— У парнишки дар слабенький, но он тут же размечтался, как из подпаска превратится в могучего колдуна и начнёт убивать орков молоньями направо и налево. А вот девчушка могла бы стать довольно сильной магессой, но она-то как раз первым делом спросила: «А кто меня замуж возьмёт, ежели я ведьмой стану?» Может, ну её? Спит дар — и пусть себе спит. В детях или внуках вылезет — им поневоле учиться придётся, а у тебя уже будет хоть сколько-то обученный боевик.
— Ну её, — зевнув, согласился Ламберт. Надо было вставать и возвращаться в пустую и тихую супружескую спальню, но вставать и уходить совершенно не хотелось. И вообще, для этого надо было сначала снять с себя рыжую кошку, привольно разлёгшуюся на груди. — Вот только, Фелиция, учить подпаска на могучего колдуна, наверное, будет некому. Разве что ты возьмёшься.
— Ферр умер?
— Хуже. Его парализовало, все дела свалились на Елену, она не может пока вырваться даже на месяц-другой.
— Просит тебя приехать к ней?
— Да.
— Ну, значит, следующей просьбой будет согласие на раздельное проживание.
Она села и по-кошачьи же сладко потянулась.
— Думай, чего попросишь взамен, — фыркнула она, искоса глянув на Ламберта, прежде чем поднять с пола сброшенные как придётся вещи.
— Могу ведь и отказать, — возразил тот, силясь удержать руки при себе: медные пряди так соблазнительно елозили по белой спине, вызывая нестерпимое желание запустить в них пальцы, но Фелиция очень не любила, когда ей мешали одеваться. А если она чего-то не любила, то объясняла это немедленно и очень доступно. Не причиняя вреда, как и должен целитель под гильдейской клятвой, но так, чтобы желания повторить не возникало.
— А Елена обжалует твой отказ в суде, и принимая во внимание тяжёлую и неизлечимую болезнь её отца, судья постановит удовлетворить её просьбу независимо от твоего желания, — сказала она, к разочарованию Ламберта, влезая в рубашку. — Стряпчих среди её знакомых наверняка хватает, денег у госпожи Ферр уж точно поболее, чем у тебя, — ты проиграешь этот суд в два счёта, милый, да ещё ваши имена всё графство будет трепать и полоскать в грязи. Оно тебе надо? Так что лучше требуй приданое для Герты, что ли. И вообще, зачем Елена тебе тут нужна? Несчастная женщина, разлучённая с детьми, вырванная из привычной обстановки, всем чужая, одинокая, вынужденная то и дело выслушивать гадости от твоей матушки, которой она даже ответить не может? Представь свою жизнь в плену у орков. Ты бы сумел привыкнуть жить в пещере, пусть и почётным пленником? Ты бы не рвался домой, даже сидя по правую руку от сына вождя? Для городской неженки вы живёте в пещере, Берт. И ещё очень нескоро научитесь строить нормальное жильё.
Так непривычно было слышать это «Берт» от кого-то, кроме братьев… и так приятно, оказывается. Как и чувствовать, что этот кто-то с тобой по своей воле, а не потому что не может отказать. Но так хотелось подразнить нахалку, что Ламберт сказал:
— По-моему, ты ревнуешь, и поэтому не хочешь, чтобы она возвращалась.
Каттен одёрнула рубашку, повернула голову к Ламберту и с ехидной улыбочкой сказала:
— Милый, была бы я ревнива, тебя бы замучил понос после каждой разложенной тобой девки. И не надейся, целительские клятвы мне бы не помешали. Вы же в дозорах такую дрянь жрёте, что мне прямо долг бы велел прочистить хорошенько твои кишки. Хорошо, хоть в форте теперь готовят не сопляки-рекруты, а женщина, у которой руки растут из нужного места.
Ламберт поневоле кивнул. Ехать стряпухой в форт, полный холостых парней, да и взрослых мужиков тоже, согласилась только девка, которой при пожаре обожгло всю левую половину лица, так что даже глаз перестал видеть, помутнев. От такой красоты непривычные ещё к увечьям сопляки шарахались, как от проказы. А вот кое-кто из старых егерей оценил, каковы получаются у Доры похлёбки, каши и даже пироги (когда только успевала — на такую-то ораву вечно голодных мужиков?), и к ней уже подкатывались на предмет «А выходи за меня замуж, что ли. Подумаешь, морда горелая — ночью в темноте всё равно не видать…» Ламберт и сам подумывал, кстати, что Дора стряпает получше, чем кухарка в замке, но лезть в женские дела, споря с Аделаидой, кого нанять, кого рассчитать… ну его на хрен, пирогов можно и в форте поесть, раз уж Елены с её чаепитиями в замке нет и долго ещё не будет.
***
Сир Ламберт заявился к Равноденствию. Приехал верхом, меняя поочерёдно лошадей, потому что так было намного быстрее, чем тащиться в почтовой карте по раскисшей дороге.
— Спасибо, что приехали, — сказала Елена, проглотив безнадёжное: «А пораньше не могли?» Очевидно, не мог. Очевидно, ждал, когда орки, бандиты и прочие подлые вороги завязнут в мерзкой каше из просевшего снега, талой воды и первой грязи. А ей отражать нападки особенно настырного кузена, прикатившего аж из Семиречья, до сих пор удавалось только при поддержке целителя, утверждавшего, что Август Ферр перенёс удар значительно легче, чем можно было ожидать от человека его лет, и что усилиями сиделок и родных его состояние заметно улучшилось. Так что, возможно, юноша, вы поторопились предлагать свою персону в качестве регента для мальчика, у которого живы, хвала всем Девяти богам, и мать, и дед.
Говорить об этом с супругом смысла однако не было. Следовало подумать о том, как уговорить его подписать согласие на раздельное проживание. Хотя бы до совершеннолетия Тео, а там посмотрим. Для чего она вообще нужна ему в Волчьей Пуще? Если верить осведомителям, в супружескую спальню он возвращался чуть ли не за полночь — если, разумеется, у Фелиции Каттен не было каких-то неотложных больных. Кажется, у него вообще с целительницей было всё серьёзно, хвала Хартемгарбес. Законная супруга, пребывая в замке, только создавала бы — без всякого своего на то желания — помехи для их встреч. «Умнее всего для дорогого супруга, — думала Елена, — было бы объявить её своей официальной фавориткой, но ты попробуй напялить колечко на эту упрямицу. Проще на настоящую кошку ошейник надеть — будет шипеть и отбиваться всеми лапами, а потом непременно попытается стянуть с себя эту дрянь».
— Как ваш отец? — Кажется, он действительно был обеспокоен — притворяться он вообще не умел. А может, никогда не считал нужным.
— Хуже, чем хотелось бы, — вздохнула Елена, — но гораздо лучше, чем могло бы. Даже лечебная магия не всесильна, но мой отец очень упрямый человек. Часами может растирать и сжимать-разжимать губы, чтобы заставить их двигаться.
— Он…
— Не может говорить, — кивнула Елена. — Хотя в последнее время мне кажется, что он просто не хочет мычать что-то невнятное, а настойчиво разминает губы и язык, чтобы потом всё-таки заговорить почти разборчиво. Пожалуйста, не надо его жалеть, ладно? Он ужасно злится от этого, а характер у него и без того стал…
— Стал? — Сир Ламберт, не сдержавшись, усмехнулся.
Елена только безнадёжно махнула рукой. Супруг смотрел ей в лицо, и увиденное ему, судя по всему, не нравилось. Она же никого не ждала и никуда не собиралась выходить, поэтому не пудрилась и круги под глазами не замазывала.
— Я вообще чем-то могу помочь? — спросил он.
— Да, — сказала она. — Но это долгий разговор. Примите пока ванну, а я спрошу у повара, чем вас можно накормить, не дожидаясь ужина, за едой и поговорим. Кстати, сир Ламберт, — он неожиданно дёрнулся от этого обращения, — если желаете отдельную комнату…
— С чего бы мне её желать? — удивился он.
Она опять кивнула. Это было хорошо, хотя она и привыкла спать одна: кузен Арнольд по-родственному остановился в их доме, и законный супруг, живущий в отдельной комнате, мог бы стать козырем в его игре. А так — всё прилично. Достать только из комода приготовленные для супруга ещё с праздников вещи и предупредить детей, чтобы не врывались к матушке без стука — случалось иногда, что соскучившиеся дети, особенно Мелисса, забывали о хороших манерах.
В отцовском (а теперь уже, в сущности, в её кабинете) она велела накрыть стол, за которым отец принимал важных посетителей. До ужина было ещё больше трёх часов, но разумеется, на кухне нашлось что поставить на стол, и Елена терпеливо ждала, пока сир Ламберт утолит первый голод, рассказывая ему об успехах Тео в деле владения мечом и о том, что Мелисса уже довольно сносно рисует и маслом, и акварелью. Вряд ли это было ему по-настоящему интересно, но сидеть молча было бы… неправильно. Создавало бы слишком напряжённую обстановку.
Впрочем, заговорить о деле им помешали.
— У вас гость, кузина? — кузен Арнольд, приличия ради постучав, тут же распахнул дверь, чтобы убедиться в правильности полученных сведений: в кабинете сидел незнакомый тип с ещё влажными после ванны волосами, в лёгких «домашних» штанах и одной рубашке. — Прошу прощения, если помешал.
— Позвольте представить вам, сир Ламберт, — мило улыбнулась Елена, — моего кузена Арнольда Ферра из Порожищ. Это в Семиречье, — пояснила она, помня что муж нигде вроде бы дальше Озёрного не бывал. — Кузен, — она чуть склонила голову, — вы ошиблись, к сожалению: это не гость. Это мой супруг сир Ламберт из Волчьей Пущи, брат барона Георга.
Арнольд поклонился с довольно напряжённым видом. Кажется, прислуга, сразу невзлюбившая хозяйского родственничка, «забыла» уточнить, какой именно мужчина почтил своим визитом его кузину. Арнольд ведь в своё время и Рутгера с Алексом подозревал в слишком близкой дружбе с хозяйкой, но был поднят на смех, а тут, надеясь застать Елену в компрометирующем обществе, вообще нарвался на законного супруга.
— А вы, сударь, — с нехорошей усмешкой спросил сир Ламберт, подливая себе вина, — стало быть, и есть тот молодчик, который пытается ограбить моего тестя и моих приёмных детей?
— Что значит «ограбить»? — возмутился Арнольд. Он так и стоял в дверях, потому что войти его не приглашали, а он вполне обоснованно предполагал, что вламываться без приглашения к сиру Ламберту — это не кузине надоедать. — Я надеялся, что вы, сир, поможете мне убедить нашу милую Елену, что вся эта возня с бумагами слишком утомительна и скучна для женщины. Я хочу помочь ей с делами!
— А она вас об этой помощи просила?
— Нет, но людям свойственно переоценивать свои силы.
— А к вам это не относится? — ядовито поинтересовался сир Ламберт. И тут же перебил, не слушая ответа: — Знаете, сударь, я не виделся с женой чуть ли не с самого Излома Зимы. Не могли бы вы оставить нас вдвоём? — И не дожидаясь, пока тот прикроет дверь, повернулся к Елене и спросил: — Может, мне просто выкинуть его отсюда? На редкость навязчивый тип…
— Да, в общем, — задумчиво проговорила Елена, — он ведь действует из лучших побуждений на самом-то деле. Просто некоторые мужчины даже мысли допустить не могут, будто женщинам можно доверить что-то кроме иглы и сковородки. Он уверен, что я разорю семейное предприятие уже потому, что я баба. И уверен, что гораздо лучше позаботится о детях, раз уж мой отец не в состоянии даже о себе позаботиться.
— А о вас? — буркнул сир Ламберт. Елена поклясться была готова, что кое-какие её слова он примеряет на себя.
— А обо мне должны заботиться вы, при чём тут он?
Она придвинула к нему свой бокал и в ответ на его вопросительный взгляд пояснила:
— Если за столом есть мужчины, женщина не должна сама наливать себе вино. Даже хозяйка дома. Сир Ламберт, я очень прошу вас дать своё согласие на раздельное проживание до совершеннолетия моего сына. Я могу получить его и через суд, но сами видите, мне на пятки наступает весьма энергичный кузен, а его поддерживает глава гильдии. Если вы откажете, меня ждёт война на два фронта.
— Хорошо, — просто ответил он.
Елена озадаченно помолчала, потом неуверенно проговорила:
— Спасибо. А кстати, вам не нужны боевой маг и её постоянная напарница? Я не хочу разрывать контракт, это слишком невыгодно, а им толком нечем заняться в этом доме, где и без них хватает охраны. Они не против вернуться в замок, я спрашивала.
Кажется, она не прогадала, не пытаясь подкупить супруга, а просто приняв его помощь и предложив свою. Усталое с дороги лицо сира Ламберта просветлело, и он сказал:
— Ещё как нужны! Только скажите сире Фриде, чтобы купила побольше чая — она его так здорово заваривает.