Жениться по любви

Глава 14

— А маг действительно может заставить человека поступить так, как нужно ему?

Началось с того, что сира Симона попросила Ламберта размяться с нею немножко, а то форму теряет без настоящего дела. Ламберту так и хотелось предложить ей такое настоящее дело — настоящее некуда, но он сдержался. Понятно же, что наёмница на контракте в общую свалку ввяжется только в том случае, если орки начнут штурмовать замок (чего, хвала Девяти, лет двести с лишним не случалось). Но размяться с незнакомым напарником вместо давно привычных братьев и помощников? Почему бы и нет?

Вышло… занятно. Ламберт слышал о мастерах биться двумя клинками, но вживую с такими не сталкивался. Генриху тоже стало интересно, и он подкатил к сире Симоне с просьбой поучить его держать в левой руке нож вместо щита.

— Щит на самом деле лучше, — сказала она, морщась и потирая плечо, куда ей от души прилетело хоть и деревянным мечом, зато умелой рукой. — Это так… либо покрасоваться, либо если без щита останешься.

Племянник возразил, что без щита остаться — раз плюнуть, особенно если у орка в лапищах не скимитар, а кистень.

— А чем вам нож против кистеня-то поможет? — хмыкнула наёмница. — Ну, ладно, могу поучить, если отец ваш позволит.

Пока что она взялась показать какой-то подлый, исподтишка, удар ножом с левой руки, пока для видимости атакуешь правой с мечом, а Фрида наколдовала кусок льда, завернула его в платок и подала Ламберту, потому что правый глаз у него начал заплывать. По-хорошему, следовало бы пойти к целительнице, но рядом стояла чародейка, а собравшийся народ пялился на баронского сына и наёмницу и вряд ли бы заметил даже прилёт дракона. Тут-то Ламберт и спросил, может ли маг заставить человека поступить так, как нужно ему.

— Менталисты, собственно, только этим и занимаются, — легко ответила Фрида. — Другое дело, что мало их, и шифруются они обычно почище некромантов. А уж дерут за свои услуги столько… Если хочешь, чтобы дядюшка на тебя переписал наследство, а не кузине его оставил, которая десять лет за ним ходила, половину этого наследства отдать придётся. А если захочешь глупого колдуна с носом оставить, то совесть так загрызёт, что своими руками сладишь затяжную петельку и покаянное письмо оставишь, оговорил-де кузину перед дядюшкой, чистую голубицу, и жить теперь с этим не можешь. Молишь Девятерых, чтобы дали в следующем перерождении искупить нынешние грехи, деньги же делишь поровну между голубицей и мудрым старцем, укорившим грешника и пробудившим в нём совесть.

Ламберт зябко повёл плечами, хотя в подвале, куда набилась целая толпа, было, в общем, совсем не холодно. Душновато даже.

— Работа очень тонкая, — неторопливо продолжила Фрида, — делаться должна неспешно, потому что меняться человек должен постепенно, чтобы никому и в голову не пришло, будто его менталист окучивает. А с чего такие вопросы, сир Ламберт? Потому что ваш брат выгнал старую дуру, которая всем здесь уже до смерти надоела, хотя ещё год назад как-то терпел её? Ну так, сами видели, даже Елену можно вывести из себя, а у супруги вашей терпения заметно побольше, чем у господина барона.

Ламберт подумал, что будь он сам на месте Елены, Аделаида не замок бы освещала роскошным фонарём под глазом (какой у него как раз намечается, кстати), а лежала бы в лубках.

— Да Георга, похоже, ещё в Озёрном довели, — сказал он. — Вот он и сорвался: приехал домой, а здесь такая же… тётушка. А чары… подчиняющие, или как это назвать, не всякий маг может наложить?

— Ох, — вздохнула Фрида, — вроде мы ничего особо не скрываем, а если и любим прихвастнуть, так исключительно в рамках своей школы. А нас всё равно подозревают в каких-то совершенно немыслимых вещах! Стихийница я, сир Ламберт, тупая боёвка. Вон хоть Фелицию спросите, кому и что я могу внушить. Ну то есть, внушить-то я могу, ещё как, но для этого мне надо либо ледышкой в пять фунтов весом об стену шмякнуть, либо заставить мост обледенеть на всю длину разом. Очень, говорят, внушительно получается. Но мозголом из меня, как из деревенского кузнеца ювелир.

— Да не про вас я! — сказал Ламберт с досадой. Слишком громко сказал, но никто даже не оглянулся, потому что ещё несколько человек, похватав деревяшки подходящего размера ринулись разучивать новый приём, а остальные с интересом следили за тем, что у них получается.

— А про кого? Про… Сот Трижды Мудрейшая, это вы Фелицию подозреваете, что ли? — развеселилась она. — В привороте, да?

Она по-девчоночьи прыснула и зажала себе рот рукой. Несколько минут под недовольным взглядом Ламберта она тряслась от придушенного смеха, потом справилась с собой и сказала, изо всех сил стараясь выглядеть серьёзно:

— Ох, сир Ламберт, даже жалко мне вас, честное слово. Ну, неужели вот никогда и никто вами не интересовался просто как мужиком? Понятно, что для здешних девушек вы неизбежная неприятность вроде осота на грядках: его выпалываешь, выпалываешь, выпалываешь, а он всё лезет да лезет, и никуда от этого не денешься, будешь полоть и полоть. В смысле, ложиться и расставлять коленки. — Ламберт нахмурился: опять его тыкали носом в его «вы неспособны…», и опять чародейка. Они все наглые такие? И совершенно бесстыжие? — Или вы их просто нагнуться заставляете? — безмятежно продолжала Фрида. — Подол на голову, сунул, кончил, вытащил — свободна? Хотя нет, раз у вас всего одна дочка, стало быть, сперва вытащил, потом кончил. Шлюхи вас должны нежно любить, я думаю. Просто и быстро — мечта, а не клиент. И даже боль причинять не хотите, чтобы заставить хоть от боли стонать и извиваться. Ни одного синяка у Елены не видела, — пояснила она свою осведомлённость. — А у скотов, которые удовольствие причинять не могут и не любят, а боль — весьма и весьма, даже с законной супругой обязательно что-нибудь эдакое прорвётся.

— Да вам-то что за дело? — разозлился Ламберт. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь всё же их услышал. Стояли они, конечно, в приличном таком отдалении, и гомон стоял в гулком подвале, и азартные выкрики раздавались, но всё-таки… И просто ему не нравилось, куда свернул их с чародейкой разговор.

— Да никакого, конечно, — заверила Фрида. — Ваше с Еленой дело, что у вас и как. А по поводу Фелиции… Да, целители привычны работать с очень тонкими магическими потоками и обычно очень неплохо разбираются в людях. Но самый обыкновенный, во всех отношениях средний целитель должен знать такую кучу вещей… Строение тела, работа различных органов, их особенности — отдельно у мужчин, отдельно у женщин, у младенцев, у подростков, у эльфов, у гномов. Лекарственные травы. Ядовитые травы. Животные яды. Их применение в лечении. Обработка инструментов. Уже головой мотаете? А я ещё и половины не назвала. И куда, по-вашему, там ещё впихивать ментальную магию? И как отрабатывать заклятия, когда раненых надо выхаживать, а магический резерв очень даже конечен и при общем переутомлении паршиво восстанавливается? Нет, сир Ламберт, Фелиция Каттен — обычный полковой костоправ с весьма средними способностями. Ну, или так ловко скрывает свои настоящие таланты, что я немею от восхищения.

— Неплохо бы, — буркнул Ламберт.

— Что? — не поняла она. — А, онеметь… Ну, так сами же спросили. В общем, всё очень просто, сир. До сих пор вам пытались строить глазки исключительно засидевшиеся в девках бесприданницы, согласные на любого мужа, даже безземельного и весьма небогатого. А тут явилась блудливая кошка, любительница всяческих земных удовольствий от «вкусно пожрать» до «страстно потрахаться», и начала вокруг вас виться и тереться с громким мурлыканьем. И кто б тут устоял? Никакой магии для этого не надо.

***

— Сир Георг, я бы хотела, если позволите, пригласить летом мастера, чтобы переложить заново камин. — Наверное, следовало сначала посоветоваться с супругом, но его опять не было в замке, да и решать будет всё равно его старший брат. — Он начал трескаться, как я понимаю, ещё до моего приезда, — пояснила Елена, потому что барон посмотрел на неё этак… озадаченно. — Но я вместе с дровами жгу уголь, а старым потрескавшимся камням это совсем не полезно. Боюсь, добью я бедный камин к весне. И разумеется, я сама оплачу и работу, и материал. И да, сразу говорю, мастер будет гномом. Вы не настолько их не любите, надеюсь, чтобы даже в замок не пускать? Даже для работы?

Сир Георг потряс головой, видимо, укладывая в ней услышанное.

— Согласен, — сказал он. — И на гномов, и на новый камин. Даже, возможно, раз уж вы кого-то из них пригласите, поручу и кухонную плиту переложить.

— Георг! — сказала старая баронесса шокированно. — Гномы — в нашем замке?

— Были бы у меня на это деньги, матушка, — сказал он, кривенько усмехаясь, — я бы их нанял весь замок перестроить. Или хотя бы новый форт у Нижних Бродов. Или хоть стену вдоль Гремучей вместо частокола, который всё равно сожгут.

— Стена — это, думаю, реально, — заметила Елена. — Только рассрочку не просите, проценты будут грабительские.

— Выстроенная гномами каменная стена почти в лигу длиной и высотой хотя бы в две сажени?

— А вы посчитайте убытки от орочьих налётов и представьте себе, за какой срок окупится такое строительство, если налётов не будет.

Он действительно задумался, рассеянно чертя вилкой по пустой тарелке (да, все обитатели замка ели и не жаловались, даже Дианора; это только Елена нос воротила, избалованная хорошим поваром).

— Камень ниоткуда возить не надо, его там прямо на месте можно брать, — продолжила Елена. — То есть, расходы на материал будут минимальными… Ох, простите, если лезу не в своё дело, но так ведь невозможно жить, в самом деле: ваши люди растят урожай, разводят скотину, работают до изнеможения, а потом налетает стая саранчи и сжирает половину. Ещё и детей воруют! — Она сжала вилку в руке так, что на ладони отпечатались красные полосы. Больше всего её задели эти украденные дети: в конце концов, всё можно построить и вырастить заново, но если бы её Мелиссу вот так выдрали из рук и утащили куда-то в горы… И пусть даже там её будут растить, как свою, всё равно потерять ребёнка — это ужасно.

— Мы так живём уже пятый век, — жёстко усмехнулся барон. — Но хоть как-то защититься… Да, надо будет примерно прикинуть стоимость работы. Каменщиков всё равно нанимать для починки крепостной стены, пусть заодно скажут, чего и сколько.

— Кого ты слушаешь, Георг? — проскрипела старая баронесса. — Что она вообще понимает?

— Ну, например, матушка, — суховато ответил почтительный сын, — благодаря Елене, мы в прошлом году заплатили налогов на треть меньше обычного. Так что кое в чём она всё же разбирается.

— Ну так и наняли бы её управительницей, — презрительно сказала старуха. — Замуж-то зачем было брать?

Можно было ответить, что управителям надо платить. Хорошим управителям — платить много. А она сама заплатила за титул для своей дочери десять тысяч наличными. Но посмотрев на баронессу, Елена только пожала плечами. Старушка уже явно выживала из ума. Ложку в ухо не совала, и на том спасибо. И спорить с нею, обижаться на неё — всё равно что на храмового дурачка злиться. Занятно, думала она, шестидесятилетие отца тоже ведь не за горами, но представить себе Августа Ферра таким вот побитым молью чучелом, наверное, даже его злейшие враги не смогли бы. Скорее всего, отца на седьмом десятке прихватит сердечный приступ или удар прямо за рабочим столом с кипой счетов или новыми чертежами. Может быть, матушке барона следовало бы нагружать мозг, чтобы не разучиться им пользоваться? Хоть дамские романы читать, что ли. У Аделаиды они точно есть: Дианора обиделась, когда Елена посмеялась над героиней «Грозы над горами», стало быть, читала и даже близко к сердцу приняла, дурочка маленькая.

— Тётушка, — Аделаида покривилась, но Кристиан упрямо мотнул головой: законная жена родного дяди — это кто? Уж точно родня поближе каких-то надутых старух! — Я видел, вы привезли с собой книги. Можно мне что-нибудь взять?

— А если это «Испытания любви»? — улыбнулась Елена.

— Тогда их попросит Дина, — хихикнул мальчишка. Сестрица фыркнула и показала ему язык, но под строгим взором отца оба сели прямо и напустили на себя примерный вид. — Я, кажется, видел у вас «Дневники наёмника», — безупречно вежливо проговорил Кристиан. — Вы позволите мне взять один из томов? Я буду очень аккуратен, честное слово.

— Это приличная книга? — спросила Аделаида, строго глянув на Дианору. — «Дневники наёмника» звучит чересчур… — она замялась, но быстро нашлась: — натуралистично.

«Ого, какие слова знает госпожа баронесса! — восхитилась Елена. — А ничего, что мальчишке уже четырнадцать и он уже наверняка начал по девкам шастать в отцовском-дядюшкином духе? Со старшим братом на пару?»

— Я не советовала бы её сире Дианоре, — сказала Елена, опять не сдержавшись и пожав плечами, — но только потому, что Эрлан Краснолесский чересчур увлекается подробностями схваток: кому куда прилетела стрела или огненный шар, кого и чем пырнули, сколько крови при этом вытекло и какие части обгорелой одежды пришлось срезать с раненых. Но сир Кристиан сам уже участвовал в нескольких патрулях и даже в бою побывал — вряд ли его этим шокируешь.

И написано было точно не для девушек из приличных семей, потому что им и слова такие знать не полагалось. Это Елена, с её детством, отчасти проведённым в мастерских и на складах, сама могла любому наёмнику проникновенно объяснить, кто он такой, кто его зачал и в какой позе, и куда ему следует пройти, чтобы заняться там любовью с… ну, на его выбор: огром, мантикорой, самим собой… А сира Дианора и знать не должна, что такое… м-м… ну, хотя бы «ублюдок». Незаконные дети ведь должны именоваться бастардами. И их вообще не должно быть на свете, и если бы не безголовый дядюшка, притащивший своего бастарда в замок, Дианора даже догадываться не должна была о том, что дети могут появиться без брака. И почему родители требуют от детей, дочерей особенно, каких-то немыслимых добродетелей? Сами-то в их годы…

— Ого, — заинтересовавшись, сказал Генрих. — А мне тоже можно?

Про старую баронессу все подзабыли, а она вдруг громко и отчётливо произнесла:

— Нет, мальчики, я вам запрещаю брать что бы то ни было у этой дряни.

Над столом повисла неловкая тишина, даже Аделаиде стало неудобно за свекровь. Елена, не удержавшись, прикрыла ладонью глаза. Зачем люди хотят долго жить? Лучше уж умереть в неполные пятьдесят, чем превратиться вот в такое.

— Сир Георг, — сказала она с тяжким вздохом, — возможно, мне следует питаться у себя? Поучить с вашим сыном столовые приборы я и отдельно могу, хотя за столом это, конечно, удобнее — постоянно, день за днём, незаметно бы само собой всё запомнилось. Но я так раздражаю вашу матушку, что, наверное, лучше будет мне не мозолить ей глаза.

Барон глянул на устрашающее количество пыточных инструментов возле тарелок старших детей (Генрих, подумав, тоже присоединился к брату и сестре в их попытках выучить всё это).

— Матушка, — сказал он ровным, но ледяным тоном, — в этом замке пока что хозяин я, и запретить что-то своим детям могу тоже только я. Будьте добры вести себя достойно баронессы Волчьей Пущи и не оскорблять законную супругу моего брата. Госпожа Елена, — он перевёл взгляд на неё, — я приношу извинения за мою мать. Старая больная женщина с привычками и понятиями полувековой давности… Надеюсь, вы понимаете.

— Конечно, сир Георг, — слегка наклонив голову, проговорила Елена. — Я всё понимаю. Вам не за что извиняться.

Не за что извиняться и злиться глупо, но войдя в спальню, Елена первым делом хватила об стену чашку. Расписанные золотистыми лютиками осколки с жалобным звоном брызнули в стороны, и ещё, и ещё… остались три чашки — как раз выпить вечером чаю с наёмницами, если заглянут. А завтра купить новый сервиз, всё равно вон на этой чашке скол сбоку — Герта то ли в самом деле не удержала её в руке, то ли крутила-вертела, пока не приложила об угол стола. Есть же такие люди, которым прямо-таки необходимо всё ломать и портить, просто между делом. Герта, кажется, была из них. Дети, конечно, часто ломают, рвут и пачкают вещи, но даже за Тео Елена не помнила такой потребности пройтись смерчем. Или это в ней разочарование говорит? Так хотела быть хоть кому-то тут нужной, а всё, чего от неё хотели — сладкого чаю с пирожками.

Она поставила обратно на тумбочку слегка побитую чашку, с нервным смешком подумав, что уцелела именно побитая — как всегда, из целого сервиза остаётся либо чашка с трещиной, либо сколотая сбоку, либо оставшаяся без ручки. После вспышки она почти успокоилась и даже сбор осколков, разлетевшихся по всей комнате её не раздражал. Можно было, конечно, позвать служанку и поручить это ей, но про осколки, валяющиеся у камина, не соврёшь, что нечаянно смахнула сервиз с тумбочки и кое-как успела удержать только половину.

«Девять богов, — подумала Елена, раз за разом нагибаясь к бурому войлоку, на котором белые с зелёным и золотистым осколки отлично были видны, не пропустишь, — как же хорошо, что дорогого супруга нет. Только его мне сейчас не хватает для полного счастья!»