Жестокий поцелуй

3

ИЗАБЕЛЛА

Мой отец сидит за своим огромным длинным столом из красного дерева, когда я вхожу в его кабинет, моя мать подгоняет меня внутрь, закрывая за мной высокие резные двойные двери, оставаясь снаружи. Здесь только мой отец и я, и его лицо выглядит смертельно серьезным, что заставляет мои внутренности трепетать, когда я подхожу к нему.

Ребенком я любила, когда меня вызывали к нему в кабинет. Тогда все было намного невиннее, ставки в моей жизни были намного ниже. Мне нравился блестящий деревянный пол, толстые тканые ковры, гладкое дерево его письменного стола и кресла из дерева и кожи перед ним, которые в то время казались мне такими массивными. Книжные полки от пола до потолка, заставленные томами в кожаных переплетах, казались больше, чем любой человек смог бы прочесть за всю жизнь. Потрескивание камина успокаивало. Мне нравилось вдыхать аромат сигарного дыма моего отца, сидеть у него на коленях, играть с его усами и зачарованно наблюдать, как он наливает янтарную жидкость в хрустальный бокал, от которого на деревянной поверхности стола пляшут радуги. Он расспрашивал меня о том, как прошел мой день, и о моих уроках, и я охотно рассказывала ему. Его кабинет казался таинственным, важным, причудливым миром, и то, что меня впускали внутрь, было долгожданным удовольствием.

Теперь я боюсь этого. Мой отец — мой тюремщик, и его кабинет — это место, где в один прекрасный день он огласит условия моего пожизненного заключения. В последнее время он редко зовет меня сюда, а это значит, что каждый мой визит может быть тем, в котором он рассказывает мне, что ждет меня в будущем.

— Садись, Изабелла, — говорит он, и в его голосе слышится усталость, которой я раньше не замечала. Я не спорю, присаживаюсь на краешек кожаного сиденья, чопорно сложив руки на коленях, как послушная леди. Послушная дочь. Все, чем он когда-либо хотел, чтобы я была, и все, против чего я выступаю.

— В чем дело, папа? — Я прикусываю нижнюю губу, гадая, проболтался ли Хосе о садах. Я действительно надеюсь, что это так, что меня вызвали сюда, чтобы прочитать лекцию о том, как выполнять приказы и не сбивать с пути свою младшую сестру вместо того, чтобы сообщить новости, которых я боюсь.

— Как ты знаешь, Изабелла, сегодня у меня была важная встреча. — Он сцепляет пальцы перед собой на столе, и теперь я вижу, что его глаза тоже выглядят усталыми, как будто день вымотал его. Или, может быть, он выглядел так дольше, чем я думала, и я просто не замечала.

Каждый вечер мы ужинаем всей семьей за длинным столом из дерева в официальной столовой с кованой люстрой над головой и изысканным фарфором, который моя мама привезла с собой в качестве свадебного подарка. Но даже при этом мне кажется, что с годами мой отец становится все более отстраненным, как будто другие вторгающиеся картели и заботы о том, как защитить его семью и его наследие, подтачивали его постепенно, как вода, набегающая на берег ручья. Это та жизнь, в которой он хочет, чтобы я жила вечно. Жизнь, в которой я буду жить вечно, такая, где мой муж никогда по-настоящему не будет моим, где я буду товаром, который покупают, продают и снова сажают в клетку. Мне хочется кричать. Но вместо этого я сижу здесь, как послушная дочь, сложив руки на коленях, ожидая, когда он продолжит говорить, и молча киваю.

— Мы устраиваем торжественный прием через несколько недель, после того как я закончу кое-какие другие важные дела и встречи.

— Еще встречи, папа? — Я слышу легкую горечь в своем тоне, и мне интересно, заметит ли он это. Больше встреч с более важными мужчинами означает больше дней в моей комнате, мой поводок натянут еще туже.

— Сюда приезжают несколько человек из Штатов. — Он откидывается на спинку стула, постукивая пальцами по гладкому дереву своего стола, и мои глаза расширяются от легкого удивления. Не только из-за новостей о мужчинах, приезжающих откуда-то из Штатов, но и из-за того, что мой отец вообще делится этим со мной. Он редко рассказывает мне что-либо о бизнесе. Когда я была помладше, он взъерошивал мне волосы своей широкой ладонью и говорил, чтобы я не забивала этим свою хорошенькую головку, а вместо этого наполняла ее историями и всякой ерундой, а еще лучше, сосредоточилась на уроках. Сейчас же, когда я задаю вопросы, я получаю стальной взгляд и напоминание о том, что не мое дело копаться в вещах, которыми должны заниматься мужчины.

— О? — Я кладу руки на колени, стараясь, чтобы это не прозвучало слишком заинтересованно. Сколько я себя помню, мой отец всегда вел дела с другими картелями, более мелкими, которые были в союзе с ним или против него. Если они не вступают с нами в союз, они переходят к картелю Гонсалеса, нашему единственному настоящему врагу. Диего Гонсалес был бы счастлив увидеть моего отца мертвым, а весь его бизнес переведенным на его собственные счета. И в последнее время угроза со стороны семьи Гонсалес стала более реальной. Я мало что знаю, но у меня хорошо получается прислушиваться к шепоту охранников и солдат, когда я передвигаюсь по особняку и территории комплекса, и я кое-что слышу. Я слышала, что бизнес Гонсалеса распространяется, что его порочная тактика привела к тому, что все больше и больше картелей склоняются перед ним, а не перед моим отцом, который, как правило, больше дипломат. Даже я знаю, что картели всегда прибегали к насилию. Но мой отец предпочитает использовать слова, а не кулаки, переговоры, а не пытки. Я думаю, это делает его хорошим человеком.

Но в мире, в котором мы живем, это означает, что другие часто считают его слабым.

— Они приезжают, чтобы договориться о союзе. Тот, который пойдет на пользу нашей семье. Используя это как рычаг давления, я намерен найти тебе пару в ближайшие недели, Изабелла. Затем на торжественном приеме будет объявлено о твоей помолвке, а также о нашем новом союзе.

Вот оно. Мне приходится ненадолго закрыть глаза, чтобы подавить тошноту в желудке.

— Значит, ты собираешься устроить брак между одним из этих американцев и мной? — Выпаливаю я, чувствуя небольшую волну паники при этой мысли. Во всех своих фантазиях о моем будущем муже я всегда предполагала, что это будет кто-то из соседнего картеля, кто-то, кто хотел укрепить свою власть, связав себя браком с картелем Сантьяго. Я рассчитывала остаться поближе к своей семье, больше всего к Елене. Но выйти замуж за американца, скорее всего, означало бы уехать далеко. Очень далеко.

— Нет. — Мой отец качает головой, и я чувствую почти головокружительную волну облегчения, достаточную, чтобы на мгновение подавить мои страхи по поводу идеи вообще быть замужем. Но они поспешно возвращаются при его следующих словах. — Я найду тебе мужа из одного из картелей. Но этот новый союз укрепит нас в борьбе с семьей Гонсалес и укрепит уверенность тех, кто может добиваться твоей руки, в том, что семья Сантьяго останется такой же сильной и богатой, как и прежде.

Мой желудок переворачивается, ледяной ужас наполняет меня. Я всегда знала, что это произойдет, но внезапно это кажется гораздо более реальным, более непосредственным, чем когда-либо.

— Я не хочу выходить замуж за незнакомца, — отчаянно шепчу я, зная, что это бесполезно. — Если бы ты только позволил мне…

— Изабелла. — Голос моего отца становится тверже, и я откидываюсь на спинку стула, на меня наваливается тяжесть. Он не собирается слушать или менять свое мнение. Это было решено давным-давно, и ничто из того, что я скажу или сделаю, не убедит его в обратном. — Тебе двадцать один. Большинство отцов выдали бы тебя замуж много лет назад, но я хотел дать тебе время. — Его лицо чуть-чуть смягчается. — Я позабочусь о том, чтобы тот, кого я выберу для тебя, был настолько близок к твоему возрасту, насколько это возможно, чтобы самое большее, ему было под тридцать, если это возможно. И я позабочусь о том, чтобы это был кто-то, кто будет добр к тебе. Я знаю, тебе может показаться, что это несправедливо, но я действительно люблю тебя, дочь моя. У меня нет намерения отдавать тебя жестокому человеку. Ты — жемчужина семьи Сантьяго, и я выберу для тебя мужа, который будет относиться к тебе как к таковой.

Я знаю, что это должно меня утешить и заставить чувствовать себя лучше, но это не так. Драгоценность я или нет, но это просто еще один способ сказать, что я сокровище, которое нужно держать под замком. Годы этого начали давить на меня, заставляя чувствовать, что я могу начать кричать в любой момент.

Мои глаза невольно наполняются слезами, и лицо моего отца снова становится суровым.

— Ничего подобного, Изабелла, — резко говорит он. — Ты больше не ребенок. Ты взрослая женщина, и пришло время тебе выполнять свою ответственность перед этой семьей так же, как это делают все остальные. Я был снисходителен к тебе, потому что знаю, что это нелегко. Я знаю, что это неизвестность и пугает, но твоя мать сделала то же самое, и ее мать, и все женщины из семей картеля. Это наша жизнь и то, как мы ее проживаем. Ты станешь счастливее, если примешь это.

Затем он встает — явный признак того, что разговор окончен. От этого у меня что-то ноет в груди, возникает чувство предательства, хотя на самом деле я не ожидала ничего другого. Я знала, что этот день настанет, но какая-то маленькая часть меня надеялась, что что-то изменится. Что мой отец, возможно, вступит в двадцать первый век и поймет, что продавать свою дочь замуж на самом деле больше не в моде. Однако это происходит здесь и сейчас, и, возможно, в других криминальных семьях тоже. Я не знаю. Все, что я знаю, это то, что я чувствую, как стены смыкаются плотнее, чем когда-либо, и паника сжимает мое горло, когда мой отец проходит мимо меня, открывая тяжелую дверь своего кабинета.

— Иди наверх и приготовься к ужину, — строго говорит он, но мне кажется, я слышу в его голосе нотку сочувствия, намек на мягкость.

Или, может быть, мне это просто почудилось.

Когда я тащусь к лестнице, я вижу, что моя мама и Елена стоят неподалеку и разговаривают. Моя мать поднимает голову, как только слышит мои шаги, и ее лицо расплывается в широкой восторженной улыбке.

Свои черты лица я унаследовала от отца: высокие скулы, заостренный подбородок и элегантный нос, но мои густые, волнистые темные волосы, сильные брови и полные губы, все это от моей матери. Она мягче меня, немного округлее. Елена полностью пошла в нее, как будто я унаследовала все отцовские гены. Елена больше похожа на мою мать по характеру, слишком мягкосердечна, ей легко угодить, ее легко убедить, но у нее есть озорная сторона, которую ни один из моих родителей не проявляет. Или кто знает? Может быть, когда-то давно, в детстве, у одного из них или у обоих было это: стремление исследовать, открывать для себя что-то новое, дразнить и играть, а жизнь просто выжила это из них. Наблюдая за ними, особенно за моим отцом, я чувствую, что жизнь каким-то образом сглаживает тебя под тяжестью обязательств, ответственности и повинности, пока все, что делало тебя интересным, страстным и энергичным, не исчезнет.

— Твой отец рассказал тебе о твоей помолвке? — Моя мать практически выдыхает эти слова, волнение отражается на ее лице. Для нее это самый лучший день, день, которого она так долго ждала. Я перестану быть дочерью, за которой нужно присматривать и держать в клетке, и стану той дочерью, на которую она надеялась, той, кто, наконец, применит все свои уроки на практике, которой нужно быть готовой стать женой и матерью больше, чем когда-либо. Там будут вечеринки, мероприятия и торжества, множество поводов пройтись по магазинам и купить новую одежду, а также спланировать свадьбу. В конце концов, у нее будут внуки. Все это для моей мамы трепет и благословение.

Выражение лица Елены лучше передает то, что я чувствую. Ее темные глаза расширились, рот слегка приоткрылся в шоке, и она выглядит испуганной за меня.

— Да, — удается выдавить мне. — Он сказал, что скоро выберет кого-нибудь. Будет объявлено на… гала-ужине. — У меня перехватывает горло, как будто я с трудом выговариваю то, что мне нужно сказать. — Я собираюсь подняться наверх. Папа сказал готовиться к ужину. — Я чувствую, что мне нужно сбежать… как будто мне отчаянно нужно сбежать отсюда. Я не могу больше стоять тут ни минуты, глядя на счастливое лицо моей матери, как будто ей сделали подарок, когда я чувствую, что у меня только что отняли все, что осталось от моей жизни.

— Изабелла…

Прежде чем она успевает сказать что-нибудь еще, я взбегаю по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, слыша ее голос позади себя и чувствуя, как печальные, испуганные глаза Елены сверлят мою спину. Я знаю, что это только что заставило Елену задуматься и о своей будущей свадьбе, о том, как она будет следующей после того, как я удачно выйду замуж, но я не могу думать об этом сейчас. Я не могу думать ни о чем, кроме того, как туго затянулась моя собственная петля, и я пробегаю мимо Хосе с его растерянным выражением лица прямо в свою спальню.

Я захлопываю за собой дверь с такой силой, что книги и безделушки на моих полках сотрясаются, и прислоняюсь к ней, закрывая лицо руками.

Безнадежность переполняет меня, и я начинаю рыдать.