Жена или жертва?..

5

За чаем она уже не была ни ребенком, ни ревнивой сестрой. Эта непредсказуемая женщина умела казаться совершенно очаровательной, когда хотела, и покорить всех, кто ее окружал: отца, брата и даже меня. Только Номи оставалась равнодушной к чарам племянницы, и, хотя она не выказывала своих чувств и не давала им выхода, я постоянно ощущала ее неприязненное отношение к Гленде.

Сразу же после чая мы с Гленном поднялись в мансарду. Он запер дверь, усадил меня перед собой и углубился в работу над глиняной головой. Около часа он лихорадочно работал, но меня это больше не радовало. Охвативший его приступ активности явно был вызван появлением в доме новых людей.

Видя, что напряжение Гленна возросло до критической точки и он стал возбужденным и нервным, я решила вмешаться и заговорила с ним со своего низкого помоста.

— Почему бы нам не уехать из «Высоких башен» куда-нибудь, где ты сможешь работать в полном одиночестве?

Он ответил мне очень коротко:

— Я могу работать только здесь. Здесь или нигде. Не беспокойся, Дина. Образ будущей скульптуры по-прежнему со мной. Именно об этом я должен сейчас беспокоиться. Я должен успеть сделать как можно больше, прежде чем они придут сюда и увидят мою работу.

Через некоторое время кто-то сделал попытку повернуть ручку входной двери, но, обнаружив, что она заперта, молча удалился. Чуть позже на лестнице послышались более твердые шаги, и дверь затряслась.

— Что такое? — послышался звучный голос Колтона. — Так не может продолжаться! Эта студия принадлежит всем нам, и я не позволю закрывать ее от меня.

Гленн бросил свои инструменты и поспешно пошел открывать дверь. Колтон и Гленда вошли следом за ним, не давая ему никакой возможности спрятать свою работу и избежать вторжения в творческий процесс, которого он так опасался. Гленда сразу подошла к его рабочему месту, и Колтон присоединился к ней. Я напряженно сидела на своем месте, чувствуя себя невольной участницей спектакля, который не предназначался для чужих глаз.

— Можно посмотреть? — формально поинтересовался Колтон, и Гленн отступил от глиняного макета.

Отец и дочь несколько минут стояли, внимательно изучая головку, потом молча переглянулись. Колтон пожал плечами, Гленда покачала головой, и, не говоря ни слова, они вышли, оставив нас одних.

Гленн резко повернулся к макету, одним движением руки смял его, выскочил из мансарды и почти бегом спустился по лестнице. Я побежала за ним, но так и не успела догнать. Входная дверь громко хлопнула.

Когда я наконец спустилась на первый этаж, Номи стояла и смотрела Гленну вслед. Я медленно подошла к ней, жалкая и растерянная.

— Что мне делать? — спросила я, умоляюще глядя на нее. — Все шло хорошо, пока не приехали Колтон и Гленда, я уверена в этом. Но после того как они посмотрели его работу, переглянулись и вышли, он все уничтожил и убежал.

Тонкой изящной рукой Номи прикоснулась ко мне и повела в свою гостиную с догорающим камином. Там она усадила меня на удобную софу и умелыми движениями оживила огонь, подбросив туда свежие дрова. Когда огоньки пламени весело побежали по поленьям, она села напротив меня и сложила руки на коленях. Кошка Джезебел потянулась на коврике у камина и, широко зевнув, стала вылизывать заднюю лапку.

— Послушай меня, Дина, — начала Номи. — В юности Гленн подавал большие надежды. И Гленда тоже. Они были настоящими вундеркиндами и как бы поддерживали друг друга. Талант одного был неотъемлемой частью таланта другого. Они черпали друг в друге веру в свои силы и вдохновение, а мнение Колтона имело для них огромное значение, он был их наставником и критиком.

Работы близнецов демонстрировались на выставке в знаменитой нью-йоркской галерее, когда им не было еще и восемнадцати. Все говорили: «свежо», «оригинально», «многообещающе». Только Колтон был обеспокоен. Он инстинктивно чувствовал, что Гленн слишком зависит от сестры и даже в чем-то подражает ей. К несчастью, его опасения подтвердились. Когда Гленда вышла замуж за Трента Макинтайра и уехала с ним в Нью-Йорк, у Гленна словно опустились руки. Он больше не смог сделать ничего выходящего за рамки заурядности, за что бы ни брался. Тогда он попробовал заняться скульптурой, намеренно выбрав этот жанр, так как Гленда была живописцем, но и тут не смог себя никак проявить. Сестра зажгла в нем вдохновение, но с ее исчезновением этот огонь погас. Кому-то такая ситуация может показаться мистической, но я верю в это, потому что живу в одном доме с величайшим художником, великолепным профессионалом — Колтоном Чандлером, и все происходило на моих глазах.

— А как замужество отразилось на творчестве Гленды? — поинтересовалась я.

— Как это ни странно, оказалось, что она в меньшей степени зависима от Гленна, чем он от нее. Она неуклонно двигалась вперед и добивалась все больших успехов. Гленн никогда не упрекал сестру за то, что она обогнала его, хотя я видела, как он страдал. Когда ее брак распался и она оставила Трента, брат и сестра снова сблизились, но Гленну так и не удалось возродить к жизни свой утраченный талант.

Я внимательно слушала Наоми, пытаясь понять все эти подводные течения, поскольку они касались моего мужа.

— Но может быть, Гленн никогда не был настолько же талантлив, как его сестра? — предположила я.

Номи возмущенно посмотрела на меня.

— Они же близнецы, у них одни и те же наклонности. Конечно, он был очень одарен! Я помню его ранние работы. Да и ты видела эту замечательную головку из черного мрамора, которая стоит в комнате Гленды. Дело здесь совсем в другом. Возможно, я не права, но считаю, что произошло нечто вроде психологической блокады. Именно сестра сдерживает Гленна в его творчестве, причем делает это всеми возможными способами. Посуди сама: она всегда появлялась тут, как только он проявлял интерес к какой-либо девушке. Ей никогда не составляло труда обнаружить слабость, глупость или отсутствие вкуса в любой женщине, которая привлекала его внимание. А Гленн тут же начинал смотреть на свою избранницу глазами сестры и вскоре разрывал все свои любовные связи. Гленда попытается поступить так же и с тобой, так что будь настороже. Помни, что твой муж отчаянно нуждается в твоей помощи, и только тебе под силу не дать Гленде уничтожить брата — и на этот раз окончательно. Если это случится, ты себе этого никогда не простишь. И я тоже.

— Но почему она стремится уничтожить его? Почему ее не удовлетворяют его достижения?

— На этот вопрос я не могу дать тебе ответ. — Наоми была чрезвычайно серьезна. Она склонилась ко мне, стремясь передать свою уверенность и силу духа. — Тебе придется поискать его самой. Но я должна сказать тебе еще одно: если взгляд, которым обменялись Колтон и Гленда, означал, что работа Гленна плоха, значит, так оно и есть. Ни один из них не стал бы притворяться. Если бы она была хорошей, они, как профессионалы, не могли бы не признать этого. Именно поэтому Гленн повел себя так. Он уважает их мнение. Возможно, этот первый макет и должен был быть уничтожен. А сейчас ему нужно заставить себя начать все снова. И ты должна помочь ему в этом.

Номи уселась за свой ткацкий станок, давая понять, что разговор закончен.

Мне нечего было ей сказать. Мои красивые мечты о том, как я буду вдохновлять Гленна и охранять его от сестры, умерли, и безобразная реальность нагло заявила о себе. Гленда оказалась более грозным противником, чем я воображала, и теперь я сомневалась в том, что мне хватит сил и ума, чтобы помочь мужу.

Рассказ Номи занимал мои мысли всю оставшуюся часть дня. Гленн вскоре вернулся, но так и не подошел ко мне, а перед обедом сел в свой автомобиль и уехал из дома.

Мы сели за стол без него, и его пустой стул служил мне упреком, напоминая о том, как глупо питать несбыточные надежды.

Номи снова надела свое длинное серое платье и уложила волосы в вечернюю прическу. На этот раз за столом прислуживала домоправительница миссис Диксон. За обедом все обсуждали посторонние темы и никто из присутствующих не говорил о работе Гленна.

Номи затронула тему о судьбе озера и планах Макинтайров по его застройке, и Гленда горячо высказалась против этого. Колтон выслушал дочь молча. Он выглядел очень представительным, сидя во главе стола. Свет свечей отбрасывал серебристый отблеск на его седые волосы и отражался в глазах, которые неотвязно наблюдали за мной. Такое пристальное внимание к моей персоне было даже неприятно. Когда Гленда закончила свою гневную тираду об озере, Колтон заговорил безо всякой враждебности, и я отметила, что еще ни разу не видела, чтобы этот человек утратил самообладание, проявил досаду или раздражение.

— Я много думал об этом во время своего отсутствия, и принял окончательное решение — продать Пандоре ту часть земли, на которую она претендует. Я слишком мало бываю дома, чтобы придавать какое-то значение тому, что происходит за озером, и уверен, что Номи это также не беспокоит. Вы с братом, дорогая Гленда, большую часть времени проводите в городе, так что «Высокие башни» нужны вам только для отдыха. Поэтому земли находятся в запустении, а это неправильно: их надо использовать. Так что я считаю самым разумным получить вместо них деньги.

Гленда положила вилку и изумленно уставилась на отца. Сегодня вечером она выглядела очень красивой в коричневом кружевном платье, оттеняющем красноватый блеск ее волос и придающем матовый оттенок коже.

— Мы с Гленном не позволим тебе продать землю, — заявила она.

Указательным пальцем левой руки она потерла левую бровь. Этот жест я не раз замечала у нее, когда она нервничала.

Колтон холодно посмотрел на дочь.

— И каким же образом вы собираетесь меня остановить?

Она, бесстрашно глядя ему в глаза, ответила:

— Ты не можешь позволить погубить это озеро, Колтон! Чудовищный ящик, который построила Пандора, и так достаточно его изуродовал. Если ты уступишь ей, здесь будет шум и хаос, а безобразные маленькие домишки вырастут у самой воды. Дикие животные покинут леса, и чудесному уголку девственной природы придет конец.

— Ты имеешь в виду тех животных, которых еще не успела убить? — сухо поинтересовался Колтон.

Между ними возникло внезапное напряжение. Столкновение двух сильных характеров настолько наэлектризовало атмосферу, что, казалось, в воздухе сейчас начнут проскакивать искры.

Гленда опустила глаза на свои сильные длинные пальцы, такие же, как у брата.

— В природе должен быть баланс, — сказала она более мирно. — Но дело не в этом.

— Да, на этот счет существует несколько точек зрения, — согласился ее отец. — И я не могу позволить себе совершить непоправимую ошибку. Номи, а что думаешь об этом ты?

— Мое мнение не имеет никакого значения, — ответила та. — Меня интересует только одно. Если, продав землю на той стороне, ты снесешь «Высокие башни», мне придется переехать жить в другое место.

— Этот дом всегда будет твоим, Номи, и ты это прекрасно знаешь, — Колтон отвесил изящный поклон в ее сторону. — А что скажет наша новобрачная? Что вы думаете по этому поводу, Дина?

Мне вовсе не хотелось оказаться вовлеченной в спор между ними.

— Серые камни выглядят прелестным, достаточно уединенным местом, но для меня важно только мнение Гленна. Я ему уже сказала, что если он сможет работать здесь, то мы останемся в «Высоких башнях». Думаю, он устал от городской жизни.

— Это просто смешно! — воскликнула Гленда. — Конечно, он не сможет здесь работать. Мы все давно убедились в этом. Он только снова разобьет себе сердце, если сделает очередную неудачную попытку. Но в любом случае, останется он здесь или нет, ему неприятно будет видеть на озере эти домики.

Я взяла в руки бокал вина, чтобы они не увидели, как дрожат мои пальцы и, стараясь не повышать голос, произнесла:

— Мне кажется, еще рано делать такие выводы. Вы еще не дали ему возможность проявить себя. Он только начал работать и обязательно найдет свой путь. Я уверена в этом!

Колтон бросил на меня взгляд, который говорил, что я питаю напрасные иллюзии.

Гленда засмеялась.

— Ты думаешь, я не знаю своего брата?

Я увидела презрение в ее глазах, но, не дрогнув, встретила этот взгляд.

— А вам не приходило в голову, что за время вашей разлуки он мог измениться?

— И поводом к этим переменам послужила женитьба на тебе? — резко спросила она.

Колтон, сидевший справа от меня, взял мою руку и крепко пожал.

— Что ж, от всей души желаю вам успеха, юная Дина! Все-таки в вас есть что-то от викингов, несмотря на хрупкое сложение, напоминающее дрезденскую статуэтку. Но если вы собираетесь выступать против сестры Гленна, вам следует быть осторожной. У моего прекрасного леопарда имеются острые коготки.

Гленда явно обиделась, но при этом она больше не напоминала надувшегося ребенка, как раньше. На этот раз в ее поведении чувствовалась угроза. До окончания обеда я не раз ловила на себе ее тайные взгляды и понимала, что она вынашивает какой-то план. Но я не испытывала беспокойства по этому поводу. Сейчас меня интересовал только Гленн.

После обеда все расположились в гостиной перед камином с изящными маленькими чашечками кофе в руках, но я предпочла побродить по дому. На сегодня с меня было достаточно компании Чандлеров. Мне необходимо было отвлечься, и я решила пройти в библиотеку и поискать какую-нибудь интересную книгу.

Я вошла в небольшую заполненную книгами комнату и включила верхний свет. Здесь было мало мебели — только массивный письменный стол с красным кожаным креслом, большой удобный диван и маленький столик с графином и бокалами. Судя по всему, Колтон Чандлер собрал большую коллекцию книг, многие из которых были известными работами по искусствоведению. Я с воодушевлением подошла к полкам.

Просмотрев длинные ряды корешков, я обнаружила, что они расставлены в алфавитном порядке. Среди книг на букву «М» я с изумлением нашла несколько работ Трента Макинтайра. Одна из них была посвящена Бруксу, и я вспомнила, что именно этот известный литературовед увлек Трента, удачливого репортера, на поприще писателя-мемуариста, которое впоследствии принесло ему громкий успех. Был здесь и томик, посвященный Брету Гарту. Трент работал над материалами к этой книге, когда приезжал в Калифорнию повидаться с моим отцом. Этот визит и навел его на мысль написать книгу коротких очерков, посвященную великим американским учителям, в число которых был включен и Джон Блейк. Трент тогда гостил у нас около месяца, и все это время вел беседы с моим отцом, делая заметки, которые позже использовал для своей книги.

Небольшой коричневый томик сам выпал мне в руки, словно хотел, чтобы я выбрала именно его, и раскрылся на той самой главе, которую я хотела найти. Эти страницы были посвящены доктору Джону Блейку.

Я забралась на огромный диван, свернулась калачиком, чуть не утонув в его мягких подушках, и начала читать. Многие говорили мне, что эта глава — лучшая в книге, и я знала, что стало тому причиной.

Трент Макинтайр в молодости был учеником моего отца, но с течением времени их отношения стали дружескими. Именно Джон Блейк благословил Трента стать писателем, и тот часто приезжал к нам в Калифорнию навещать своего учителя и друга. Он любил моего отца. А я любила Трента. То, что он оставил на востоке жену, то, что у него был сын, не имело никакого значения для влюбленной шестнадцатилетней девушки, которая не просила ничего для себя. Я не ожидала, что Трент заметит меня и примет всерьез. Я только хотела поклоняться ему на расстоянии, что и делала в течение месяца, пока с моим отцом не случился удар.

Именно Трент нашел его в кабинете. Отец лежал головой на столе и как будто спал. Он умер тихо, его сердце просто остановилось. Позади у него была полноценная, счастливая жизнь.

После похорон моя мать — о, куда подевалась ее стойкость викингов! — была в таком ужасном состоянии, что врачам пришлось прописать ей седативные препараты и приставить сиделку. Потом ухаживать за ней приехала сестра.

Но до самого приезда тетушки Трент взял заботу о нас на себя. Он организовал лечение матери и, понимая, насколько мне тяжело и одиноко, много времени проводил со мной.

Стремясь избавиться от этих мыслей, я решительно уставилась в книгу. Я хотела вспомнить отца, а не Трента.

Джона Блейка нельзя было назвать красивым, но у него было доброе умное лицо. Я очень хорошо помнила его мудрость и мягкий юмор, но знала, что он мог быть беспощадным в своей критике студенческих работ. И тем не менее его замечания отличались точностью хирургического скальпеля, так что он едва ли мог причинить кому-либо боль. После бесед с моим отцом у его учеников создавалось ощущение, что в следующий раз их работа будет гораздо лучше. Преподавательская работа была основной в жизни Джона Блейка, а часы, проведенные вне студенческой аудитории, хотя и были посвящены богатому разнообразному миру литературы, всегда оставались для него на втором месте.

Конечно, мой отец был романтиком, и мама брала на себя все проблемы, связанные с реальной обыденной жизнью. Описывая их взаимоотношения, Трент приводил в своей книге множество забавных эпизодов, например такой: когда нужно было заняться ремонтом прохудившейся водопроводной трубы, отец спасался бегством и прятался в библиотеке с любимой книгой, а мама вела переговоры с рабочими. Однажды Трент сказал мне, что в этом я похожа на него — тоже предпочитаю жить в воображаемом мире, далеком от реальности.

Не знаю, как это случилось, но мои мысли изменили направление, и в них снова вернулся Трент. Я никогда не забуду тот дождливый день, когда мы вернулись домой после похорон. Я убежала в сад и упала на траву, заливаясь слезами. Трент нашел меня там, взял на руки и отнес в дом. Там он наполнил ванну горячей водой, смыл с меня грязь и завернул в огромное пушистое полотенце, как будто мне было десять лет, а не шестнадцать. Я рыдала на его плече, а он рассказывал о моем отце. Это не было жестокостью — наоборот, он считал, что нужно не отвлекать меня от горестной утраты, а заставить в полной мере пережить ее, чтобы моя кровоточащая рана очистилась, а не нагноилась.

Я так сильно любила их обоих — отца и Трента — в тот темный дождливый вечер, что образы этих двух мужчин слились для меня в один. Это был защитник, сильное плечо, на которое можно опереться в трудную минуту. Огромная, мучительная любовь полностью завладела мной, но я сама не понимала ее сущность. И все было нормально, пока Трент воспринимал меня как ребенка. Но я взрослела, и мои чувства к нему переставали быть детскими. Поняв это, Трент испытал нечто вроде шока и дал мне жестокую отповедь. Он говорил, что нельзя растрачивать такие чудесные чувства на женатого мужчину, что я должна подарить первую любовь своему сверстнику…

Но как можно заставить себя полюбить по приказу? Я оказалась отвергнутой, но продолжала безответно любить Трента Макинтайра еще долгие-долгие годы. Возможно, это чувство никогда не покинет меня.

Эта мысль резко пробудила меня от грез, заставив закрыть книгу и поставить ее на полку. Нет, ни на одно мгновение я не должна позволять грезам шестнадцатилетней девочки вторгаться в реальную жизнь взрослой замужней женщины.

Гленн так и не вернулся домой, и я не знала, что мне делать. Поразмыслив, я поднялась в свою комнату, переоделась в теплые слаксы и свитер, накинула на плечи темный жакет с медными пуговицами, взяла в руки фонарик и тихо спустилась вниз.

Впрочем, видимо, я сделала это недостаточно тихо. Прежде чем я достигла подножия лестницы, Гленда вышла из гостиной мне навстречу и закрыла за собой дверь. Она мягко прохаживалась по холлу, ожидая меня, и мне в голову тут же пришли слова, которыми охарактеризовал ее Колтон. «Мой прекрасный леопард», сказал он.

Гленда держала в руках какой-то блестящий предмет, и, когда я подошла ближе, протянула его мне.

— Это для тебя, — сказала она, и я услышала в ее голосе насмешливые нотки.

Я нисколько не доверяла этой женщине, но при этом не испытывала по отношению к ней страха. Она была всего лишь избалованным ребенком, который вырос в слишком тесной привязанности к брату и привык считать его своей собственностью. Вполне понятно, что она ревновала его ко мне. Вероятно, ее неприязнь будет проявляться при каждом удобном случае, но я должна относиться к этому спокойно и терпеливо. Мои мечты о том, что мы с Глендой можем стать друзьями, лопнули, как мыльный пузырь, но если мне придется бороться с ней, чтобы защитить Гленна, я к, этому готова.

Предмет, который она протянула мне, оказался шариком из зеленого прозрачного стекла около шести дюймов в диаметре. Он засиял радужными красками, когда я, рассматривая, поднесла его к свету.

— Что это? — спросила я.

Гленда мило улыбнулась.

— Ведьмин шар. Его используют для заклинаний и колдовских чар, подвешивая в окнах, чтобы отгонять злых духов. Я много лет коллекционирую такие шарики. Как-нибудь, если ты захочешь, я загляну в него и прочту твое будущее. Тебе это понадобится. Ты надеешься, что Гленн на этот раз все-таки совершит чудо, но пока что ты только разочаровала его. Он, видимо, рассчитывал, что ты будешь вдохновлять его. Но я смогу сделать это лучше.

Стеклянный шарик еще хранил тепло ее рук. Когда я повернула его в пальцах, раздался неприятный писк, и впечатление, что он живой, от этого только усилилось. Мне не понравилось это ощущение, и я положила шарик на стол в холле.

— Не думаю, что Гленн будет нуждаться в колдовских чарах и заклинаниях, — сказала я небрежно.

— Ты меня неправильно поняла! — с усмешкой возразила Гленда. — Это тебе они понадобятся, если, конечно, ты задержишься в этом доме. Ты должна сопротивляться колдовству Номи, разве нет? Я уверена, что она уже напустила на тебя свои чары.

Не испытывая никакого желания продолжать этот странный разговор, я пожелала Гленде доброй ночи и вышла в парадную дверь.

Она не спросила, куда я направляюсь, и не последовала за мной. Дверь с шумом захлопнулась, и я включила фонарик, чтобы осветить ступени лестницы.

Когда я добралась до подъездного пути, что-то мягко прошмыгнуло у моих ног. Я посмотрела вниз и увидела Джезебел, которая, видимо, решила составить мне компанию.

Ночь была очень холодной. Сильный ветер дул с вершины холма, а небо затянуло облаками. Когда в просвете между ними появилась луна, казалось, стало еще темнее, потому что звезд не было видно. Но через несколько мгновений глаза мои привыкли к темноте и я посмотрела вниз на дорогу. Джезебел снова потерлась о мои ноги, и я, радуясь присутствию живого существа, наклонилась, чтобы погладить ее шелковистую шерстку.

Возможно, это была сумасбродная затея, но я начала спускаться по дороге. Время от времени что-то начинало шуршать в опавших листьях, и Джезебел настороженно замирала. Где-то неподалеку залаяла лиса, и этот звук показался жутким в полной темноте. Дом скрылся за поворотом, и теперь не было видно даже света из его окон.

Я придерживалась избранного пути, пока не увидела два невысоких голубых столба, обозначавших въезд на территорию «Высоких башен». Когда-то между ними явно были двойные ворота, но с тех пор прошло много времени, и теперь остались только эти каменные глыбы. Я взобралась на верхушку одной из них, уселась на ее плоской поверхности и спрятала руки поглубже в карманы жакета, приготовившись сидеть здесь до тех пор, пока Гленн не вернется домой.