Месяц май вступал в свои права — побегами молодой листвы и теплым солнцем. Правда, на сами майские праздники, как это обычно бывает, сильно похолодало, даже в Подмосковье шел снег. Но он быстро растаял под напором майского солнца, которое согревало землю и людей.
Гавр, получив отчет от Вениамина об исполнении задания, специально выждал все майские праздники и только потом решил, что пора проведать больного. Он накупил два пакета продуктов в супермаркете и дал команду своему водителю везти его в Кунцево. Он никогда не был в этом районе и, смотря из окон машины, думал, что и не хотел бы быть здесь. Самый обычный рабоче-крестьянский район. Его аж передергивало от всего, что он видел. Но Гавр решил пересилить себя и внутреннее отвращение ко всему. Он должен пойти навестить больного, ведь игра стоит свеч. Это его игра и он сам ее режиссировал. И вот, по его сценарию, он должен навестить Лекса, который к этому моменту уже в полной мере ощутил все грани своего отчаянья — и тут появляется Гавр в образе спасителя. Лексу лишь стоит сказать "да" — и все его проблемы решатся, как по мановению волшебной палочки.
Поднявшись на нужный этаж, Гавр позвонил. Дверь ему открыла старушка и на вопрос об Алексее пропустила в квартиру, ворча о тяготах жизни и ценах в магазине.
Постучав в указанную дверь, Гавр зашел внутрь очень маленькой комнатки, где стояли две кровати, стол, шкаф, кресло и пара стульев. На одной кровати лежала бабушка, Гавр понял, что это и есть бабушка Лекса. На второй кровати лежал сам Лекс, а в кресле сидела женщина и вязала носок.
— Здравствуйте, — поздоровался Гавр, — я пришел навестить своего больного сотрудника, а то он пропал и на работу не выходит. Лек… Алексей, что с тобой?
— Здравствуйте, Гавриил Владимирович, — Алеша испуганно смотрел на Гавра и даже попытался приподняться, но сразу лег обратно, чувствуя боль в спине. — Алевтина Ивановна, это мой руководитель, я у него работаю, — Леша посмотрел на сиделку.
— Здравствуйте, — безразлично ответила женщина.
— Алевтина Ивановна, я вот больному продуктов купил. Вы не поможете их в холодильник убрать?
Сиделка взяла пакеты из рук Гавра и вышла из комнаты. Гавр дождался, когда за ней закроется дверь. Он пододвинул стул и сел напротив Леши; немного помедлив, взял его руку в свою, погладив и несильно сжав ее.
— Что случилось? Я недавно услышал от кадровика, что ты предупредил, что заболел и это надолго. Когда я это узнал, то сразу решил проведать тебя. Так что с тобой?
— Спина… опять грыжа воспалилась, — Алеша чувствовал, что Гавр продолжает держать его руку, и от этого прикосновения ему очень хотелось избавиться, но он не стал.
— Застудил спину, когда на лошадях в Подмосковье ездил? Я так и подумал, тебя явно не подходит такая работа — весь день на лошади трястись.
— Нет. Это не из-за этого.
— А из-за чего?
— Меня избили. Попросили закурить, а потом просто били… — Алеша видел сочувствие в глазах Гавра. — Я шел к станции, там вечером безлюдно…
— Ты написал заявление в милицию? Ты их запомнил, сколько их было?
— Я не буду никуда заявлять… и их я не запомнил. Их, кажется, пятеро было, но я плохо помню. Сейчас это уже не важно.
— Я не знал, что произошло… Мне очень жаль, что такое с тобой случилось. Ты врача вызывал?
— Нет… зачем? Я и так знаю, какие лекарства для спины нужны, они у меня еще остались.
Гавр медленно поднял его руку и теперь уже держал ее на весу, рассматривая неширокую кисть и длинные, тонкие пальцы. Потом он перевел взгляд на лицо парня, и, протянув руку, провел по его скуле. Алеша отшатнулся. Гавр не стал повторять попытки, он, лишь придав голосу печаль, произнес:
— Позволь мне позаботиться о тебе. Я хочу забрать тебя отсюда, привезти в свой дом, вызвать врача. И для бабушки твоей все сделать, снять другую квартиру, а не этот клоповник, обеспечить ее должным уходом. Позволь мне заботиться о тебе.
Алеша смотрел в глаза Гавра. Он видел искренность и еще то, что его пугало в его взгляде. Он видел желание обладать им. Вот это желание и убивало все в Леше. Он не мог понять, как мужчина может хотеть парня.
В затянувшейся паузе Гавр произнес:
— Стань моим… Лекс.
Вот это чуждое Алешке имя окончательно отрезвило его от магии темно-оливкового взгляда этого мужчины, и он, отводя глаза, произнес:
— Спасибо, Гавр, что приехал меня навестить. Я не обижусь, если ты меня уволишь с работы, я ведь теперь только через месяц смогу туда выйти. Спасибо за продукты… Я как-нибудь сам справлюсь…
Гавр понимал, что, несмотря ни на что, Лекс не сломился, но с другой стороны, прошло еще мало времени и, видно, у парня были в запасе еще деньги. Хорошо, тогда он подождет и посмотрит, что будет делать Лекс, когда деньги кончатся, а зарабатывать он их в ближайшее время явно не сможет. Вениамин хорошо выполнил свою работу, и это бесспорно.
— Хорошо. Я не настаиваю. Я просто хочу, чтобы ты знал: я буду ждать, и не важно, сколько… Ты всегда можешь прийти ко мне, я буду ждать тебя, Лекс.
Гавр несильно пожал руку парня и встал со стула. Выходя из комнаты, он столкнулся с сиделкой, которая предложила напоить его чаем. Гавр вежливо отказался и, попрощавшись, пошел к выходу из квартиры.
Алешка лежал на кровати и смотрел в потолок. Вся нынешняя ситуация казалась абсурдной и была тяжела для понимания. Его, нормального парня, добивался мужчина, как обычно добиваются девушек. Леша не мог этого понять. Он не хотел это понимать, он вообще больше никогда не хотел такого слышать.
Леша потер руку об простынь, как будто стирая с нее неприятное прикосновение. Да, руку он мог оттереть, но вот как оттереть то мерзкое ощущение внутри, которое у него осталось от этого разговора? Хотя, разве он может обижаться на Гавра? Гавр приехал его навестить, специально ехал в такой далекий район, привез ему продуктов и просто высказал то, что для него нормально. Так что Леша не стал обижаться на Гавра, да и вообще, кроме осадка от этого неприятного разговора, у него имелись более серьезные проблемы.
Алешка вздохнул и закрыл глаза. Что делать ему самому в такой ситуации, в которую он попал, Лешка пока не знал. То, что в ближайший месяц он не сможет выйти на работу, осознавал. Он вообще толком-то ходить не сможет, только прямо, не сгибаясь, да еще подволакивая ногу. Ему даже в автобус залезть будет тяжело… Лешка с ужасом это понимал. Потом он попытался вспомнить, сколько у него денег в заначке на черный день. Вот только в последние два года этот черный день у него был постоянно. Денег в запасе было совсем немного — хорошо, что часть расходов за май у него уже проплачены. На июнь ему денег хватит, но июль… Значит, в июне он начнет опять искать подработку, любую.
Однако, он не был готов сломаться и признать свое поражение. Нет, он будет бороться, он сильный, он справится, он сильный…
Прошел месяц после случившегося. Алеша стал понемногу ходить и пытался зарабатывать деньги. Пока самым доступным способом заработка для него стал прокат. С утра он ехал на ипподром и был там до поздней ночи. В течение дня у него было несколько учеников, которые ходили к нему заниматься, хотя и не часто. Иногда приходили случайные клиенты, желающие покататься на лошади. Леша катал их как на своем Зацепе, так и на лошадях Петровича, отдавая ему процент с этого. Вечерами же он шел с Машей в город и простаивал там с лошадью у очередного ресторана или клуба, в надежде на пьяную публику.
В выходные Маша подсказала ему подработку в виде хождения с лошадью в небольшой парк, расположенный не очень далеко от ипподрома — там обычно в выходные дни были желающие покатать детей на лошадке.
Все это давалось Алешке тяжело, как морально, так и физически. Морально он переступил через себя и зарабатывал с проката на лошадях. Иногда ему было стыдно смотреть в глаза коней, на которых он катал. Он видел их уставшие взгляды, когда они по несколько часов простаивали в парке, ожидая желающих покататься. И как лошадь потом смиренно позволяла человеку садиться на себя, и шагала по кругу. Вот таких кругов Лешка с конем наматывал за день неимоверное количество.
Зацеп тоже выручал его в зарабатывании денег, и Алеша был бесконечно благодарен ему за это. За годы, проведенные вместе, этот конь стал его семьей, его другом. Зацеп, огненно-рыжий, как солнце, и стал таким солнцем во мраке Лешкиной жизни. С годами конь стал себя по-другому вести, как будто осознав, как тяжело приходится его хозяину. Недаром говорят о буденновской породе, что это лошадь одного хозяина, и верность свою доказывает как в бою, так и в жизни. Зацеп терпел все и всех. Он не скидывал с себя людей, дергающих его за повод, он терпел на себе любого всадника, и Алешка видел это. Он видел, что коню можно доверить как ребенка, так и взрослого, который еле держится в седле. Леша не узнавал коня, вспоминая, каким он был, когда они только познакомились. И сколько раз он летал с него, и как тяжело шла их стыковка и притирка.
Алешка видел это и был благодарен Зяме. Он знал, что обязан сейчас своему коню жизнью, и это была уже не метафора. Но было еще одно, то самое главное, что понимал Леша: Зацеп, лошадь для большого спорта, лошадь для олимпиады и международных турниров, с невероятным потенциалом и даром от природы техники прыжка, реально превратилась в покатскую клячу. Алешка так и не смог за все эти годы ни сам выбиться в серьезный спорт, ни своих лошадей вывести на высокий уровень. Весь его спорт проходил рваными урывками между перипетиями в его жизни. То вроде все налаживалось, и он возвращался в спорт, то приходилось уходить из него, как вот сейчас, в надежде, что он опять сможет вернуться. Да вот только лошади — они старели. Зяме было уже шестнадцать лет, а это серьезный возраст для спортивного коня. Алеша понимал, что лучшие годы этого коня, когда ему было двенадцать, тринадцать, четырнадцать лет, он не смог продуктивно использовать, и вот время потеряно. Из расцвета своих сил и возможностей лошадь постепенно шла к закату. То есть все труды Алешки, все его тренировки и все, что он вложил в этого коня, тоже пропадало впустую. Он не раскрыл ни его, ни себя. Это было больно и тяжело — осознавать и понимать, что он не в силах что-либо сделать и исправить это.
Хорошо, что Вальхензее только двенадцать лет — тоже много, но еще есть время. Совсем немного, и Алешка так надеялся, что хоть этого коня он сможет раскрыть и показать его талант, его дар.
Алешка надеялся, хотя понимал, что все это глупо.
Сейчас у него не было спорта, не было ничего, даже надежды…
Он ходил рядом с конем, шагая по кругу и катая на коне очередного ребенка, который радостно смеялся и махал маме рукой. От хождения у Леши болела спина, и к концу дня каждый шаг давался с трудом, но он терпел и знал, что не сдастся; он будет бороться.
Когда все это случилось с Лешей, он предупредил инструктора с конной базы, что не сможет приехать не только на майскую программу, но и вообще работать. Алеше было больно произносить эти слова. Ему так понравилась эта работа, так нравилось бывать там, за МКАДом, уезжать из Москвы на электричке и попадать в другой мир. Он был там так счастлив. Но он был реалистом и знал, что с такой спиной он уже не сможет в ближайшие полгода, а может, и дольше, даже на полчаса сесть верхом, не то, что по три часа водить смены в поля. Это он признал честно и об этом сказал ребятам, работающим там.
Через месяц он позвонил одному из них и попросил привезти его вещи с конной базы в Москву.
Сегодня он пошел к метро, где договорился с инструктором пересечься и забрать свои вещи. Подходя к метро, он сразу увидел высокую фигуру Дэна, который даже в Москве все равно выглядел эпатажно. Также в его ухе была серьга, а сам он был одет в стиле ковбоя "Дикого Запада". Рядом с Дэном стоял Саша. Алешка даже растерялся. Он не ожидал, что его вещи привезут эти люди. Он стал приближаться, пряча глаза и понимая, насколько он их подвел тем, что так резко пропал.
— Привет, — первым заговорил Саша и протянул ему руку, — со спиной что-то серьезное?
Алешка поднял глаза и встретился взглядом с Сашей, и его сомнения о том, что эти люди его ненавидят за то, что он их подвел, моментально рассеялись — настолько дружеский взгляд был у Саши.
— Откуда ты узнал? — Лешка протянул руку для рукопожатия. — О том, что у меня спина больная.
Дэн засмеялся:
— Так ходят или когда спина больная или когда в жопу оттрахают, — Алешка покраснел от такого резюме, — но вторым ты не занимаешься, поэтому вывод прост. Так что у тебя со спиной?
— Так вышло… у меня межпозвоночная грыжа воспалилась. Я месяц ходить не мог, поэтому не смог приехать на майские. Я вас сильно подвел. Простите меня.
Саша придвинулся к нему чуть ближе и улыбнулся. Алешка смотрел на него улыбку, такую искреннюю, а потом Саша произнес:
— Не переживай. Ты не подвел нас. Все нормально, и когда поправишься, возвращайся — я всегда буду рад взять тебя обратно на работу. Вот, кстати, деньги, которые ты заработал и не успел забрать.
Алешка хотел сказать "нет", но Саша взял его руку и вложил ему в ладонь деньги, потом сжал ее и, не выпуская, произнес:
— Если тебе нужна помощь, ты всегда можешь обратиться ко мне. Хорошо?
Алешка смотрел в глаза Саши, они были такими удивительными, как и сам этот человек. В его глазах была доброта, сочувствие, и еще что-то, чего Лешка не понимал.
Саша, немного помедлив, отпустил его руку и отступил на шаг назад.
— Держи. — Дэн протянул ему пакет с его вещами и крепко пожал руку.
Затем они, махнув на прощание рукой, пошли к входу в метро и вскоре затерялись в толпе.
Алеша стоял немного ошарашенный от этой встречи. Он уже и не ожидал когда-либо увидеть в своей жизни Сашу и Дэна, а вот как бывает. Эти ребята не обиделись на него, и Саша даже заплатил остатки его заработанных денег, хотя Алешка на них и не рассчитывал. И главное, что они не держат на него зла. И еще почему-то разговор с Сашей всегда позитивно влиял на него. Наверное, этот человек настолько распространял вокруг себя жизнерадостную энергетику, что все, кто оказывался рядом с ним, оживали и заряжались этой энергией.
Леша вспомнил взгляд Саши, его слова и то, как он мягко держал его руку в своей. Потом он вспомнил слова Машки, что вроде Саша новомодных взглядов и многие в его окружении такие же. Но Алешу это не покоробило, ему было без разницы сейчас, кто каких взглядов. Он видел перед собой удивительных людей, создавших свой мир в маленькой конюшне в Подмосковье и дарящих радость всем, кто был рядом с ними. Так важно ли, каких взглядов Саша, да и откуда вообще Маше все это знать. И ему это все равно. Он просто знал, что ему было так классно там, с ними, но это время прошло, оставив лишь светлые воспоминания в его душе.
Была уже середина лета. В этом году оно выдалось жарким и сухим. Июль месяц подходил к концу, а это значит, что еще август, и вот и лето пролетело. Хотя, в этом году Алеша и не видел этого лета. Ему было тяжело воспринимать краски жизни в том мраке проблем, которые на него обрушились. Опять он бился об лед и, как всегда, впустую. Он это понимал и пытался искать выход, да вот только все его метания были бесполезны. В начале июля Гавр сам позвонил ему и, спросив про здоровье, сказал, что он может выйти на работу в клуб. Алеша обрадовался. Эта новость вселила в него оптимизм, но потом он понял, что рано радовался. Гавр поставил его работать в самые невыгодные по чаевым часы работы клуба, сославшись на его здоровье и то, что он еще хромает и подволакивает ногу. Конечно, Гавр был в этом прав: нехорошо с такой походкой позорить его заведение в самые оживленные часы работы. Алеша это понимал и работал в то время, в которое его поставили, радуясь хоть этому.
С Гавром опять возобновились их дружеские разговоры, правда, больше он не брал его с собой в клубы. Алешка был этому рад. Гавр только приглашал его к себе в кабинет и расспрашивал о жизни. Теперь все их беседы Гавр завершал повтором уже сказанного ему в его квартире. Гавр каждый раз говорил о том, что готов для него все сделать, если только Алеша перестанет отвергать его. Алеша каждый раз просил оставить их отношения только дружескими и отказывался от его заманчивых перспектив. Но, видно, Гавр не терял надежды, и упорства ему было не занимать. От Леши он не отставал.
Но это было не самое плохое в его жизни: он уже привык к настойчивости Гавра и просто не замечал этого. Самым плохим в его жизни было то, что деньги заканчивались, не успев оказаться у него в руках. Он только и успевал платить за все, закрывая уже накопившиеся долги и приобретая новые. В очередной раз понимая, что ни прокат у Петровича, ни работа у Гавра все равно его не спасают, Леша стал пробовать искать еще подработку.
Купив газет с предложением работы, он стал методично обзванивать объявления, где требовались сотрудники с гибким графиком работы и без высшего образования.
Сначала он очень удивлялся огромному количеству иностранных названий новых работ, которые предлагались таким сотрудникам. Он вообще не понимал, кто такой менеджер, мерчендайзер, супервайзер и маркетолог, и что он должен делать, но почему-то именно на эти должности были самые нереально большие зарплаты. Подумав немного о такой странности, Алеша решил позвонить по одному из таких объявлений. На удивление, его сразу пригласили на собеседование. Это ему показалось странным, но Леша решил съездить. Офис этой компании с названием на английском, которое Алешка так и не смог прочесть, располагался в центре Москвы. Внутри его остановила охрана, но, проверив документы, показала на лифт, сказав, что ему на третий этаж. Там, в коридоре, он увидел несколько человек, которые, как потом оказалось, тоже ждали собеседования.
Промаявшись больше часа в ожидании, он наконец зашел в кабинет, где проходило собеседование. За столом сидела молодая девчушка, чуть старше его и смотрела на него долгим оценивающим взглядом. Затем она предложила ему присесть и начала говорить. В потоке ее слов Алексей окончательно потерялся, столько там было непонятных названий, и постепенно он стал осознавать, что так и не понял, в чем состоит его работа, на которую он вроде бы уже принят. Он еще раз переспросил, что ему нужно делать. Девушка свысока посмотрела на него, как на недалекого, и еще раз начала объяснять. Постепенно Лешка осознал смысл сказанного ей. Оказывается, нужно было предлагать какой-то товар, причем самому искать на него покупателя. Где предлагать этот товар и где искать этого покупателя, Леша не понял. Но если у него его купят, тогда он начнет получать с его продажи проценты, которые поражали своими суммами.
С этого собеседования Алешка брел в сторону метро, размышляя о жизни. Он, как только понял суть его работы, поблагодарил девушку за такое предложение и отказался от него. Хотя она и уверяла, что эта работа самая реальная и такой заработок тоже реален, Леша знал, что так в жизни не бывает. Все это самообман, и вообще он не создан для торговли, это явно не его. Вряд ли он сможет ходить и предлагать что-то купить у него.
Придя домой, он стал еще раз перечитывать объявления о работе, теперь сразу выкидывая из вариантов заработка работы с иностранными названиями и большими зарплатами.
Вот так до середины августа он успел поработать курьером, мойщиком посуды в дешевой забегаловке и сторожем на складе.
Работа курьера у него не пошла из-за того, что после недели метания по Москве с поручениями, он посчитал заработанные им деньги на этой работе и понял, что большую часть потратил на проезд и лекарства от боли в спине, которая от постоянных поездок в общественном транспорте просто отваливалась. И вообще — к концу недели он был выжат как лимон, и ему еще пришлось день отлеживаться, чтобы пойти на смену в клуб, а потом еще успеть позаниматься с прокатом.
Мойщиком посуды он тоже долго не продержался, и все из-за спины. Он думал, что, стоя на одном месте, сможет работать, но там все равно приходилось двигаться: то взять грязную посуду, то расставить чистую. Да и мыть посуду над раковиной оказалось невыносимо: поясница у него просто отваливалась. Пришлось и с этой работой завязать.
Последняя попытка подработки была сторожем на складе. Сторож требовался на всю ночь, и Алешка пошел на это, понимая, что днем тогда сможет больше подрабатывать прокатом. После недели с лишним недосыпания он все-таки не выдержал и уснул. Как раз в это утро начальство приехало проверить его работу и нашло его спящим. Естественно, его сразу выгнали с этой работы. Хорошо, хоть дали расчет за отработанные им ночи, правда, удержав половину от положенной суммы, но Алешка и этим деньгам был рад.
Вернувшись домой выспавшийся, но с пониманием, что так ничего и не смог изменить в своей жизни, Алеша опять перечитал все газеты с объявлениями о работе. Как бы не было ему тяжело осознавать, но он видел, что вариантов нет. Конечно, можно найти другой склад и там опять устроиться ночным сторожем, но это копейки по сравнению с теми расходами, которые у него были ежемесячно. Что из этих расходов сократить, он не знал… неужели придется продать коней? Зацеп — он его; конечно, можно попробовать его продать, но коню шестнадцать лет. Его если и купят, то в прокат, а это значит, что он увидит этого коня у метро с пятнадцатилетними девчонками, которые сейчас занимались таким прокатом. Жить конь будет в сарае или гараже, а катать на нем будут столько, сколько у него хватит силенок. Никто беречь его не будет, а когда конь не сможет зарабатывать деньги, его просто сдадут на мясо. Вот на такую жизнь он обречет своего коня. Алешка понимал, что он никогда не поступит так с Зямой.
Тогда продать Вальхензея… и здесь Алеша вспомнил: давно, очень давно как будто в другой жизни, где было все просто и так хорошо, был Назар. И тогда Назар говорил ему, что если что-то происходит в жизни Алешки, он должен это рассказать ему.
"Тогда я смогу защитить тебя". — Алешка помнил эти слова Назара и его руки, так крепко обнявшие его, когда он хотел выйти из машины; и то, как время в тот момент остановилось, а внутри у Алешки все оборвалось от переполнявшего его чувства… Вот только он не понимал, какого…
Но сейчас это уже и неважно. Важно то, что Назар должен ему помочь, ведь он сам ему сказал, что сможет защитить. Он ведь так долго пытался сам выкарабкаться из всего, что на него свалилось; он боролся, он искал выход, он пытался, но не смог. Но он сильный, он не сдается, просто Назар — он старше, мудрее; он должен подсказать ему, что делать, ведь он обещал.
Приняв такое решение, Алеша почувствовал прилив сил, и даже мир вокруг него окрасился в радужные тона. У него появилась надежда. Как важно жить с надеждой в душе. Теперь он верил, что Назар поможет ему. Ему нужна была помощь от Назара — не деньги, а именно совет, дружеский совет, как ему жить дальше.
Поезд с Казанского вокзала до станции Потьма в Мордовии шел около семи часов. Алешка купил билет в плацкартный вагон. Ему досталось верхняя полка в проходе. Он залез на нее и лег, так как хотел побыть наедине со своими мыслями и радостью от предстоящей встречи.
Когда он принял решение ехать в тюрьму, где сидел Назар, он сразу поехал к Петровичу, надеясь, что тот должен знать точный адрес места заключения Назара, и Петрович его действительно знал. Сначала он не хотел говорить Алешке этот адрес, но потом, услышав, что решение о продаже Вальхензея должен принимать его хозяин, согласился с этим и продиктовал адрес. И вот Алешка, недолго думая, купил билет и поехал к нему…
Назар, как же долго он его не видел. Казалось, целая жизнь прошла, и столько всего произошло — к сожалению, много плохого. Правда, сейчас все это было неважно. Важна их встреча, важно, что он увидит его, важно, что Назар скажет, что посоветует… Но главное — он увидит Назара. От этого у Алешки внутри все сжалось, а сердце забилось сильнее, так, что стало тяжело дышать.
Плацкартный вагон, в котором ехал Лешка, был набит битком. Всю дорогу по проходу постоянно ходили, было шумно и душно. После семи часов мучения на жесткой боковой полке Алешка еле слез с нее. Спина опять разболелась, и каждый шаг давался тяжело. На перрон он еле спрыгнул и сразу окунулся в жаркое марево распаленного летнего воздуха. Еще лежа на полке в вагоне, Алешка снял с хвоста резинку, чтобы она не мешала голове лежать на подушке, а сейчас не стал одевать, чувствуя, как жарко. А волосам так легче, чем быть стянутыми в хвост. За это время волосы у него сильно отрасли, они были практически до лопаток, хотя он их и чуть постригал, выравнивая концы. Сейчас его прямые локоны переливались золотым блеском на солнце. Для такой поездки он решил одеться получше. Нашел новые джинсы — они были светлые, как раз для лета, с модными прорезями спереди по штанине и обтрепанными краями. Джинсы были заужены и скроены по модному фасону, с заниженной талией. Он надел новую футболку, обтягивающую его худенькую фигуру. Футболка была серая, с неярким надписями на английском. С собой он захватил летний пиджак, но сейчас нес его в руках. На ногах у него были кроссовки, светлые с серебряными вставками, они нравились ему тем, что были удобны.
Вот в таком виде он дошел до забора колонии и на проходной стал объяснять, к кому он приехал. Он вообще не знал, как и кому здесь нужно обращаться, чтобы разрешили свидание, но решил, что все выяснит на месте. И вот сейчас он в пятый раз начинал свой сбивчивый рассказ об том, ради чего он сюда приехал. Наконец, солдат на КПП сказал ему подождать и, закрывшись в комнате, стал звонить. Это Алеша видел через стекло. Минут через десять к КПП подошел другой солдат и жестом показал Алеше следовать за ним.
Его завели в здание, и там строгий военный очень долго на него смотрел и очень долго выяснял, кем он является заключенному Уварову Назару Петровичу. Алешка уже стал нервничать: он не понимал, почему все здесь на него так странно смотрят и почему задают столько вопросов.
Затем его заставили писать заявление и еще заполнить кучу всяких бумаг. Он молча выполнил все требования. Забрав у него все бумаги, ему указали на стул в коридоре и сказали ждать. Там он прождал часов пять, если не больше. Это были мучительные часы ожидания, когда радость от встречи с Назаром сменялась неуверенностью — правильно ли он поступил, приехав сюда? Ведь Назару тоже нелегко, и ему явно не до Лешиных проблем. Но потом он опять вспоминал слова Назара. Не мог он не выполнить то, что пообещал Назару — он же обещал обо всем рассказывать ему. Значит, он поступил правильно, что приехал сюда. И опять радость от встречи с Назаром давала силы ждать и надежду на то, что все будет хорошо.
В кабинете начальника тюрьмы собрались трое человек. Они внимательно читали написанные Алексеем Крыловым листы заявления и заполненные им бланки.
— Так как, ты говоришь, он выглядит, это Крылов? — грузного вида мужчина в центре стола поднял взгляд от листа, который он читал.
— Да как петушок он выглядит. Я когда его увидел, аж прифигел. Сюда такие не заезжают. А когда услышал, что он к Волку на свиданку просится, так чуть со стула не упал. Я как раз в КПП журнал записей просматривал, вот как важно иногда делами заниматься, такая удача может подвернуться, — второй военный, сидящий от начальника по правую руку, эмоционально закончил свой монолог и хлопнул по поверхности стола.
— Не горячись, Сидоренко, — начальник выпрямился в кресле и посмотрел на другого военного, высокого худощавого мужчину, которому явно было уже за пятьдесят. — А ты что скажешь, Вячеслав Сергеевич?
— Что скажу… На ловца и зверь бежит. Сколько мы думали с тобой, как этого Волка подставить, чтобы его свои же порешили. Да только хитер Волк и умен, и власть он свою здесь крепко утвердил. Так утвердил, что нашу власть пошатнул, а мы и сделать ничего не можем — тронем его, так за него вся зона поднимется. Правильно ты тогда сказал — компромат на него нужен. Безгрешных людей не бывает, и вот небеса вняли нашим молитва, — Вячеслав Сергеевич закатил глаза к потолку, — удача пришла к нам сама. Так неужели мы сейчас не воспользуемся ею?
— Воспользуемся…
Мужчина в центре стола нервно крутил в руке карандаш, затем переломил его пополам.
— Кум, ты что так разнервничался… из-за того, что этого Крылова по закону до свидания допустить нельзя, так как он никто этому Уварову? Так мы же здесь все свои, ну немного нарушим закон… тем более, если человек так просит о свидании. Знаешь, как он меня умолял увидеть этого Уварова?
— Из-за этого я не переживаю: это свидание замнем, как и не было его. Я о другом думаю… я этот козырь разыграть хочу, да так, чтобы это был джокер. Я промашки не хочу, и такой шанс упустить…
— Думаешь, Волк может отказаться от свидания? Так мы ему и не скажем. Я просто приведу его и все, — на лице Сидоренко появилась подлая улыбка, которую он быстро убрал, опять став серьезным и сосредоточенным.
— Это ты верно говоришь. Увара просто приведи, не говоря, куда и для чего. Я вот о другом думаю… так как, говоришь, он выглядит, Крылов этот?
— Кум, да что ты в самом деле… — Сидоренко опять хлопнул по столу, — да давай я его не по проходу в комнату для свиданий поведу, а через внутренний дворик. Ты его сам из окна и увидишь.
— А вот это ты дело говоришь, — начальник тюрьмы, которого здесь называли "кум" внимательно смотрел на Сидоренко, — ты его не только по внутреннему дворику проведи, но и задержись с ним там, спроси у него чего… постойте там немного, пусть народ на него полюбуется. Там ведь как раз из четвертого блока мужики работают, забор красят. Так вот пусть и посмотрят на этого. А ты, Вячеслав Сергеевич, в пищеблок зайди, потрепись там о том, кто сегодня к Волку на свидание приехал. Там у петухов ушки длинные, они каждое твое слово услышат, а уж то, что донесут куда надо, я в этом и не сомневаюсь. Уже через час вся зона будет в курсе, кто с воли к Волку приехал… и полетит власть Уварова Назара… Слышь, а Волк когда рабочим петухом станет, его как будут называть, тоже волком?
Кум громко засмеялся, за ним стали смеяться Сидоренко и Вячеслав Сергеевич.
Алешка уже устал сидеть в коридоре на жестком стуле и ждать. Наконец, в коридор вышел военный и пригласил его зайти в комнату. Там военный просил его выложить все из карманов в специальный ящик и сказал, что его должны обыскать. Леша не стал возмущаться. Ради этой встречи все можно стерпеть. Только после тщательного обыска военный показал ему на дверь и велел идти вперед.
Они вышли из помещения на улицу и пошли к зданию мимо бетонного забора, стену которого красили заключенные. Алеша шел впереди, за ним шел военный, и вдруг тот окликнул его. Алеша обернулся и увидел, что мужчина остановился.
— Так к кому ты на свидание хотел попасть?
Алеша немного удивился такому вопросу, так как этот же военный еще несколько часов назад все это у него уже выяснял. Но потом он подумал, что, наверное, у человека много работы и он не обязан все помнить, поэтому Леша повторил все еще раз.
Военный выслушал его и задал очередной вопрос:
— А сам откуда ты? Учишься, работаешь? С кем живешь?
Алеша опять удивился эти вопросам, но решил, что, наверное, их задают всем посетителям, и поэтому он все подробно рассказал о себе.
Военный помолчал немного, а затем, повернувшись, велел Леши продолжать путь. Алексей пошел вперед, удивляясь странности этого человека.
Его завели в комнату, где был стол и два стула. Военный, бросив, "Жди", закрыл за собой дверь, оставив Алешку одного. Комната была без окон, стены ее были серыми и все вокруг было таким угнетающе-страшным, что Леша только сейчас осознал, где он. Ему стало страшно, страшно за него, за Назара. Ведь Назар здесь уже третий год, и ему еще сидеть семь лет. От осознания этого Алешка еще больше сжался, обхватывая себя руками. Но что он мог сделать для него? Ничего… только ждать…
Дверь раскрылась, и внутрь комнаты зашел он…
Алешка замер. Он понимал, что перед ним Назар и не Назар… Этот человек с короткой стрижкой темных волос, со щетиной на лице и взглядом безразличных глаз, которым он лишь скользнул по нему и стал смотреть в стену за спиной Леши.
Назар изменился, и дело было даже не в этой серой арестантской одежде на нем. Назар заматерел, стал шире в плечах, его бицепсы налились силой, а фигура стала массивней. Да, и на свой возраст он не выглядел. Казалось, ему не тридцать три, а все сорок три года.
— На… Назар… — первым неловкую тишину нарушил Алеша, — здравствуй, я так рад тебя видеть…
Повисла пауза, Назар молчал, затем медленно перевел взгляд со стены в глаза Алешки.
— Тебе что надо?
От этого взгляда хотелось исчезнуть. Там не было ничего человеческого, даже звериного, там были пустота и смерть…
— Я хотел увидеть тебя, — растерянно произнес Алеша, не понимая, кто сейчас перед ним. Он не узнавал этого человека, это был не Назар.
— Увидел… тогда я пошел, — Назар развернулся и сделал шаг к двери.
— Подожди, — Алешка инстинктивно бросился к нему. Пусть даже это не совсем Назар, но он должен сказать ему, зачем приехал.
— Замер на месте, — леденящий голос пригвоздил Лешу к полу.
Видя, что тот не двигается, Назар подошел к двери и стукнул по ней. Дверь моментально открылась.
— Уже наговорились? — с каким-то непонятным Алешке подтекстом произнес военный, стоящий в дверях. — Что так быстро? С таким можно и подольше общаться.
— Вот и общайся, — Алешка услышал брезгливость в голосе Назара и понял, что это они его обсуждают.
— Может, тогда познакомишь нас? Ты будешь не против? — военный прожигал Алешку взглядом.
— Мне все равно.
Это последнее, что слышал Алешка, когда за Назаром захлопнулась дверь. Эти слова эхом звучали в его голове, они проникали в сознание, разъедая его пониманием сути сказанного… Назара больше для него не существует. Нет больше Назара, Нет.
Как Алеша дошел до вокзала, он смутно помнил. Все его мысли были заняты Назаром и тем, что произошло. А произошло для него страшное: он потерял человека, который для него был всем. Наверное, только потеряв, можно понять это. Раньше Алешка знал, что Назар — часть его жизни, но никогда так сильно не задумывался об этом, и только сейчас, осознав, что Назара в его жизни больше нет, он понял, насколько Назар ему дорог, важен, и то, что сейчас произошло, было не просто трагедией — это было шоком, катастрофой. Лешкин мир рушился — мир, где был он и Назар; мир, в котором он жил и в котором хотел остаться жить, если бы Назар не отрекся от него.
Но Назар отрекся, и нужно было принять и понять, что теперь он один, и мир вокруг него уже другой, и в этом мире ему нужно выжить или сдаться…
Придя на вокзал, он чудом купил билет на поезд, который должен был отправляться через час. Весь этот час в душном здании вокзала для Леши прошел незаметно, как и дорога до Москвы. Для Алеши умер весь внешний мир, его просто не стало. Он не замечал духоты летней ночи, вони плацкартного вагона, набитого потными немытыми телами. А приехав в Москву, он и не помнил, как добрался до дома.
Дома он занялся делами, которые привык делать изо дня в день. Он убрался в комнате, убрался в кухне, туалете и ванной, так как по графику уборки пришла его очередь. Хотя он прекрасно понимал, что остальные это пропускают, он всегда убирался в общей квартире, когда должен был это делать. Затем он сходил в магазин и на последние деньги купил продуктов. До вечера он был занят приготовлением обеда для бабушки, это отвлекало и не давало думать.
Поздно вечером, когда бабушкина сиделка уже ушла, он лег спать, но заснуть так и не смог.
Ночь принесла с собой воспоминания о прежней жизни, с которой он прощался, которая осталась в прошлом, и, вспоминая ее сейчас, он знал, что больше никогда не позволит себе это вспоминать.
В той жизни был Назар… модой, красивый, скачущий на вороном коне. Он навсегда запомнит его таким. И себя, мальчика с золотистыми волосами, верящего, что этот мир создан для счастья…
Когда рассвело, Алеша больше не вспоминал "его" и не вспоминал себя, каким он был. Леша знал, что то решение, которое он принял, — это решение человека, который сломлен, и ему было противно от себя. Но он принял решение, зная, что кроме него у него есть бабушка и лошади, и он должен переступить через себя ради них…