса, утвердив его во мнении, что леди Элизабет – «классная тетка». Предостережение Элверстоука, что фаэтоны не предназначены для троих, было с ходу отвергнуто, и Феликс удалился, дав, наконец, возможность леди Элизабет предаваться обуревавшему ее веселью.