Жрица богини Маар

ГЛАВА 8

Господин Тевр, новый знакомый Абиры, воспользовался приглашением через пару дней после Совета и наведался в дом жриц. С богатыми дарами для всех и историями о северных землях. Он говорил много и с охотой обсуждал с Гаримой политику, не замечая за разговором заигрываний Абиры. Та обижалась и хмурилась, старалась завладеть вниманием красивого воина, но тот так увлеченно описывал выгоды и потери от предложенного сарехами договора, что даже пропустил момент, когда Абира встала и вышла из комнаты.

Потом он, разумеется, просил прощения. Переживал из-за того, что обидел Передающую, порывался пойти к ней и повиниться лично. Но зардевшаяся Гарима сказала, что воину не стоит волноваться. Ведь удовольствие, которое господин Тевр доставил Доверенной интересной беседой, значительно перевешивает легкую досаду Передающей. Воин рассыпался в благодарностях и хвалах Гариме, куда более искренних, чем недавнее желание навестить Абиру в ее покоях.

Я не ошиблась, предположив, что господин Тевр станет частым гостем в доме жриц. Но не догадывалась, что приходить он будет вовсе не к Абире и совсем не за постельными утехами. Найдя в лице Гаримы осведомленную, остроумную собеседницу, прекрасно разбирающуюся в политике Империи и соседних стран, помощник принца Ясуфа две недели через день приходил обсудить новости. Поэтому мы с сестрами узнали о случившемся в посольстве даркези одними из первых.

Сына посла и его жену отравили.

Само по себе ужасное событие становилось еще более зловещим и опасным в свете настроя короля Даркези. Он, если верить докладу командующего западной армией, уже подготавливал почву для войны с Империей.

Убийства произошли на земле посольства, куда вход тарийцам был заказан. Потребовалось пять долгих дней и неизвестное число почтовых голубей, чтобы король разрешил своему послу впустить стражей Ратави для проведения расследования. Когда господин Тевр заговаривал о работе стражей и расследовании этих смертей, я уходила. Знала, что вскоре увижу все глазами убийцы, побываю на месте преступления вместе с ним. Слушать о сложностях, с которыми каждый день сталкивались стражи, я не считала ни полезным, ни обязательным.

После убийств в посольстве прошел месяц. Господин Тевр уехал вместе с принцем Ясуфом чуть больше недели назад, других столь же постоянных осведомителей у Гаримы не было. Она заметно поскучнела, ходила грустная и казалась потерянной. Необычно много времени проводила у себя, а когда я спрашивала, все ли в порядке, притворялась бодрой и жизнерадостно удивлялась вопросу.

Скуку Доверенной развеял гонец от Императора. Жриц Маар пригласили во дворец на собрание малого Совета.

В зале против обыкновения присутствовали не только вельможи и советники, но еще и послы. Господин Квиринг, посол даркези, будто постарел на несколько лет за прошедшие недели. Его лицо было осунувшимся, серым, в волосах прибавилось седины. Сарех, господин Далибор, то и дело поглядывал в сторону вдовца, выглядел недовольным. Сложив руки на груди, нетерпеливо постукивал пальцами по плечу. Мне чудилось, он готовится защищаться от чего-то. Встретившись с ним взглядом, отчетливо почувствовала слово “навет”. Его посол очень часто потом произносил во время собрания.

Выяснилось, что отравителем считали лекаря и травника, работавшего в посольстве даркези. Он не был тарийцем, не относился и к народу даркези. Как бы меня это ни поражало, но лекарь Снурав был сарехом. По одной этой причине посол царства считал все обвинения против соотечественника ложными, надуманными. Называл их бездарной попыткой сшибить лбами два государства. Спорил со вдовцом, со стражем, руководившим расследованием, требовал пересмотра улик. Господин Далибор защищал своего соотечественника всеми силами.

— Я уверен, мы все хотим, чтобы истинный преступник был наказан, — спокойный голос до того хранившего молчание Императора прервал очередную оправдательную речь посла.

— Разумеется! Но истинный преступник, а не несчастная жертва заговора! — резко взмахнув рукой, громогласно подтвердил сарех.

— В этом суть справедливого непредвзятого суда, — невозмутимо ответил Правитель.

— Светлейший Император намекает на жриц великой Маар? — с нескрываемым скепсисом нахмурился сарех. — Вам ведь известно, как к этим ритуалам относятся другие народы.

— Я сам заговорил об этом, обсуждая со светлейшим Императором убийцу! — выпалил господин Квиринг. — Мой король и я… мы будем удовлетворены таким судом!

— А я не позволю, чтобы подобное случилось с моим соотечественником! — сарех вскочил, ударил кубком по столу. — Мой народ считает этот обычай дикостью!

— Я советую вам быть осторожней в высказываниях, — резко отчитал посла первый советник. — Иначе нам придется усомниться в том, что вы по праву занимаете свой пост, и просить вашего государя назначить вам замену.

Господин Далибор сел, снова сложил руки на груди, насупился. Потерять место он не хотел, но и соглашаться на ритуал тоже.

— Если вы, несмотря на все доказательства, так уверены в невиновности лекаря, отчего столь отчаянно сопротивляетесь проведению ритуала? — мягкий голос Гаримы казался волшебно красивым и умиротворяющим. Она пыталась успокоить разбушевавшегося сареха с помощью дара. Судя по тому, как просветлело его лицо, ей это удалось лучше, чем строгому господину Нагорту.

— При всем уважении к вам, госпожа Доверенная, — мужчина ответил гораздо сдержанней, вежливей, — не все люди в мире верят в силу великой Маар. В ее справедливость. Ведь жрицы всегда забирают души.

— У вас сложилось такое впечатление, потому что расследования проводят очень тщательно. Со знанием дела. Перед нами предстают действительно виновные. Поэтому исключения случаются редко, — Гарима неотрывно смотрела в глаза собеседнику, а я чувствовала, как враждебность господина Далибора рассеивается, словно туман.

— Вам стоит посмотреть на происходящее под иным углом, — бархатный голос Доверенной словно заклинанием обволакивал посла. — Под весом представленных доказательств любой суд признает лекаря виновным. Любой. И любой судья вынесет смертный приговор.

Сарех досадливо поморщился, но спорить не стал. Гарима продолжила.

— Если великая Маар тоже посчитает лекаря виновным, для убийцы ничего не изменится. Его ждет казнь, как и после приговора любого смертного судьи. Вы единственный верите в невиновность лекаря, хоть у вас и нет доказательств. Но если все-таки правы вы, милостивая Маар не казнит его. Почему же вы лишаете соотечественника возможности быть оправданным богиней?

Посол вздохнул, устало потер лоб.

— Хорошо, я согласен на ваш ритуал, — буркнул он. — Радости мне это решение не доставляет, но выбора, похоже, нет.

Расследование завершилось за два дня до совета, теперь оставалось провести судебные заседания и вынести приговор. Перед жрицами, проводниками силы великой богини, представали только уже осужденные людьми. Того требовал древний закон. Как говорилось в наставлениях для жриц, милостивая Маар так учила своих детей самостоятельно принимать сложные решения, не полагаться во всем на высшие силы.

Гарима присутствовала на судебных заседаниях. Закон не обязывал ее это делать, но Доверенная очень ответственно относилась к своим обязанностям. Наблюдение за преступником и изучение обстоятельств дела помогали ей найти подход к осужденному, облегчали начало ритуала.

Я на суд не ходила. Никакие доказательства и попытки оправдаться не могли повлиять на мои действия во время ритуала. Выполняя волю Маар, я не принадлежала себе. Правда, это не защищало от снов о преступниках, души которых я забрала. За два года в Ратави их было сорок пять. Поначалу, как и говорила Гарима, воспоминания о ритуалах быстро смазывались, но последние три месяца превратились в кошмар.

Некоторые преступления словно преследовали меня. Это стало особенно заметно после того, как по просьбе сестры я стала записывать видения. Оглядываясь назад, обратила внимание на сон об убившей детей служанке. Он мучил меня больше двух недель, а после недолгого затишья сменился видением убийства молодой женщины. Действия наемного убийцы снились мне каждую ночь уже вторую неделю.

…Я осторожно крадусь по сумрачному коридору. Мягко переставляю ноги, сафьяновые высокие сапоги обошлись мне дорого, но зато шаги теперь не слышны. Внизу переговариваются служанки. Они на кухне, дверь открыта, звуки эхом отражаются от лестницы, усиливаются. Пахнет жареным мясом и острым соусом, свежим хлебом. Живот подводит от голода, сглатываю слюну. Нельзя отвлекаться. Потом поем.

Из-под двери в конце коридора просачивается свет. Стою рядом с ней, прислушиваюсь. Тишина. Легко толкаю дверь — она приоткрывается. Меня окутывает ароматом ванили и мягким, приглушенным светом.

Мне верно описали комнату. Тахта справа от входа, у стены комод. Дальше большая кровать, на полу россыпь подушек, толстый ковер. Хорошо, приглушит шаги. В центре ковра серебряный поднос с вином и фруктами. Плотные занавеси задернуты, дверь в уборную закрыта.

На постели женщина. Не тарийка. Сквозь прозрачную ткань полога видны светлые волосы, заложенная за голову рука, обнаженные груди, плоский живот, красивые ноги, золотые браслеты на щиколотках. Не нужно даже смотреть в лицо, чтобы понять — передо мной одна из самых дорогих любовниц Ратави.

Женщина, которую мне нужно убить.

Десять шагов к кровати. Кинжал уютно лежит в ладони. Резкое движение левой рукой — полог больше не помеха.

Она проснулась, в голубых глазах ужас. Ладонью зажимаю ей рот. Кинжал плавно входит под ребро…

Я вынырнула из кошмара, дернулась. Не смогла не то что встать, а голову оторвать от подушки.

Ужасный сон продолжается наяву. Но теперь я — жертва.

Чья-то сильная рука закрывает мое лицо. Не дает пошевелиться. Кручусь, пытаюсь вывернуться. Тяжесть на ногах, не могу даже дернуться.

Надо мной нависает мужчина. В полумраке черты видны плохо. Но короткая борода выдает чужака, не тарийца.

Страх сковывает так сильно, что не могу кричать. Борюсь за каждый вдох — его рука закрывает мне и рот, и нос. Рука пахнет травой и землей. Сильный палец впился в подбородок. Больно.

Его колено прижимает мою руку — браслет впился в запястье.

Сердце колотится сильно, вот-вот разорвется. По щекам бегут слезы.

— Тихо! — его шепот звучит резко, жестко. — Не дергайся! Сегодня я пришел только поговорить.

Кивнуть не могу, моргаю, не отводя взгляда от его лица. Он хмурится, смотрит мне в глаза пристально. В них вижу решимость убить. Убить меня!

— Я уберу руку. Если завопишь — прирежу, — в голосе явно слышна угроза. Он подносит к моему лицу вторую руку. Кинжал в ней отражает свет тусклого ночника.

Я смотрю на поблескивающий металл. Всхлипываю от ужаса, от приглушенных рукой чужака рыданий. Не хочу, чтобы кинжал стал последним, что я увижу в жизни!

Мужчина поворачивает мое лицо так, чтобы я снова смотрела ему в глаза.

— Успокойся! — отданный полушепотом приказ, досада на лице бородача. — Я пока не собираюсь тебя убивать. Если ты не дашь повода. Нам нужно поговорить.

Он медленно, опасливо убирает руку с моего лица. Закусив губу, чтобы ни единым звуком не нарушить ночную тишину, дышу. Не могу надышаться.

На чужака стараюсь не смотреть. Он пугает меня своей решимостью.

Он молчит, ждет, когда я хоть немного в себя приду.

Нескольких минут хватило, чтобы хоть как-то собраться с мыслями. Все повторяла про себя, что уцелею. Если буду вести себя тихо, спокойно, условно рассудительно. Пытаясь прочитать мужчину, чувствовала, что он готов пойти на убийство, но не хотел бы пачкать руки в крови. Это дало надежду.

— Ты — Забирающая? — хмуро и тихо спросил он.

Кивнула в ответ.

— Через два дня будет ритуал, — мрачно продолжил он. — Если заберешь его душу, я вернусь и убью тебя. Ты уже поняла, что охрана этого дома — не препятствие мне.

— “Его душу”? Снурава? — на всякий случай уточнила я.

— Да, — неизвестный кивнул. — Он не виноват.

— А кто тогда?

— Кто угодно, но не он, — зло бросил мужчина. — Заберешь его душу — лишишься жизни. И я не шучу.

— Во время ритуала я не принадлежу себе, — даже зная, что он не станет слушать, я попробовала объяснить. — Не управляю собой.

— Вот и я с собой не управлюсь, — усмехнулся он. — Вернусь и порежу тебя на куски. А сердце брошу свиньям. Ясно?

Эта угроза так ярко выдавала в чужаке сареха, что удивительным образом не напугала.

— Господин Далибор горой стоял за соотечественника. Но он посол, это его обязанность. А ты почему?

Он ответил не сразу. Решал, сказать правду или нет.

— Лекарь Снурав — мой отец. И он не отравитель.

— Мне жаль тебя и твоего отца, — поспешно прошептала я. — Но если богиня решит…

— За решения своей кровожадной богини ответишь ты! — перебил он.

Снова навис надо мной. В его глазах та же готовность убить, а на его лице мне чудились брызги крови. Моей крови. Вздрогнула, судорожно вздохнула. Я ощущала себя совершенно беспомощной и беззащитной. Жуткое чувство — быть полностью в чьей-то власти.

— Если ты убьешь его, я отомщу. Убью тебя. Если скажешь кому-нибудь, что я тут был, — убью тебя. Поняла?

Я кивнула.

— То-то же, — заключил он, отодвигаясь.

Он встал с моих ног, напоследок пребольно надавив на запястье. От неожиданно резкой боли из-за впившегося в руку браслета, я застонала, закусив губу. Он шикнул на меня, замер, настороженно прислушался. В доме было по-прежнему тихо.

Мужчина медленно поднялся, отошел от кровати, резким движением откинув раздражавший его полог. Подошел к окну. Остановился, прислушиваясь. Легко поднялся на подоконник. Я не смела пошелохнуться и наблюдала за тем, как он протянул руку к чему-то на стене, а потом исчез. Глухо ударили о стену цветочные горшки. Приглушенно звякнула цепь. Слышно было, как он ходит по крыше. Как удаляются его шаги от моих комнат.

Я еще долго лежала неподвижно. Хоть угрожавший мне мужчина и ушел, облегчения не испытала. Я знала, что скоро увижу его вновь.

Встала, подошла к ночнику. В тусклом свете искривившийся браслет казался кандалами. Кожа под ним была оцарапана, припухла. Не сомневалась, что уже к вечеру там появится синяк. Подбородок тоже отозвался на прикосновение болью.

Раздраженно подумала, что особым умом сарех не отличался. В его голове не шевельнусь мысль, что он своей грубостью оставляет заметные следы.

Долго воевала с браслетом — все не могла его снять. Чем больше пыталась, тем сильней тряслись руки, тем ярче вставало в памяти жестокое лицо сареха. Не помогло даже успокоительное. Меня била дрожь, захлестывало ужасом, сердце заходилось стуком, по щекам бежали слезы.

Потом пришло вызванное лекарством ощущение совершенного безразличия. Наконец заметила, что браслет не снять без посторонней помощи. Сломанный замок безнадежно заклинило. Задумалась над тем, явился бы сарех с такими же требованиями в дом судьи или палача. Угрожал бы стражу, ответственному за расследование.

Его поступок был отчаянным. Последней попыткой спасти отца. И еще раз показал, как другие народы относятся к ритуалам. В глазах сареха это была несправедливая дикость кровожадных жриц чужой богини. Желание хоть попытаться понять смысл ритуалов, являвшихся основой веры сотен тысяч людей, при этом у него не возникало.