Жрица богини Маар

ГЛАВА 31

Господин Тевр о наших коварных планах ничего не знал и ждал в общей гостиной. В тот день я его с трудом узнала, настолько красивым он мне вдруг показался. Значительно более красивым, чем я его помнила. Черты лица казались мягче, взгляд покорял теплотой, а улыбка искренностью. Он радовался встрече с Гаримой, и деловая холодность сестры удивляла воина не меньше моего присутствия. Он надеялся на разговор без свидетелей.

— Это большое облегчение, что вы и принц Ясуф добрались до Ратави благополучно, — поприветствовала воина величественная Доверенная Маар.

— Мы въехали в город всего три часа назад, — ответил господин Тевр, а его низкий голос показался мне более насыщенным и глубоким, чем прежде. Это насторожило, навело на мысли о сарехской магии. А советник принца следующей фразой укрепил неприятные подозрения: — О прибытии Его Высочества еще никто не знает и до завтрашнего дня знать не должен. Но я очень хотел повидаться с вами и буду признателен, если вы до завтра сохраните секрет.

— В этом можете не сомневаться, если в свою очередь пообещаете, что никому не расскажете о теме и обстоятельствах нашей сегодняшней беседы, — губы Гаримы облюбовала вежливая улыбка, но в голосе чувствовалась жесткость.

Господин Тевр ее почувствовал и, дав обещание, осторожно предположил, что разговор предстоит непростой.

— О, да. Весьма непростой, — почти неприязненно подтвердила сестра и, взяв со столика колокольчик, позвонила.

Я знала, что сейчас в комнату войдут воины, отведут господина Тевра в Храм, обезоружат и поставят перед кристаллом на колени. Чтобы он снизу вверх смотрел на царственных жриц, вершащих его судьбу. Чтобы боялся за свою жизнь. Чтобы осознавал свою ничтожность перед волей Великой, которую она показывала через жриц.

В этом мне вдруг почувствовалось больше мстительности Гаримы, чем справедливости. Я отчетливо поняла, что, отдавая охранникам такие распоряжения, сестра наказывала господина Тевра за те чувства, которые он пробудил в ней. И в этот миг мне стало воина очень жаль. Он мог участвовать в заговорах, мог знать об убийствах, общаться с Сегерисом Перейским и выполнять его поручения. Мог быть сто сотен раз виновен перед Императором и связан интригами с принцем Ясуфом. Но в том, что Гарима отталкивала его и не верила в искренность интереса, господин Тевр точно виновен не был. Унижать его по прихоти сестры было нечестно, несправедливо.

Дверь распахнулась, вошел господин Шиан.

— Пожалуйста, подождите еще недолго в коридоре, — попросила я прежде, чем Гарима успела отдать приказ.

— Как будет угодно, — ответил начальник охраны, отступил и с поклоном затворил дверь.

Я повернулась к гостю, он вопросительно приподнял брови, но молчал. На рассерженную моим внезапным вмешательством сестру я старалась не смотреть.

— Господин Тевр, — с досадой отметила, что от волнения голос дрогнул, — госпожа Гарима совершенно справедливо заметила, что разговор будет очень непростым.

Тариец повернулся ко мне, наши взгляды встретились. Больше он не казался непривычно красивым, и я с опозданием поняла, что его отношение к Гариме так изменяло мое восприятие. Я уже замечала подобное влияние чувств других людей на меня. Это успокоило, вернуло уверенность, ведь теперь знала наверняка, что сарехской магией он не пользовался.

— Более того, — храбро продолжала я, — нам очень нужны правдивые и полные ответы.

— Я готов их дать, — заверил он.

— Боюсь, есть вопросы, касающиеся дел принца Ясуфа, на которые вы при всем желании не сможете ответить, — я покачала головой.

Он нахмурился:

— Госпожа Лаисса, я…

— Не собираетесь ничего скрывать от нас? — закончила я за него фразу. — Понимаю и верю. Но вы ведь знакомы с неким Сегерисом Перейским. Так?

Воин кивнул.

— Он один из советников Его Высочества. Сарехские праздники, суеверия, божества, ритуалы. Все это нужно учитывать, а господин Сегерис священник, отлично во всех этих тонкостях разбирается, — заверил собеседник.

— Не сомневаюсь, — бросила Гарима и недовольно сложила руки на груди.

— Еще господин Сегерис любит проводить ритуалы и зачаровывать людей без их ведома, — добавила я.

— Это серьезное обвинение, — воин крепче сжал рукоять меча.

— К сожалению, не бездоказательное, — твердо ответила я, мысленно благодаря небеса за то, что сестра позволила мне вести беседу. — Он запечатывает воспоминания магией. Последний допрос подозреваемого едва не стоил госпоже Гариме жизни.

— Лаисса! — сердито одернула меня сестра.

— Какой ужас! — одновременно с ней воскликнул господин Тевр. Он так искренне за нее испугался, что даже Гарима не смогла иначе истолковать выражение его лица и смутилась.

— Поэтому мы хотим во время разговора с вами защититься от магии Сегериса силой кристалла, — осторожно добавила я.

— Разумное решение, — горячо поддержал гость, не сводя глаз с сестры.

— И провести для вас ритуал, — закончила я мысль.

— Хорошо, — легко согласился господин Тевр и поразил этим не только Гариму, но и меня. Хоть я и догадывалась, что упрашивать, а тем более заставлять, не придется.

— Вы согласны? — выдохнула удивленная Доверенная.

— Конечно, госпожа Гарима, — робко улыбнулся он. — Я меньше всего на свете хочу рисковать вашим здоровьем. Вы слишком много для меня значите. К тому же в здравом уме я не совершал преступлений. Поэтому надеюсь, бояться мне нечего.

— Госпожа Передающая не будет участвовать в ритуале, — вставила я, искоса наблюдая за сестрой. Слова воина ей понравились, польстили и, судя по заливающему щеки румянцу, показались искренними.

— Это я оставляю на ваше усмотрение, — по-прежнему не сводя глаз с Гаримы, спокойно ответил господин Тевр.

— Мы признательны вам за понимание и за готовность содействовать, — нашлась Доверенная. Голос ее прозвучал мягко, не слышалось и следа былого раздражения.

Заметив, как она смотрела на собеседника, я почувствовала себя лишней. Отчасти поэтому не позвонила в колокольчик, а сама вышла к охранникам.

— Господин Тевр согласился на ритуал, — пояснила я нашим воинам. — Он также добровольно отдаст оружие и последует за вами в Храм. Сопроводите его, пожалуйста, со всей возможной почтительностью в комнату для осужденных.

— Разумеется, сиятельная госпожа, — трое охранников склонились передо мной. После я заметила, с каким уважением они смотрели на господина Тевра. Мне это нравилось.

Свечение молочного кристалла напитывает меня силой, золотая птица тепло обнимает руку, сердце бьется в такт песне Доверенной. Ее мелодия всегда разная, но в этот раз она особенно красива. Я отчетливо ощущаю, что Гарима хочет подбодрить господина Тевра, успокоить. Мне даже чудится временами его голос в песне, хотя умом понимаю, такого быть не может.

Дверь открывается, Доверенная вводит в зал господина Тевра. Он так уверено подходит ко мне, так естественно преклоняет колени, что кажется, никакого транса нет. Это удивляет, но не пугает даже, когда я снова слышу его голос в песне и вижу, как шевелятся его губы. Добровольное участие — вот ключ к разгадке.

Гарима занимает свое место рядом со мной, но я больше знаю это, чем вижу — меня затягивает в другой мир, и память вызывает иные образы.

Глухое раздражение от долгого пути постепенно уходит, будто смывается вместе с пылью. Не знаю, зачем принцу понадобилось так спешно возвращаться в Ратави, но я рад этому. Если она будет ко мне благосклонна, я откажусь от должности при принце, попрошу оставить меня в столице. Кем угодно, хоть охранником. Если она откажет, то все равно откажусь от места. На север с принцем не вернусь. Нет смысла. От должности советника осталось одно название. Я давно занимаюсь только снабжением армии. Надоели вечные бумажки и обозы!

Большой кусок мыла приятно скользит в ладонях. Хорошо быть дома…

Принц Ясуф наверху опять кричит на слугу, снова угрожает высечь… В пути эти крики оставались пустыми угрозами. Теперь же в двух улицах от дворца Императора он действительно может наказать… Было бы за что. Сладу с ним никакого, как говорят сарехи.

Прохладный ветерок едва шевелит занавесь, за плеском воды почти не слышно шелеста бумаги. Ее письмо обнадеживает. Тон дружелюбный, спокойный. Не оттолкнула, уже замечательно. Встреча через час, нужно собираться.

В коридоре столкнулся с Сегерисом. Серая мантия, знак богов на груди, резковатый хвойный запах ритуальных костяшек и четок, с которыми он не расстается. Улыбаюсь вежливо, почтительно, не хочу показывать, как священник меня раздражает. Он уже больше года единственный человек, к советам которого принц действительно прислушивается. Велеречивый и верткий, как змей. Если бы принц не приказал, я не стал бы принимать Сегериса в своем доме. А так пришлось особо указать прислуге на необходимость выполнять желания этого человека.

Моя птица проникает под слой свежих воспоминаний, уносит меня в восточную провинцию. В день, когда принц Ясуф во время собрания получил письмо. Принц нетерпеливо вскрыл его при всех, не стал уходить в другую комнату. Адресат ему важен, очень, это очевидно. Глубокая морщина между бровями, сжатые губы, выпяченная челюсть показывают, что принц зол. Мелкие чиновники стараются на него не смотреть, опускают глаза, боятся вспышек гнева. Не зря, он в ярости скор на расправу. Его Высочество перечитывает послание, подносит бумагу к свече. Сургуч печати крупными красными каплями падает на стол. Оттиск не разглядеть. Сверху опускается опаленный листок. Тишина. Зловещая, напряженная. Принц растирает в пальцах черный пепел, рубин кольца сияет кровью на его руке.

— Ваше Высочество, — звучит вкрадчивый голос Сегериса, — сиятельный Император здоров?

Принц вздрагивает, смотрит на священника, делает глубокий вдох и медленно выдыхает, прежде чем ответить:

— Да, Правитель, хвала милостивым Супругам, здоров.

— Это чудесные новости! — с явным облегчением восклицает наместник.

— Мы уже обсудили все важные вопросы, — голос Его Высочества звучит холодно и неприязненно. — Остальными займемся в другой раз.

И все слушаются. Никто не оспаривает его права решать, все знают, что наместник — обыкновенная политическая кукла в руках принца. Его Высочество встает из-за стола, жестом велит мне следовать за ним. Сегерис тоже идет в небольшой кабинет недалеко от зала советов. Мыслей, что присутствие чужака и иноверца при тайном разговоре нежелательно, не допускает ни он сам, ни принц. У меня же сарех вызывает глухое раздражение.

— Проходите, друг мой, — Сегерис широким жестом пропускает меня в кабинет первым, кладет руку мне на плечо. Тревожность уходит, раздражение сменяется умиротворением. Это так глупо сердиться на священника только потому, что меня настораживает поведение принца. Сегерис, конечно, чужак нам, но очень приятный человек. Вежливый, внимательный и принимает дела Его Высочества близко к сердцу. Я порой бываю несправедлив к нему, нужно больше прислушиваться к его словам.

Принц молча постукивает пальцами по спинке высокого стула. Садиться не стал, ни на кого не смотрит, выглядит гневным, а монотонно повторяющийся перестук заставляет мое сердце биться чаще, тревожней.

— У нас мало времени, — подняв глаза на Сегериса, хрипло заявляет принц. — Тянуть нельзя больше ни дня!

Он раздосадован, озлоблен. Таким он бывает, когда что-то идет не по плану.

— Что случилось? — вкрадчивые интонации священника ласкают слух. Не смущает даже то, что сарех не использует подобающее обращение.

И все же спокойствие Сегериса благотворно влияет на Его Высочество. Он резко разжимает руку, которой вцепился в рукоять меча, выдыхает и говорит медленно, будто подбирает слова.

— Она… теперь уже они… намекают на продолжительность траура и запрет на проведение торжеств.

— О, — Сегерис почти не удивился. Знает, о чем речь, а я даже не догадываюсь.

Поворачиваюсь к нему, хочу уточнить, но мой взгляд приковывает амулет священника. Большой глаз в центре снежинки поблескивает, отвлекает от происходящего.

Воспоминания господина Тевра затягивает серым туманом, плотным, словно войлочный кокон. Меня это злит, моя птица излучает ярость и решимость. Она пробьется сквозь защиту чужой магии, разобьет эту скорлупу, в том нет никаких сомнений. Золотой клюв разбирает волокна иноземного заклинания, разрушает его медленно, слово за словом. Я чувствую угрозу, предвижу появление шипов, но знаю, что они не причинят большого вреда. В Храме во время ритуала я под защитой Великой. Слышу, как произношу имя своей богини, ощущаю, как из-за этого наполняются силой ритуальные камни у меня на руке. Приятное ощущение превращается в радость, когда туманный кокон в нескольких местах прохудился, и я вновь проваливаюсь сквозь дыры в воспоминания воина.

Ярко пахнет самшитом — в руках Сегериса четки. Он перебирает крупные бусины, задумался о чем-то.

— Это очень несвоевременно, — сарех отодвинул стул, сел, откинувшись на спинку и забросив ногу на ногу. Подобная поза в присутствии принца недопустима даже в мыслях! Но Его Высочество не кажется ни удивленным, ни, тем более, рассерженным.

— Это не та сложность, которую нельзя… прекратить, — выжидающе изогнув бровь, уточняет сарех.

— Что ты себе позволяешь?! — лицо принца искажает незамутненная злоба, он просто клокочет от ярости.

— Послушайте меня. По возможности спокойно, — на губах сареха улыбка, но глаза его холодны, даже жестоки. Принц хочет возразить, защитные письмена его меча блеснули кровью над верхней кромкой ножен. Невозмутимый священник поднимает правую руку в останавливающем жесте, тепло пахнут самшитом бьющиеся друг о друга бусины четок. Его Высочество делает глубокий вдох, медленно выдыхает.

— Говори, — приказ звучит глухо, сипло.

— Благодарю, — узкие губы Сегериса кривит вежливая улыбка. — Мы на развилке, и решение предстоит непростое. Можно действовать дальше по нашему плану. Осталось немного, последний ход.

— Знаю, — грубо поторопил принц.

— Конечно, — невозмутимо ответил сарех. — Если действовать, как условились, смерть Императора будет казаться естественной. Принц Ахфар и принц Торонк своими смертями подготовили почву для этого. Семейная болезнь сердца не редкость. Тогда о нашем вмешательстве, о травах и ритуалах никто не прознает. Не боюсь я и жриц Маар, — его улыбка становится пренебрежительной усмешкой. — В какие бы сказки о них ни верили тарийцы, сила жриц не так и велика. Они не распознали, что убийцы были зачарованы. Не увидели истины. И не увидят благодаря защите моих богов.

— Но по плану до смерти Императора еще полгода! — принц едва сдерживается, начинает раздраженно сновать мимо стола. Его жесты резкие, не размашистые. Он задумчив и целеустремлен. — Полгода! Потом еще год траурных ограничений, когда нельзя жениться, не отменив закон! На это я плевать хотел! Но за полгода живот будет видно! Внебрачного ребенка она мне не простит! Я его себе не прощу!

— Она, конечно, имеет право требовать, — соглашается сарех. — Ваше отношение тоже ясно. Но сейчас, когда подготовка еще не завершена, тихо убрать Императора будет трудно. К тому же обстановка на границах и отношения с даркези еще не настолько накалились, как нам нужно. Если отравить Императора сейчас, совет может решить, что принц Будим и господин Нагорт предпочтительней вас. Все усилия окажутся напрасными.

Голос Сегериса будничный, спокойный. Будто он говорит не об убийствах и судьбе Империи, а о покупке трав на рынке. Удивительно, но и я не чувствую волнения. Мной владеют чудесная отстраненность и приятное ощущение, что меня чутко направляет умелый и разумный руководитель. Мне не нужно ни о чем беспокоиться, все решат за меня и для моего блага.

— Беременность сейчас исключительно некстати, — заканчивает мысль Сегерис. — И повторю, это не та сложность, от которой нельзя избавиться.

— Убивать собственного сына я не стану! — выпалил принц.

— А если это дочь? — безразлично и как-то небрежно отвечает сарех. — Для династии бесполезна, нашим планам мешает. Заверяю, она даже не поймет, что беременность прервалась из-за моего вмешательства.

Принц резким движением отодвигает стул — неприятный скрип по полу — садится. Пауза долгая, напряженная, но злость Его Высочества схлынула. Он хмурится, переплетя пальцы, постукивает большими по губам.

— Вы можете узнать, сын или дочь? — голос принца напряженный, взгляд решительный, а дополнение звучит так, будто он все же не верит Сегерису, хоть это и кажется кощунством. — И сказать правду?

— Я связан с вами договором, — холодно уточняет священник. — Я поклялся не лгать и не зачаровывать.

Слова Сегериса Перейского, его клятва, принесенная в моем присутствии, смутно всплывают в памяти. Я знаю, что он не обманет, что заинтересован в месте первого советника, но подробности, важные и определяющие политику, будто скрыты туманом. И все же напоминание о договоре и клятве словно отрезвляют Его Высочество. Принц кажется виноватым, пристыженным. Даже, что поразительно, приносит извинения.

— Простите. Я не сомневаюсь в вас. Это волнение сказывается.

— Надеюсь, — сухо и напряженно отвечает священник. — И все же напомню, что боги защитят меня, если вам придет в голову не выполнить условия или попытаться меня убить.

— Сегерис, — удивительно, но принц пытается сареха умилостивить. — Не стоит так близко к сердцу принимать сказанные в минуты волнения слова.

— Я посчитал необходимым напомнить, — сарех поджимает губы, но тянется к мешочку с костяшками. Принц вздыхает с облегчением.

Расклад сделан, священник осторожно переворачивает пластинки рунами вверх. Одну за другой. Молчание с каждой минутой становится все трудней переносить не только из-за напряжения Его Высочества, но и из-за того, что голова моя лишена мыслей. Отвратительное, выматывающее ощущение.

— Сын, — короткое слово разрывает тишину.

— Хвала Супругам! — выдыхает принц и впервые за долгое время улыбается.

— И что же вы решили? — сарех собирает в стопки костяшки, укладывает их в расшитый мешочек.

— Мы возвращаемся в Ратави, — жестко заявляет Его Высочество.

— Дальше? — бесстрастно уточняет священник.

— Действуем по обстановке. Либо вначале я женюсь, а потом убираем Императора. Или наоборот. Зависит от того, насколько быстро сможем устроить беспорядки в столице. Удастся ли поднять и сарехов, и даркези.

— Мой друг настраивает общину против Императора уже довольно давно. Поэтому те травы упали на благодатную почву, — усмешка священника злорадная. — Жаль, не удалось разрушить Храм. Император не изгнал общины, не принял никакого ужесточающего закона… Второй погром будет разрушительней, не сомневайтесь.

— Не сомневаюсь, — ухмылка принца хищная, жестокая. — Императора или отравим, как и планировали, или убьем в ходе беспорядков. Обвиним во всем даркези, чтобы сарехская община не так сильно пострадала. Квирингу это будет только на пользу.

Комната меркнет перед глазами, образы размываются, звуки доносятся словно сквозь туман. Я чувствую слабость птицы. Она все это время боролась с магией Сегериса и истощилась. Но я не могу отступить. Не сейчас, не до того момента, как узнаю, какая роль отведена господину Тевру. И это не только мое желание. Я ведомая, а не ведущая. К моим мыслям прислушиваются, но я лишь ценный, чуткий инструмент в чьих-то руках. Руководящей мной силе исключительно важно разрушить колдовство Сегериса и прочитать все, что он скрыл.

Я не смею, не могу отступить. Не теперь!

Гарима чувствует мою решимость, но не ощущает той направляющей силы, что исходит из кристалла. Сестра не видит ничего из того, что переживаю вместе с воином я. И все же ее змеи приходят мне на помощь, хоть воспоминание о шипах сарехского заклятия еще свежо. Я чувствую ее опасения, но вера Гаримы и ее преданность долгу сильней страха.

Золотое сияние змей подпитывает мою птицу. Она несется по воспоминаниям господина Тевра удивительно легко, и я понимаю, это вызвано открытостью воина, его добровольным участием. Он действительно верил, что не совершал ничего незаконного в здравом уме. По сути, так и было. При многих разговорах принца Ясуфа с Сегерисом Перейским господин Тевр присутствовал в роли безмолвной куклы и даже не осознавал, что происходит.

Я знаю, что следующему воспоминанию больше двух лет, чувствую по цвету волшебства. Это важные сведения, иные не стали бы защищать столь тщательно. Кокон тумана ощетинился шипами, но длинноклювой птице они не помеха. Она добирается до тела колдовства и медленно разрушает его. Туман осыпается опаленными хлопьями, как горящая бумага, поверхность кокона покрывается золотыми трещинами. На это уходит много сил, очень много. Змеи слишком быстро истощаются, сияние птицы на исходе. Я впервые жалею, что с нами нет Передающей. Она могла бы передать мне силу кристалла…

Серый кокон еще слишком плотный. В нем нет прорехи, сквозь которую я могла бы проскользнуть. Змеи отдают мне силу до капли и становятся похожи на обескровленные шкурки. Птица меркнет, лишь голова и клюв еще сияют золотом, но этого мало, ничтожно мало! Не пробиться…

Волной накатывает отчаяние. Все старания зря… О, Маар, как же жаль, что у нас нет Передающей! Помоги мне, Великая! Помоги!

Когда силы у меня остается лишь на то, чтобы завершить ритуал, рядом с моей птицей появляется еще один дар. Он многолик и полнокровный поток его силы пестрит образами, но вопреки этому он един. Его силы хватит разрушить большой город, не только взломать защиту сарехского священника. Но этот дар не порабощает меня, не навязывает волю, а помогает. Он позволяет мне завершить начатое. Древний и мудрый дар, праматерь даров вслушивается в меня…

Я с признательностью впитываю подаренную силу, отмечаю, как постепенно оживают змеи, и продолжаю разрушать заклинание.

Защита спадает, и многим странностям находится объяснение. Знакомство Сегериса и принца удивляет не только тем, что беседа ведется в закутке какой-то захолустной таверны, но и тем, что это Его Высочество передает сареху рекомендательное письмо. Краем глаза замечаю на сургуче незнакомый символ, чашу, полную звезд, но даже не догадываюсь, кто мог дать принцу такую бумагу.

— Поручившиеся за вас — достойные доверия люди, — сидящий напротив Сегерис поднимает руку и расплавляет в пламени свечи сургуч, а после сжигает бумагу. Сарех искоса глядит на принца, уголок рта приподнимается в чуть заметной улыбке. — Я готов оказать вам услугу. Разумеется, не бесплатно.

— Прежде, чем мы обговорим плату, я должен убедиться, что рассказы о ваших способностях не преувеличены, — твердо отвечает Его Высочество. Чувствую, он волнуется, но не хочет ненароком задеть сареха. Тот в ответ усмехается и неожиданно быстро кладет мне ладонь на запястье.

Короткая боль, словно укол иглой. Я отдергиваю руку — на коже несколько капелек крови. Возмущенно поворачиваюсь к сареху, но гневные слова больше не нужны. Маняще блестит медальон, похожий на глаз в центре снежинки, на меня волной накатывает спокойствие. Сегерис Перейский знает, что делает. Он умен, прозорлив, тактичен. Он не причинит вреда ни мне, ни Его Высочеству. Поможет во всем. Об этом хочется сказать, и я не сдерживаю похвалы священнику. Мои заверения удивляют принца, он молчит, настороженно поглядывает то на меня, то на сареха.

— Благодарю, друг мой, за лестные слова, — улыбается Сегерис. Его голос звучит мягко, приятно. Мне нравится, что он назвал меня другом, хоть мы и встретились только несколько минут назад. Этот человек располагает к себе…

Вольготно откидываюсь на стену, убираю руку с оголовья меча и окидываю спокойным взглядом таверну. Здесь мне ничто не грозит. Былая настороженность ни к чему. Кто посмеет напасть на Сегериса Перейского и его собеседников или причинить им малейшие неудобства?

— Что это значит? — хмуро спрашивает Его Высочество.

— Насколько я понимаю ситуацию, вам понадобится человек, чья подпись будет стоять на документах, — невозмутимо отвечает сарех. — Не станете же вы в самом деле сами отдавать приказы насыпать кому-нибудь яд, зайти к нужному человеку, отнести посылку…

Его Высочество осторожно кивает.

— Теперь у вас есть такой человек, — подытоживает Сегерис.

— Не хотелось бы мне в какой-то момент стать таким удобным человеком для вас, — убирая руки со столешницы, холодно отвечает принц.

— Это часть моих обязательств, — спокойно поясняет священник. — Услуги, отсутствие влияния на вас и тех, на кого вы укажете. Еще я огражу вас и тех, на кого вы укажете, от попыток других священнослужителей на вас повлиять. Я поклянусь в этом, призову в свидетели богов. Вы в свою очередь поклянетесь не пытаться убить меня или избавиться от меня другим образом.

Принц кажется оскорбленным, хочет возразить, но Сегерис жестом останавливает его. На губах сареха легкая улыбка, голос ясный и уверенный.

— Мы оба понимаем, какую игру вы собираетесь начать. Оба понимаем, как высоки ставки. Моя цена — место вашего первого советника.

— Я рассчитывал на деньги или земли, — хмурится Его Высочество.

— Обычно советники не обделены ни тем, ни другим, — слегка наклонив голову, сарех внимательно смотрит на принца. Тот избегает прямого взгляда в глаза, и это меня задевает.

— Мне нужно подумать, — короткий ответ, поджатые губы, сложенные на груди руки. Принц не уверен, кажется, священник его не убедил.

— Разумеется, — Сегерис ничуть не раздосадован. — Полагаю, вы просчитывали возможность убрать стоящих на пути с помощью наемных убийц.

— Конечно, — бросил принц. — Их услуги дешевле, чем назначенная вами цена.

— Это плата за успех, — невозмутимо поясняет сарех. — За четыре, возможно, за пять смертей. Вы не наивный юнец, понимаете, что после первого же очевидного убийства другие просто не последуют. Вы в лучшем случае останетесь там же, где и были. В лучшем случае. Если никто ни о чем не проболтается, а через посредников истинного заказчика не найдут. В худшем случае вас ждет казнь. Подумайте и об этом, — мягко советует Сегерис. — Когда примете решение, дайте мне знать.

— Непременно, — вежливо отвечает Его Высочество. Чувствуется, что он хотел бы закончить беседу как можно скорей. При этом настороженно поглядывает в мою сторону.

— Вам не след переживать о свидетеле нашей беседы, — с прежней улыбкой заверяет сарех. — Стоит мне его коснуться, как все услышанное из его памяти выветрится.

Принц не скрывает скепсиса, на лице явно читается насмешка. Он уверен в том, что священник просто хочет набить себе цену, что обещает невозможное, а требует поразительно много.

— До новой встречи, — кивает Сегерис. Он легко прочитал мысли Его Высочества и совершенно не удивлен.

Сарех встал, кивнул. Не полноценный поклон, а лишь дань уважения равному. Принц недовольно кривится, я же не вижу ничего удивительного в действиях Сегериса. Он обходит стол, легко хлопает меня по плечу:

— До скорой встречи, друг мой, — тихо произносит он.

Я отшатываюсь, резким движением стряхиваю его руку со своего плеча. Что за отношение? Как он осмелился? Непозволительная наглость! Я хочу отчитать сареха, как бы он ни был нужен Его Высочеству, знать грани дозволенного чужак должен! Но принц останавливает меня. Его пальцы крепко стискивают мое плечо, и я, сцепив зубы, терплю.

— Я дам вам знать о своем решении, — голос Его Высочества подрагивает от напряжения.

— Буду ждать гонца, — иноверец улыбается слишком уверенно для просителя. Это раздражает, но я не решаюсь встревать. Тем более принц этого явно не желает.

Золотая птица взмахивает крылами и увлекает меня к другим воспоминаниям. Только что пережитый разговор становится ключом к другим событиям. Они открываются моему взору послушно и легко.

Я вижу, как господин Тевр знакомится с женой господина Далибора. Среди многочисленных амулетов на ее браслете замечаю круглую бляшку с изображением чаши полной звезд. Наблюдаю, как господин Тевр вызывает начальника императорских посланников, как того зачаровывает Сегерис. Вижу, что именно господин Тевр сводит конюшего с сарехским священником. Вместе с воином продумываю, как удачней всего составить послание сарехским союзникам, которые должны отравить принца Ахфара, пока принц Ясуф вместе с приближенными проводит смотр войск в двух днях пути от столицы провинции. Расплачиваюсь с травниками, поставлявшими растения для Сегериса, веду бойкую переписку с чиновниками даркези. Именно от господина Тевра они получают яд и четкие указания, как и когда нужно отравить принца Торонка.

Поворотные моменты в истории Империи. И господин Тевр выглядит полностью виновным. Во всем.

Если бы я сейчас проводила ритуал, я забрала бы душу воина. Если бы я невнимательно вслушивалась в лекаря Снурава и конюшего, не заметила бы общую для троих мужчин бесчувственность, отсутствие переживаний. Все трое — пустоголовые куклы, лишенные способности и даже возможности думать. Они хорошо настроенные инструменты, подчиненные чужой воле, совершающие ужасные поступки без причины.

Хорошо, что господин Мирс после первого моего ритуала спросил, почему, по какой причине было совершено убийство.

Золотое сияние меркнет, сила неведомой третьей жрицы переносит воспоминания господина Тевра в кристалл. Я точно знаю, что заклятие, больше двух лет подчинявшее воина Сегерису, тоже разрушено.

Господин Тевр вымотан так, будто за неделю пешком проделал путь от Сосновки до Ратави. Как только ритуал отпустил воина, тот упал без сознания. В мир медленно просачиваются краски и запахи. Тонкий аромат благовоний, мягкий свет ламп выхватывает из темноты главного зала белые резные скамьи.

Рядом стоит на коленях Гарима. Сестра устала, но истощенной или больной не кажется. Напротив, улыбается, выглядит довольной. Как и я. Пусть болят ноги, пусть гудит голова, оно того стоило!

Улыбаюсь сестре и, положив руку с птицей на грудь, благодарю Великую. Голос Гаримы сплетается с моим в молитве. Мы обе понимаем, что без божественного вмешательства никогда не узнали бы ответов на свои вопросы.

Ритуал завершился, змеи и птица успокоились в своих шкатулках. Гарима приказала охранникам унести бессознательного господина Тевра в пустующие комнаты Передающей и попросила прислужниц оставить нас.

— Что тебе удалось узнать? — нетерпеливо спросила сестра, когда за последней женщиной закрылась дверь.

— Что принц Ясуф очень хочет править, — твердо ответила я.

— Вот как? — недоверчиво нахмурилась Гарима. — Он ведь отказался от должности наместника провинции, когда умер принц Ахфар.

— Видимо, посчитал, что это для него слишком мелко, — я пожала плечами.

Сестра задумчиво теребила серьгу, долго молчала.

— Нужны доказательства, — вздохнула она. — Очень серьезные доказательства. Неоспоримые. Принц Ясуф не тот человек, которого можно вначале арестовать, а потом искать подтверждения обвинениям.

— Если Император не решит иначе, — возразила я. — Принц собирается устроить беспорядки в столице. Опять через сарехов. Его и Сегериса нужно срочно остановить!

— Да уж, — хмуро бросила сестра и решительно скомандовала: — Поехали во дворец. По дороге расскажешь все, что видела.