Гавр – сладость мести

ГЛАВА 5

Алеша проснулся и опять долго смотрел в потолок над головой, потом медленно перевел взгляд на окно. Сквозь прикрытые шторы проникали лучики солнца, которые бросали блики на стену и пол. Теперь, окончательно очнувшись от дурмана лекарств и сна, он впервые осмотрел то помещение, где находился. Комната была большой и красивой. Он раньше в таких никогда и не был.

"Это то, что сейчас называют, наверное, евроотделкой", — промелькнуло в его сознании. Он попытался приподняться, но резкая боль в нижней части спины и между ягодиц вернула его в горизонтальное положение, а его созерцательное настроение прекрасного вернулось в воспоминания того, что с ним произошло.

"Меня изнасиловали" — эта мысль, все это время сдерживаемая, наконец вырвалась из-под контроля и стала долбить сознание, сводя его с ума пониманием произошедшего.

Алеша застонал и заметался на кровати, не в силах это осознать и тем более принять как свершившееся с ним.

На его стоны в комнату вбежал высокий парень в белом халате и, придавив своими руками мечущегося в судорогах Лешу, стал бубнить:

— Тише… не дергайся так, а то швы разойдутся… тише, себе же больнее делаешь… Я сейчас укол тебе сделаю… Заснешь опять. Да не дергайся ты.

Парень в белом халате был сильным, он легко справился со слабыми попытками больного отпихнуть его и, быстро наполнив шприц лекарством, ввел его в вену на руке разбушевавшегося пациента.

Через несколько минут пациент заснул. Медбрат поправил сбившееся одеяло на нем и, устроившись в кресле у окна, стал читать конспект лекции. Он был рад, что ему дали такую подработку. В его бедной студенческой жизни любая копейка не лишняя, тем более практика по будущей профессии, а он учится на хирурга. То, что с его подопечным произошло, он, конечно, видел такое впервые, но, как будущий врач, совершенно спокойно все воспринял и просто выполнял свою работу.

На стол Гавра Вениамин положил папку обо всем, что он узнал об этом Лексе. Сам Вениамин сел напротив него и стал ждать, пока Гавриил Владимирович ознакомится с добытыми им данными. А данных на самом деле было немного. Год рождения, год окончания школы, год, когда забрали в армию и когда, отслужив, вернулся на гражданку. Оказалось, парень живет с бабушкой, отца нет, мать уехала за рубеж. И все… Правда, еще такие никому не интересные подробности: что учился этот Лекс на тройки, после школы никуда не стал поступать, отслужил в армии положенные два года…

— Это все? — прочтя это, спросил Гавр.

— Да, босс. Это все.

— Странно… хотя, в общем-то, понятно. Если он всю сознательную жизнь задницей подрабатывал, то понятно. И в школе учиться ему некогда было, а потом даже поступать никуда не стал, лишь армию по обязаловке оттрубил и опять вернулся к своему поприщу. Видно, неплохо зарабатывал, раз ни образования, ни работы нормальной нет. Странно, что он ко мне в клуб официантом пошел работать, такие, как этот, работать не привыкли.

— Да что странного, в вашем заведении богатых мужиков подцепить можно. А то где ему клиентов искать? На Ленинградке, что ли, с девчонками стоять? — Вениамин пошло улыбнулся.

— Спасибо за работу, Вениамин.

— Что с ним делать-то будем? С этим Лексом?

— Мне нужно это дело замять. Поэтому подлечу его, потом поработает у меня еще пару-тройку месяцев, и выгонишь его за какую-нибудь провинность, а там… Мне не нужно, чтобы он языком начал болтать, когда уйдет от меня…

— Я вас понял, босс. В лесок его…

— Да. И закрыли эту тему. Она мне уже надоела.

Опять в окна пробивается свет, но уже не такой яркий, наверное, это вечер. Алеша обвел взглядом комнату и встретился глазами с сидящим в кресле парнем в белом халате, который читал книжку. На Лешины шевеления парень поднял глаза и, встав, подошел к нему.

— Слышь, чувак, — он склонился над Алешей, — ты прекрати буйствовать, а то мне придется тебя постоянно вырубать, всякую хрень вкалывая. Это не очень полезно. Давай ты просто спокойно полежишь. Хорошо?

Леша кивнул головой. Он и сам не хотел опять проваливаться в сон, который отключал его сознание.

— Когда я поправлюсь? — говорить оказалось тяжело, губы еле шевелились. Вместо слов раздавались лишь приглушенные звуки.

— О, отлично. Ты молодец, что о выздоровлении заговорил. Так вот, пойми: если будешь дергаться и истерить постоянно, все это к добру не приведет. А если хочешь побыстрее выздороветь, тогда слушайся меня. Я тебя быстро на ноги поставлю. Тем более жопа твоя уже заживает, скоро швы снимут и все будет окей. Опять сможешь на работу выходить.

В глазах у Алешки защипало. Он нервно сглотнул. Он даже не знал, что было больнее: услышать от постороннего ему человека о произошедшем с ним или то, что этот парень считает его таким… Алешка опять всхлипнул, понимая, что он уже слышал это о себе

то, что он педик… Но ведь теперь, после всего произошедшего, он им и стал…

— Эй, ты чего раскис-то? Ты за задницу не переживай. Ее доктор тебе починил, она теперь еще уже, чем была, станет, хорошая рабочая задница у тебя будет. Так что ты должен быть доволен… — видя катящиеся по щекам лежащего парня слезы, медбрат задумчиво произнес: — Давай я тебя опять этой хренью кольну, поспишь еще, а то вы, педики, такие все чувствительные натуры…

— Не нужно… прости… я просто еще не в норме… я не буду больше так себя вести… Скажи, что нужно делать, чтобы поправиться?

— Ну вот, это другой разговор. Я понимаю, что пока ты здесь лежишь, деньги-то мимо тебя плывут. Так ты не переживай, я тебя быстро восстановлю, и к работе скоро вернуться сможешь, тем более губы у тебя уже подзажили…

Дальше Алеша не слушал болтовню парня в белом халате, который, достаточно аккуратно перевернув его на живот, стал что-то делать с его задним проходом. Сейчас Алеша думал о том, что он просто не имеет права быть слабым. Он не может себе позволить жалеть себя. На нем ответственность. На нем его бабушка, на нем два коня — Зяма и Вальхензее, конь Назара. Назара… Алешка так ярко увидел перед своими глазами его волчий взгляд и почувствовал, что горячие слезы застилают глаза. Хорошо, что он лежал на животе и, уткнувшись лицом в подушку, смог скрыть их от медбрата.

"Назар, теперь он и близко ко мне не подойдет, когда узнает, что произошло…"

Понимание этого, именно того, что Назар станет его презирать, стало последней каплей в произошедшем. Алеша не смог сдержаться и разрыдался в голос, борясь с душащими его слезами и утыкаясь лицом в подушку.

— Опять истерика.

Медбрат, видя рыдающего в подушку пациента, стал набирать в шприц снотворное.

Гавр больше не приезжал в свой коттедж. Он жил в квартире родителей на Тверской, ему было так удобнее, ближе до работы. Да и не хотел он туда ехать, пока там выздоравливала эта порванная проститутка. Мысль об этом его не оставляла. Все это его порядком достало.

Когда прошло уже достаточно времени для выдворения этого педика из его дома, он попросил подготовить отчет по его здоровью доктора, который его лечил.

Доктор приехал в офис Гавра и, сев напротив него в кресло, протянул отчет. Гавр отмахнулся от папки.

— Мне эти анализы не нужны. Вы мне скажите, он поправился? Его можно домой отправить?

— Физически да…

— А что еще может быть?

— Эмоционально… он в очень плохом состоянии, хотя и держится. То есть парень хочет поправиться, но его психика… ему тяжело… с ним что-то не так, — доктор замолчал, а потом, смотря в глаза Гавра, произнес, — этот парень точно работал до этого проституткой?

— Конечно. А почему вы спрашиваете?

— Так ведут себя жертвы изнасилования…

— Спасибо, док, за ваши наблюдения. Но это лишнее. Все было по доброй воле. Так когда он поправится?

— Физически он здоров.

— Спасибо, — Гавр, достав из ящика стола конверт, положил его на стол.

Доктор взял конверт, ощущая его приятную припухлость, и убрал во внутренний карман пиджака.

Попрощавшись, он вышел из кабинета.

Гавр в задумчивости сидел за столом. Это он только сделал вид, что слова доктора его не задели, но на самом деле они оставили отголосок внутри него. Он был слишком умен, он никогда не упускал мелочей, он все видел и все анализировал. И с этим Лексом все было не так просто, как это видел Вениамин. Гавр это знал, вот только он не хотел в это вникать. Но сейчас он не хотел узнать из прессы о самоубийстве работника своего клуба, а потом еще и принимать у себя в кабинете ментов с расспросами об этом Лексе. А то, что Лекс мог решиться на такой шаг, после рассказа доктора Гавр осознавал. Так вот, ему все эти проблемы были не нужны. Он предвидел любые ситуации на десять ходов вперед.

Гавр еще с полчаса посидел в задумчивости, затем набрал телефон Вениамина и дал ему задание разузнать, как Лекс попал на эту вечеринку. Сначала Вениамин опять тупил и не въезжал в суть проблемы, но потом его мозг заработал и он доехал до того, что от него хочет босс.

Гена в приподнятом настроении возвращался из клуба, ощущая во внутреннем кармане купюры, которые приятно грели его сознание. Чаевые сегодня были большие, да и не удивительно. Ведь когда на его смене работал Леха, ему, Генке, чаевых вообще не доставалось, зато теперь, пока Лехи нет, ему нормально перепадало от клиентов. Кстати, Лехи не было уже скоро как месяц, но Гену это не особо беспокоило, так как им сказали, что Лекс взял на Новый год заработанные им отгулы и выйдет на работу после окончания всех праздников. Это Генку тоже дико взбесило. Вот он все новогодние праздники пахал, как раб, а этот Леха, взяв отгулы, где-то прохлаждался, отдыхая или катаясь на своих лошадках.

Около Гены затормозила машина, и голос, который он сразу узнал, приказал ему сесть внутрь нее.

Гена подчинился словам Вениамина, он боялся его и никогда ему не противоречил.

Машина тронулась. Вениамин молчал, Гена тоже, сидя рядом с ним и практически не дыша.

Когда машина остановилась, его грубо вытащили из нее, и сразу он ощутил удары.

Били его долго…

Генка уже и не понимал, где он и что с ним, была лишь боль…

— Говори. Говори, мать твою.

Гена разлепил глаза и опять услышал этот вопрос, сотрясаясь от боли и захлебываясь рыданиями.

— Что? — прошептал он, так и не поняв, что он должен говорить.

— Почему Лекс поехал на эту вечеринку перед Новым годом?

— Я сказал, что у меня мама болеет, он согласился меня заменить, — Гене было так больно, что он и не осознавал, что говорит, боль затмила все, он был готов говорить этим людям все, что он знает, только бы эта боль прекратилась.

— Лекс не знал, что там будет?

— Нет… не знал… я не сказал… я сказал, что моя мама болеет… попросил его поехать…

— Он не знал, что там трахать будут во все щели?

— Нет… я не сказал…

После этих слов Генка почувствовал, как его отпустили, он упал лицом в снег. Потом он слышал хлопки дверей и шум отъезжающих машин.

Холод привел его в чувство, он чувствовал холодный снег на лице и холод, пробравшийся под одежду.

Гена медленно встал, его шатало, из носа шла кровь, но в целом он ощущал себя вполне способным идти.

Он зачерпнул снег и протер им лицо, затем поправил на себе одежду и огляделся. Неподалеку светились огни, там были дома, люди, жизнь. Гена, немного прихрамывая, побрел в сторону света, ощущая приятную тяжесть купюр в кармане. Это значило, что его чаевые с ним. А то, что из-за этого лоха Лехи у него всегда проблемы, он уже привык. Сам виноват, устроил друга на эту работу, пожалел, а теперь вот сколько из-за него проблем. Вот и делай вывод из пословицы: не делай добра — не получишь зла.

Как же он ненавидел его, ведь если бы не Леха, ничего этого не было бы.

Новый Арбат встретил Гавра потоком машин, огнями вывесок и толпами людей. Новогодняя иллюминация мигала и пестрила в глазах. Начало двухтысячного года он встретил в своем клубе. Хотя у него и возникала мысль бросить все и улететь на Новый год в тепло, где пальмы и солнце, но вот только в душе у него не было праздника, и не хотел он ничего. У него было только одно желание — это месть, и он с ним жил изо дня в день, просыпаясь и засыпая с мыслями об этом. Поэтому никакие заморские страны его не привлекали. Так что праздник он совместил с работой, весь вечер был в своем "Золотом раю" и следил за тем, чтобы гости клуба получали качественный сервис и отдых.

После такой встречи Нового года он опять вернулся к деловой жизни, но пока шли новогодние праздники, эта деловая жизнь затихла, и поэтому вечерами у него оставалась масса свободного времени.

Сегодня вечером Гавр решил посетить "Метелицу" — самый известный клуб в Москве, который располагался на Новом Арбате. Иногда стоило посещать конкурентов, чтобы держать руку на пульсе в развлекательном бизнесе столицы.

Пройдя под мигающей всеми цветами вывеской "Черри Казино", он зашел внутрь, где сразу окунулся в вычурную роскошь красных ковров и зеркал. Пройдя в зал с игровыми столами, он присел на освободившееся место, решив немного поиграть. Это отвлекало от постоянных мыслей и позволяло мозгу расслабиться, сосредоточившись на игре.

В кармане зазвонил телефон, сначала Гавр не хотел отвечать, но звонили настойчиво. На экране определился номер Вениамина.

— Да, — раздраженно проговорил Гавр.

— Это по Лексу. Я добыл информацию, — понимая, что босс его слушает, Вениамин продолжил: — Он действительно не знал, куда идет. Он не знал, что будет на этой вечеринке.

— Я понял тебя. Это все?

— Да. Что вы будете с ним делать?

— Пока не решил…

Гавр не считал нужным более о чем-либо говорить с Вениамином, он нажал на отключение разговора и, убрав телефон в карман пиджака, задумался. Теперь ему было о чем подумать. Все складывалось не лучшим образом. Если действительно этого парня изнасиловали на его вечеринке и еще в его доме, то это вообще все лишнее для его имиджа успешного бизнесмена и человека, начавшего пробовать себя в политике. Только он переговорил с нужными людьми о продвижении его в депутаты Госдумы, как здесь такое пятно на его светлый образ. От такого век не отмоешься. Жалко, что просто убрать мальчишку нельзя, жаль, что сейчас методы Вениамина неприемлемы, а то пулю в лоб и в снег, кто его там в лесу найдет. Но сейчас другое время пришло, сейчас уже двухтысячный, этот вопрос нужно решать по-другому…

Гавр обвел взглядом зал, играть перехотелось. Он механически поставил фишки на черное и, видя, что проиграл, вышел из-за стола. Поскольку вечер был уже испорчен, он решил поехать домой и там еще раз все обдумать.

Сидя в машине и смотря на огни вечерней Москвы, Гавр вспомнил слова доктора об этом Лексе. Значит, врач был прав, и такое состояние парня говорит о том, что тот был не в курсе, что должно происходить в этот вечер. Но неужели парень девственник? Это глупо, ему не пятнадцать и внешность нормальная, не красавец, но… Гавр вспомнил его у себя в клубе. Да, он его видел в общей массе снующих официантов. Парень не красавец, но стройный, гибкий, пластичный, светлые волосы и глаза… Гавр вспомнил этот взгляд, когда столкнулся с ним глазами — небесно-голубые, в них боль и детское непонимание…

"Неужели он ни разу не спал с мужиками? Ну, в это-то я не поверю. Наверное, все было по доброй воле или по любви".

Вообще, он попал с этим Лексом, и Гавр это осознавал. Теперь нужно было найти из этого выход.

Нанять парню психолога? Нельзя, это лишняя информация для чужих ушей. Отправить к нему Вениамина — глупо: этот бывший солдафон только и умеет, что бошки проламывать, душевные проблемы он точно не сможет решить. Значит, он сам должен поговорить с этим Лексом, успокоить, объяснить, что после такого можно жить дальше, а не лезть в петлю, и деньгами помочь, тем более у парня бабушка, о которой он так трогательно заботится. Ведь все это время Вениамин давал по распоряжению Гавра телефон Лексу, чтобы тот звонил бабушке, иначе парень начинал буйствовать и становился невменяемым. Значит, ради бабушки он захочет жить, вот на этом и стоит сыграть.

Ну, а потом, месяца через три, его Вениамин уберет, чтобы не было в жизни Гавра лишнего риска. А то станет он депутатом, а такой, как Лекс, начнет потом всю правду про него в прессе рассказывать.

Приняв перед сном такое решение, Гавр со спокойной совестью лег спать.

Очередное утро. Одно из череды многих, что слились для Алеши в общий ряд времени. Он уже и не знал, сколько он здесь и какой сейчас день недели, даже месяц. Лекарства, которые ему кололи, и таблетки, которые он принимал, хоть его и уверяли, что это для выздоровления, он подозревал, что в них есть что-то, влияющее на его сознание. Ему все стало безразлично, хотя в глубине сознания и остались воспоминания о произошедшем и весь ужас того, что с ним случилось, но теперь это было как будто за дымкой тумана. Все стало не так четко, остро, болезненно. Он жил изо дня в день как в вакууме, механически делал все, что ему говорили, и позволял с собой делать все, что от него хотели. Медбрат был постоянно с ним, он обслуживал его как маленького ребенка, пока Алеша был сам не способен это делать, и постепенно стал лишь помогать в некоторых вещах, а большей частью следил за его регулярным приемом пищи и таблеток и делал уколы. Изредка приезжал доктор, который его внимательно осматривал, задавал вопросы о здоровье и уезжал. Еще приходил Вениамин, он молча давал Леше в руку мобильный телефон и сидел рядом с ним, пока тот говорил с бабушкой.

Сегодня день для Алеши начался так же, как и все предыдущие дни, а вот в обед в комнату зашел Гавр. Леша сразу узнал его, хотя никогда вблизи его и не видел. В клубе, где он работал, своего босса Алеша видел лишь несколько раз, и то на расстоянии, а в тот злополучный вечер он помнил его, то, как он смотрел на него, лежащего на столе. Смотрел ему прямо в глаза…

Леша тряхнул головой и, сбросив с себя опять очередной кошмар прошлого, перевел взгляд на Гавра.

Он рассматривал стоящего перед ним мужчину. Высокий, с хорошей мужской фигурой, с достаточной шириной плеч, чтобы подчеркнуть свою мужественность, но не делая перевес в мышцы, а давая понять, что этот человек больше привык работать головой, чем руками. Лицо мужчины, смотрящего на него, не выглядело красивым, но было ухоженным, гладковыбритым, с благородными чертами и с отпечатком власти на нем. Он был одет в темный костюм в незаметную полоску, галстук в тон костюму и идеальную белую рубашку, из дорогой ткани, отглаженную, с поблескивающими, наверное, настоящими камнями-запонками. Алеша перевел взгляд на его глаза, они были темно-оливкового цвета. Что скрывалось в них, Леша не понимал.

— Привет. Можно войти?

Алеша кивнул головой, осознавая, что этот человек и так уже вошел, тогда зачем он это спрашивает…

Гавр присел на стул напротив кровати, на которой сидел Лешка, обхватив руками подтянутые к подбородку колени.

— Как ты? — Гавр заглянул в его глаза. — Я беспокоился.

Гавр видел этот детский, наивный взгляд, в нем читалось непонимание произошедшего и боль… Внутри у него вдруг возникло чувство совести, которое болезненно укололо его. Он убрал эту лишнюю в своей жизни эмоцию глубоко в себя и отвел взгляд.

Что же, теперь, зная всю картину происходящего и видя перед собой ее в реальности, он должен действовать по намеченному плану. И Гавр, придав лицу сострадающее выражение, произнес:

— Прости… мне так жаль, что все это с тобой произошло. Я правда не знал, что тогда, когда я видел тебя с этими мужчинами, они делали это против твоей воли. Подожди, не отворачивайся от меня, послушай, — Гавр нежно взял руку Леши и, не отпуская, продолжил: — Я действительно иногда у себя здесь устраиваю такие вечеринки. Но ты же понимаешь, все люди взрослые… я ведь не нянька, чтобы контролировать, кто чем здесь занимается, кто как любит отдыхать. И вот когда я увидел тебя… пойми, многим такое нравится, вот такой секс, когда несколько партнеров… Не отворачивайся, послушай меня, ты должен понять… Я не знал, что ты против… Ведь ты же мне ничего не сказал тогда, даже не позвал, не кричал о помощи… Если бы ты тогда сказал, что ты против, я сразу бы прекратил это. Я никогда не допускаю насилия в своем доме. Но ты молчал, и я решил, что все происходит по взаимному согласию, — Гавр нежно сжал холодную, чуть дрожащую ладонь парня и, выдохнув, опять постарался говорить убедительно: — Прости за то, что они с тобой сделали. Я очень виноват, очень… Как мне загладить свою вину?

Гавр сокрушенно опустил голову, а Алеша наконец посмотрел на него.

— Вы ни в чем не виноваты… Вам незачем просить у меня прощения.

— Я виноват, — Гавр опять поднял голову и впился глазами в глаза парня, — это произошло в моем доме. Мне теперь придется жить с этим, осознавая, что здесь произошло насилие, гнусное насилие над человеком. Мне так тяжело это понимать. Когда я узнал о произошедшем, я сразу захотел тебе помочь, и все это время, пока ты болел, я так хотел прийти к тебе и покаяться в своей вине, но доктор запретил… сказал, что тебе сначала нужно восстановиться. Поэтому я ждал, а сейчас… Прости меня.

Алеша впервые за все это время услышал искреннее сочувствие к себе. Ведь те люди, которые с ним были: медбрат, доктор и Вениамин — они видели в нем часть своей работы, не более. А вот Гавр, Гавриил Владимирович, он говорил с ним о его боли, он жалел его, и Алеша почувствовал, как слезы побежали из его глаз. Ему так нужно было все это время просто человеческое сочувствие…

— Тише… не плачь.

Гавр притянул к своей груди всхлипывающего парня и нежно гладил его по голове, думая о том, что теперь придется сменить рубашку и костюм, так как этот истерик заляпает их своими слюнями и соплями. Но Гавр терпел и продолжал играть искреннее сочувствие и сострадание.

Когда Лешка выплакался, Гавр протянул ему свой платок из кармана и даже сам вытер ему слезы с лица.

— Ты когда-нибудь сможешь простить меня? — удрученно произнес Гавр, уже уставший от этой комедии.

— Я вас простил, Гавриил Владимирович, вы ни в чем не виноваты, — Алеша еще судорожно всхлипывал.

Гавр заботливо налил ему воды и протянул стакан.

— Обращайся ко мне на "ты", хорошо? — Гавр выжал на своем лице милую улыбку. — Я хотел тебе сказать… ты должен научиться жить с этим. Вернее, забудь все это и просто живи дальше. Хорошо?

— Мне тяжело… я это вспоминаю, постоянно… Как мне с этим жить…

Опять слезы полились из глаз парня. Гавр раздраженно сжал пальцы своих рук, но заставил себя продолжить играть эту комедию.

— Ведь у тебя есть бабушка? Ты ведь ее любишь, — видя, что парень кивнул головой и в глазах его появилась жизнь, он продолжил: — Ты должен жить ради нее. Представь, что она будет делать, если тебя не станет? Поверь, с этим можно тоже жить. Просто забудь все и живи ради тех, кто тебя любит, и ради тех, кого любишь ты. Хорошо?

Парень, сидящий перед ним на кровати, нервно теребил одеяло под собой, но потом, подняв на Гавра небесно-голубые глаза, такие ясные и чистые, омытые его слезами, произнес:

— Хорошо… я буду жить ради них…

— Вот и замечательно.

— Спасибо вам, что позаботились обо мне, вылечили… я вам теперь за все это столько денег должен… это лечение, лекарства, врач. Я же понимаю, что все это дорого. Но я в клубе отработаю и буду вам деньги отдавать, понемножку отдавать…

— Пойми, я чувствую огромную вину перед тобой. Разреши мне ее сгладить хоть немного. Мне ведь тоже так тяжело жить, осознавая, в чем я виноват, хотя и косвенно. Поэтому прими все, что я сейчас делаю для тебя, как мое искупление перед тобой… И тебе еще нужно продолжить лечение… лекарства покупать. Я тебе денег оставлю. Даже не спорь. Если ты их не возьмешь, меня совесть загложет. Пожалуйста, возьми деньги на лечение. Не нужно их мне отдавать, это будет для меня как облегчение, и на душе станет легче, что я хоть малую часть вины перед тобой смог загладить… искупить…

Алеша понимал этого человека. Конечно, Гавр ни в чем не виноват. Он только недавно узнал, что такое произошло в его доме, наверное, как же ему будет тяжело с этим жить. Если эти деньги помогут Гавриилу Владимировичу чувствовать себя лучше, то, конечно, Алеша их возьмет. За что же он будет мстить человеку черной неблагодарностью, когда он вот так искренне перед ним раскаялся.

— Спасибо вам.

Гавр широко улыбнулся, ощущая вкус победы, вкус, который он так любил, и не важно в чем, главное — добиться своей цели и выйти победителем.

— Расскажи мне о себе, — Гавр опять взял руку парня и заглянул ему в глаза сочувственным взглядом, — теперь, когда судьба нас так странно свела вместе, я хочу больше узнать о тебе. Что ты любишь? Чем занимаешься в свободное время? Что тебе интересно…

Гавр, заранее проконсультировавшись с психологами, знал, как вести себя с жертвами изнасилования. Ему нужно было не только разговорить жертву и вытянуть из нее прощение, нужно было втереться в доверие, стать самым близким другом. Психолог сказал, что человек в таком состоянии очень открыт любому, кто готов проявить сочувствие и тепло. Вот Гавр этим и воспользовался. Но главное, что сказал психолог, что, став таким другом, он сможет контролировать парня при попытках суицида, так как теперь будет единственным близким ему во всем мире человеком, знающим его тайну. Так что Гавру нужно было действовать по четкой схеме — искренне расспросить о жизни жертвы и, узнав все ее увлечения, мечты и планы, стать ее другом.

От часовой болтовни этого парня Гавр порядком подустал, но он не переставал контролировать себя, сохраняя на лице заинтересованное выражение, а в глазах сочувствие и понимание. А парень рассказывал и рассказывал. Причем, что поразило Гавра, оказывается, парень занимается конным спортом и даже вступал на соревнованиях. Но весь рассказ этого чудика был сбивчив и хаотичен. В нем перемешались и кони, и люди, и эти странные клички лошадей: Митя, Тоха, Валя…

Гавр отстранено слушал весь этот бред, даже не вникая в него. Наконец парень подустал, Гавр заботливо уложил его в кровать, накрыв одеялом, сам удивляясь себе — прямо мать Тереза… Чтобы парень не видел смешка, он быстро отвернулся.

— Когда меня отсюда выпустят… выпишут… Когда я смогу уехать?

— Завтра. Только давай договоримся: теперь я твой друг, ты мне доверяешь, ведь так? — видя утвердительный кивок парня, Гавр продолжил: — Через три дня выходи на работу, там бухгалтер тебе уже начислил деньги за больничный, зайдешь к нему, заберешь, а потом зайдешь ко мне и расскажешь, как ты провел эти три дня. Хорошо?

— Хорошо, — видя, что Гавр встает со стула и идет к двери, Алеша произнес: — Спасибо, Гавр.

— Выздоравливай, Лекс.

Дверь за Гавром закрылась, а Леша лежал и смотрел в потолок, чувствуя, что вот это имя "Лекс" болезненным шипом вонзилось в его сердце. Ведь он поверил всему, что ему говорил этот человек, и поверил в его искреннее сочувствие и переживание за него, но вот только это имя… Это не его имя, это имя парня, которым он не хотел быть, но по воле судьбы стал. Теперь он Лекс…

"Наверное, Гавриил Владимирович сказал это не со зла, он ведь и не знает, как меня зовут…" — Алеша нашел оправдание Гавру и, приняв за чистую правду все, что тот говорил, заснул.

Жизнь Алеши постепенно восстанавливалась. Он вернулся домой с пачкой денег, и, как бы они ни претили ему, они были жизненно необходимы. Он сразу оплатил труд нянечки, которая весь этот месяц была с его бабушкой, да еще и покупала продукты за свой счет. Он, съездив на конюшню, оплатил постой коней за начавшийся февраль и оплатил коваля для них, в лазарете заплатил за плановые прививки и забор крови на анализ. Заплатил коноводу, которая водила его коней каждый день гулять в леваду. И, конечно, узнал от коновода, что его кони, как всегда, жили своей жизнью и не брали в расчет его проблемы. Зяма порвал попону, причем так, что она не подлежала восстановлению, а Валя разодрал ногавки, и все это Алеше пришлось им купить новое.

Одно его радовало: у него сохранилась его работа и, выйдя на нее через три дня, он опять знал, что у него будет стабильный заработок. На работе он видел Генку, который почему-то его избегал, да и сам Леша особо не хотел с ним общаться, только радовался, что Генка не попал в тот дом, куда попал Леша… и его другу Генке удалось чудом избежать такой участи, которая выпала на его долю.

Еще Леша был рад, что теперь у него есть настоящий друг в виде его босса Гавриила Владимировича. Теперь он каждый день заходил к нему в кабинет и рассказывал ему все, что с ним происходит.

Лешка был рад, что в его жизни появился человек, который так искренне интересуется его судьбой.

Прошел уже месяц после начала работы Алешки в клубе после этого случая. Он опять зашел в кабинет босса и, скромно сев на стул, стал рассказывать Гавру о прошедших выходных и о том, что он в это воскресенье ездил на соревнования. Соревнования проходили на Планерной. Возил он туда двух своих коней. Теперь были деньги на такие старты, хотя ездить верхом Алеше было еще немного болезненно, тем более прыгать, но Лешка не стал ждать, когда все пройдет. Он хотел выступать и поэтому поехал, прыгал и был очень доволен результатами. И вот теперь этой радостью он делился с человеком, который так искренне его слушал.

Гавр уже порядком притомился за этот месяц играть сострадание и понимание. Но он знал, что только так сможет контролировать нестабильную психику жертвы изнасилования, поэтому из последних сил держался, зная, что в конце апреля Вениамин уберет из его жизни этого парня навсегда.

А парень пел соловьем, опять про конюшню, коней, соревнования… Гавр понимающе кивал и думал о своем, не слушая весь этот бред.

— Я поздравляю тебя, Лекс, с победой. Ты молодец, — Алешку опять больно задело это чуждое ему имя, но, видя искренность в глазах Гавра, он проглотил этот укол внутри себя. — Я все спросить тебя хотел, а что всех коней так странно зовут… Замы, Тохи…

Гавру действительно уже надоело слушать эти странные имена лошадей, у него от этого уже оскомина набилась.

— Конечно, нет. Коней по-другому зовут, это просто так принято ласково их называть, — видя непонимание в глазах босса, Алеша стал пояснять: — Вот, например, Тоху Бадминтоном зовут, Зяму — Зацепом, а Валю — Вальхензее…

Гавр побледнел, услышав это имя. Прошло уже столько лет, и теперь он опять слышит, что лошадь зовут так странно… как озеро в Альпах…

— Какое красивое имя — Вальхензее, ты знаешь, что в Германии есть такое озеро с водой небесно-голубого цвета…

— Да, знаю. Так Вальхензее оттуда и привезен, из Германии. Его на аукционе купили… еще в начале девяностых.

— У тебя есть документы на этого коня? — наверное, Гавр произнес это слишком сухо, и, видя, что парень напрягся, он быстро поменял тон: — Я разбираюсь в родословной лошадей. Если ты мне покажешь документы, я тебе многое смогу рассказать о происхождении этого коня.

Алешка аж подпрыгнул на стуле. Наконец-то нашелся человек, который сможет рассказать ему о происхождении Валюши.

— Я завтра принесу документы Вальхензее.

— Хорошо. Приноси. Тогда до завтра, Лекс.

Гавр уткнулся в бумаги, чувствуя, что сейчас не может смотреть в лицо этого парня, чтобы себя не выдать.

Алеша опять поежился от этого имени, но сразу переключил мысли на то, что теперь есть человек, который так интересуется его судьбой и еще разбирается в происхождении лошадей. Значит, завтра он принесет ему документы Валюши.

Гавр думал о том, что он помнит эти документы на коня настолько четко и ясно, как будто это было вчера…

— Вальхензее… неужели я тебя нашел… только вот что ты делаешь у Лекса?