Четверг, 9 ноября 2006 года
— Итак, Люси, какой предлог ты найдешь сегодня вечером?
— Предлог? — Я с сияющей улыбкой смотрю на Мика и делаю вид, будто не понимаю, куда он клонит.
— Ты вряд ли почтишь нас своим присутствием на сказочной корпоративной вечеринке, даже если шампанское будет литься там рекой. И если она состоится в сверхсовременном, ужасно модном «Уосп-баре». Так что я подумал, какой предлог у тебя будет на этот раз. Отсутствие няни? Головная боль? Усталость?
— Я приду, — отвечаю с улыбкой.
Он не может скрыть приятного удивления.
— Придешь?
— Безусловно. Я же сказала, что приду, не так ли? Во всяком случае, большая часть прибыли, получение которой празднует Ралф, досталась ему благодаря мне, так что я заслужила бокал шампанского.
— Должен выразить несогласие по поводу большей части.
Я пристально смотрю на Мика, затем признаю:
— Действительно, заслуга отчасти принадлежит тебе, но в любом случае я приду, гарантирую.
— Хорошая новость, — говорит Мик со своей дерзкой усмешкой.
Мне необходимо развлечься, и хотя у меня нет большого желания наскоро обжиматься в чулане, фотографировать свою задницу, бросать пьяные оскорбления в лицо босса и вытворять прочие традиционные офисные проделки, но мне невыносима мысль о том, чтобы еще один вечер провести в одиночестве в Холланд-Парке. Когда я говорю «в одиночестве», то имею в виду с Ориол, но находиться дома вдвоем с ребенком все равно что пребывать в одиночестве, когда твое грустное настроение еще больше усугубляется необходимостью играть в «Букаро». Питер, как всегда, погружен в работу. Я стараюсь не впадать в паранойю и отгоняю от себя мысль, что он избегает меня. Все вечера после неудачного празднования Хеллоуина он проводил вне дома. К моей досаде, он только что позвонил и сказал, что назначенный на сегодня обед отменили, он уже свободен, и предложил мне не ходить на корпоративную вечеринку. Даже пообещал провести вечер в моем любимом ресторане «Нобу». Хоть я и испытывала соблазн согласиться на его предложение, но не сочла возможным так поступить — не хочу превратиться в одну из тех особ, которые готовы бежать по первому же зову. Подобное поведение не принесло пользы Роуз, не так ли?
— Рад, что ты придешь, мы сможем подурачиться на танцполе, — с улыбкой замечает Мик.
— Я никогда не дурачусь на танцполе, — возражаю я.
— Только дети заботятся о том, чтобы выглядеть сверхмодно, Принцесса. — Мик, небрежно бросив свое замечание, подмигивает мне и отходит, я же воспринимаю его как удар.
Я слишком стара, чтобы быть сверхмодной. Он считает, что я слишком стара, так прямо и заявил об этом. Я киплю от возмущения.
Взгляд падает на ящик с шестью бутылками шампанского, спрятанный под мой стол, подарок от клиента, благодарного за то, что я помогла его компании получить несколько десятков тысяч фунтов. Его доставили на прошлой неделе, а я припрятала и чуть не забыла.
Мне необходимо немедленно приободриться. Еще только четыре часа, но атмосфера царит необыкновенно легкомысленная. Многие маклеры все еще не пришли с ленча, но большинство референтов проводят последний час в туалете, примеряя новые наряды, другие провели целый день в парикмахерской — это зависит от занимаемого ими положения. Общепринято, что корпоративная вечеринка в ноябре дает сигнал к началу рождественских праздников. Охотничий сезон начался. Большинство секретарей-референтов Сити готовы весь год мириться с высокомерием начальства и тяжелой работой, потому что их конечная цель — выйти замуж за своего босса. Корпоративная вечеринка — чрезвычайно рискованное мероприятие для жен, сидящих по домам, и масса возможностей для новой поросли юных красавиц.
Мой секретарь-референт Джулия не у парикмахера и не прихорашивается в туалете. У нее нет намерения выйти за меня замуж. По правде говоря, она даже смотреть на меня не хочет; ей досталась короткая соломинка при распределении должностей отделом кадров. Я предъявляю большие требования к своей команде, хотя не такие большие, как к себе самой, так что мои требования нельзя назвать непомерно высокими. И все же, думаю, она предпочла бы работать на какого-нибудь тупоумного парня. Однако вечеринка — удобный случай поблагодарить подчиненных, а Джулия весьма квалифицированный сотрудник и заслуживает благодарности. Я поручаю ей разыскать бокалы для шампанского и открываю бутылку.
— Джулия, а ты, оказывается, бываешь ужасно забавной.
Я обхватываю Джулию за шею, нам обеим сегодня почему-то труднее, чем обычно, идти на каблуках. Мы спотыкаясь бредем по коридорам, направляясь к лифту. К счастью, мы опаздываем на вечеринку, и вокруг нет свидетелей зрелища, которое мы устроили. Я и не заметила, как пролетело время, — мы так веселились.
Мы приезжаем в «Уосп» около девяти часов. Невозможно поверить, что он открыт уже шесть месяцев, а я здесь в первый раз.
Стены и пол покрыты зеркалами, так что бреду, спотыкаясь сама о себя. Пробираюсь как можно осторожнее, пока не нахожу свободное место. Здесь нет стульев — только массивные кожаные кушетки размером с четыре кофейных столика каждая. Люди лежат на них, болтают, курят, пьют и смеются. Большинство лиц мне знакомо, но я испытываю неловкость — не хочется мне лежать рядом с коллегами. Я против излишней интимности в коллективе. Однако, опрокинув бокал чего-то, протянутый мне Джулией, я прихожу к выводу, что все-таки мне лучше сесть, пока не упала.
Напрасно я не пообедала. Обычно у меня нет привычки напиваться «Болли». Помню, были дни, когда я могла пропустить пару бутылок этого игристого напитка вслед за несколькими коктейлями «Космополитен», и на меня это практически не действовало. Я не пьянею, во всяком случае не пьянела. Люблю контролировать ситуацию.
Неужели это еще одни признак старения? Я больше не могу контролировать количество выпитого. А вскоре кости станут хрупкими, кожа огрубеет, сиськи повиснут, придет недержание, и дело кончится доставкой горячих обедов на дом престарелым и инвалидам. Неужели я уже больше никогда не испытаю волнения, когда незнакомец ловит мой взгляд и задерживает свой взгляд на мне немного дольше, чем необходимо? Дело в том, что уже около пяти лет с тех пор, как родилась Ориол, я перестала жить полной жизнью. Это наполовину жизнь. Я на шаг приблизилась к пустоте, к смерти. Я стала меньше путешествовать, реже есть в ресторанах, меня не продвигают по службе, я теряю бонусы, редко испытываю оргазм, постоянно чувствую усталость. Мне говорили, будто материнство невообразимым образом расширяет горизонты, но мне этого не довелось испытать. Материнство заковало меня в цепи.
Мне следует поехать домой. Не хочу, чтобы меня видели невнятно что-то бормочущей, пускающей слюни, напившейся до потери сознания. Я всегда занимала особое положение в «Гордон Уэбстер Хэндл». Мне доводилось видеть своих коллег в жалком виде, но сама всегда соблюдала декорум.
Всегда.
Даже перед Питером.
Конечно, с ним я порой бывала слегка подвыпившей. Мы иногда выпивали по две бутылки вина за обедом, но сейчас я ощущаю себя совсем по-иному — не подвыпившей, а опьяневшей и опустившейся. Не могу сказать, что чувствую себя плохо, но испытываю какое-то незнакомое, а следовательно, вызывающее беспокойство чувство.
— Да брось ты, Люси! — кричит Джулия, словно прочитав мои мысли.
Она лежит на красной кожаной кушетке рядом со мной, устремив взгляд на потолок. Я тоже поднимаю глаза. На потолок проецируются фантастические, невероятно красивые образы посетителей. А поскольку пол и потолок зеркальные, почти невозможно различить, что наверху, а что внизу. Реальность начинает приподниматься и парить, становясь похожей на мечту и на то, чем легче управлять, — на иллюзию.
Я шлепаюсь на спину и наблюдаю за проплывающими надо мной образами. Джулия передает мне сигарету, и я затягиваюсь. Впервые за много месяцев я чувствую, что расслабилась.
— Смотри, Люси, Ралф пристает к секретарше Мика, — говорит Джулия.
Я пытаюсь сесть, но это оказывается слишком трудной для меня задачей, и я решаю поверить ей на слово.
— А я думала, что ему нравлюсь я.
— Ему нравятся все. Он абсолютно неразборчивый, — замечает она.
Понятно.
— Он попытался приударить и за мной, когда я как-то осталась работать допоздна. Очень неуклюжая попытка. Честно говоря, она поставила нас обоих в неловкое положение…
У меня возникает ощущение, будто сегодняшний вечер прокручивают на неисправном видеомагнитофоне. Одну минуту все движется в ускоренном темпе, и жизнь стремительно проносится мимо серией живых, не связанных между собой образов, громких звуков и пряных запахов. А в следующий момент все замедляется, и танцующие люди выглядят так, словно шагают по Луне. Подали суши, но я не смогла подняться, чтобы поесть; тем не менее я согласилась принять два или три забавных цветных коктейля из рук красивых девушек, и большая часть жидкости попала мне в рот.
Внезапно я ощущаю, что на кушетку рядом со мной кто-то присел. Я по-прежнему лежу плашмя и не могу собраться с силами, чтобы повернуть голову и посмотреть, кто это, во всяком случае не Джулия, она уже некоторое время назад смылась, чтобы пофлиртовать с кем-то из маклеров. Однако она заботливая девушка и поставила рядом со мной два бокала, чтобы мне не пришлось подходить к бару.
— Привет, Принцесса.
— Мик! — Я одариваю его улыбкой. — Ложись, ложись навзничь, — советую я. — Это просто потрясающе. Посмотри на потолок. — Там уже нет расхаживающих с важным видом сексуальных посетителей; теперь это монтаж из сказочных уличных сцен: то Венеция, то Майами, затем Барселона.
— Садись, Принцесса, — говорит Мик, осторожно обнимая меня за плечи и пытаясь посадить. Я обвисаю в его руках мертвым грузом и даже не пытаюсь помочь ему. — Наверное, кто-то подлил в твои напитки крепкого алкоголя? — предполагает он.
— Не-е-ет. Я все это сделала сама, — невнятно бормочу я, по-прежнему улыбаясь. — Последние три дня я ела очень мало. А сегодня вечером много выпила. Это замечательно. — Я широко раскидываю руки, чтобы продемонстрировать избыток чувств. Ничего не проливается из моего бокала, потому что он пуст. Я озираюсь в поисках следующего.
— Я никогда не видел тебя такой пьяной, Люс.
— Я никогда так не напивалась, Мик. Тебе нравится мое платье?
— Извини?
— Мое платье. Оно новое. Как ты думаешь, оно идет мне? — Я вдруг испытываю острую необходимость услышать комплимент от Мика, именно сейчас.
— Очень милое.
— Правда?
— Просто потрясающее, — говорит он, но, даже будучи вдрызг пьяной, я чувствую, что в его голосе нет энтузиазма.
После поездки в Нью-Йорк у нас с Миком установились отношения полные добродушного подшучивания, еще более дружеские, чем до поездки, но лишенные флирта. Конечно, я рада иметь приятеля и понимаю, что отношения не могут сложиться как-то по-иному, поскольку я замужем, но…
— Смотри, смотри сюда! — Я застала Мика врасплох, и мне удалось повалить его на спину на эту огромную кушетку. Мы лежим рядом, наши руки едва соприкасаются, и мы смотрим на парящие над нами образы. — Смотри, это Нью-Йорк. — Я, сияя, смотрю на него. — Я потрясающе хорошо провела время в Нью-Йорке, — замечаю я, стараясь, чтобы голос звучал небрежно. — А ты?
Мик улыбается:
— Было весело, Принцесса.
— В Нью-Йорке я так не напивалась, — говорю я и чувствую, что мой голос звучит как голос Ориол, когда она рассказывает мне о каком-нибудь из своих достижений, которым особенно гордится, например о том, что разложила свои мягкие игрушки но размерам.
— Нет, Люси, не напивалась.
— Интересно, что бы произошло, если бы я так напилась?
Мик пожимает плечами и садится. Движение быстрое и решительное, что демонстрирует крепость его мускулов.
— А теперь я принесу тебе большой стакан воды, и ты перестанешь пить.
И это говорит о том, что он не слишком хорошо меня знает.
Шум, постоянный шум, выкрики и слезы достигают своего апогея. Люди кричат, болтают, смеются, поют, но никто никого не слушает. Мик возвращается несколько секунд или, может, минут десять спустя. Он приносит с собой бутыль воды и приводит Джоу Уайтхеда. С момента знакомства с Джоу в сентябре мое первое впечатление о нем (как о некомпетентном и надоедливом типе) подтвердилось, если не сказать ухудшилось: эдакий прыщавый, потный и подлый человечишка. Все это я могла бы ему простить, если бы он хорошо работал, но он работает плохо. Я слишком пьяна, чтобы утруждать себя вежливой беседой с ним. Когда он спрашивает, весело ли мне, я изрекаю: «Я вас не слышу, слишком громко играет музыка», а затем снова переключаюсь на Мика.
К моему раздражению, Мик не ложится снова на огромную кушетку, хотя Джоу без колебаний бросается на нее и принимается шлепать по ней руками и ногами, как обычно бьют по снегу, делая снежных ангелов.
Мик настаивает, чтобы я села прямо и выпила воду, которую он принес. Я принимаюсь мрачно отхлебывать воду — не уверена, хочу ли протрезветь. Я очень повеселилась, когда опьянела, а мне в последнее время так не хватало веселья. Надо признаться, что я в действительности ни с кем не разговаривала. Мне не представилось возможности ни пообщаться, ни произвести впечатления на окружающих, и я явно не в состоянии осуществить это теперь. Я не потанцевала и не осмотрела террасу, а она, наверное, с подогревом, и оттуда должен открываться потрясающий вид на Лондон. Возможно, я не воспользовалась своим вечером свободы оптимальным образом, но я неплохо повеселилась и не хочу трезветь. Стоит Мику отвернуться, как я украдкой поспешно отхлебываю из любого бокала, который окажется под рукой. Поскольку счет за вечеринку оплачивает фирма, на столе в беспорядке стоит множество недопитых отставленных бутылок и бокалов. Таким образом, я смешиваю водку, джин, шампанское, пиво и вино — игра в русскую рулетку. С каждым новым глотком я думаю: может быть, именно он опрокинет меня.
Я придвигаюсь к Мику и спрашиваю:
— Что ты думаешь о детях?
— Я их люблю, но не могу съесть целиком, — с усмешкой бросает он. Откуда-то доносится взрыв смеха, он кажется мне безумным и неестественным. О боже, это я смеюсь.
— Не понимаю детей, — признаюсь я. — У меня есть один ребенок — дочь, но я не знаю, что с ней делать. — Он холостой парень и даже не спрашивает, что я имею в виду, но мне плевать, я воспринимаю его молчание как приглашение продолжить беседу. — Я имею в виду все эти бесконечные посещения зоопарка, организацию детских праздников и все эти запахи. — Мик слегка побледнел, и я сочла, что лучше не вдаваться в подробности, рассказывая о тех отвратительных запахах, которые время от времени издают дети, вторгшиеся в вашу жизнь. — Я не знаю собственной дочери. Не знаю существа, которому дала жизнь.
Внезапно правдивость и печаль этого замечания возвращают меня на землю. Боюсь, что вот-вот разревусь. Проклятый алкоголь. Я миллион раз была свидетельницей того, как нечто подобное происходило с другими, как же я могла позволить себе дойти до такого состояния? И я решаю сменить тему разговора.
Я осматриваю помещение, где проходит вечеринка. Похоже, все уже в достаточной мере опьянели, чтобы вырваться из рамок привычной светской беседы и даже вежливой болтовни коллег; комната источает откровенную бесстыдную беспорядочность. Мне нравится подобное волнующее безрассудство, я испытываю потрясающие ощущения.
Я приближаю губы к уху Мика так, что он, наверное, ощущает мое дыхание на своей мочке. Я вижу, как волоски на его шее приподнимаются. Интересно, это единственная часть его тела, которая поднимается, проявляя ко мне внимание? Одной рукой я обхватываю его шею, другая падает ему на бедро.
— К тому же у меня есть муж, но я не знаю, что с ним делать, — шепотом признаюсь я. — Думаю, что и он больше не знает, что делать со мной. Забыл.
Я даю возможность сказанным мною словам повиснуть в воздухе между нами. Мик не смотрит на меня, а устремил взгляд куда-то вперед; его неподвижность доказывает, что я завладела его вниманием. Остальная часть зала, еще секунду назад казавшаяся такой шумной и мощной, похоже, куда-то исчезла. Мир замер в ожидании ответа Мика. Я прекрасно понимаю, что я совершила — открыла банку с червями. Я хочу, чтобы ему в голову проникли кое-какие мысли, неуместные, опасные мысли. Я хочу, чтобы Мик почувствовал мою неудовлетворенность и поступил соответствующим образом. Более того, мне просто необходимо, чтобы он действовал. Он выглядит чрезвычайно сексуально сегодня вечером, и он здесь, рядом, верно? И он вполне доступен. Ведь так? А мне необходимо ощущать себя желанной.
Кажется, будто проходит несколько световых лет, прежде чем Мик в полной мере оценивает ситуацию. Я на редкость пьяна и выражаю разочарование по поводу своей семейной жизни, я сижу рядом с ним на большой кожаной кушетке, если он намерен сделать ставку, то лучший момент, чем сейчас, ему вряд ли представится.
— Ты не говорила ничего подобного, когда мы были в Нью-Йорке, — осторожно замечает он.
По правде говоря, я ожидала, что он предложит мне перебраться в какое-нибудь другое, более тихое местечко, так что отвечаю прямо и бесхитростно:
— Я никогда так не напивалась в Нью-Йорке, Мик. Он быстро поворачивается ко мне:
— Не в моем стиле соблазнять пьяных женщин, Принцесса. Спасибо за предложение и за все прочее. — С этими словами он встает и обращается к Джоу: — Приятель, мне нужно уйти. Позаботься о том, чтобы Люси выпила побольше воды, а через час посади ее в такси, ей тоже пора домой.
— Слушаюсь, капитан, — говорит Джоу, поднимая руку ко лбу, словно отдавая честь.
И Мик выходит из комнаты, даже не взглянув в мою сторону.
Он ушел, и я почувствовала себя глупой и рассерженной. Я испытываю отвращение к нему и к себе. Я не могу поверить, что только что предложила ему себя на блюдечке, а он ответил «нет». Нет! Он хотел этого в Нью-Йорке, я уверена, что хотел. Что случилось в промежутке? Неужели я так постарела?
Джоу садится.
— К черту воду. Что он о себе возомнил?
Проходит несколько минут, прежде чем я начинаю понимать, что говорит Джоу. Я ощущаю себя потерянной и отвергнутой.
Джоу снова усаживается рядом со мной. Я даже не заметила, что он уходил, но он явно отлучался к бару. Он с решительным видом опускает серебряное ведерко, и я вижу торчащую оттуда бутылку шампанского «Кристал».
— Мик порой воображает себя боссом. Ты же сама можешь решить, сколько тебе выпить, правда, Люси?
Шампанское, ледяная пленительная жидкость, щекочет мне горло. Тысячи поразительных пузырьков танцуют неистово на моем языке. Я протягиваю бокал, чтобы его снова наполнили, и улыбаюсь этому болвану Джоу.