Гэвин оглянулся. Почувствовав на себе его взгляд, его спутница расправила плечи и выпрямилась. Но он видел, что она с трудом держится в седле.
Восход уже окрасил край неба, а они еще не добрались до границы Хартфордшира. Она, должно быть, смертельно устала и набила мозоли, но заставляла себя сидеть прямо и вызывающе смотрела на него, стараясь показать, что полна сил не меньше, чем он. Будь Гэвин один, он не стал бы останавливаться. Ему не терпелось поскорее оказаться дома. Но мисс Уитнелл не привыкла проводить весь день верхом, и ее силы были на исходе.
Со вздохом он придержал лошадь, чтобы Диллиан смогла его догнать.
– Надо решать, будем ли мы спать в поле или остановимся на ближайшем постоялом дворе. Лошадям нужен отдых, да и нам тоже. В обоих случаях надо забыть о приличиях.
Она изумленно уставилась на него.
– Когда это вы думали о приличиях? Я хочу получить настоящий завтрак, а не мятые куски из вашего кармана. Я – за постоялый двор.
Никакого смущения. Гэвин покачал головой и тронул поводья. Он не испытывал особого желания погубить репутацию дамы, если ее кто-то узнает, но и спасать ее тоже не собирался. Если она своей смелостью надеется заманить его в брачные сети, то ее ожидает горькое разочарование. Однако почему-то Гэвину казалось, что мысли леди далеки от брака.
В ближайшей деревушке они нашли маленькую гостиницу, поставили лошадей в конюшню, позавтракали яичницей с ветчиной, а затем Гэвин осведомился о комнатах. Хозяин вытер пухлые руки о засаленный передник и понимающе кивнул. Он почти не обратил внимания на шрамы на лице Гэвина и его странную одежду.
– Есть то, что вам надо, ваша светлость, наша лучшая комната. А парень может отдохнуть в конюшне вместе с лошадями.
Когда дело касалось его спутницы, в Гэвине необъяснимым образом просыпалось шестое чувство. Он ощутил, как она, затаив дыхание, ждет его ответа, хотя и стояла за его спиной. Он почти готов был согласиться. Ее следовало бы наказать за то, что она увязалась за ним, как бездомная собачонка. Видит Бог, не нуждается он в ее обществе! Он любил жить один. Он любил ездить один. Ему никто не был нужен, а особенно эта беспокойная пигалица. Но хотя его мать едва ли можно было назвать леди, она все же привила ему светские манеры.
Грозно взглянув на Диллиан, чтобы она не открывала рот, он заявил:
– Парень останется со мной, а то еще попадет в беду. Ему можно положить на пол тюфяк.
Властным жестом, отметая вопросы и протесты, он направился к лестнице. Толстый хозяин побежал за ним, указывая дорогу. Гэвин не нуждался в его помощи. В гостинице на верхнем этаже было всего две комнаты: общая – с дюжиной узких кроватей и «лучшая» – для важных персон или того, кто мог заплатить больше двух пенсов за чистое белье.
Комната выходила окном на запад, и поэтому утреннее солнце не бросало разоблачающий свет на комья пыли под кроватью и трещины на кувшине, стоявшем рядом с ней. Он предпочел не видеть выражения лица своей спутницы.
Дверь закрылась. Гэвин приготовился к возмущенным протестам, но она молчала. Наконец он услышал за спиной шорох и повернулся к ней.
Она сняла тяжелое покрывало с кровати и, сложив его на полу у двери, бросила на него одну из тощих подушек, затем растерянно посмотрела на треснувший кувшин и миску и вздохнула.
– Наверное, придется подождать с умыванием до Эринмида, – заметила она.
– Прекрасная мысль. – Он с отвращением смотрел на бугристое стеганое одеяло. Ему приходилось пользоваться и худшим, но сейчас у него болела рана и затекли ноги.
Он сел на расшатанный стул и начал снимать сапоги.
– Не хочу, чтобы меня видели в имении, пока не стемнеет. Думаю, нам осталось всего несколько часов пути. А пока нам следует отдохнуть.
К его удивлению, мисс Уитнелл опустилась на тюфяк и тоже стала стаскивать сапоги. Он полагал, что она займет кровать. Но видимо, она приняла его слова всерьез.
– Там буду спать я, – решительно заявил он.
– Нет, не будете. – Она сняла сапоги и с отвращением дотронулась до своей блузы из домотканого холста. Он понял, что ей хотелось бы раздеться. Наверное, ткань раздражала ее нежную кожу. Не раздумывая, он снял с себя рубашку из тонкого полотна и бросил ей.
– Я отвернусь, а вы наденете ее. В ней удобнее, чем в вашем ужасном одеянии.
И тотчас же понял, что отвернуться ему следовало до того, как он сбросил рубашку. Ее глаза расширились от ужаса и скрытого любопытства, когда она увидела его обнаженный торс. Он давно перестал смотреться в зеркало, но тут увидел себя ее глазами. Он никогда не был склонен к полноте и всю жизнь занимался физическим трудом. Аристократ не мог бы похвастать такой мускулатурой.
Шрам на боку, вероятно, выглядел довольно эффектно. Гэвин, заметив выражение ее глаз, почувствовал знакомое возбуждение.
Он отвернулся. Ему нужна женщина, но не эта. Он научился обходиться без женского общества. Проживет без него и дальше.
– Я буду спать на тюфяке, – резко произнес он.
– Не смешите меня. Он для вас мал. Я уже одета. Можете повернуться.
Он надеялся, что увидит на ней только свою рубашку, но она завернулась в одеяло, так что видны были только густые локоны и лукавое личико. Когда он повернулся, она сразу зажмурилась, чтобы не видеть его наготы. Гэвин чуть не рассмеялся. Ему хотелось поиграть мускулами и насладиться ее восхищением. Он чувствовал себя полным сил – таким, каким видела его эта женщина.
Вместо того чтобы потешить свою гордость, Гэвин послушался Диллиан и лег на кровать. Он заснул, и ему снилась мисс Уитнелл, танцующая в его рубашке.
– Возвращаю вам вашу рубашку, – пробурчала Диллиан, неохотно протягивая ее Гэвину. Ее огорчало, что она больше не увидит эту великолепную мускулистую грудь. Ей нравилось смотреть, как под кожей играют его мускулы, густые волосы на его груди и даже под мышками завораживали ее.
– Вам нравится то, что вы видите? – ухмыльнулся он, когда поймал ее взгляд, прикованный к его груди.
Она покраснела и отвернулась.
– На свете и так достаточно надутых ослов, – загадочно произнесла она. Ей было двадцать пять, но сейчас Диллиан казалось, что ей снова шестнадцать. Она была возбуждена, взволнована и не знала, в какую сторону смотреть.
– Может, вы и правы, и я не возражаю, если вы когда-нибудь проверите вашу теорию. А сейчас нам пора выбираться отсюда.
Быстрыми шагами он вышел из комнаты. Хозяин ждал его внизу. Маркиз вложил ему в руку несколько монет.
– Всегда вам рады. Приезжайте когда угодно, – кланялся хозяин.
Не ответив, маркиз направился к конюшне. Диллиан старалась не отставать. Его невозможно понять. То он шутит, то мрачен, как грозовая туча.
Считая, что всегда лучше первой нанести удар, она насмешливо спросила:
– Хозяин даже не заметил вашего прекрасного лица. Какой смысл натягивать эту дурацкую шляпу в такую жару?
– Жару? – удивился он. – Вы называете это жарой? Да в Калифорнии зимой даже ночью теплее. – Диллиан почувствовала, как сильные руки обхватили ее талию, и, не успев даже ахнуть, оказалась в седле. Он продолжил: – Наш любезный хозяин надеялся, что я заплачу ему за его молчание. Он принял вас за моего мальчика-любовника. – Гэвин вскочил на лошадь и выехал из конюшни навстречу солнечному свету.
– Какого мальчика? – Диллиан с удивлением смотрела на его широкую спину. В его голосе слышались отвращение и некоторая доля иронии.
Он обернулся.
– Надеюсь, леди этому не обучают. Сколько лет вы живете на этом свете? Не можете же вы быть такой наивной, как кажетесь!
Он снова стал смотреть на дорогу, и Диллиан нахмурилась:
– Я живу достаточно долго, чтобы научиться не доверять никому из мужчин. Он, должно быть, подумал, что мы какие-то извращенцы.
– У вас неплохо сочетается ум с невинностью. Вы хорошо ведете игру, мисс Уитнелл. Почему вас до сих пор не похитил какой-нибудь мужчина? Или перемена имени связана с тайным замужеством?
Ей захотелось его ударить. Будь у нее ружье, она всадила бы пулю в эту широкую спину.
– Хозяин был прав, милорд! – крикнула она в ответ. – Вы извращенец.
Он ухмыльнулся, но ничего не ответил.
Диллиан внимательно смотрела на дорогу и запоминала места, мимо которых они проезжали. Они приближались к Эринмид-Мэнор. Если им придется спасаться бегством, она должна знать дорогу.
Уже стемнело, когда они добрались до деревни, находившейся поблизости от имения. За исключением таверны, в которой виднелся свет, и слышалось пение, везде было темно и тихо.
Маркиз достал из дорожного мешка плащ и накинул его. Хотя стало холоднее, Диллиан понимала, что он сделал это не для того, чтобы согреться, – он не хотел, чтобы его узнали.
– Вы, надеюсь, не думаете, что кто-то следит за нашими передвижениями? – спросила она, подъезжая к нему.
– Я научился избегать риска и предпочитаю подтверждать слухи о том, что маркиз Эффингем появляется только в Эринмиде.
– «Появляется». Что ж, подходящее слово, – проворчала она. – Вы появляетесь как призрак. А зачем? Вы хозяин имения, все вокруг ваше. Люди боготворили бы вас, если бы вы от них не скрывались. Почему вы прячетесь?
– Возможно, я не хочу, чтобы меня боготворили, – сухо ответил он.
Не успел он договорить, как женщина, шедшая им навстречу, пронзительно вскрикнула и бросилась к ближайшему дому.
– Ну, вот вам и ответ.
Диллиан посмотрела в ту сторону, где скрылась женщина. Испуганные лица следили за ними из-за ставен, пока они не отъехали на достаточно большое расстояние.
– Чем вы грозили им, что нагнали на них такого страху? – Он невесело рассмеялся.
– Я с ними даже не разговариваю. Мы стараемся держаться подальше друг от друга.
У нее уже был готов язвительный ответ, как вдруг громкий, полный ужаса крик пронзил тишину. Деревня была небольшой, и скоро они увидели, как из-под соломенной крыши дома на соседней улице устремляется вверх оранжевое пламя.
При виде пожара Диллиан окаменела. Она еще не забыла ревущий в ночи огонь, и страх вновь охватил ее. Но не маркиза. Он пришпорил усталую лошадь, свернул в переулок и исчез из виду прежде, чем она решилась последовать за ним.
Придя в себя, Диллиан пришпорила свою лошадь. Она с трудом пробиралась по узкой улочке, запруженной людьми. Почти вся деревня выбежала на улицу с ведрами в руках, в толпе среди взрослых носились возбужденные дети, во все горло кричавшие:
– Пожар! Пожар!
У горевшего дома, вокруг которого неподвижно стояла толпа, рыдала, ломая руки, молодая мать. С высоты лошади Диллиан увидела страшную картину и поняла причину бездействия людей. У нее перехватило дыхание.
Проклятый маркиз взобрался по расшатанной лестнице на горевшую крышу и в безумной попытке пробраться внутрь сбрасывал охапки соломы на землю. Диллиан поняла, что кто-то, должно быть, остался в доме, а верхний этаж уже охватило пламя. У нее потемнело в глазах – совсем недавно она присутствовала на таком же пожаре.
Грозное ворчание толпы отвлекло ее от ужасных воспоминаний. Она слышала ругательства, чувствовала страх, овладевший людьми, когда человек в плаще швырял тлеющую солому на их головы. Они не шевелились, предпочитая дать волю огню, лишь бы не помогать маркизу. Они боялись этого человека, которого совсем не знали. Для них он был лишь черной тенью, появлявшейся редко и только с наступлением темноты. Один из грозных призраков, живших в замке. Диллиан не могла поверить, что люди понимают, что человек на крыше пытается спасти жизнь оставшимся в доме, но ничем не хотят помочь ему.
В мгновение ока Диллиан, чуть не сломав себе шею, соскочила с лошади и, схватив полное ведро воды, подбежала к дому и выплеснула ее на вырвавшееся из окна пламя. Сунув пустое ведро в чьи-то руки, она схватила другое. Стоявшая у лестницы мать смотрела на человека, судорожно разгребавшего солому на крыше, и громко рыдала.
Постепенно люди начали приходить в себя. Какой-то старик раздавал приказания, и между насосом и горящим домом выстроилась цепочка людей. Старик, как-то странно посмотрев на Диллиан, поставил ее в начале цепи. Она проследила за его взглядом и увидела, что намокшая одежда плотно облепила ее грудь.
Диллиан вышла из цепи и протолкалась к рыдавшей матери. Вокруг нее собрались женщины, пытаясь ее успокоить, но ее крики «Мои дети! Мои дети!» пронзили бы и самое жестокое сердце. Диллиан взглянула на крышу, и сердце у нее сжалось. Из дома валили клубы дыма, в небо поднимались целые снопы искр. Только вчерашний дождь, намочивший солому на крыше, не давал ей вспыхнуть. Она не могла разглядеть, удалось ли маркизу что-либо сделать.
– Ангел смерти, вот он кто, – проворчала рядом с ней какая-то женщина. – Пришел забрать их души.
Вокруг говорили то же самое, и страх уступил место гневу. Диллиан схватила за руку пожилую женщину, которая единственная, казалось, не утратила способности соображать.
– Дайте ему нож, пилу, топор, что-нибудь, помогите ему! – распорядилась она.
Женщина с удивлением посмотрела на непристойную одежду Диллиан, говорившей как благородная леди, и кивнула. И вскоре несколько человек побежали искать требуемые инструменты.
– Это дочь дьявола! – закричала одна из впавших в истерику женщин, указывая на Диллиан.
– Не говорите глупостей! Я друг маркиза. Если вы хотите спасти детей, вы должны помочь ему. Принесите воды!
Ведро оказалось слишком тяжелым для нее, но она все же удержала его в одной руке и, держась другой за шаткую лестницу, взобралась на крышу. Эффингем не заметил ее, пока она не облила водой то место, где он проделывал дыру. Он поднял голову, выругался и продолжил работу.
Кто-то поднялся по лестнице и протянул им топор. Диллиан схватила его и сунула под нос маркизу. Он не поблагодарил ее, но начал вырубать стропила над проделанным отверстием. Они услышали доносившийся изнутри дома детский плач.
Принесли еще воды и инструменты. Маркиз крикнул одному из поднявшихся к нему мужчин, чтобы он убрал Диллиан с крыши. Убедившись, что незнакомец намерен остаться и помочь маркизу, Диллиан охотно повиновалась. Она задыхалась от дыма. Все это было слишком похоже на ту, другую ночь, когда все они были на волосок от гибели. Ее натянутые нервы больше не выдерживали. Дрожа, она спускалась вниз, а в ее ушах раздавался детский плач.
– Он их всех убьет! – оказавшись на земле, услышала она чей-то крик. Диллиан быстро обернулась и с размаху ударила испуганную женщину по щеке.
– Это вы их всех убьете! – закричала Диллиан, не веря, что это кричит она сама, и, не узнавая собственного голоса. – Вы убьете их тем, что стоите, ничего не делая, убьете своим глупым суеверием! Если не хотите помогать, убирайтесь отсюда к черту!
Ее ярость погасила зарождавшуюся в толпе истерику. Кто-то увел женщину, которую ударила Диллиан. Остальные со страхом смотрели на нее. Кто-то с ведром воды осторожно полез на крышу.
Охваченная горем мать схватила Диллиан за плечо, умоляя:
– Не позволяйте ему убить моих детей! Спасите их, прошу вас!
Внезапно столб пламени вырвался из отверстия, проделанного маркизом Эффингемом.