Желанная

Глава 6

– Мне пора возвращаться домой, мой сладкий. Проводи меня к дому.

Дейн щелкнула плетью в дюйме от его голого бедра, и Флинт неохотно поднялся. Раздраженный с виду, он ни за что не желал признаться даже самому себе, что так же, как и она, испытывал безмерное удовольствие. Флинт ненавидел орудие ее власти и нисколько этого не скрывал.

Дейн мысленно поздравила себя с удачным решением. Она раздела Флинта догола, швырнула одежду в ручей. Лишь после этого развязала его, тщательно отслеживая ситуацию и не давая ему возможности перехватить инициативу, воспользовавшись какой-нибудь ее оплошностью.

– Проблемы, мой сладкий? – спросила Дейн, прекратив на миг развязывать узел.

Господи, разве она только что не млела от вида его голого тела? Но сейчас в нем не ощущалось ничего сильного. Он был расслаблен и, может, от этого казался особенно уязвимым. Дейн видела, что Флинту подобная расстановка сил совершенно не нравится.

Впрочем, ей было все равно. Вернее, даже наоборот: чем хуже для него, тем лучше ей. Дейн было приятно все то, что его злило. Она получила то, зачем пришла. Переиграла его, обрела над ним власть и даже больше: сумела получить удовольствие.

Они поднялись на веранду, и Дейн указала Флинту на ступени, где лежала ее одежда.

– Одень меня, мой сладкий.

Глаза мужчины вспыхнули от ярости.

– Подержи каркас, я должна оказаться внутри – вот так, и не надо лишних движений, потому что я всегда могу воспользоваться этой штукой и... той, – Дейн кивнула в сторону его члена и занесла ногу над каркасом. – Вот так! Теперь та зеленая атласная жилетка.

Она продела руки под бретельки, с удовольствием вслушиваясь в хрусткий звук застегиваемых крючков.

Затем пришла очередь юбки – и тогда был миг, когда Дейн не могла его видеть и не смогла бы отреагировать, если бы Флинт решил выкинуть какую-нибудь штуку.

Он вел себя слишком тихо, черт побери! Чертовы крючки...

Не стоит волноваться! Не похоже, чтобы он что-то затевал.

Затем пояс.

– Проводите меня до амбара, мистер Ратледж. Там вас никто не увидит, и я смогу удостовериться в том, что вы не броситесь за своей одеждой, а потом не погонитесь за мной.

Но на самом деле проблема Дейн была в том, что пони, на которой она приехала, была слишком нерасторопной. Когда коляска была благополучно вывезена из амбара и Дейн влезла на облучок, Флинт схватил ее за руку и едва не скинул на землю.

– Не такая уж ты и невинная, Изабель. Какое представление! Какая замечательная игра!

Дейн тут же взорвалась.

– Вам чертовски повезет, мистер Ратледж, если вы еще хоть что-то от меня получите. Но я получила такое удовольствие от своего хлыста, что, может быть, нанесу вам еще один визит.

– О, все может сложиться совсем по-другому, если ты придешь, Изабель. Я намерен показать тебе, что если кто-то здесь может командовать, то это я, а не ты.

Она надменно усмехнулась.

– Какое дерзкое заявление, мистер Ратледж.

– Мне не терпится как следует отшлепать тебя. Ты это заслужила, сучка! Приходи, и тогда посмотрим, кого на этот раз будут учить уму-разуму.

Эрекция наступила у него при одной мысли об этом. Сомнений быть не могло по поводу того, кого Флинт прочит в роль наказуемого, а кого – в роль палача.

Дейн, прищурившись, пристально взглянула на восставшую часть его организма.

– О да, мой сладкий, мы посмотрим, кто будет суровым хозяином. – Она подняла плеть и, взмахнув ею над головой, щелкнула в воздухе в паре дюймов от его мужской гордости. – Возможно, это позволит тебе продержаться... до следующего раза.

Мистер Ханском был столь же занимателен, сколь может быть занимателен ком глины. Дейн откровенно скучала. Разговор за столом шел вяло, и она не делала попыток оживить беседу, когда реплики были адресованы лично ей.

– Дейн, дорогая, тебе, должно быть, жарко в этой пелерине, – то и дело говорила Найрин.

– Спасибо, я прекрасно себя чувствую.

– Глядя на тебя, и мне становится жарко, – сказала Найрин, которую пассивность Дейн раздражала так же, как и ее агрессивность. – Зенона, забери у мисс Дейн пелерину, пожалуйста.

– Не делай этого, – одними губами сообщила Дейн служанке.

– Мисс Дейн...

Дейн подняла глаза и встретила выжидательно-одобрительный взгляд отца. Ну что же, сейчас все сразу изменится.

Она отстегнула шаль и дала ей соскользнуть с обнаженных плеч, со злорадством взглянув сначала на Гарри, потом на Найрин. На мистера Ханскома она не смотрела, но зато слышала, как щелкнула его челюсть – от удивления он слишком резко закрыл рот.

– Так очень прохладно, – ни к кому конкретно не обращаясь, сообщила Дейн. Она понимала, почему шокирован ее потенциальный жених, но чему удивлены отец и Найрин, она не могла взять в толк.

Мистер Ханском ничего не сказал. Впрочем, это понятно: он был джентльмен, а поэтому не имел права критиковать даму, особенно в ее собственном доме. Хотя, будучи джентльменом, мистер Ханском не сочтет для себя зазорным пересказать сегодняшний эпизод по крайней мере раз двадцать, введя в курс событий каждого, кто пожелает его слушать, вдоль всего течения реки.

Стоило Дейн снять шаль, как все пошло наперекосяк. Мистер Ханском не мог отвести своих маленьких свиных глазок от ее обнаженных плеч.

Вечер все никак не кончался, и тут Гарри Темплтон, решив, что ему не хватит никаких денег, чтобы окупить все огрехи его непутевой дочери, решил, что пора прибегать к отчаянным мерам.

Черной овце нужна в пару овца столь же черная. Не все могут быть такими одновременно храбрыми и правильными, как Найрин. Гарри нашел способ выпроводить мистера Ханскома и, провожая его взглядом, уже знал, как следует поступить.

«Пусть страдает, – думала Дейн, проснувшись утром следующего дня. Она вспомнила сон, отмеченный тем наслаждением, что испытала накануне. – Пусть помучается. Пускай станет молить о встрече со мной, и тогда я, возможно, подумаю о том, чтобы...»

– Как можно быть такой тупой? – Грубое вторжение Найрин прервало самые сокровенные мысли. – Неужели думаешь, что отец не понимает, чего ты на самом деле добиваешься?

– Отчего же? – спокойно ответила Дейн, обернувшись простыней, чтобы Найрин не стала задавать лишних вопросов, например о том, почему она спит без белья. – Полагаю, он знает, чего пытаюсь добиться я. Поэтому ему придется предпринять что-то другое.

– О да, – прошептала Найрин, – он и в самом деле приготовил для тебя кое-что новенькое. Так что, Дейн, дорогая, он знает тебя лучше, чем ты думаешь. – С этими словами Найрин вышла из комнаты так же внезапно, как и вошла.

Дейн тут же позвала Люсинду и велела приготовить ванну и легкое платье, которое не требует длительной застежки на крючки. Сегодня она не хотела терять на это время.

Она обнаружила странное свойство своего тела: оно никак не могло забыть ощущений вчерашнего дня. Ее лоно увлажнилось от желания.

Нет!

...О да! В конце концов, времени у нее было не много. Очень скоро кто-то другой потребует ее ласк.

Ей надо было научиться всему – и как можно быстрее. Это чувство наготы и возбуждения никуда не уходило, оно словно прилипло к ней.

С этим чувством Дейн пришла на конюшню проведать Боя. Бедное животное. Для него все тоже пошло вкривь и вкось с тех пор, как в доме появилась Найрин. До ее приезда Дейн собиралась подготовить его к гонкам в Сент-Франсисвилле. Она должна была найти для него наездника, а отец собирался поставить на него крупную сумму.

Но сейчас...

Никому не было дела ни до нее, ни до Боя. Дейн погладила животное по носу, дала ему морковку и глубоко вдохнула запах конюшни.

Густой, плодородный, возбуждающий. О, она выбрала верное место, если хотела отдаться своему новообретенному ощущению.

Удачное место, учитывая обилие новой упряжи, висящей вдоль стен, чудной кожи, которая так заводила ее воображение.

...Только представить Флинта затянутым в ремни, чтобы его роскошная часть тела торчала между полосками кожи. Запеленатый в кожу, затянутый в кожу, ее налитый кровью пленник не сможет никуда деться от изысканной пытки, которую она только сможет выдумать...

И Дейн сможет направить его прямо туда, куда хочет...

Как мило было со стороны Питера научить ее всем этим трюкам с плетью. Она сняла один хлыст, затем другой, взвесила каждый на руке, попробовала в деле.

Если Флинт выглядел бы весьма провоцирующе в коже, то как бы могла выглядеть она?

При мысли об этом Дейн вздрогнула от предвкушения.

Она принялась лихорадочно срывать упряжь с крюков, словно обуянная голодом. Собрав все, что было можно, она отнесла добычу к себе, чтобы поиграть на досуге.

– Не тронь меня!

– Найрин, милая, я клянусь тебе...

– О, когда я думаю, Гарри, обо всех тех чудных вещах, которыми мы могли бы заняться, будь у нас возможность побыть наедине... При мысли о том, что делает Дейн, я становлюсь больной.

Найрин подняла глаза и слегка отодвинулась, готовая к новой отговорке.

– У женщин тоже есть свои потребности, Гарри. И я не хочу умереть от стыда, если меня застигнут в компрометирующей ситуации. А здесь я все время этого боюсь. Боюсь, что, когда я стану показывать тебе, чего хочу, твоя стервозная дочка войдет и застукает нас. Посмотри на меня, Гарри...

Найрин отошла подальше и приподняла юбки.

– Знаешь, Гарри, надежда всегда есть, – она еще приподняла юбки, обнажая ляжки, – иногда, когда я чувствую, что ты мне так нужен, я делаю то, чего не должна делать ни одна леди.

Юбка поднялась еще выше. Найрин была голая и видела, как Гарри истекает слюной.

Она отпустила руки, и юбки упали словно тяжелый занавес.

– Но что, если...

Гарри застонал.

– Господи, Найрин, неужели ты думаешь, что я этого не знаю? Неужели ты думаешь, что я над этим не работаю? Я не могу без тебя. Не проживу и минуты.

– Но она не сидит взаперти весь день. И мы уже согласились в том, что она делает все возможное, чтобы отвадить любого из достойных мужчин. Так что ты еще планируешь?

Гарри подвинулся и обхватил любовницу за тонкую талию.

– Удачный план, дорогая. Тот, который сработает, гарантирую. Или мой план сработает, или я рискую тебя потерять, так что можешь сама убедиться, как я в нем уверен, Найрин.

Он, не теряя времени, подбирался к ней под юбки. Найрин уже чувствовала, как его восставший член трется об ее обнаженные ягодицы.

– Гарри! – воскликнула она с четко выверенной ноткой возмущения. – Она может войти в любую минуту!

Его жадные пальцы уже протиснулись между ее ног.

– Не войдет, Найрин. Только дай мне почувствовать тебя, позволь мне... в качестве награды за мой блестящий план...

Она по-хозяйски огляделась. – За шторой, Гарри. Я не хочу, чтобы она нас увидела. Он толкнул ее за фигурную парчовую портьеру и прижал к стене.

Найрин помогла ему – подняла юбку и убрала с пути, потихоньку усмехаясь про себя. Она дала ему взять то, чего он так хотел.

Только громадным усилием воли Дейн заставила себя не ехать в Оринду. Она нашла себе иное занятие. С помощью ножа Дейн нарезала из кожи тонкие лоскуты и обмотала ими все свое нагое тело, стараясь выглядеть как можно соблазнительнее. Полоска кожи вокруг шеи, на запястьях, лодыжках, крест-накрест вокруг груди, кожаный поясок вокруг талии; длинный хлыст без рукояти. Завершив работу, она встала перед зеркалом, любуясь собственным отражением.

«О да, именно то, что надо!»

Она так думала или этого хотела? Все, что Дейн могла ощущать, это ласкающее прикосновение кожаных полос, только подчеркивающих бьющие через край эротические ощущения.

И еще она видела в зеркале роскошную гриву волос, надменный взгляд и развратную наготу своего тела.

Пусть подождет, пусть подождет, мы посмотрим, кто сильнее, чье желание сильнее...

Но даже при мысли об этом Дейн чувствовала то возбуждение, что овладело ею, когда он был почти там... Этого ей не забыть.

От воспоминания слегка кружилась голова, но вспоминать, даже просто вспоминать об этом было приятно. Она не могла дождаться того часа, когда снова все это испытает. Завтра... завтра она снова его покорит.

Змея в саду. Человек об этом знает и тем не менее раздевается донага и дает змее укусить себя, впиться в плоть до краев...

«И, вероятно, сделает это снова», – саркастически добавил про себя Флинт, ступая по сожженной солнцем траве на запущенной лужайке Оринды.

Черт возьми, здравомыслящий человек не стал бы раскрывать грудь нараспашку перед богатой, избалованной и испорченной сучкой, пробравшейся ему под кожу. К тому же она дочь Гарри Темплтона – полное дерьмо.

Этой белокурой чертовке нормальный человек никогда не позволит верховодить, особенно зная о том, как она владеет плетью, а ему она дала в этом убедиться со всей наглядностью.

Но то было в прошлый раз, не сейчас.

Флинт не стал обходить разросшиеся кусты, пошел напрямик. Он не стал брать коня, а предпочел прийти пешком. Он знал, что она будет там, и хотел быть с ней наедине в душной тишине этого райского сада – Адам и Ева, и никого, кто бы им помешал. Наедине с тайнами, которые они только друг другу могут открыть.

С самого утра пекло нещадно, все тело его покрывали капельки пота. Флинт провел рукой по лбу и расстегнул рубашку.

На этот раз...

Он был абсолютно уверен, что Дейн придет. Более того, она, с ее звериным чутьем, должна догадаться, что он будет там. И, как бы ни неприятно было признаваться в собственной дурости, он был здесь и вчера, явился готовый преподать ей урок.

Такие стервозные красотки словно созданы для того, чтобы их учить послушанию. Флинт прекрасно знал этот тип женщин. Он исколесил тысячу миль за двадцать лет, чтобы окончательно стряхнуть с себя мораль того общества, что построило свое благополучие на спинах черных рабов. Общества, в котором таким красоткам, как эта, надлежит продолжать род белых плантаторов, а чернокожим рабыням рожать незаконных господских детей.

Она была надменна и презрительна, и в довершение всего была дочерью ненавистного Гарри Темплтона. Господи, он не мог дождаться момента, когда стащит ее с пьедестала в самую грязь – пусть купается в густой глине, в сгущенном запахе собственного вожделения – она покорится ему, сдастся на милость.

Да, она будет извиваться под ним, цепляться за него, умолять...

Его мечта, его фантазия...

Жаркая, страстная, ждущая, обезумевшая от желания женщина, принадлежащая ему одному...

Дейн пришлось все взять с собой – она не могла покинуть Монтелет без ничего, лишь обвязанная кожей.

То ощущение, что тогда потрясло ее, то чувство, будто он трется о ее женственную плоть, оставалось с ней всю ночь и все утро.

Она не хотела, чтобы хоть что-то касалось ее возбужденного тела, и спала ночью нагой, лишь вокруг запястий кожаные ремешки – как напоминание о том запретном удовольствии, что ждало ее. Эту ночь она спала плохо – металась по постели.

Странно, но периодически тело ее предательски напрягалось от невесть откуда взявшегося возбуждения, ей не терпелось ощутить его твердость, его, скользящего вдоль нежной влажной плоти. На следующее утро Дейн проснулась с ощущением, что ей никогда не насытиться им – ни теми чувствами, ни его силой.

И ей уже было плевать на все последствия, он назвал ее сукой. Да, она была ею и не желала, чтобы он об этом забывал. Когда Гарри, наконец, найдет какого-нибудь дурака, что согласится на ней жениться, то и его заставит об этом помнить.

Дейн соскользнула с кровати. Она точно знала, что хотела прихватить с собой сегодня, как хотела выглядеть. Она заставила его ждать. И сделала правильно. Она хотела, чтобы ожидание разогрело его, разозлило, заставило желать ее с еще большей силой. Дейн хотела продлить волнующее чувство ожидания.

Она готовилась к свиданию не спеша. Люсинда приготовила ванну и нашла пару ботинок из козлиной кожи – именно эту обувь Дейн решила надеть сегодня.

Служанка разложила одежду: чулки, белье, корсет и нижнюю юбку, но ведь Ева в своем Эдеме может одеваться, как ей вздумается, не так ли?

И если сегодня змею удастся сломить ее сопротивление, то она в конце концов узнает тайну запретного наслаждения.

Но так легко она не сдастся!

Дейн аккуратно смотала каждую из полосок кожи в моток и положила его в ридикюль, который собиралась пристегнуть к платью.

Сегодня она надела легкое платье из хлопка, с короткими рукавами и завышенной талией – свободное, не стесняющее движений и не сжимавшее зудящее от напряженного ожидания тело.

Подол из-за отсутствия каркаса и нижних юбок волочился по земле, надо было следить за тем, чтобы не наступать на него, но это неудобство ее не смущало, очень скоро она избавится от него.

Дейн взяла с собой плеть, шляпу, чтобы укрыть лицо от солнца, а может, и от Флинта тоже.

В Оринду она отправилась верхом на Бое, который нуждался в разминке. Там, где начинался разросшийся сад, девушка спешилась и отпустила коня попастись. А сама медленно направилась к дому, отмечая широкие шаги ударами хлыста.

Щелк!

Она стояла на верхней веранде дома и прорезала кнутом воздух. Удар! Еще удар, и еще. Свист воздуха и короткий щелчок кожи по деревянному полу.

Дейн выглядела как воплощение разврата, и знала об этом. Она ждала подтверждения этому в блеске черных глаз Флинта. Он не торопясь вышел на свет – прятался от жары на нижней веранде. Флинт ждал ее, ждал...

Господи!..

Она была в коже – кожаные манжеты вокруг кистей, кожаный ошейник с двумя шедшими от него крест-накрест тонкими полосками, завязанными так, что они приподнимали грудь, и она выглядела так, будто специально выставлена для ласки.

Еще Дейн перевязала черной полоской бедро – нечто наподобие кожаной подвязки для чулок, с той лишь разницей, что чулок на ней не было, специально, чтобы привлечь взгляд к темному треугольнику между ног.

И еще ботинки – мягкие ботиночки на шнуровке из тонкой кожи, ловко обхватывающие голые ноги, и плеть – эта чертова плеть, которая делала ее похожей на укротительницу львов...

Быть может, она таковой и являлась по своей сути?

И Флинт, в парусиновых грубых штанах для верховой езды, и больше ни в чем, покрытый жаркой испариной, источавший сильный, волнующий запах, весь воплощение неутоленного голода.

Дейн ухватила все сразу: его гранитную твердость, увлажненные потом завитки на груди, медлительность движений – эту ложную пассивную бесстрастность, которая могла бы ввести в заблуждение, если бы не жаркий огонь в глазах. Нет, он не падет к ее ногам, он будет тянуть время.

Она опустила взгляд на свою грудь, на соски, жесткие от предвкушения.

Она чувствовала тяжесть кожи на шее и запястьях, чувствовала вес своего желания – полновесную тяжесть созревшего плода.

– Иди и возьми меня, мой сладкий, – хрипловато проговорила Дейн, прислоняясь к перилам веранды так, чтобы грудь ее выглядела как можно соблазнительнее.

– А что, если я не хочу этого, сладкая?

– Ничего! Я просто надену мое старенькое платьице и пойду домой в надежде, что там найду того, кто не станет притворяться, будто мои чары на него не действуют.

«Господи, неужели она в самом деле это сказала?» Дейн говорила почти искренне. Напряжение достигло такого накала, что еще минуту она просто не выдержала бы.

– Сука, – прошипел Флинт. Он не ожидал, что станет так ее ревновать, однако картинка немедленно нарисовалась в его воображении: она и какой-то слюнявый мальчишка...

Он медленно подошел к лестнице. Очень медленно, как бы наказывая ее за то, что посмела предположить такое развитие сценария. Дейн оперлась нагим бедром о перила веранды.

– Сегодня тебе повезло, мой сладкий, – проворковала она. Кажется, мужчинам нравится такая манера изъясняться.

– Разве? Ты заставила меня прождать два дня, а теперь угрожаешь отдать другому то, что обещала мне. И это ты считаешь моей удачей?

Она щелкнула плетью – на волосок от его босой ноги.

– Я ведь не отдала другому то, что обещала тебе, верно? Я ведь сейчас здесь и с тобой? Так что ты заслужил маленькую награду, но только тебе придется заложить руки за спину, милый. Быстрее! – Удар хлыста, треск. – Или мне стоит опять тебя связать?

Черт! Он заложил руки за спину.

Она хитро улыбнулась. О том, как это ее забавляло, могла догадаться лишь она сама.

На каблуках Дейн почти сравнялась с ним ростом. Губы его могли бы коснуться ее лба, если бы она подошла вплотную. Но Флинту совсем не хотелось целовать девушку. Куда с большей радостью он отшлепал бы ее хорошенько.

Она стояла рядом, заставляя Флинта смотреть на свою нахально выставленную напоказ грудь с набухшими сосками. Потом Дейн выгнула спину, отклонившись назад, с нарочитой медлительностью взяла груди в ладони, прикоснувшись сосками к его вспотевшей груди.

Вжимая соски в мускулистую твердь его груди, она чувствовала, как все его тело звенит от возбуждения.

Он не знал, как удержаться от того, чтобы не прикоснуться к ним.

– Не делай этого, мой сладкий, – прошептала Дейн. – Разве ты их не чувствуешь?

Глаза его блеснули – другого ответа было не нужно.

Дейн не шевелилась.

Тело его истекало желанием, но она лишь плотнее прижала соски к его груди.

Только соски!

Боже, это ощущение... Она чувствовала его всего через острые пики сосков, ощущала его жар, желание, похоть. И все это лишь для нее одной...

Еще минута, другая...

Она прервала контакт, внезапно, резко, намеренно, и снова улыбнулась. Надменная улыбочка, будто она ничего не чувствовала и ей было наплевать на его невыносимое желание.

Дейн отошла назад, чтобы он мог полюбоваться ее телом; ей нравилось, когда он смотрел на нее, очень нравилось. В его взгляде отражалась сила – та власть, что ее нагое тело имело над ним.

Дейн видела, насколько успешно справляется со своей ролью, глядя в глаза этого мужчины.

– Вам нравится то, что вы видите, мистер Ратледж?

– Я вижу суку, истекающую соком, сладкая моя.

Вот это ей не понравилось.

– Тогда вы – кобель, мистер Ратледж, типичный самец.

Дейн повернулась спиной и закинула плеть за спину так, что черная полоса кожи прошла как раз между ягодицами. Потом наклонилась, чтобы взять в руки конец плети, и потянула его на себя. Она почти физически ощущала его ярость.

Она посмотрела через плечо.

– Ну как, мистер Ратледж? – пробормотала Дейн, провоцируя Флинта на необдуманные поступки.

И тогда он взорвался.

Шагнув к ней, он схватил ее горячее нагое тело и грубо привлек к себе, прижал изо всех сил. Одной рукой прижимая ее, визжащую, изворачивающуюся, другой завел ее руки за спину и приник к ее рту. Потащил за собой к белой колонне, прижал к ней спиной.

– Сука, сука, – твердил он, кусая ее губы, – если ты посмеешь проделать такое со мной еще раз, я ударю тебя плетью.

– Не могу дождаться, – прошипела Дейн, извиваясь всем телом, возбуждая его еще сильнее, еще больше накаляя собственное желание.

– Заткнись!

– Заставь меня...

Он сдавил ее податливые губы своими.

– Ты заслужила, чтобы тебя как следует отшлепали.

– Не могу дождаться, когда ты наложишь на меня руки, мой сладкий.

– Черт... – Он вновь овладел ее ртом, жарко, грубо, так, будто то было ее тело, будто он мог делать с ее телом все, что проделывал с ртом.

Дейн чувствовала, что он сходит с ума, и сама теряла контроль. Она прижала бедра к его ставшему твердым как камень члену. Она хотела всего, всего... даже собственной наготы было ей недостаточно. А если он откажется пойти до конца?

– Сука, сука, – пробормотал Флинт. – Я не хочу тебя, не хочу.

Дейн стало страшно. Она отстранилась. Нет, она не станет упрашивать! Последнее, что бы она стала делать, это просить.

– Тогда отпусти меня, мой сладкий.

Флинт смотрел сверху вниз в ее штормовые синие глаза. Медленно, неохотно он ослабил хватку. Теперь они стояли друг против друга, вплотную. Оба разгоряченные, тяжело дышали, задыхаясь от желания. Если Дейн не удастся заставить его возжелать ее вновь, что тогда? Какая у нее будет над ним власть, если даже наготы недостаточно?

Его взгляд блуждал по ее губам, припухшим от поцелуев.

– Черт, – пробормотал Флинт, вновь овладев ее ртом так, будто овладевал ее телом.

Она таяла под ним, ее руки были теперь свободны, чтобы обнимать его, дотянуться до его плеч, повиснуть на нем, как будто уже ничто не имело значения.

И руки Флинта приступили к пиру, они ласкали ее тело везде. Ее шею с полоской кожи, грудь, ниже и ниже. Левой рукой он провел по кожаной «подвязке», затем двумя руками обхватил Дейн за ягодицы и приподнял так, чтобы она вполне могла почувствовать силу и мощь его твердости.

– Что за роскошная женщина, – пробормотал он, лаская ее там, где ей больше всего этого хотелось. – Я уж не знаю, девственница ли ты.

– Почему бы тебе это не проверить? – прошептала она ему в губы.

– Не сомневайся, именно этим я и собираюсь заняться, – выдохнул Флинт, не переставая ласкать, приводя Дейн в состояние покорности, – но лишь после того, как преподам тебе урок послушания.

Он прервал поцелуй и развернул ее к себе спиной так быстро, что она едва осознала, что произошло. Поняла лишь, что теперь она забыла об осторожности и стояла лицом к колонне, а руки ее оказались перетянуты ее же плетью.

– Изабель...

Его руки вновь ласкали ее. Дейн закрыла глаза и прогнула спину.

А затем... шлепок! Один, другой.

Она почувствовала, как его рука обожгла ягодицы, но ощущение было из тех, что она даже приветствовала.

Шлепок. Еще один.

Он за это получит. Она извивалась, вертела бедрами так, будто ей нравилось то, что он делал.

– Так кто твой хозяин, Изабель?

– Склоняюсь перед вашей превосходящей силой, – язвительно ответила она.

– Ты все еще совершенно несведуща в тех играх, что бывают между мужчиной и женщиной, – пробормотал Флинт, шлепнув ее еще разок.

– О, если бы мои руки были свободны, – простонала Дейн, тщетно пытаясь высвободиться из пут.

Он вновь ударил ее по ягодицам.

– Что бы ты стала делать, Изабель?

– Я бы остановила тебя в мгновение ока.

– Как интригующе. Мне интересно, каким образом?

– Я бы предпочла тебе показать... – Ей надо было как-то заставить его прекратить это обжигающее отшлепывание.

– Скажи мне, и я тебя отпущу. Но если ты мне не скажешь... Впрочем, ты и так знаешь, что будет.

Черт его подери. Она облизнула губы.

– Я бы обеими руками... – Слова застряли в горле. Но подумав о том, как больно жжется его рука, Дейн игриво продолжила: – Взяла тебя за то место между ног и стала ласкать до тех пор, пока ты...

Она почувствовала, что узел, стягивающий ее запястья, ослаб.

– Сделай это.

Дейн с шумом выдохнула и обернулась.

Он стоял перед ней, обнаженный, с плетью в руке, ждущий, желающий. Клинок его был тверд как железо и длинен, как ручка ухвата; он был сродни его естеству, как ручей или солнце.

Их взгляды встретились.

И тогда она протянула руку, а Флинт подошел к ней. Дейн взяла в ладонь источник его мужества и принялась массировать и ласкать его, пока он почти не растаял в ее руке.

– Подними ногу, – приказал он. – Правую. Мне нравится эта подвязка... Ты знаешь, Изабель, как это делать; клянусь, мне порой кажется, что я тебя выдумал...

Он опустился перед ней на колени.

– Я доставлю тебе удовольствие, Изабель... на этот раз, – сказал он, уткнувшись носом в щель между ее ног. – Держись, сахарная моя.

И она держалась – она изо всех сил сжимала перила веранды, но она бы не выдержала. Все началось сразу, едва его язык коснулся ее наготы. Он потягивал и всасывал, он проталкивал язык внутрь, как... как... Он проталкивал его внутрь так, словно он точно знал, где именно...

И что именно... ...да...

Но этого было слишком много, чрезмерно много, и тогда, во влажной расщелине, в сплетении женской сущности и желания, он нашел точку, при прикосновении к которой все тело Дейн словно раскололось на части.

– О Боже, о Боже!..

У нее не было других слов, никаких других чувств, только это – то, к чему она так стремилась, о чем мечтала, то, что бродило внутри ее, – маленький крохотный узелок желания. Узелок, в котором таилась развязка, освобождение.

И Флинт знал это. Но откуда? Он мог бы запросто поработить ее, обладая этим знанием... О Господи, она сейчас умрет...

Флинт продолжал ласкать ее языком, и тело Дейн начало сотрясаться, биться в конвульсиях, сокращения исходили из сердцевины ее существа, они были сродни второму рождению. С каждой новой схваткой в нее вливались новые силы, новые соки, и все чувства были сосредоточены в крохотном узелке – в одной точке, сосредоточии удовольствия. Еще раз, еще, и вдруг – внезапно и резко – все.

О Господи!..

Не было других слов, чтобы выразить это удовольствие, этот пароксизм наслаждения.

Дейн опустилась на пол, схватилась за него и, словно во сне, почувствовала, как он поднял ее и понес на свою самодельную кровать.

– Просто полежи спокойно, сладкая моя, мне минуты хватит...

Всего лишь минута, минута на то, чтобы раздвинуть ей ноги и лечь между ее вздымающихся грудей, и еще одна, чтобы скользнуть вверх и вниз по эротическим выпуклостям, раз, другой, третий, и снова, и снова. Затем замер и начал серию быстрых, резких толчков, и с последним толчком пришла развязка. Он брызнул семенем ей на грудь.

Дейн удивленно коснулась его, затем растерла по груди, по твердым пикам сосков.

– Великолепно, – пробормотал он, склонившись над ней, чтобы поцеловать. – Великолепно!