Жениться по любви

Глава 9

Это было, как всегда, не сказать чтобы противно, но очень скучно. Наверное, как для опытной проститутки — клиент без всяких особых потребностей. Просто работа, просто супружеский долг, всё равно что для бабы победнее мужнины подштанники стирать. Впору было думать о побелке того самого потолка, но в замке потолки не белили (а зря, кстати), над кроватью же нависал полог. Так что Елена вспомнила откровенно пялившуюся на неё дриаду и, не сдержавшись, хихикнула. Очень не вовремя, чуть не сбив супругу соответствующий настрой. М-да… Хвала Хартемгарбес, он всё же решил сперва закончить начатое, а уж потом поинтересоваться причинами неожиданного веселья, а то бы ведь пришлось терпеть второй заход.

— Представила себе ночь с дриадой, — фыркнула Елена. — И вашу реакцию на предложение присоединиться.

Ламберт хмыкнул этак неопределённо. Обычно он почти сразу засыпал, но тут его зацепило. Он что, действительно приревновал жену к остроухой мосластой стерве?

— Так вам в самом деле нравятся женщины?

Елена нашарила под подушкой сорочку и попыталась в темноте под балдахином на ощупь разобраться, где подол и где проймы. «Надо будет зачарованных кристаллов купить и развесить по углам, — подумала она. — Не свечи же тащить в постель».

— Нет, если вы имеете в виду сплетни про нас с Сандрой Вебер, — рассеянно отозвалась она на вопрос супруга. — Там были разве что совместные попойки с последующими объятиями и соплями-слезами на груди друг у друга. Просто здесь никто не смеет даже подмигнуть супруге брата его милости барона — поневоле заинтересуешься любым проявленным вниманием.

— Да что-то не похоже, чтобы вы томились в разлуке, — буркнул он. О да, она же не считала нужным изображать неземную страсть… да даже просто притворяться, что ей это нравится.

— Сир Ламберт… — Елена обречённо вздохнула. Разговор назревал давно, но не имел никакого смысла и совершенно точно не мог ничего изменить. Однако и молчать тоже было глупо, Фрида была права: молчишь — и все считают, что так оно и должно быть.

— А почему до сих пор «сир»?

— Потому что про разницу в сословиях я помню, что бы там ни говорила сира Аделаида, — пожала плечами Елена. — А звать вас наедине как-то иначе?.. Вы даже в постели ведёте себя как благородный сеньор, задравший подол крестьянке, не интересуясь её мнением на этот счёт. Будьте добры, помолчите, — оборвала она его попытку перебить её. — Вы мне задолжали разговор ещё с первого вашего возвращения, так что дослушайте. — Он проворчал что-то, но всё-таки человеком сир Ламберт был справедливым, этого у него было не отнять, так что он позволил Елене продолжить. — Ваших любовных талантов я касаться не буду, — подавив вздох, сказала она, — потому что у мужчин при первом же намёке на это отключается мозг и наружу лезет сплошное оскорблённое самолюбие. Но вот вы входите в нашу спальню, застаёте здесь очередное чаепитие, благосклонно киваете и садитесь в кресло у камина. В камине вместе с экономной охапкой дров горит уголь, который купила я; в моём чайнике закипает вода, чтобы заварить чай, который купила я; на столе горит моя лампа, а на каминной полке мои свечи — огры с этим всем, я всё это делаю для себя, а то, что этим пользуетесь вы… да на здоровье, мне не жалко. Но Фрида, которой мой отец платит за мою охрану, подаёт вам чай, а вы её ни разу не поблагодарили — а она-то вам не служанка. Она просто сама хорошо знает, что такое неделю-другую толком не слезать с седла, вот и заботится о вас. И вы принимаете это как должное. А почему? Это ваши люди в уплату за то, что вы их защищаете, кормят вас и ублажают, начиная от стирки портянок и заканчивая теми самыми задранными подолами. Но ведь Фриде вы никто, вообще никто — и при этом хоть бы раз оценили её заботу.

— Я ценю, — возмутился он.

— Вот этот ленивый кивок и есть ваше: «Спасибо, сира Фрида, вы очень добры»?

— Сира?

— Сот Трижды Мудрейшая! — Елена чуть не зарычала. — Из всего, что я сказала, вы выцепили единственное слово? Да, сира Фрида из Плотовиков, что в Семиречье. Какая-то там по счёту дочь чьего-то младшего брата не пожелала становиться жрицей, а вместо этого сбежала учиться магии. Из семьи тем не менее не изгонялась, от рода не отлучалась, просто, как всякая магесса, не заморачивается титулами в принципе. Теперь, очевидно, вы будете её благодарить за то, что она приносит вам чай в кресло и даже остужает его, чтобы вы не обжигались? А будь её отцом мелкий чиновник, её хлопоты бы по-прежнему доброго слова не стоили?

Он ничего не ответил, да Елена, в сущности, и не ждала. Похоже, благородный сеньор из семьи, чьим девизом уже пятый век было «Я возьму сам», просто неспособен был услышать и воспринять некоторые вещи.

— Ладно, — сказала она, сдаваясь, — это бесполезно, как я сире Фриде и говорила. Вы — вся ваша семья, не лично вы — не цените ничего, что делается для вас. Вы считаете, что так и должно быть. Я старалась быть полезной, я исправляла ошибки вашего управляющего, я торговалась до хрипоты со сборщиком налогов, я возилась с вашей дочерью — и всё равно я безродная хамка, которая много о себе возомнила.

— Я такого никогда не говорил!

— Вы молча слушаете, как это говорят ваши мать и невестка, — устало сказала Елена. — Мне на хер, простите за грубость, не сдалась ваша защита, но вы ведь даже и не пытаетесь за меня вступиться. Понятно, вы всю Волчью Пущу защищаете от орков и бандитов, а бабы пусть сами меж собой разбираются… Знаете, от души завидую сире Ванессе: она может месяцами здесь не показываться, потому что всегда может отговориться местом при графской семье. У меня такой службы нет, только дети, которых я могу навещать, да и то не слишком долго, чтобы не нарушать приличий.

Очень хотелось ещё много всего сказать, но дорогой супруг молчал — и не начал ли задрёмывать, так что Елена повернулась лицом к стене и повыше подтянула меховое одеяло. Ну вот, она высказалась — и что? Теперь старая баронесса будет звать её «доченька», сира Аделаида — советоваться, как лучше распорядиться приданым Дианоры, а дорогой супруг хотя бы постарается быть чутким и нежным? «Надо бы хоть кошку привезти из Озёрного, — думала она, рассеянно теребя мех, щекотавший ей подбородок. — Хотя… нет, не стоит: младшие дети барона, мелкая пакостница Герта… Тюремный срок непонятно за какое преступление, — припомнила она слова Ванессы. — Да, похоже».

— Может быть, вам съездить в Озёрный, не дожидаясь праздников? — спросил вдруг Ламберт. Елена, уверенная, что он уже спит, удивлённо повернула голову к нему. — Потом, ближе к Солнцевороту я тоже приеду, удочерю Мелиссу, как договаривались, и вместе вернёмся. Половина ваших бед и обид оттого, что вы по детям скучаете, я же вижу. Вы и к Герте пытались относиться, как к дочери, да только с нею нельзя, как с Мелиссой. Разбаловали её и матушка, и дед с бабкой, только через задницу и понимает. Была бы мальчишкой, она бы у меня уже училась деревянным мечом махать до судорог в руках и верхом ездить, пока с седла не свалится. Чтобы вечером поесть, упасть и до утра не просыпаться. А как с девчонкой быть, не знаю. Я так понимаю, здесь ей в самом деле толком заняться нечем: на кухне и в прачечной моей дочери делать нечего, а чтобы за пяльцы её посадить, ей надо юбку к скамье прибить гвоздями.

— Как мальчишку и учить, — буркнула Елена, всё ещё, как это ни глупо, уязвлённая своей неудачной попыткой поладить с любовницей супруга и его дочерью. А могла бы и подумать о том, что Катерина — это не Летиция, даже близко не она. — Чтобы действительно сил ни на что больше не хватало.

— И куда потом? В наёмницы, как сира Симона?

— Или в Орден Пути. Или к Дочерям Аррунга.

— Это женский-то орден? — уточнил он. — Да, слышал. У них тут неподалёку, в Захолмье, обитель и приют для ветеранов.

— Да, военно-монашеский орден для тех, у кого нет способностей, которых требуют магистры Пути.

Он покачал головой — слышно было, как волосы прошуршали по подушке.

— Как вы вообще себе её будущее представляете? — спросила Елена. — Бастард безземельного сеньора с приданым от деда-мельника? Нет, по деревенским меркам, он человек состоятельный, но чтобы замуж взяли не его внучку, а признанную сиру Гертруду, приданое нужно немного не то, какое может выделить мельник. А если она ещё и в женихах рыться начнёт, как матушка… Герта ведь не законная дочь барона, чтобы её с парой сундуков взяли. Или хоть две-три сотни монет нужны, или жених будет из тех, кто готов платить за звонкое имя… только вот они, женихи такие, ни молодыми, ни красивыми не бывают. Тоже начнутся истерики, как у матушки: «Под мельничное колесо брошусь, а за него не пойду»?

— Всё-то вы знаете. — Он неожиданно подтянулся поближе и обнял её поверх одеяла. Елена покривилась, радуясь, что под пологом темно и её гримас дорогой супруг не увидит. Нужны ей были его утешения… вернее, то, что он таковыми считал. Всё, чего она хотела — чтобы её оставили в покое. Но для этого надо было овдоветь ещё разок. И ещё осиротеть — для верности, чтобы отец не выдал замуж и в третий раз. А осиротев — отбиться от набежавших родственников, сомневающихся, что она справится с ролью регента при Тео. — Не надо ревновать к Катерине, Елена, — сказал вдруг Ламберт, обняв её ещё крепче, и Елена порадовалась тому, что лежит, иначе могла бы и сесть мимо кресла или ещё как-то похоже отреагировать на такую чушь. — Я понимаю, она бесится, сравнивая себя с вами, но вы-то? Она моложе и красивее, только и всего. Куда ей до вас.

— Сир Ламберт, — сказала Елена со слегка нервным смешком, — о ревности я знаю только то, что есть такое слово. Как технология гномов — они говорят, будто с её помощью создают свои инструменты, оружие, броню и прочее. Но что это на самом деле такое? Ревность для меня — та же технология, такая же странная и непонятная вещь. А уж ревновать вас к засидевшейся в девицах мельничихе… Извините, это вы безмерно своей избраннице польстили. Или вы приняли за ревность мой интерес к ней и её семье? Ничего личного, просто хочу знать, чего можно ожидать от этих людей. — Чуть помолчав, она прибавила: — Катерина ведь мне понравилась, когда я увидела её в первый раз. Я, правда, подумала, что она умеет поставить на своём, а оказалось, ей просто слишком многое с рук сходило. Думаете, она и правда может утопиться, если её заставят выйти замуж за того, кто ей не нравится?

— Вряд ли, — неохотно отозвался Ламберт. — Но проверять не хочу. Нам тут только утопцев и водяниц не хватает для полного счастья. Спокойно и деловито, конечно, не пойдёт и не прыгнет, но вот разругавшись с родными, со злости, в слезах и соплях, как вы сказали — огры её знают.

Под его рукой становилось откровенно жарко, и Елена максимально деликатно попыталась выползти из-под неё. Девятеро знают, как это понял Ламберт, но руку он убрал и отстранился.

— Спокойной ночи, — сказал он. — А про отъезд подумайте. Понятно, что почтовая карета не такая удобная, как ваша, зато на почтовых лошадях доедете куда быстрее, чем на своих.

— Вы очень добры, сир, — со смешком ответила Елена. — Боюсь даже предположить, почему. Не приглянулись ли вам самому дриады?

Он тоже рассмеялся.

— Нет, — сказал он. — Вот уж точно нет. Даже у тролля больше шансов.

***

Георг не был любителем подобных вещей, но всё же головы с острыми ушами почти две недели торчали на пиках вдоль тракта на Озёрный в назидание другим любителям не сеять-не пахать, а прийти на готовенькое. Собственно, разговоры о пойманной и вырезанной банде эльфийских изгнанников ещё лет пять потом гуляли по всему северо-востоку королевства. Уже и соседи барона Волчьей Пущи, почёсывая в затылке и пересчитывая денежки, отложенные на чёрный день, прикидывали, не нанять ли и им Аспида с его разношёрстным войском, пока тот не подался куда-нибудь на юг. Просил он, конечно, дорого, но как всякий вольный, поскромнее, чем в гильдии.

А ещё в Волчью Пущу приехала целительница, медно-рыжая особа с наглыми и жёлтыми, настоящими кошачьими глазищами и сама худая и гибкая, как бродячая кошка. Ламберт подумал, что кое-чем она напоминает дорогую супругу: тоже за пять-шесть шагов кажется, что она одного с тобой роста, а подойдёшь ближе — и приходится чуть ли не нагибаться, чтобы посмотреть в лицо. Магичка, в общем, с обычным мажеским самомнением — пообщавшись с Фридой и с Аспидом, Ламберт кое-что о магах начал понимать.

— Следовало бы сначала написать, — заметил Георг, когда рыжая кошка предъявила ему пергамент с печатью Гильдии целителей и заявила, что прочла заявку и условия ей подходят.

Она пожала плечами, опять напомнив супругу.

— Если вас что-то во мне не устраивает, барон, так у меня ещё даже сумка не разобрана. Отдохну немного, поболтаю с вашими травниками и поеду дальше. Сколько я знаю, у ваших соседей в замке живёт дедуля, который лечит детей от кашля, а баронессу — от мигреней, а вот с ранеными работать некому. Я же согласна и раненых лечить, не только нервных дамочек. — Выговор у неё был непривычный, не похожий даже на говорок семиреченских купцов, которых Ламберт то и дело встречал в Озёрном. Откуда она, интересно?

Ламберт взял со стола пергамент, в котором торжественно извещалось о присвоении Фелиции Каттен звания магистра второй ступени. Ну, точно кошка, не ошибся. А вот на счастливицу не очень похожа: подтянутая, опрятная, но есть люди, по которым видно, что они знавали лучшие времена, а у Фелиции Каттен никаких лучших времён, похоже, никогда и не бывало. «Чистенько, но бедненько», как говорится. «Так что самое место ей в Волчьей Пуще», — подумалось вдруг Ламберту.

— Домов на продажу в городе нет, — сказал меж тем Георг, задумчиво разглядывая лекаршу. — Могу выделить место в одной из башен замка на первое время. Если до весны не передумаете здесь оставаться, помогу построиться. Орков не боитесь?

— Если вдруг нарвусь, паду на колени и закрою голову руками, — ухмыльнулась она. — Ни один орк об безоружного, да ещё и бабу, руки пачкать не станет. А когда меня поднимут за шкирку, я щелчком пальцев затяну кому-нибудь самую впечатляющую рану. Сколько я знаю, орки шаманов ценят, и даже в плену у них любой маг может неплохо устроиться. — Она тряхнула головой, так что короткий, но густой, в крупных кольцах, совершенно не женский медный хвост скакнул с плеча на плечо. — Нет, барон, — сказала она уже без всяких ухмылочек, — не боюсь. Латала я и орков, и фейри — та же кровь, те же потроха, одними и теми же травами и заклинаниями лечатся.

— А магистр второй ступени — это как? — спросил Ламберт, возвращая ей пергамент.

— На полпути к мастеру, — пояснила Каттен. — Три ступени магистериума, потом мастер, потом грандмастер…, но если у тебя нет отца, дяди или дедушки в верхушке гильдии, выше второй ступени тебе в жизни не прыгнуть, будь ты хоть сам Гален Лисский.

— Особенно когда гонору побольше, чем у графа? — усмехнулся Георг.

— Ну… подлизывая задницы нужным людям, можно получить третью ступень, — признала она. — Но мастером не стать всё равно. По мне, лучше уж раненых штопать.

— А что с прежним местом? Тоже надо было… подлизывать?

— Нет, — по лицу целительницы пробежала тень, как от облака. — В Зелёном Доле ныне запрещается лечить больных и раненых богомерзкой магией. И даже травники не приветствуются. Лечиться следует в храмах, а если молитва у алтаря не помогает, так значит, недостоин ты излечения. Пришлось переправляться через Данувий и искать место на западном берегу, пока в этот самый Данувий с камнем на ногах не сбросили. В лучшем случае. А то кое-кто из жрецов считает, что от магии и вода не очистит, только огонь.

Ламберт покрутил головой. Он, в общем, магию тоже не очень одобрял, но зеленодольские же в полушаге от Империи сидят, а в имперском войске, как он слышал, магов чуть ли не поровну с арбалетчиками. Чем жрецы Девяти собираются защищаться от имперцев, если те к ним нагрянут? Молитвами? Не сильно молитвы тем же железногорским помогли…

Без Елены и её наёмниц в спальне было… пусто. Истопник принёс и сложил дрова в камин, Ламберт отослал его и сам разжёг огонь, воспользовавшись огнивом супруги — удобная штука, надо сказать. Попросить, что ли, для дозоров? В замке не в лесу: всегда можно хоть углей горящих принести, хоть сиру Фриду позвать, а вот в походе иной раз костёр развести — четверть часа провозишься, особенно в сырую погоду. Потом он от лучинки зажёг лампу на непривычно прибранном столе — стало светлее и теплее, но пусто всё равно. Быстро же он привык к тому, что в комнате всегда кто-то есть. Может, Дианору позвать, чтобы шила не при паре огарков, а под лампой? Или Герту привести, усадить за стол и заставить читать вслух? Посмотреть, чему Елена успела её научить…

Потрескивали поленья, блики плясали по гладкому сукну полога над слишком просторной для одного кроватью. Надо было, пожалуй, прогуляться до мельницы, а то потом опять до самого отъезда в Озёрный придётся торчать в форте у Нижних Бродов, где одни мальчишки-рекруты да ворчливая бабка Рута. Ну да, оттуда всегда можно было наведаться в любое село неподалёку, потому что на мальчишек в качестве замены девкам Ламберт мог бы согласиться только совсем уж с голодухи. Но зима же, на сеновалах и в амбарах холодно, а раскладывать хозяйскую дочку в присутствии родителей, братьев-сестёр и сопливых племянников? Слова против никто, понятно, сказать не посмеет, но всё равно… Навестить Катерину, натискаться-наваляться с запасом, а заодно и напомнить, что молодость проходит, и что она думает делать ещё через пару лет? Какого принца ждёт? Пока он не был женат, ещё могла придумывать себе сказки о том, что случится чудо и станет она, первая красавица Волчьей Пущи, пусть не баронессой, так хоть женой брата барона. Но теперь-то у него есть законная супруга — чего ещё ждать дочке мельника? Вон, у кузнеца старший сын недавно овдовел, потеряв жену в родильной горячке, и остался с грудным младенцем на руках. Хороший мужик, основательный, надёжный, не пьянь какая-нибудь. Приказать, чтобы шла замуж и не выё… живалась…

Но вставать и куда-то идти было лень. В самом деле, что ли, послать за девчонками? Пусть рядом посидят со своим вышиванием и расскажут какие-нибудь милые глупости. Дианора же в этом году в первый раз едет на графский бал — вот уж, наверное, рада будет почирикать об этом. И Герте внушение сделать…

И кстати, когда они вернутся из Озёрного, в самом деле надо бы велеть Аделаиде придерживать язычок, разговаривая с Еленой. С матерью спорить бесполезно, а вот сире баронессе ещё не шестьдесят и кое-какие вещи она должна понимать. Что приданое для Дианоры, например, целиком и полностью отложено из приданого Елены Ферр.