Жениться по любви

Глава 2

От проливных дождей, мешавших полевым работам, всё-таки была польза: Гремучая вздулась, разлилась на открытых местах, а в теснинах её уровень поднялся так, что, к примеру, злосчастные Козьи Камушки залило до самых макушек. Аж даже проныры-гоблины и сами-то не могли переправиться через взбесившуюся реку, привычно прыгая с валуна на валун, не то что настелить по этим камням хлипкую пеерправу для куда менее ловких орков. Оркам оставались для набегов только Нижние Броды, тоже ставшие из-за дождей опасными, а там, проникновенно матерясь под очередным ливнем, по очереди несли дозор Максимилиан и Ламберт со своими людьми.

Ламберт, впрочем, в замок особенно не рвался, даже когда его сменял Макс: матушка согласилась с тем, что разорвать уже объявленную помолвку — позор куда больший, чем брак с неподобающей женщиной, но это отнюдь не означало, что она смирилась с необходимостью обзавестись невесткой из третьего сословия. И добро бы ещё смазливой девицей! Так нет же! Вдова почти тридцати лет от роду, двое детей от такого же безродного типа, да ещё, судя по описанию, мышь какая-то серая, а не простительная даже для иного барона красотка низкого звания! Ламберт, съездивший в Озёрный и там познакомившийся со своей будущей супругой, очень хотел сказать матушке, что серыми бывают не только мыши, но смолчал. И сама очень скоро это поймёт, и вообще он старался времени в замке проводить поменьше, а у ж с матерью первым разве что здоровался — когда не удавалось от встречи с нею как-либо уклониться. Чего она добивалась этим бесконечным «вот был бы жив ваш отец…» он никак понять не мог, да в сущности, и не старался. Всё-таки ей было уже за шестьдесят, и он старательно гнал непочтительные мысли про «из ума потихоньку выживает», хотя в голову упорно лезло, что лично он предпочёл бы как отец: стрела в горло — и никаких проблем ни с суставами, ни с головой.

Обряд бракосочетания было решено провести на Равноденствие, после завершения полевых и огородных работ — так и так праздники, а погода в эти дни обычно стоит сухая и солнечная, когда гостям нет нужды выезжать с хорошим таким запасом времени, как и задерживаться, пережидая дождливую погоду. Ну да, Ламберт признавал, что он дикарь и бирюк, и самое ему место — в лесу с волками, но он терпеть не мог, когда в замок набивалась целая толпа бездельников, досаждавших ему идиотскими разговорами и расспросами. Когда заключался брак Максимилиана с Ванессой, он на следующее же утро откровенно сбежал проверить, всё ли спокойно у Козьих Камушков. Потому что даже переломать ноги, спускаясь в ущелье, заваленное битым камнем, казалось ему не слишком высокой платой за то, чтобы не выслушивать трескотню кузин и терпеть их заигрывания в духе: «Я порядочная девушка, но вы же честный человек, не правда ли?» Нет-нет, думал он сбега́я, вот уж без кого Волчья Пуща точно обойдётся — без ещё одной безмозглой курицы, у которой родословная… в два локтя длиной, да только это её единственное достоинство. А Георгу вполне достаточно шестерых собственных детей, так что незачем сажать ему на шею ещё и полдюжины племянников. У вдовушки-мышки очень кстати были уже свои мышата — такие же русенькие, сероглазые, прекрасно воспитанные, но зубастенькие. Обоих полностью обеспечивал дед, он же и поставил Ламберту обязательным условием, что дети остаются в Озёрном, а ни в какую глухомань на самой границе не едут.

Август Ферр вообще многовато условий ставил, особенно для суконщика. Даже для такого суконщика, который мог не моргнув глазом выложить десять тысяч наличными. Ещё и посетовал, что господин барон ему не доверяет, а он-то этими деньгами распорядился бы куда умнее и выгоднее для барона же. Тот же контракт с Гильдией наёмников мог бы заключить на гораздо лучших условиях. Но уговор есть уговор, а договор — вот он, читайте, сир. Что не нравится, говорите: обсудим, пока не подписали. Ламберт честно попытался читать, но на второй строчке почувствовал, как мозги у него потихоньку закипают, а на пятой — что он вообще уже перестал что-то понимать.

— Вот это, — сказал он, ткнув в какой-то там подпункт какой-то там части. — «Дети от предыдущего брака остаются в семье отца…» Их отец же был консортом вашей дочери?

— Да, — охотно кивнул Ферр. — И как действующему главе семьи, все права на этих детей до их совершеннолетия принадлежат мне.

— Вы полагаете, кому-то так нужны чужие дети?

— Сами дети — вряд ли, — будущий тесть жёстко усмехнулся. — Но Тео — единственный наследник моего дела. Вы думаете, я хочу отдавать его отчиму право распоряжаться до совершеннолетия Теодора моим имуществом? Я уже выкупил у Ночной Семьи четыре контракта на нас с Еленой, но вдруг кто-то предложит условия выгоднее, чем мои «плюс пятьдесят процентов»? Я не о вас говорю, — махнул он рукой онемевшему от негодования Ламберту. — Я многим мешаю. Но по этому договору, — он постучал карандашом по гладкой и белоснежной, чересчур дорогой для черновика бумаге, — регентом будет Елена, которую я с шести лет натаскивал на руководство семейным предприятием, а не вы, кого учили воевать.

— Но вы же ей отказываете в праве владеть хоть каким-то имуществом? Или я что-то не так понял?

— Всё так, сир Ламберт. Простите за откровенность, не хочу вводить вашу семью в искушение, поэтому ничего своего у моей дочери не будет вообще, вплоть до панталон. Я слышал несколько очень некрасивых историй о состоятельных простолюдинках и небогатых дворянах. Своей дочери я такого не желаю.

— Зачем же вы вообще отдаёте её за человека, которому не доверяете?

— Вам я доверяю, — возразил Ферр. — Но у вас есть брат, у которого на шее висит на редкость бестолково устроенное хозяйство, а он при этом должен защищать людей, живущих на его землях, непонятно на какие доходы. Неудачно выразился, простите. Непонятно на какие доходы ваш брат должен содержать вооружённых и сколько-то экипированных людей для защиты тех, кто живёт на его землях. Как по-вашему, сможет он смотреть спокойно на украшения моей дочери? Особенно если по ночам сира Аделаида будет жаловаться ему на то, что вот муки нормальной нет хлеба испечь, а наглая суконщица в жемчугах щеголяет. И вообще, Дианору замуж как-то выдавать, Кристиана скоро отправлять на королевскую службу, как положено в благородных семьях — для чего ещё брали не первой молодости дурнушку с двумя хвостами, как не ради денег?

Ламберт слегка опешил от такой откровенности, но про себя вынужден был признать, что немалая доля правды в этом есть. Особенно в том, что касается Аделаиды. Аррунг Отец воинов! Кажется, им с Георгом придётся без конца растаскивать своих супруг, потому что серенькая… не мышка молчать явно не станет. Это вам не дочка мельника. Колотить, что ли, обеих?

Так он думал, подъезжая к мельнице. И с Катериной неплохо бы повидаться лишний раз, да и просто провести время у мельника: очень уж не хотелось бегать по замку от матери, желающей опять высказать ему своё недовольство.

* * *

Вино было с побережья, густое и, на взгляд Елены, чересчур сладкое; оттуда же — засахаренные фрукты и маринованные оливки-маслины (сама Елена их терпеть не могла, но многим нравилось… или просто было модно?); мука — меллеровская «королевская»; такая же дорогая, но почти напрочь лишённая вкуса и запаха белая, полупрозрачная и со стеклянным блеском, точно кварцевая, крупа с Лазурного Берега под названием «рис»; окорока, колбасы, сыр… На неделю раньше, чем выехали невеста с отцом, в Волчью Пущу отправился целый обоз. Ещё Елена, послушав Рутгера и почитав сообщения из его папки, добавила целую стопку скатертей и салфеток из того узорного веберовского полотна, где по льняной основе шли шёлковые отходы, делая полотно гладким и блестящим: демонстрировать своё благосостояние — так от всей души.

Брать с собой детей она категорически не хотела. Договорились же с сиром Ламбертом, что весьма-весьма попозже он приедет в Озёрный и без лишнего шума удочерит Мелиссу. Зачем тащить детей в эту дыру, да ещё полную чванливых идиотов и идиоток, явившихся пожрать за чужий счёт и поглазеть на простолюдинку, купившую себе породистого супруга? Отец однако, как всегда, сделал по-своему, и на бракосочетание они отправились вчетвером. Не считая охраны, понятно: охранников Август Ферр нанял целый десяток.

Погода стояла солнечная, сухая, а днём так даже тёплая. Ухоженные лошади резво катили гномьей работы карету, которая только мягко покачивалась на ухабах, а не вытряхивала душу из своих седоков. Елена, заранее подробно расспросившая наёмников о дороге, рассказывала детям о местах, через которые они проезжали. Отец перечислял родственников из других ветвей Ферров, называя города, где те живут, и мануфактуры, которыми владеют. Заставлял Тео повторить, тот путался и сбивался, отвлекаясь то на всадников, сопровождающих карету, то на живность вдоль дороги. Тогда влезала Мелисса, бойко отвечая на вопросы, и торжествующе показывала брату язык. Елене от этих милых, таких семейных сценок хотелось завыть и побиться головой об дверцу. На кой ей сдался этот сир Ламберт со своим голозадым братцем-бароном? Из-за него придётся месяцами не видеться с детьми, а у Мелиссы скоро начнётся возраст, когда рядом обязательно должна быть близкая девочке взрослая женщина. Попросить Сандру, чтобы почаще приходила в гости с племянником? Тео с Марком неплохо ладят, а Мелисса бы… «А Мелиссу палкой не отгонишь от брата с его приятелями, — поправила себя Елена. — Нужна ей какая-то матушкина подруга! Впрочем, не будет рядом матушки, так может, и тётушка Сандра сгодится? Пусть поучит девчонку рисовать, у Мелиссы вроде бы неплохо получается. Таланта, как у Летиции Хорн, у неё нет конечно, но набросать эскиз для вышивки или подрисовать под дружеским письмом какой-нибудь милый пустячок вместо подписи — почему нет? Учат же нас всех играть на лютне, хотя у Тео музыкальный слух отсутствует как таковой, да и у меня с ним неважно…»

Глава наёмников, дядька весьма уже в годах, а потому опытный путешественник, по просьбе Елены рассчитал время так, чтобы прибыть в Волчью Пущу в последний день перед обрядом: не хотелось Елене болтаться ни в замке, ни вокруг него даже лишние полчаса. Вот наденет браслеты сира Ламберта, тогда уже и осмотрит всё, что сочтёт нужным (а вернее, просто — всё). А в сомнительном статусе невесты она лучше проведёт вечер на постоялом дворе, отговариваясь тем, что устала с дороги, а завтра ей сил понадобится много. Главным образом, чтобы сдерживаться и не разговаривать со стадом жениховых тётушек и кузин так, как они того заслуживают.

Умывшись и перекусив, отец взял Тео и Мелиссу и повёл их осматривать городок, а заодно и продемонстрировать маленьких Ферров всем любопытным. Елена подумала, что её дети наверняка покажутся здешним жителям гораздо больше похожими на настоящих благородных сеньоров, чем следующий барон Волчьей Пущи и его братья-сёстры… и вполне могут именно этим не понравиться.

Ну и в Бездну их всех! Она села у камина, вытянув ноги и пристроив их на низенькой скамеечке. Судя по тому, что стояла та у комода со статуэткой Торна, на скамеечку эту полагалось преклонять колени. Елена однако рассудила, что её ступни в одних чулках не почище ли будут, чем колени какого-нибудь всадника, в дороге пропылившегося до печёнок, и переставила скамеечку к камину. Впрочем, в качестве компромисса она застелила её несвежим платком, который всё равно пора было отдавать в стирку. Успокоив таким образом свою совесть, она взяла книгу, купленную исключительно ради гравюр Летиции. «Не читайте, — смеясь, предупреждала та, — зубы заболят, до того всё приторно». Приторно было в самом деле до зубной боли, но слог был неплох и характеры, хоть и идеализированные до слащавости, картонными не казались. Елена ещё раз посмотрела на обложку, запоминая автора. А не пишет ли эта дама, только под другим псевдонимом, плутовские романы про очаровательную мошенницу вроде знаменитой Сойки? Стиль похож… Надо спросить Летицию, она должна знать такие вещи.

Словом, думалось о чём угодно, только не о завтрашнем дне и не о той жизни, что после него начнётся. Головни в камине догорали, рассыпаясь на золотисто-красные угольки, книга была умеренно, приятно даже глуповатой, иллюстрации Хорн, как всегда в романах этого направления, изображали женщин такими, какими им хотелось бы быть, а мужчин — какими женщины мечтали их видеть… И кого там огры приволокли в последний спокойный вечер?!

— Да! — недовольно рявкнула Елена на осторожный стук в дверь. — Войдите.

— Простите, ваша милость, я это… — синеокая красавица с роскошным бюстом хлопала коровьими ресницами и теребила новенький нарядный фартук, расшитый цветными лентами. Личико у девушки было простоватое, но хороша же была мерзавка! Особенно бюст (Елена тихонько вздохнула, скосив глаза на свой).

— Катерина, дочка мельника, — кивнула она, неохотно садясь прямо и спуская ноги со скамеечки на заметно вытертую шкуру. — Любовница сира Ламберта.

— Ой, ваша милость, какая там полюбовница! — красавица-мельничиха только рукой махнула, выпустив изрядно уже помятый подол фартука. — Не благородные, чай. Так, навещает когда…

— Девочку же признал, — пожала плечами Елена. К её удивлению, бастард у её будущего супруга был только один. Одна — дочка этой самой мельничихи Катерины. С остальными он, видимо, был осторожнее. Или ходил по замужним бабам, и кто там разберёт, чьих детей те рожают — от сеньора или законного супруга?

— Да я вот как раз про Герту. — Катерина сделала осторожный шажок в комнату и прикрыла за собой дверь. — Ей нынешним летом пять годков исполнилось, и его милость господин барон велел в замок её доставить. Невместно, дескать, его племяннице, хоть бы и байстрючке, с деревенскими бегать да гусей пасти. Ну, и я… на детишек ваших поглядела: уж такие они славные, хорошенькие да сурьёзные, — подольстилась она. — Я вот и подумала: вы ж, ваша милость, женщина добрая, сейчас видно. У злюки нипочём бы такие детки не выросли. Вы уж заради всех Девяти богов мою кровиночку не обижайте. А то вон её милость сира Аделаида всё её мучным носом честит, да ещё по-всякому обзывает, а сире-то Аделаиде много ли заботы, с кем её деверь гуляет? А у вас будет днями на глазах чужое дитя, мужем вашим нагулянное — обидно же. Так что вы это, ваша милость, — она хлюпнула носом, но решительно закончила, — коли сердитесь, так меня побейте, ладно? А доченьку мою не обижайте, ни в чём она перед вами не виноватая!

— Ого, — удивлённо (и про себя развеселившись) сказала Елена, — отчаянная ты, я посмотрю. Иди-ка сюда, сядь. Сядь, я сказала! Давай-ка посплетничаем немножко — про тебя, про меня, про сиру Аделаиду. И чтобы ты не переживала зря, я тебе госпожой нашей Канн, Заступницей всего живого, и Хартемгарбес, Дарующей любовь, клянусь, что никогда твою дочь зря ругать не стану и уж мучным носом точно не назову. Я, знаешь ли, сама по уши в овечьей шерсти и козьем пуху.

— Да уж, — недоверчиво протянула Катерина, бочком садясь на самый краешек стула.

— В семьях нашего круга, — пояснила Елена, — когда детям исполняется шесть, их переводят из общей детской в собственные спальни и сажают за взрослый стол. С этого момента они два дня в неделю работают и четыре — учатся. Я начинала с того, что трепала шерсть. У девочек шести-семи лет тонкие нежные пальчики, и они могут очень ловко и быстро отделять самые тонкие шерстинки. Моя Мелисса пока ещё тоже треплет шерсть, но ей уже восьмой год, так что скоро дед переведёт её на другую работу. А я с шести до семнадцати перестояла за всеми станками и пересидела во всех конторах. Братьев у меня нет, отцу пришлось учить меня как юношу, чтобы, храните Девятеро, в случае его внезапной кончины я могла сама управлять фамильным делом. И да, обычным женским делам вроде ведения домашнего хозяйства меня тоже учили, так что мне доставалось вдвойне. В общем, я не благородная сира и знаю, что почём.

— Ух ты, — в восхищении сказала Катерина. — Вот ведь… А с виду такая дама — куда там сире Аделаиде! А платье-то у вас — неужто это сукно такое? Чистый шёлк с виду! Ох, завтра пошипят на вас, — она с искренним сожалением покрутила головой. — Половина дам из гостей в бархатные платья обрядится, да платья-то будут из бабкиных венчальных перешиты. А у вас вроде и сукно, да только поди стоит-то дороже бархата?

— Бархат разный бывает, — усмехнулась Елена. — И сукно тоже разное. Однако величество не вникает в такие тонкости, так что в Указе о цене ничего не сказано. Ладно, о тряпках мы ещё наговоримся. Ты вот лучше скажи мне, есть у вас в городке алхимик? Или хоть травник настоящий…