Жестокий поцелуй

24

ИЗАБЕЛЛА

Я едва могла проглотить хоть кусочек за ужином. Я уверена, что это порадовало мою маму, но если бы она знала причину… Я не могу поверить, что это происходит на самом деле. Все это время мужчина, с которым я спала, от которого, как мне казалось, я успешно скрывала свою настоящую личность, работал с моим отцом. Здесь, в этом доме, в то же время, что и я. Думаю, отцовская защита дала обратный эффект, и я прикусила нижнюю губу почти до крови, чтобы сдержать рвущийся наружу истерический смех. Если бы он не велел мне оставаться в своей комнате, когда происходили его встречи, и не держал меня так тщательно взаперти, я бы знала, кто такой Найл. Я бы не переспала с ним и, возможно, ни с кем другим. Я не знаю, встретила ли бы я кого-нибудь еще, кто успокоил бы меня так, как это сделал он.

Но тогда… я бы не смогла быть с ним.

Я чувствую себя разорванной надвое, в клубке бурных эмоций, в которых я сейчас не могу разобраться. Я не могу желать того, что произошло между Найлом и мной, и я не хочу этого делать. Единственная правда, которую я ему сказала, заключалась в том, что время, проведенное с ним, было лучшим за всю мою жизнь. Но сейчас…я не могу отрицать, что мы оба в большой опасности. Если мой отец узнает, наказана буду не только я. Я думаю, Найл знает это, и он не донесет на нас, но что, если кто-то другой догадается об этом?

Сейчас он, должно быть, ненавидит меня, но это не значит, что я хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось.

Когда я вижу, как он ускользает в сад за домом, и никто больше этого не замечает, насколько я могу судить, я пользуюсь этим шансом.

— Мне нужно подышать свежим воздухом, — шепчу я Елене. — Никому не говори, что я ушла.

— Конечно. — Она улыбается мне, потягивая свой бокал игристого сидра и оглядывая комнату в поисках красивых парней, с которыми можно было бы пофлиртовать. Я ускользаю от нее в прохладную, напоенную цветочным ароматом ночь и почти сразу же вижу его. Он стоит возле садового фонтана, спиной к дому, и я останавливаюсь в футе от него, пытаясь придумать, что сказать.

— Что ты здесь делаешь? — Спрашиваю я. Это единственное, что вырывается, и я вижу, как он напрягается при звуке моего голоса, но не оборачивается.

— Тебе не следует здесь находиться, Изабелла.

Слезы щиплют мои глаза, мои руки сжимают тюль юбки. Бриллианты с острыми краями колют мои ладони, но я не обращаю на это внимания. Я лучше запачкаю платье кровью, чем позволю ему увидеть, как я плачу прямо сейчас. Я так сильно хотела назвать ему свое настоящее имя, услышать, как он произносит его, но не так.

Не так.

— Ты не ответил на мой вопрос. — Мой голос дрожит, я ничего не могу с этим поделать.

— Ты слышала своего брата. — Найл по-прежнему не оборачивается, его руки засунуты в карманы костюма, плечи напряжены. Я никогда раньше не видела его в костюме, только в темных джинсах и кожаной куртке. Хотя мне нравится этот образ, сегодня вечером он потрясающе красив. — Я договаривался о деловой сделке с твоим отцом. — Он прочищает горло. — Я мог бы спросить тебя о том же, Изабелла.

— Это мой дом. — Я прикусываю губу, все еще пытаясь сдержать слезы, не обращать внимания на насмешку в его тоне, когда он произносит мое имя.

— Не то, что ты здесь делаешь. Какого хрена ты делала в забегаловке, подцепляя незнакомых мужчин? — Задавая вопрос, он поворачивается, пригвоздив меня своим темно-синим взглядом. В его голосе есть что-то осуждающее, чего я никогда раньше не слышала, и это заставляет меня дрожать.

Я надменно вздергиваю подбородок, уязвленная, и смотрю на него в ответ.

— Это не твое дело, — шиплю я, подходя на шаг ближе.

— О, я думаю, это в значительной степени мое дело. — Голос Найла острый, как нож, и такой же режущий. — Учитывая, как ты обманом заставила меня лишить тебя девственности. Я не злился, когда Габриэла Родригес обманула меня, но Изабелла Сантьяго, это совсем другая история. — Его глаза сужаются. — Теперь я чертовски зол, потому что ты заставила меня рисковать всем, включая мою гребаную жизнь, и у меня никогда не было выбора в этом вопросе!

Его голос слегка повышается, и я вздрагиваю.

— Если ты хочешь разобраться со мной, прекрасно! — Огрызаюсь я в ответ. — Но не здесь, не так близко к дому. Пошли. — Я жестом подзываю его, а затем иду по каменной дорожке к живой изгороди дальше, не дожидаясь, чтобы посмотреть, последует ли он за мной. Если он этого не сделает, то, полагаю, я смогу хорошенько поплакать в кустах, насколько это в моих силах, не испортив свой макияж. Но если он это сделает… Часть меня очень сильно хочет выложить все на стол, и Найлу, и мне. По крайней мере, тогда мы сможем расстаться без дальнейших обманов. В любом случае, сейчас мне это не поможет.

Найл смотрит на меня, когда мы доходим до живой изгороди, как будто никогда раньше меня не видел, и я полагаю, в некотором смысле, так оно и есть. Я выдыхаю, глядя на него, мои руки все еще сжимают юбку.

— Я, блядь, проклят, — рычит он. — Принцесса мафии…

— Это не имеет никакого значения. Что ты…

— Это не имеет значения. — Голос Найла полон едва сдерживаемого гнева. Я узнаю этот звук, за исключением того, что не так давно вместо него было едва сдерживаемое желание.

— Для меня это так, — настаиваю я. — Ты сказал это однажды вечером, о своем мире дома и о том, какие в нем мужчины, кто ты такой? На кого ты работаешь, что заключаешь сделки с моим отцом?

— Кто ты такая? — Найл стреляет в ответ, на его красивом, точеном лице появляются сердитые морщины. — Что, черт возьми, ты делала, старшая девственница, дочь чертова Рикардо Сантьяго, пытаясь подцепить мужчину в баре вроде Сангре, как будто ты обычная девчонка, пытающаяся подцепить кого-то?

— Я хотела выбрать сама! — Слова вырываются из меня, такие резкие и полные негодования, что я вижу, как Найл отшатывается, как будто я дала ему пощечину. — Я собираюсь обручиться кое с кем сегодня вечером, если ты еще не слышал. Я не знаю, кто это, но могу гарантировать тебе, что это будет не тот, кто мне нужен. Я не смогу выбрать себе мужа, но я, черт возьми, вполне могла бы выбрать, будет он у меня первым или нет. И я, черт возьми, сделала это. — Слова вырываются из меня, разрезая воздух между нами. — Мне жаль, что я не посвятила тебя в правду, Найл, но ты можешь понять, почему это было так.

— Это не делает все в порядке! — Его голос обрывается, мы вдвоем разрываем пространство между нами на части своей яростью. — Ты заставила меня поставить на карту все ради твоего выбора. Где был мой выбор, Изабелла? Когда это я мог выбирать, хочу ли я рисковать своей чертовой жизнью, лишая тебя девственности?

И вот так просто я отступаю, потому что не подумала об этом. Я не думала, что это будет иметь значение.

— Ты был просто американцем в отпуске, — шепчу я. — Если бы я знала, что ты имеешь какое-то отношение к моему отцу… Но ты тоже солгал. Ты не говорил мне, что у тебя были дела с картелем. Почему?

Найл проводит рукой по губам.

— Потому что я думал, что ты убежишь в другом направлении, если узнаешь, — признается он, тоже немного сдуваясь. — Я увидел тебя, завернутую в это красное платье, как гребаный рождественский подарок под елкой, и я захотел тебя. Я уже думал, что я слишком грубый для таких, как ты… мой акцент, мой мотоцикл, моя одежда. Я, по своей сути. Зная, что я здесь для того, чтобы сотрудничать с картелем? Это было бы уже слишком. Но ты, блядь, права, потому что, если бы я сказал, ты бы догадалась уйти.

Он качает головой, и теперь я вижу в его темно-синих глазах чистую боль, а не ярость, которая была там раньше.

— И все же я чертов идиот. Дарю тебе этот дешевый топаз, когда ты дочь самого богатого человека в Мексике, как будто это что-то особенное, когда дома тебя ждут такие рубины. Что ты сделала, выбросила его? Посмеялась над этим со своей сестрой?

— Что? — Я изумленно таращусь на него. — Нет, Найл! Оно в моей шкатулке с драгоценностями наверху. Мне бы это не сошло с рук сегодня вечером, не в этом платье, но я уже несколько дней прячу его под одеждой. Я не хотела его снимать… — Я сильно прикусываю губу, снова наворачиваются слезы. — Это значило для меня все, Найл. Ты значил для меня все. Я бы никогда не подвергла тебя такой опасности, если бы знала…

Говоря это, я неосознанно делаю шаг к нему, протягиваю к нему руку, на моих ладонях остаются следы крови от бриллиантов на моей юбке. Мы на расстоянии вдоха друг от друга, когда я заканчиваю, глядя на него умоляющими глазами, и когда он встречается со мной взглядом, от боли в нем у меня перехватывает дыхание. Все, чего я хочу, это заставить его перестать причинять боль, и забрать то, что я причинила. Это все, о чем я думаю, когда поднимаюсь на цыпочки, тянусь к его рукам своими окровавленными и касаюсь губами его рта.

Из глубины его горла вырывается гортанный стон, все его тело напрягается, а затем его руки обхватывают мои, когда он притягивает меня к себе, перемещаясь к моему лицу, чтобы удержать меня там в почти карающей хватке, пока он пожирает мой рот.

— Изабелла… — наконец-то он выдыхает мое имя в поцелуе, как я и мечтала, и я расслабляюсь в его объятиях, когда мои губы приоткрываются для него.

Хотя в нем нет ничего мягкого. Каждый его мускул напряжен, его член упирается в мое бедро, а его пальцы вдавливаются в мой череп, когда он целует меня со свирепостью, которая пугает и возбуждает одновременно. Он сказал, что не был жестоким человеком, но в этот момент я чувствую намеки на жестокость, жестокость, которую он держит на привязи только потому, что… Я не могу быть уверена, но я бы предположила, что это потому, что он что-то чувствует ко мне точно так же, как я что-то чувствую к нему.

Поцелуй становится глубже, желание обвивает нас, как виноградные лозы в саду, когда Найл прижимает меня спиной к одной из изгородей. Его рука скользит по верхней части моей груди, обхватывая ее край, в то время как его язык проникает в мой рот, его зубы прикусывают мою нижнюю губу, и я наклоняюсь, чтобы прикоснуться к нему.

Я почти чувствую, как он пульсирует сквозь ткань своего костюма, он такой твердый, что напрягается до предела. Я сильно хочу его и чувствую, как его бедра вдавливаются в меня, его член трется о мою ладонь, когда он теряет контроль.

— Еще раз, — шепчу я ему в губы. — После сегодняшнего вечера я… это все, чего я хотела, Найл. Я просто хотела тебя… и после сегодняшнего вечера мы больше никогда не сможем этого делать.

Он вздрагивает, по всему его телу пробегает рябь, и его рука сжимает рубиновое ожерелье. На одно короткое, пугающее мгновение мне кажется, что он собирается сорвать его с моей шеи, когда выдыхает следующие слова мне в рот.

— Нам не следовало этого делать, Изабелла.

Затем он отступает назад, в его холодных голубых глазах снова появляется гнев.

— Я рассказывал тебе о Сирше, — говорит он низким и мрачным голосом. — О том, что она сделала со мной, что она заставила меня чувствовать, что я был для нее всего лишь второстепенной фигурой, средством достижения цели, способом причинить боль другому мужчине, который, как она чувствовала, обидел ее. Я сказал тебе все это, доверил тебе это, а ты пошла и сделала то же самое, черт возьми. Ты попросила вернуться в мою комнату, убедила меня взять от тебя еще больше под предлогом того, что хочешь меня, а вместо этого все это время просто использовала меня. Это все, что, черт возьми, когда-либо было?

— Найл, нет… — шепчу я, мое горло сдавлено непролитыми слезами, но он больше не слушает.

— Ты заставила меня снова почувствовать себя желанным, неотразимым, но все это было гребаной ложью. Ты лгала от начала до конца, потому что думала, что тебя не поймают. И даже когда я понял, что ты девственница, когда у тебя был шанс признаться, ты, блядь, и тогда солгала. Выдумала еще одну гребаную историю. — Он качает головой, выражение его лица мрачнеет.

— Найл… — Мой голос умоляющий, и я пытаюсь подойти к нему, но он отступает.

— Нет. Хватит, Изабелла. Нам повезет, если мы оба выберемся из этого целыми и невредимыми, но я собираюсь сделать все, что в моих силах. Но что касается нас? Ты солгала, и с нами покончено. Вот так просто. Я уезжаю завтра, а что касается тебя и того, кто окажется счастливчиком сегодня вечером? — Он наклоняет ко мне голову, мрачно улыбаясь. — Я желаю тебе всего наилучшего, будь счастлива девочка.

Затем он поворачивается и выходит из сада, и я чувствую, что, черт возьми, не могу пошевелиться.

Я падаю на траву, мои руки прижимаются к земле, и из глаз начинают капать слезы.

Я не знаю, как долго я остаюсь в саду, но этого достаточно, чтобы к тому времени, когда я возвращаюсь в дом, отряхнувшись и как можно лучше подкрасив глаза, моя мама сверлит меня взглядом, который говорит, что ей есть что сказать расскажи мне об этом позже. Это не имеет значения. Она не могла сказать ничего такого, что заставило бы меня чувствовать себя хуже, чем сейчас.

Я все еще на грани слез, изо всех сил стараясь сдержать их. Я не знаю, как все так быстро вышло из-под контроля. Это похоже на гребаную жестокую шутку, что мужчина, которого я выбрала в качестве своего тайного любовника, все равно был связан с моей семьей, и в конце концов все это вернулось, чтобы преследовать меня.

Мое время с Найлом было прекрасным и совершенным во всех отношениях, и теперь все это разрушено. Как бы я ни старалась цепляться только за хорошие стороны этого, сейчас я чувствую себя разбитой вдребезги, запятнанной всем этим и нашими последними мгновениями в саду, и я чувствую боль и безнадежность.

— А, я вижу, моя дочь вернулась надышавшаяся свежим воздухом. — Мой отец говорит это весело, но я слышу напряжение в его голосе. Он встает, постукивая по стакану. — Я должен сделать объявление. Как вы знаете, я держал Изабеллу здесь, дома, ради ее помолвки. Я хотел убедиться, что выбор, который я сделал, был лучшим для нашей семьи. — Он колеблется, всего мгновение, и когда он смотрит на меня, я вижу в его глазах что-то почти извиняющееся. Это пугает меня и вызывает холодную дрожь по спине, потому что я вспоминаю, как дрожал голос моей матери ранее на ту же тему… ту, которая волновала ее уже несколько недель.

Что происходит? Я снова хватаюсь за юбку, теребя тюль пальцами, стараясь не смотреть на Найла. Я смотрю на своего отца, когда он стоит лицом к гостям, мое сердце бешено колотится, и жду, когда он объявит, кому меня отдадут.

— Мне доставляет удовольствие, — что-то в его голосе снова дрогнуло на этом слове, но он продолжил, — объявить, что моя дочь, Изабелла Лупе Сантьяго, будет обручена с Диего Гонсалесом в присутствии священника этим вечером и будет освящена в течение двух недель.

Мое сердце на мгновение перестает биться, и я чувствую головокружение. Я думаю, что его здесь даже нет, комната вращается вокруг меня, но, когда мужчина встает с другого конца комнаты, я вижу, что это он. Должно быть, он приехал, пока я была в саду, слишком хорош, чтобы обедать с нами, но не слишком хорош, чтобы заключить союз с моим отцом посредством брака.

Ужас разливается по мне, холодный и заледенелый. Диего пятьдесят пять, если не больше, чем на день, он старше, чем обещал мой отец, и далек от моего представления о привлекательности, но дело не в том, что я возражаю против того, кто он такой. Печально известный своей жестокостью босс картеля… и враг нашей семьи.

Моим отцом манипулируют. Я знаю это, но я ничего не могу сделать, чтобы остановить это, и я чувствую, что меня сейчас стошнит. Диего направляется ко мне, его губы растягиваются в широкой, самодовольной ухмылке, его глаза с вожделением скользят по мне, когда он подходит, чтобы забрать свой приз на глазах у всех. Я вижу, что семейный священник тоже стоит, немного бледный, но он ничего не говорит.

Я чувствую, что могу закричать, ужас клокочет у меня в горле. Я не могу выйти за него замуж, я не могу, думаю я в ужасающей спешке. Я представляю, как меня заставляют лечь с ним в постель, выносить его детей, заставляют подчиняться ему. Мужчина, известный своей жестокостью по отношению к женщинам не меньше, чем кто-либо другой в его окружении, а то и больше, а теперь еще и мой будущий муж.

В нескольких футах от себя, рядом с моим братом, я вижу Найла. У него пустое лицо, в глазах ни капли эмоций, и от этого мне тоже становится дурно.

— Пожалуйста. — Я поворачиваюсь к отцу, зная, что он видит страх на моем лице. — Пожалуйста, не заставляй меня делать это. Я не могу выйти за него замуж! Только не за него…

— Мне жаль, малышка, — тихо говорит он, и мое сердце сжимается от ласкательного имени, которым мой отец назвал меня. — Это была цена за мир с картелем Гонсалеса. В Бостоне будет заключен союз с ирландскими королями и другими союзниками с ними, мир впервые за десятилетия благодаря этому браку. Без этого я не смог бы помешать Диего начать войну. Я не смог бы заключить союз, и мы были бы в опасности. Вся твоя семья…Елена. — На мгновение его лицо становится почти таким же умоляющим, как и мое, он умоляет меня понять. — Разве ты не хочешь, чтобы твоя семья была в безопасности, Изабелла?

— Ты обещал, — беспомощно шепчу я. Диего уже близко, он сжимает в кулаке бархатную коробочку, готовый надеть обручальное кольцо мне на палец.

— Подобное обещание невозможно сдержать, особенно когда от этого зависит безопасность нашей семьи. Твое будущее, и все наше. — Мой отец поворачивается к Диего, чтобы поприветствовать его, и я чувствую, что схожу с ума. Как будто мой мир выходит из-под контроля, швыряя меня в будущее, худшее, чем все, что я могла себе представить раньше.

Я не могу этого сделать. Я не могу. Еще две недели назад я делала только то, что должна была делать. Я взяла для себя одну маленькую вещь, веря, что мое будущее в любом случае останется прежним. Я бы вышла замуж по выбору моего отца, несмотря на то, чего я хочу, но я не могу выйти замуж за Диего Гонсалеса.

Ни за что.

— Я не могу этого сделать, — говорю я достаточно громко, чтобы услышала вся комната, включая Диего, и он останавливается как вкопанный. Его лицо мгновенно краснеет от ярости, и я вижу, как мой отец поворачивается ко мне, выражение его лица тоже становится суровым, но я проталкиваюсь вперед.

Есть только один выход из этого, и я чувствую, как мое сердце разрывается надвое, зная, что это будет означать. Но я не вижу другого выхода.

— Он не захочет меня, — четко продолжаю я, переводя взгляд с отца на Диего, чтобы убедиться, что мой голос слышен. — Я не непорочная невеста. Я больше не девственница.

Я вижу, как по гостям пробегает ударная волна. Я не осмеливаюсь взглянуть на Найла. Я вижу растущую ярость на лице Диего, и рука моего отца внезапно сжимается вокруг моего локтя, когда он подходит, чтобы встать рядом со мной, дергая меня вперед.

— Кто это? — Спрашивает он. — Он здесь? Кто, черт возьми, прикасался к тебе? — Его ярость выплескивается наружу, он никогда не ругается на публике, и хватка на моей руке причиняет боль. Но теперь пути назад нет. — Это был один из охранников? — Рявкает мой отец, встряхивая меня. — Хосе? Я видел, как ты строила ему глазки. Скажи мне, кто погубил тебя, Изабелла!

Погубил. Это слово ранит меня до глубины души, потому что до сегодняшнего вечера ничто не казалось загубленным. Я чувствовала себя созданной заново, совершенно другим человеком. Более храброй. Но после сада, после этого, да… Погубленная — правильное слово.

Все разрушено.

— Да, — шепчу я, мое сердце бьется где-то в горле. — Он здесь.

— Кто? — Голос моего отца эхом отдается в моем ухе, его рука все еще трясет меня, когда я поворачиваюсь туда, где рядом с моим братом стоит Найл, теперь с пепельным лицом. Я вижу, как он произносит “нет”, но я уже говорю и протягиваю руку, указывая в его направлении.

— Это был он. Найл Фланаган.

Я поворачиваюсь обратно к отцу, чувствуя себя кроликом, выскользнувшим из ловушки и теперь несущимся к обрыву.

— Значит, именно ему придется стать тем, кто женится на мне.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Перевод осуществлён TG каналом themeofbooks — t.me/themeofbooks