Фулл Хаус

Двенадцатая глава

Он помнил ее маленькой девочкой. Это странно, но, да, на самом деле помнил. В тот день родители нарядили ее в нежно-голубое платье, которое невообразимо шло к черным волосам и зеленым глазам одиннадцатилетней девчонки. Этот ее взгляд… Она на самом деле смотрела на него словно на рыцаря из старых легенд, заливаясь краской каждый раз, когда они соприкасались руками во время игры в "догонялки", потому что его, пятнадцатилетнего подростка отправили развлекать детишек друзей отца. Взрослые праздновали, веселились, а он, как дурак, носился с малышней по большому холлу их дома, потому что это единственная игра, которую хоть как-то можно воспринимать без желания удавиться. Подростки, они такие. Им кажется, что уже вот-вот станут взрослыми, попивая коньячок и покуривая сигаретку, на большее фантазии не хватает, как правило. А тут, на тебе – куча сопливых детей. Ну, не сопливых, конечно… Это, уж слегка утрируя. Но девчонка, которая тихо сказала: «Привет, я Лиза» запомнилась ему очень хорошо. Уже тогда, в ранней юности она походила на фею. Серьезно. Это сравнение первым пришло ему в голову, когда он увидел дочку лучшего друга отца. А ведь не за горами были долгожданные шестнадцать. Во снах, уже во всю манили женские груди, так волнительно ощущаемые ладонью в темной раздевалке спортзала во время дискотеки. И тут она… Со своими зелеными глазищами… Со своими одиннадцатью годами. Она даже посмеялся над собой вечером, перед сном вдруг подумав о какой-то малолетке, а не о Настьке Куприяновой, которая обещалась на днях позвать в гости, когда родителей не будет дома. Он знал, тогда-то и состоится его первый сексуальный опыт. А сиськи у Куприяновой… Мечта, короче. Но снова почему то всплывали эти красивые, смотрящие на него, словно на сказочного принца глаза.

Потом он узнал о гибели ее родителей и об ее смерти. Это было очень странно, но в момент, когда спустя несколько дней после возвращения из лагеря, где ему было не до чего, потому что женское тело познавалось еженощно и в полной мере, отец произнес по телефону : «Это жопа. Лизку тоже покромсали в лесу, прямо возле лагеря. Да, представляешь и мой там был. Теперь боюсь вообще его куда-то оправлять» земля вдруг начала вращаться быстрее, уплывая из-под ног. Что это? Ну, да, жалко девчонку, но ЧТО ЭТО? Почему так больно где-то внутри? Будто с голодухи съел зеленых яблок, и теперь под ложечкой сосет так, что сил нет терпеть…

Потом это странное чувство пропало. Только иногда, выбирая женщин, он почему-то испытывал непонятное желание, заняться любовью с зеленоглазой брюнеткой, списывая такую фантазию на запавшее в душу воспоминание далекого детства.

Многое изменилось за эти годы. Он бросил семью, потому что узнал, какие махинации творил отец, будучи мэром. И это еще при том, что родитель делал это на благо горожан. Служил во Французском Легионе, научился убивать. Так вышло, что в какой-то момент за очень большую сумму денег один человек попросил его помочь отомстить врагу, разорившему отца, который из-за долгов повесился. И он смог. Причем смог так чисто и красиво, что тот же самый человек, отдавая назначенную сумму сказал: «Каждый должен заниматься своим делом. Задумайся, может вот оно, твое дело». Он задумался. После чего превратился в Александра Разумовского, забыв прежнее имя и фамилию.

Работал настолько хорошо, выполняя самые сложные заказы, что достаточно быстро приобрел соответствующую репутацию. А потом новость. Отца подставили, посадили. Сердце не выдержало. Старик умер, не дождавшись суда. Злость засела намертво, сжигая нутро желанием мести. Прошло время, и такая возможность, наконец, представилась.

Он попал в дом Фомы, выжидая удобного случая. Дождался, твою мать.

По началу даже не поверил своим глазам. Да, волосы мышиные, блеклые. Взгляд серенький. Но это была она, девочка из воспоминаний. Дураком Саша на тот момент уже никак не являлся. Если человек, которого все считают мертвым, вдруг воскресает в совершенно диком образе, под другой фамилией, значит, в этом заложен определенный смысл. Те несколько дней, что они бегали по городу, играя, он в глуповатого ловеласа, а она в законченную идиотку, Разумовский провел расследование, подключив все свои связи, совершив практически невозможное.

Елизавета Петрова всплыла вместе со своим отцом в то же время, что и погибла та, зеленоглазая Лиза. При этом родитель вел несколько странный образ жизни, пропадая периодически подолгу в каких-то таинственных командировках. А поначалу вообще таскал с собой дочку из одного конца страны в другой.

Напрячься пришлось очень сильно, но Саша обалдел, когда узнал настоящее имя папочки. Тот самый убийца, которому заказали девчонку. На тот момент Разумовский настолько изучил все подробности жизни Фомы и Борова, что о смерти семьи предпринимателя, в том числе и дочери, знал то, о чем не догадывались ни обычные горожане, ни правоохранительные органы. Вернее, последние-то как раз весьма даже были в курсе кто, кого и за что, но получили четкое указание сверху, не лезть в это гнилое дело. Значит, прожженный киллер не грохнул девчонку, а увез ее тайком, изобразив для заказчиков смерть малолетки. Однако.

Копаясь в десяти годах жизни зеленоглазой феи из детства, Саша вдруг обнаружил странное совпадение. Громкие кражи известного вора Lucky, сотрясающие криминальный мир последнее время, а Разумовский всегда следил за новыми именами, изучая потенциальных конкурентов или союзников, случались там, где по какой-либо причине объявлялась эта милая семейка.

Он все понял. В том числе и то, для чего Лиза объявилась в родном городе в виде левой девицы.

Нет, говорил он себе, нельзя. Не трогай. Потому что сны в эти дни приобрели определенный характер, намекая на дикое желание организма реализовать давнюю мечту – оказаться в постели с зеленоглазой брюнеткой, которых он параноидально из-за такой навязчивой фантазии, всегда избегал. Ну и бог с ним, что на тот момент она была невзрачной блондинкой. Сам-то он знал правду.

Говори не говори, а случилось все с точностью наоборот. Разумовский впал в панику. У него было много женщин. Может быть, даже слишком много. Но ни с одной он не испытывал того, что произошло между ним и Лизой той ночью. Ни с одной. Ему почему-то безумно хотелось доставлять в первую очередь удовольствие ей, чтоб она стонала, извивалась и выкрикивала его имя. Это что за херня? Что за странная дрожь в руках, когда они касаются ее тела? Что за восторг от ее очередного оргазма? Что за, щемящая душу, нежность, когда она спит рядом, положив голову ему на плечо? Нет. Бежать. Бежать, как можно дальше. И он убежал. Утром. Но потом вернулся, костеря себя, на чем свет стоит.

Такого ему не надо. Такое ему нельзя. Он даже подписался на совместную работу с Сычом, прекрасно понимая, что в конце дела тот его убьет. По крайней мере, постарается. Из-за нее подписался, сам не зная, как все это объяснить .

Вот тогда Саша реально испугался. Впервые. Его образ жизни не допускал никаких привязанностей. Вообще. Тем более баба. Предаст и погубит быстрее врага. Они же такие, бабы. Продажные. Подлые. Поэтому он ушел, подставив ей спину и давая возможность выстрелить, сам не понимая такого жеста со своей стороны. Ведь по всем законам жанра именно он должен был убить ее в тот момент. Ее, а потом и Сыча.

Несколько дней наблюдал за собой со стороны, в ужасе замечая, как от тоски по ней едет крыша. И тогда он совершил единственный верный в его понимании поступок. Продал. Не станет зеленоглазой феи из детства, пропадет эта странная, пугающая наркотическая зависимость.

Он снова вернет себе свободу.

И что? Вот он сидит в номере гостиницы, наблюдая электронный формат своего счета. Много денег. Очень много. Добавилось еще пять миллионов, а на душе гадко настолько, что, сука, хочется разбежаться и удариться о стену головой.

Она даже уходила молча. Ничего не сказала и не упрекнула. В голове заезженной пластинкой крутилась ее фраза, сказанная на чужой кухне в когда-то родном городе.

«Я люблю тебя».

Разумовский выматерился, достал оружие из небольшого чемоданчика и, спрятав его под кожаной курткой, покинул номер.

Он знал, где будет проводить беседу, (назовем это так), чувак, что отвалил за Lucky пять мультов бакинских. Саша вообще имел привычку знать все наперед.

Добравшись до заброшенного дома, осторожно обошел его, медленно вынул оконное стекло в комнате, когда-то бывшей кухней, и протиснулся внутрь, практически не издавая шума вообще. Опыт, епте. Двигаясь, словно тень, пробрался по коридору на голоса, эхом отлетающие от комнаты.

Она сидела на стуле, уронив голову на грудь, явно без сознания. Трое мужиков, включая Ланского, активно обсуждали, каким образом ее прикончить: сразу расчленить и выбросить, или сначала поиметь, потом расчленить и выбросить. Саша аккуратно достал пистолет с глушителем и, испытывая огромное удовольствие от своих действий, сделал красивые дырочки в грудных клетках людей, которым сам продал свою женщину.

Потом подошел к ней, взял на руки, и направился к выходу. Лиза была похожа на ватную куклу. Такая же мягкая, безжизненная. Он даже на всякий случай проверил дыхание и пульс.

Не успел отойти от дома, как за спиной послышался характерный щелчок.

– Положи ее на землю.

Разумовский усмехнулся. Конечно, ему было известно, что Сыча тоже грохнут, но это, ей-богу, совсем смешно. Старый матерый волк. Разве есть псина, способная его затравить?.

– Не тупи, Сыч, ей сейчас, судя по всему, хреново. Я положу ее в машину, а ты отвезешь в больницу. Оружие сзади, под курткой. Забери, если не веришь.

Конечно же тот не верил. Выполнил все манипуляции, оставив Разумовского без греющего душу пистолета и подтолкнул его в спину.

– Иди. Положишь на заднее сиденье. Сильно пострадала?

– Нет. Ударили по голове. Но вот зубы у нее в крови, а у Ланского серьезные укусы на шее.

Сыч сзади хмыкнул, видимо вспомнив что-то известное лишь ему.

Когда Саша осторожно расположил ее ватное тело и выпрямился, спокойно глядя на Сыча, то задал вопрос, ответ на который Разумовскому очень не нравился.

– Ты зачем ее продал? Ведь денег, хоть жопой жри. Зачем?

– Я ее люблю.

Киллер удрученно покачал головой, понимая, что имеет в виду этот чернявый скот. Пожалуй, только он и мог понять такую извращенную логику. Если ты стал зависим, избавься от причины своей зависимости. Только так. Для них, таких как он и Стилет, нет других вариантов. Тогда, даже странно, что он все же не выдержал, пришел за Лизкой.

– Уходи.

Сыч сам себе поражался, произнося эту фразу.

– Уходи и больше никогда не пытайся оказаться рядом с ней. Никогда. Понял?

– Понял. Только и ты тогда потрудись не говорить ей, кто убил тех троих и забрал ее. Пусть думает, что ты. Пусть ненавидит меня, чтоб даже когда будет совсем невмоготу, я знал, что наша встреча невозможна.

Сыч молча кивнул головой, усаживаясь за руль и заводя машину.

Разумовский стоял в темноте, глядя вслед исчезающим огням автомобиля. Вот и все. Было счастье – нет счастья. А любовь… Что ж… Человек такая скотина, что привыкает ко всему. Он тоже привыкнет жить без нее.