Ей хотелось пуститься в бегство – просто взять его и оттолкнуть, сбить с ног и убежать.
И никому никогда не придется больше смотреть в эти черные, горящие как уголья глаза перед алтарем.
– Возлюбленные...
Ладонь его крепко лежала у нее на запястье.
– Мы собрались...
– Даже не пытайся...
Голос его был подобен раскаленному железу, и бормотание священника было почти неслышным из-за гула в ушах.
– Соединенных в священном союзе...
– Если ты убежишь, я отдам тебя на милость Клея. Господи, что за угроза – стать женой Ратледжа-беспутного или Ратледжа, который уже как-то снялся с якоря и исчез на двадцать лет и в любую минуту может сделать это вновь.
Дейн вырвала руку и решительно вскинула голову. Сейчас она скажет священнику...
– Чего ты вполне заслуживаешь...
Господи, он явно был в ярости, но при этом жених из него получился на славу. Такой высокий, черноволосый, с таинственно-черными глазами. Костюм сидел на нем как влитой – черный фрак и темно-серые брюки.
Совсем, совсем не такой, как Клей...
Но стать его женой?
С каждым словом святого отца решимость покидала Дейн. Она заставила Флинта подчиниться своей воле – до конца, и не питала иллюзий: он, в свою очередь, заставит ее платить за это. Она заплатит сполна.
– Согласны ли вы... – начал священник, и Флинт решительно сказал:
– Да.
– А вы, Дейн Темплтон, согласны ли вы взять в мужья... Она слышала его слова словно сквозь сон. Неужели свершилось?
Дейн прикусила губу и посмотрела в горящие глаза Флинта.
Теперь отступать уже некуда.
– Я... согласна, – еле слышно произнесла она. наконец, но, взяв себя в руки, более уверенным тоном повторила: – Я согласна.
Паства хором выдохнула, и священник просиял.
– ...объявляю вас мужем и женой. Дамы и господа, позвольте представить мистера и миссис Ратледж.
Флинт схватил Дейн за руку и развернул к публике, встретившей рождение новой семьи вежливыми аплодисментами.
– Мистер и миссис Ратледж приглашают вас на завтрак, который пройдет на плантации Монтелет, – продолжал священник. – Карета доставит на место тех, у кого нет своего транспорта. Праздник начнется через час.
Органист ударил по клавишам. Заиграла мажорная мелодия.
– Ты не можешь, – прошипела Дейн в надежде, что из-за музыки слова ее услышит только муж.
– Еще как могу, Изабель. И я сделал это. Я отомстил за отца и избавил тебя от негодяя, чем заслужил по меньшей мере твою благодарность.
Святой отец ждал их у дверей.
– Сюда, пожалуйста. – Он проводил их в кабинет, где им надлежало подписать документы.
У Дейн дрогнула рука. Все было так официально, так непреложно.
– Да благословит вас Бог, – пробормотал священник.
– Ждем вас в Монтелете, – сказал Флинт святому отцу.
– Обязательно буду, – с почтительностью ответил святой отец, ставя свою подпись на свидетельстве о браке.
Флинт взял Дейн под локоть и провел через полутемный вестибюль на воздух, под солнышко.
На площади стояли кареты – не меньше дюжины. Люди переговаривались, искоса посматривая на молодых. Рождались новые сплетни. Дейн остановилась как вкопанная при виде Оливии Ратледж, ждавшей их у выхода.
– Моя дорогая, – сказала женщина, беря Дейн за руку. – Добро пожаловать в нашу семью.
Она произнесла эту короткую речь достаточно громко, чтобы могли слышать все. Она спокойно встретила недоверчивый взгляд невестки.
– Будь моей дочерью.
Затем она пожала руку сына.
– Я никак не ожидала, – заговорила она. – Я меньше всего ожидала этого от тебя, я... – Но, будучи Оливией Ратледж, она не могла потерять лицо на публике. Приличия прежде всего. – Я счастлива за вас, – заключила она, стараясь, чтобы ее тон был как можно теплее – народ слушал.
– Спасибо, мама, – сказал Флинт. – Это был правильный поступок.
– Да, понимаю, – рассеянно сказала она, – но в Монтелет я ехать не могу.
– Никто от тебя этого не ждет. И без этого хватит кривотолков. Гарри бесследно исчез, едва закончилась церемония. Ты отправила в Монтелет Праксин и Тула?
– Как только ты велел мне это сделать. Увидимся позже. В Бонтере.
Дейн позволила Оливии поцеловать себя – коснуться сухими губами щеки, и то лишь потому, что все на них смотрели, не понимая, как так вышло, что на Дейн Темплтон должен был жениться один брат, а женился другой.
Но сейчас это было не важно. Скоро в Монтелете должен начаться праздник – еда, выпивка, а кто виновник – не важно.
Наконец карета Оливии скрылась из виду. Под одобрительные смешки публики жених помог невесте сесть в карету, и все отправились на праздник.
Дейн стояла на веранде второго этажа и наблюдала за тем, как прибывают кареты. Она по-прежнему была в свадебном платье, лишь фату сняла – Люсинда настояла на том, чтобы опустить цветы в воду. Они должны были продержаться хотя бы до конца дня.
Там, внизу, слуги расставляли столы в виде буквы П и накрывали их белоснежными скатертями; все было украшено цветами.
Дейн наблюдала, как незнакомая чернокожая женщина – насколько она поняла, это и была Праксин – раскладывала серебряные приборы, а другая негритянка, статная и высокая, везла тележку с блюдами, которые аккуратно расставляла рядом с приборами. Зенона следовала за ней с подносом, уставленным бокалами. Сделав свою работу, служанки удалились.
Гости только начали съезжаться, и ей показалось, что выражение лиц у них озадаченно-печальное.
Флинт подошел к Дейн.
– Я подумал, что ты, возможно, хочешь переодеться.
Она покачала головой.
– У меня здесь только одно платье и одна ночная рубашка. Все остальное отец отправил в Новый Орлеан.
– Тебе больше ничего и не надо, – пробормотал Флинт, и Дейн почувствовала, как ее обдало жаром.
Этот мужчина стал теперь ее мужем, она не должна в нем видеть того, кто всего два дня назад так ублажал ее тело. Этот мужчина сказал однажды, что и гроша ломаного за нее не даст. И Дейн казалось, что она имеет над ним кое-какую власть.
Увы, никакой власти она над ним не имела. И вообще ни над чем; все решали за нее – кто будет ее мужем, как ей жить дальше. О чем вообще говорить, если она вошла в церковь, чтобы стать женой одного, а стала женой другого.
Дейн смотрела, как слуги выкладывают еду, приготовленную матушкой Деззи.
Может, мамаша Деззи заговорила свадебный торт.
Может, это она, Дейн, сходит с ума? Действительно ли она стоит сейчас на веранде дома в Монтелете с человеком, который своими рискованными ласками чуть не вышиб из нее дух, с человеком, который поклялся, что никогда не возьмет ее в жены.
И где-то по дороге в Новый Орлеан Клей сейчас клянет ее на чем свет стоит, проклинает свою горькую судьбу и удачу брата. Флинт Ратледж теперь хозяин Бонтера, да еще и муж женщины, которую Гарри отдал ему, Клею.
Флинт и в самом деле баловень судьбы. Дейн посмотрела в черные глаза мужа, мысленно спрашивая себя, сколько ему удалось урвать у Гарри.
Словно прочитав мысли жены, Флинт привлек Дейн к себе. Вышло это несколько грубо.
– Ты сука! Ты неблагодарная маленькая сучка, мисс Изабель. Ты всегда была ею и никогда не станешь иной. А я... Должно быть, я самый большой дурак на свете. Черт! – Он оттолкнул ее от себя. – Приходи, когда будешь готова. Впрочем, к этому ты готова всегда.
Найрин не чувствовала себя счастливой и не понимала почему. Она мерила шагами комнаты, не обращая внимания на снующих слуг. У нее было жуткое ощущение, что она серьезнейшим образом просчиталась. Но вот в чем просчет?..
– Найрин, – тихонько позвали ее из кладовки под лестницей.
Услышав призывный шепот, она, сделав вид, что что-то ищет, неспешно подошла к кладовке и открыла дверь.
– Клей, дурачок, что ты тут делаешь?
– Я сделал ставку и проиграл, малышка, и ты нужна мне. Сейчас.
– Ты что, спятил? Гарри может войти сюда в любую минуту.
– Наплевать! Этот сукин сын, мой братец, все себе присвоил. Все, кроме тебя.
– Гарри ему позволил, – пробормотала Найрин, втискиваясь в комнатушку, в которой для двоих едва хватало места.
С Гарри они там тоже частенько занимались любовью, но он был грузен и тучен, а Клей гибок и строен.
– Как это дерзко с твоей стороны вот так просто прийти и спрятаться в кладовке.
– Да, я дерзок, и я хочу тебя.
– Это видно. – Она быстро и умело раздела его. – Господи, какой ты славный. – Найрин задрала юбку, и Клей с радостью доказал, на что способен.
– О!
Вся интерлюдия заняла минут пять, после чего она принялась гнать Клея из дома.
– Не будь дураком. Если Гарри тебя поймает, тебе несдобровать. Ты должен отсюда сматываться, понял?
Ворча, Клей удалился через черное крыльцо, а между тем гости собирались на лужайке перед домом, размеры которого и роскошь заслуживали комплиментов, и они сыпались в изобилии.
И все же Найрин чувствовала беспокойство. К чему ей Клей сейчас? Разве что для удовольствия. Но сможет ли он позволить себе жить в Новом Орлеане без денег Гарри?
Нет, все пошло не так!
Гарри, как кабан во время гона, не давал ей прохода. Он и впрямь походил на животное. Свинья, вот он кто! Единственное, что в нем было привлекательного, это деньги и громадные лапы. Все остальное она себе придумала. Как и те эротические истории, которыми она исправно его кормила.
Ну что же: любишь кататься, люби и саночки возить. Она и покататься всласть не успела, а перспектива расплаты уже заставляла Найрин мучиться.
Сама по себе задача избавить Гарри от его денег придавала остроту и живость ее пребыванию в Монтелете. Теперь же оставалось одно – совокупляться с жирным боровом, когда он того захочет, отговариваться больше было нечем.
Ну что же, она знала и худшие времена. К тому же Клей вовремя появился на сцене.
Как Найрин ни уговаривала себя, что беспокоиться не о чем, тревожное чувство все не уходило. Словно все, ради чего она так старалась, вдруг потеряло смысл.
Но отчего же? Она желала получить Монтелет и теперь могла считать усадьбу своей. Да и денег у Гарри полно. Сколько ни трать, все останутся. Более того, она ни в чем не будет знать отказа: Гарри влюблен в нее до беспамятства.
Все, все в ее руках.
Она слышала, как хлопнула дверь наверху и как Флинт вышел из столовой. Посмотрев ему вслед, Найрин вдруг испытала прилив желания.
И тогда она поняла, почему чувствовала столь явное беспокойство. Потому что Дейн, которая, как предполагалось, должна была быть наказана браком, получила принца, а она – главная героиня сказки – заполучила себе лишь лягушку.
Все кареты подъехали, и Дейн неохотно спустилась вниз, чтобы поприветствовать гостей. Откуда-то из-за спины доносились жалостливые всхлипывания скрипки. Откуда бы здесь взяться скрипачам?
Должно быть, Флинт организовал все это, поскольку никто из членов ее семьи этим заниматься не стал бы. Дейн шла к накрытым столам, аккуратно придерживая кружевной шлейф, и в это время из дома вышел Тул, главный дворецкий Бонтера, элегантный и строгий. Именно он взял на себя честь и труд выкатить на тележке свадебный торт и маленькие белые сахарные пирожные, красиво уложенные на блюдо.
Свадебный торт, она совсем забыла об этом, как не помнила и о других трогательных мелочах, являющихся непременными атрибутами свадьбы. Но были и торт, и пирожные, и мамаша Деззи, сияя улыбкой, вышла из дома, и Тул с неизменной элегантностью расставлял подносы с пирожными между букетиками флердоранжа.
Флинт, наблюдавший за супругой из-за спин гостей, спешивших засвидетельствовать невесте свое почтение, прожигал ее взглядом. Она вскинула подбородок и направилась прямо к нему, чтобы встать рядом с мужем под навесом того, что напоминало беседку и появилось, должно быть, лишь сегодня.
Гости сгрудились по левую руку от Флинта, а Дейн встала по правую. Многих из гостей она не знала, но эти люди были любезны и их доброжелательность казалась искренней. Внезапно ощущение искусственности всего происходящего испарилось, и Дейн испытала благодарность к ним и к мужу за то, что их стараниями фарс отчасти уступил место реальным переживаниям.
Впрочем, этот брак не был фарсом в полном смысле этого слова. Он был настоящим. Слова произносились настоящие, и теперь Флинт, который был на нее, как обычно, зол, делал все, чтобы это знаменательное событие прошло как подобает.
Если бы на месте Флинта был Клей, то он давно бы отправил жену прочь, а сам заперся с Гарри, чтобы обсудить планы на ближайшее время: как побыстрее сплавить дочь подальше, чтобы не мешала развратничать с Найрин.
Дейн приятно волновал тот факт, что Найрин совсем не выглядела счастливой, всячески разыгрывая из себя гостеприимную хозяйку и выставляя напоказ свою заботу о комфорте гостей.
Не в силах постичь мотивов этого брака, гости лишь рассыпались в комплиментах невесте и желали молодым всего того, что положено желать. Дейн не переставала улыбаться, принимая поздравления.
Флинт вел себя с гостями весьма достойно. Маловероятно, чтобы эти люди его знали – кто-то, возможно, и помнил юнца, покинувшего дом много лет назад, но не более того, и те, кто знал, что все эти годы он вел суровую жизнь, были удивлены его хорошими манерами.
И дело не только в воспитании. В нем ощущалась теплота искренности, привлекавшая к нему как мужчин, так и женщин. Он избегал штампов. Ему невозможно было приклеить ярлык: никто не воспринимал его как плантаторского сынка. Он был другим, и он все время оставался собой. Он был человеком, который сам себя сделал, и каким-то образом все это чувствовали и отвечали теплом на тепло.
С Дейн люди так же были щедры в проявлении дружелюбия, и отчего-то ей казалось, что она этого не заслужила, что все эти годы, проведенные на плантации в праздности, сделали ее черствее и холоднее к окружающим.
Но что бы в действительности ни испытывали к ней многочисленные гости: симпатию или завистливое любопытство, – она утомилась от оценивающих взглядов и необходимости постоянно держать рот растянутым в улыбке.
Музыка продолжала играть, вначале подбадривая, потом лишь раздражая. И когда Дейн показалось, что она вот-вот упадет без чувств от усталости, на сцене появился Гарри. Она подумала было, не срежиссировал ли его появление Флинт.
Флинт взял жену под руку и, сделав почетный круг, подвел к центральному столу – напротив того места, где высился свадебный торт.
– Пора твоему отцу произнести тост.
– Тост? Гарри? – слабым голосом переспросила Дейн. Но Гарри уже был подле них, и Тул уже доставал шампанское из ведерка со льдом.
– Ах! – воскликнул Гарри, когда Тул, элегантно открыв бутылку, налил содержимое в бокал. – Шампанское...
Отец Дейн взял бокал из рук дворецкого и обратился к гостям:
– Дамы и господа, я выдал свою дочь за мистера Флинта Ратледжа, нашего теперешнего соседа, и хочу выпить за объединение династий.
Гости одобрительно встретили тост. Слуги успели наполнить бокалы всех присутствующих и готовились открывать бутылки для нового тоста.
Флинт поднял бокал и посмотрел в отчего-то подернувшиеся дымкой глаза Дейн.
– За союз неожиданный, но желанный, – сказал он и скрестил с нею руки, чтобы она пила из его бокала, а он из ее.
Гости встретили тост дружными восклицаниями.
– А теперь пора разрезать свадебный торт, – сказал Флинт. – Приглашаем всех принять участие.
Тул передал Флинту нож для торта (он тоже был захвачен из Бонтера – столовое серебро Оливия принесла в приданое) и, предварительно опустив нож в воду, принялся разрезать самый большой из трех тортов.
Два ломтика были специально предназначены для жениха и невесты. Когда они оказались отложены на тарелки из тончайшего фарфора, мамаша Деззи подошла и забрала торт, чтобы упаковать его и сохранить, а два оставшихся Тул начал аккуратно резать на равные куски.
Флинт принялся кормить жену тортом, просовывая щедро украшенный кремом кусок фруктового бисквита между губами. А Дейн стала кормить его, как бы нечаянно задерживая пальцы на его губах. Казалось, все это по-настоящему, словно она сама только об этом и мечтала.
«А может быть, все так и есть», – подумала она, когда они с Флинтом стали разносить торт гостям.
Найрин пряталась. Именно так – ни убавить, ни прибавить. Она просто не могла предстать перед Гарри сейчас, хотя знала, что он может явиться за ней в любую минуту.
Она была противна самой себе. Она обзывала себя тупицей за поспешность. Будь она прозорливее, догадалась бы, как стоит вести себя. Если бы Гарри относился к ней как к дочери, она могла бы выйти за того же Флинта Ратледжа и сегодня был бы ее день, ее праздник.
Найрин проклинала свою глупость и распущенность. Она невыносимо хотела Флинта. Братец Клей рядом с ним был никчемным мальчишкой.
Она не знала, что предпринять. Может, дело стоило того, чтобы решиться на убийство?
В конце концов было что поставить на карту: все денежки Гарри против нищеты Ратледжей. Впрочем, в том, что у Ратледжей не было денег, виноват только Клей.
Когда у мужчины нет денег, это плохо. Но зато какой мужчина! Высокий, черноволосый, таинственно-мрачный, и никаких признаков аристократического вырождения: отличная фигура, то, что надо. Она сразу успела оценить приобретение Дейн.
Ну что же... Она могла бы... Собственно, именно так она планировала поступить с Клеем.
Но этот был другой. Совсем другой. Этим мужчиной она не желала ни с кем делиться. Найрин мечтала заполучить его для себя, и навсегда. Но он достался этой маленькой сучке, и как с этим быть, она не знала. Пока не знала.
Кто знал, что в этом захолустье объявится такой красавец?
– Найрин!
Проклятие! Это Гарри. Найрин в испуге огляделась: куда бы спрятаться?
– Где моя дорогая девочка? Иди ко мне, Найрин, иди ко мне. Все устроено. Они уедут через час-другой, а я так хочу тебя, Найрин...
Найрин безнадежно вздохнула и вышла на свет.
– Гарри, милый... – Голос ее звучал вполне искренне, годы практики не прошли даром. Она была прирожденной актрисой, всегда была. Научилась этому в маленьких городках, кишащих золотоискателями, куда они с матерью так часто наведывались. Совсем юной она научилась делать из мужчин марионеток, обращаясь с ними как с королями.
И здесь она оказалась благодаря этому: мать ее влюбила в себя брата Гарри.
«Дорогая мамочка, – подумала Найрин, – я, кажется, сделала все так, как ты меня учила. Другому научить ты меня не могла».
Все получилось так, как они с матерью задумали. Найрин осталась в доме Гарри с тем, чтобы вытянуть у него все, что можно, и она была на волоске от завершения комбинации. Отчего же из-за какого-то Флинта Ратледжа ею вдруг овладело желание бросить все к чертям?
Это было бы крайней глупостью.
Через пару часов Дейн исчезнет из этого дома. Гарри вполне можно манипулировать. Скоро мать приедет к ней, и тогда уж они выжмут из Гарри все. Им хватит на всю жизнь.
Найрин улыбалась собственным мыслям, позволяя Гарри ластиться к ней и шептать на ухо свои желания. Пусть старый хряк надеется на то, что не успеет Дейн уехать, как он сможет делать с ней все, что захочет.
Они присоединились к гостям после того, как Найрин позволила Гарри потискать ее с четверть часа за портьерой в зале. К тому моменту как любовники вышли к гостям, народу заметно поубавилось. Флинт распорядился, чтобы желающих отвезли обратно в город. А те, кто все еще пребывал здесь, уже переступили предел дозволенного.
Флинт регулярно посматривал на часы. Шампанского он, возможно, выпил чуть больше, чем следовало, но ему было все равно. Прием прошел без сучка, без задоринки. Благодаря искусству дворецкого, поваров и неистощимым запасам винных погребов Бонтера.
Приличия соблюдены, и Флинт прекрасно понимал, что, если бы не он, Гарри давно выпроводил бы дочь из дому, не думая об условностях.
Он очень хотел, чтобы Гарри поплатился за свое безрассудство. И когда-нибудь этот момент настанет, Флинт о том позаботится. Гарри будет платить и платить и никогда не узнает, что расплачиваться ему предстоит за украденные у Оливии драгоценности и выкуп – его дочь.
Эта фарфоровая куколка, которую из себя изображала шлюха Гарри, получала в его доме то, что никогда не доставалось Дейн.
Он не мог дождаться минуты, чтобы увезти ее отсюда. Он нашел Дейн на кухне с мамашей Деззи.
– Да не стоит, милая, – говорила мамаша Деззи. – Мистер Гарри и не должен был ничего знать о торте и всем прочем, но я-то просто делала то, что надо, и все.
– Спасибо, – с улыбкой говорила Дейн.
– Не стоит, девочка. Смотри-ка, твой муж пришел сюда. Как говорится, вкуса желе не узнаешь, пока не откроешь банку. Ты вышла за него в воскресенье, а это значит, тебе с ним быть навсегда. – Она чуть подтолкнула Дейн к Флинту.
– Пора уезжать, – просто сказал он.
– Так скоро... – Дейн беспомощно смотрела на мамашу Деззи.
– В добрый путь, – сказала старая няня, ободряюще кивнув.
Флинт протянул руку жене, и она несмело вложила свою руку в его ладонь.
– До свидания, мама Деззи.
– Скоро увидимся, – в полной уверенности ответила няня, глядя молодоженам вслед.
Проводив их, она вернулась к своим горшкам и кастрюлькам.
– Скоро, скоро она вернется...
Солнце садилось, и лужайка перед домом погружалась в тень. Все уже было убрано, кроме столов. Двое рабов разбирали беседку. Ее предстояло погрузить на тележку и вернуть в Бонтер.
Все здесь дышало покоем – очевидный контраст недавней праздничной суете.
Флинт очень остро чувствовал это, наслаждаясь ароматным вином. Он ждал, пока Дейн переоденется, чтобы они смогли наконец уехать. Уехать так скоро, как это позволяла бы вежливость.
Но ему совсем не хотелось быть вежливым по отношению к Гарри Темплтону.
...Который в этот самый момент уговаривал Найрин сменить нарядное платье на что-то более удобное, что не требовало бы корсета и бесчисленных нижних юбок... что было бы легко сбросить с себя, как только они останутся наедине.
Найрин так устала от его увещеваний, что даже не пыталась отвечать. Стояла и бездумно смотрела в окно.
– Гарри, к нам едет еще кто-то.
Она хотела отвлечь его.
– Найрин, дорогая, молю тебя...
Ей это нравилось, когда он выпрашивал у нее что-нибудь, этот тон открывал много приятных возможностей.
– Гарри, это я тебя прошу: не ставь меня в компрометирующее положение. Флинт Ратледж сидит у тебя на веранде. К тому же у кого-то хватило наглости явиться сюда на два часа позже назначенного времени. Может, все же сначала стоит подумать о молодоженах? Обещаю, я всегда буду готова сделать все, что ты ни попросишь, когда они уедут.
Ну что же, ей придется. Придется, и все тут! Гарри все равно не успокоится, и к тому же еще эта карета, и Флинт Ратледж, один вид которого лишал ее самообладания.
И Дейн. Господи, ей никогда не избавиться от Дейн... Дейн Ратледж, Господи!
«...красивое платье... Гарри должен купить мне такое же, чтобы расплатиться за все, что я терплю...»
Скорее всего это карста, которая должна отвезти молодоженов в Бонтер.
– Ну, Гарри, мы должны оставаться людьми воспитанными и попрощаться с молодоженами. А потом, дорогой, мы отпустим льва на свободу...
Карета остановилась перед домом.
– Ты как раз вовремя, Дейн. Должно быть, экипаж прибыл за вами.
Они смотрели, как возница соскочил с Козел, но, вместо того чтобы направиться к Дейн и Флинту, обошел карету сбоку и открыл дверь. Из экипажа вышел мужчина. Стройный, хорошо одетый джентльмен. Он постоял минуту, огляделся и с таким видом, будто остался доволен увиденным, направился к ним неторопливой уверенной походкой.
И тогда Найрин смогла его рассмотреть получше – господин столь приятной наружности, что она готова была броситься ему навстречу и просить защиты.
Словно сквозь вату услышала она, как воскликнула Дейн:
– Господи!
И Гарри вторил ей:
– Черт!
Как будто визитер выбрал именно это время, чтобы испортить Гарри праздник.
И затем снова возбужденно-радостное Дейн:
– Питер! Питер приехал!
Никто не смог бы остановить ее. Забыв о подобающей ее положению степенности, она вприпрыжку бросилась навстречу брату. Через лужайку в распахнутые объятия юного бога.
Найрин была в смятении. Она и так ненавидела Дейн, но сейчас возненавидела ее еще больше. Еще один пункт в списке того, что отняла у нее Дейн Темплтон.
Господи, как она ее ненавидела. Она имела полное право обниматься с этим красавцем. С этим и с тем, с Флинтом, а ей, Найрин, оставалась лишь роль наблюдателя. Зеленея от зависти, она ждала того момента, когда Дейн позволит гостю подойти к остальным членам семьи.
О, она была и в самом деле очень хитрой, эта Дейн. Не зря она бросила на Найрин такой взгляд, словно могла постичь все ее тайные желания.
Найрин смотрела в синие искристые глаза Питера. Его взгляд завораживал. Словно во сне она протянула ему руку.
«Здравствуй, дорогой! Мне совсем не хочется становиться твоей мачехой».
И в этот ключевой момент узнавания и понимания она послала к черту все, что так тщательно планировала и так виртуозно исполнила. Послала к черту все три года, проведенные в Монтелете.